Воспоминания пассажира падающего самолёта

  В память о выдающихся людях, упомянутых в этом рассказе. Все фамилии реальные.
 
  7 августа 1980 года для меня день особый, потому что этот день мог стать последним днём в моей жизни.
  Самолёт Ту-154, следующий рейсом Москва-Новосибирск, на котором я летел с Московской Олимпиады, чудом избежал катастрофу.
  Летние Олимпийские игры 1980 года воистину были грандиозным событием на планете, тем более игры впервые проводились на территории Восточной Европы, да ещё и в социалистической стране. Весь Советский Союз участвовал в подготовке открытия и проведения этих Олимпийских игр.
  Сборная команда города Новосибирска по военно-спортивному многоборью со служебными собаками, как сильнейшая команда Советского Союза, была приглашена для участия в параде на открытии Олимпиады-80. За два дня до открытия наша команда, состоящая из девяти человек и семи собак, прибыла на Центральный стадион имени В.И. Ленина. К нашему разочарованию чиновники из правительства побоялись выпускать собак на стадион и отменили участие нашей команды в параде. Сказать, что мы расстроились – ничего не сказать. Было очень горько и обидно осознавать, что мы оказались в стороне от всемирного праздника.  Но нам ещё предстояло выступить на чемпионате России по многоборью в Калуге, куда все мы и отправились. 
   Заняв первые места почти по всем дисциплинам и выиграв в командном первенстве Чемпионат России, мы гордые, с почётными лентами и медалями, возвращались домой в Новосибирск.
  У трапа нашего самолёта толпились пассажиры, которые по очереди поднимались в салон, а мы, спортсмены с собаками-медалистами, стояли в стороне и ждали, когда заполнится салон. Пассажиров, которые с интересом глазели на нас, было так много, более ста человек, что я, глядя на толпу, удивлялся вместимости авиалайнера. Погода была летняя, тёплая, несмотря на поздний вечер. Устав за день, я предвкушал, что сяду в мягкое уютное кресло, расслаблюсь и постараюсь отдохнуть. В свои восемнадцать лет я четвёртый раз должен был лететь на самолёте и потому немного побаивался, как и некоторые пассажиры. Страшное дело - человеческая фантазия! Хоть я и успокаивал себя, что я не один, но моя нервозность -  предполётный мандраж, всё равно давал о себе знать: внутренняя дрожь в теле, пот в ладошках. Я успокаивал себя мыслями о том, что как только я сяду в кресло самолёта, то сразу станет на душе спокойнее, но на посадку я не торопился и потому терпеливо наблюдал за убывающей толпой входящей в салон самолёта.
  Наконец бортпроводницы пригласили и нас на посадку и объяснили, что мы должны проводить наших собак через весь салон в хвостовую часть самолёта в грузовой отсек. Мы проследовали в хвостовую часть, привязали наших собак, сняли с них намордники и нагрудные шлейки с медалями, чтобы во время полёта им ничего не мешало. Наконец-то все расселись по местам и пристегнулись.
  Командир корабля поприветствовал пассажиров, а бортпроводницы объявили всем, что рады приветствовать двукратного Олимпийского чемпиона В.М., который летит с нами. Парень, сидящий возле меня, поднялся и поприветствовал всех.
«Ну уж если рядом со мной чемпион Олимпиады-80, то всё будет в порядке и не надо бояться полёта» - подумал я.
  Я протянул ему ладонь, представился и мы познакомились. Конечно, мне было очень приятно сидеть рядом с чемпионом, который был всего на пять лет старше меня.
«Прилечу домой и гордо всем расскажу, что сидел рядом с Олимпийским чемпионом» - подумал я.
  Наконец самолёт взлетел, через некоторое время выровнялся, и все пассажиры устраивались отдыхать.
  Расположившись в кресле, я думал о том, как вернусь домой и перед дверью надену ленту чемпиона России с медалями и позвоню в квартиру. Мой отец в молодости профессионально играл в футбол за клуб СКА и мне хотелось, чтобы он гордился мной как спортсменом и дрессировщиком, который воспитал одну из самых умных собак в России. И тут же я подумал о том, как переносит полёт в хвосте самолёта моя немецкая овчарка по кличке Царь. Жаль, что в салон с собакой нельзя, ему было бы спокойнее рядом со мной, да и мне тоже.
  Через два часа полёта нам были предложены еда и напитки, чему большинство пассажиров были рады. Я тоже был этому рад, потому что, честно говоря, был голоден.
  Как только в проходе появились стюардессы с тележкой, нос самолёта резко ушёл вниз, самолёт наклонился и как будто рухнул в воздушную яму. В салоне некоторые пассажиры непроизвольно произнесли: «Ух». Лично у меня появилось неприятное ощущение в голове и чувство тошноты. Самолёт начал выравниваться, а стюардессы затащили тележку с порционными продуктами в технический отсек. По громкоговорителю объявили, что самолёт попал в зону турбулентности и попросили всех пристегнуться. Из отсека, где находились бортпроводники, аппетитно пахло разогретыми продуктами и по лицам пассажиров было видно разочарование от того, что не успели покушать. А я думал: «Лишь бы больше не попасть в воздушную яму».
  И вдруг - новый провал, резкая потеря высоты и наклон самолёта вниз. Чтобы не съехать с кресел, люди упирались в впереди стоящие кресла или хватались за подлокотники. Паники, как показывают в фильмах, не было: никто не кричал, не истерил. Я бы сказал, что был всеобщий шок.  Все как будто потеряли голоса и стали говорить громким шёпотом.
  Одна из стюардесс, держась за перегородку, мужественно произносила заученные фразы:
  «Спокойно, это зона турбулентности, всё нормально, такое бывает. Оставайтесь на своих местах». Она немного заикалась и по выражению её лица было видно, что она сама напугана.
  Самолёт то резко падал, то снова набирал высоту, а я смотрел на впереди стоящее кресло, в кармашке которого лежал бумажный пакет на случай, если начнётся рвота. Боль в моей голове была сильной, и я еле сдерживался, чтобы не выплеснуть содержимое желудка. При всём при том, что мне было очень плохо, я думал о том, как там наши собаки: «Поди весь отсек уделали экскрементами и рвотой».
  Сидевший рядом со мной чемпион вёл себя очень мужественно, как будто чувствовал, что многие пассажиры наблюдают за его реакцией – если чемпион держится, то и мы не должны паниковать! Его лицо, как перед стартом, было серьёзным, но страх не выражало. Мне, глядя на него, тоже было как-то спокойнее. Самое удивительное было то, что я панического страха не ощущал, а смотрел по сторонам и думал: «Ну ведь я не один. Нас много. Не так обидно…»  Кому-то из читателей мои мысли покажутся циничными, но так было. Конечно, в голову лезли всякие мысли: «Восемнадцать лет, мало путешествовал. А как родители, сестрёнка?»  Даже про свои медали подумал.
   «Да ладно, вон у соседа две золотые олимпийские медали – гордость всего Новосибирска! Грёбанные воздушные ямы. Опять же у пилотов тоже парашютов нет. Все жить хотят. Выкарабкаемся! Дай Бог! Надо же, Бога вспомнил.  Жаль, молитвы спасительные не знаю».   
   Наконец самолёт выровнялся, но, как мне казалось, стал лететь медленнее. Моя голова, как говориться, была «чугунная». Мне было так плохо, что я даже не мог крутить головой, а свет в салоне раздражал глаза. Рядом сидевший чемпион похлопал меня по плечу и проговорил:
- Держись, Женя. Кажется, всё неприятное позади.
  Конечно, хотелось очень в это верить, но я чувствовал, что самолёт постоянно снижается, а стюардессы ничего про это не говорят.  Неимоверными усилиями я подавлял в себе рвотный рефлекс, особенно, когда вокруг то и дело было слышно: «Ияааа, яааа, ааа». Даже запах в салоне появился неприятный. Тут уж не до еды.
  Я сжал ладонями свои виски и погрузился в состояние «будь, что будет», лишь бы голова выдержала. Ух!
- Внимание, - раздался голос из громкоговорителя, - Всем пристегнуться и приготовиться к посадке, идём на снижение.
  Как мне показалось, это было радостное сообщение, потому что люди в салоне авиалайнера устали от неизвестности происходящего. Я с облегчением выдохнул: «Значит, всё должно быть хорошо. Мы приземлимся!» Время тянулось очень медленно, я посмотрел в иллюминатор и увидел, что наземные огоньки приближаются. В это время самолёт опять резко провалился и тут уже люди в салоне недовольно зароптали. Кто-то сквозь зубы громко процедил:
- Быстрей бы уже приземлиться.
- Без паники. Сядем, - прозвучал ответ и в этот момент самолёт «плюхнулся» на посадочную полосу аэродрома. Резкое торможение и пассажиров качнуло так, что некоторые ударились в впереди стоящие кресла.
  Через несколько секунд в ещё двигающемся самолёте забегали бортпроводники и со словами: «Спокойно, сидите на местах», потребовали закрыть шторки иллюминаторов. Они сами были сильно возбуждённые и только повторяли дежурные фразы: «Всё нормально, всё будет хорошо, приземлились. Оставайтесь на местах, не отстёгивайтесь». Они, конечно, молодцы, но, суетились излишне много. И это суета показывала, что они сами были напуганы.
  Самолёт стоял неподвижно на полосе, а все пассажиры, осознавая, что произошло что-то непредвиденное, сидели пристёгнутые в салоне. Длилось это минут двадцать или больше. Люди в салоне молча ждали дальнейших указаний и посматривали друг на друга. Стюардессы ходили по проходу и «проявляли» заботу о пассажирах.
  По громкоговорителю объявили, что через несколько минут будет высадка пассажиров и что всю фото и видеоаппаратуру необходимо оставить в салоне. С собой взять только самые необходимые личные вещи: очки, средства личной гигиены, медикаменты. Естественно, люди стали вслух произносить: «А что, дальше не полетим? Интересно, куда нас посадили? Куда мы прилетели?»
  Организованно, без спешки и суеты, командир авиалайнера и его помощники стали выводить пассажиров из салона, а бортпроводники следили за тем, чтобы пассажиры ничего лишнего с собой не взяли, постоянно предупреждая всех, что всю фото и видеоаппаратуру с собой брать нельзя.
- А как же наши собаки? – спросил руководитель команды И.В. Дубсон.
- Собаки остаются в техническом отсеке, - был ответ.
  Когда мы спускались по трапу самолёта, то нас уже ждали два двухсалонных автобуса «Икарус» («гармошки») с закрашенными окнами. Вокруг самолёта была почти полная темень, а место высадки освещали два или три прожектора. Я покрутил головой, но кроме нескольких далёких огней ничего не увидел. Никакого аэропорта и в помине не было. И никто из пассажиров не мог понять, где, в каком месте мы находимся.
  «Если смотришь и ничего не видишь, надо лучше присмотреться» - вспомнил я чей-то афоризм.
«Странное место», - подумал я, - «но да ладно, главное, на земле стою. Приземлились!»
   Первую партию пассажиров полнёхонько загрузили в автобус и повезли в темноту. Через несколько минут мы остановились возле здания, которое представляло собой бетонную коробку с проёмом для входа, без дверей.
- Пожалуйста, все проходите внутрь здания, - услышали мы голос человека, который появился ниоткуда и явно с нами не летел. - Сейчас всем будет предложено кофе, чай и бутерброды. Когда все соберутся, мы обо всём всех проинформируем.
   Здание внутри тоже было без отделки, голый бетон. На полу стояли три светильника, направленные на потолок, которые были подключены через удлинители.  Сухое бетонное помещение с низкими перегородками и без окон. Через минуту подъехал второй автобус и выгрузил пассажиров и двух девушек-бортпроводниц. Стюардессы тут же стали проявлять заботу о пассажирах, расспрашивая, кто и как себя чувствуют, кому нужна помощь, медикаменты и тут же проговаривали, что нас сейчас накормят горячими бутербродами с кофе и чаем. И действительно, подъехал «Москвич» с фургоном, из которого вышли двое мужчин и стали доставать термосы и коробки с бутербродами.
   К моему удивлению, большая часть пассажиров накинулась на бутерброды и напитки.
  «Недавно ещё половина из пассажиров с жизнью прощалась, другие рыгали, а теперь халявные бутеры уплетают», - подумал я. 
  «А может, так и надо - быть пофигистом. Мне вот в рот ничего не лезет, голова дурная, до сих пор подташнивает, хоть я и спортсмен, а кого-то ничего не берёт, даже страх».
   Когда трапеза завершилась, в здание вошли члены экипажа, и командир нашего судна объявил, что из-за технических неполадок самолёта мы были вынуждены сесть на запасной аэродром.
- Как только техники устранят неполадки, мы продолжим полёт. По времени это займёт один-два часа.
  Часть пассажиров заявили, что дальше не полетят. Стюардессы переписали их фамилии, сказав, что представители Аэрофлота будет решать этот вопрос.
   Примерно через час всех оставшихся пригласили в автобусы и подвезли к самолёту. Наш тренер В.Т. Серебрянский подошёл к командиру авиалайнера, который следил за посадкой, и попросил разрешения выгулять собак. К удивлению, разрешение было получено, и после того, как все пассажиры уселись на свои места, мы прошли в хвостовую часть и, о чудо, наши собачки радостно встретили нас, поскуливая и виляя хвостами.  Собаки были в порядке и даже не напакостили. Мы вывели их наружу и выгуляли в темноте под фюзеляжем самолёта. Когда мы вернулись с собаками в салон, никто из пассажиров не возмущался, а некоторые даже одобрительно улыбались. Я был абсолютно уверен, что руководитель нашей команды Иосиф Арамович Дубсон поведал пассажирам о том, что мы чемпионы СССР и России и были приглашены на Олимпийские игры.
  Самолёт взлетел и через полтора часа приземлился в Новосибирске. К нашей радости, а мы уже были сильно уставшие от переживаний и недосыпания, за нами приехал «РАФик» (микроавтобус РАФ-2203) и нас стали развозить по домам. Водитель поведал всем, что нам очень повезло прилететь рано утром, потому что вчера днём, седьмого августа, в Новосибирске была буря с сильнейшим ветром, который срывал крыши с домов, валил деревья, столбы, а мощный проливной ливень затопил половину города.
  Знал бы водитель, как нам повезло, и кто бы кому позавидовал!
   Через час мы с Царём стояли перед дверью нашей квартиры, обвешанные медалями и ждали, когда кто-нибудь откроет дверь.
   Когда тебе восемнадцать лет и неприятности уже позади, то жизнь прекрасна, а все экстремальные ситуации – это приключения!