Таганрогский детектив. Амазонка. Возвращение. Ч. 2

  Лисиппа получила письмо из России. Ей лично в руки вручил его посыльный от почтмейстера господина Фарино, с которым она вела дружбу вот уже четыре года. Платила ему за расходы, чтобы письма, адресованные ей, передавались только через спецпосланника, но, никак не в общий в их доме почтовый ящик. И, на протяжении вот уже четырех лет, это происходило неукоснительно.

  На конверте стоял штемпель Таганрога, а в адресатах неразборчивая подпись.

  - Не от Гриши. – Подумала она с тревогой, и открыла конверт. В конверте лежал лист «Таганрогского вестника», сложенный вчетверо. – Странно… Что это может значить?

  На развернутом листе, среди заголовков, стояла рубрика «Самое интересное. Из дружественных нам газет». Под этим заголовком была небольшая статья, обведенная по кругу красным карандашом, под названием «Бывает и такое». Информация взята из газеты «Харьковские губернские ведомости».

   «В ночь на торжества по поводу окончания и вручения дипломов студентам Харьковского университета, прямо с банкета пропала девица, дочь некоего купца и бизнесмена из Таганрога Кавернина Елизавета, выпускница исторического факультета. Обеспокоенный отец обратился в полицию за помощью. Всю ночь группа полицейских пыталась ее разыскать, пока к утру не явился от нее нарочный и оповестил, что с ней все хорошо, она находится в таком-то номере гостиницы «Астория» и спит.


  Когда полицейские с ее отцом вошли в номер, то увидели ее в постели, вместе с выпускником того же университета, бароном Григорием Филипасом. Он был раздет до нага и сладко спал.
С трудом разбудив негодника, отец стал предъявлять ему обвинения в том, что он совратил его дочь и теперь обязан на ней жениться, в противном случае, ему из порядочных людей никто и руки не подаст! На что Филипас Г. ответил, что не имеет такой возможности, по причине его обручения с княжной Лисиппой Карсан. И, что его, по всей видимости, чем-то опоили, он ничего не помнит, как здесь очутился и что с ним происходило после банкета. Он не понимает почему раздет. Мыслей совращать Л. Кавернину у него отродясь не было. Тем более спать с ней! Требует своего поверенного и тщательного полицейского расследования этого темного дела.
 
  Достоверно известно, что господин Филипас и мадмуазель Кавернина сидели рядышком на банкете, пили шампанское, а после вместе вышли в сад и пропали. Так же известно, что отец Е. Каверниной готов по расторжении обручения, выплатить господам Карсан полную стоимость приданого с процентами, полученного женихом. Только бы заручиться его согласием на немедленный брак с его дочерью. Но, барон, отверг это предложение, сказав, что не видит за собой никакой вины и требует немедленного расследования этого темного дела.

  Что ж, господа! Будем с интересом следить за столь нашумевшей историей о двух молодых людях из нашего Таганрога. До следующего номера!»

  У Лисиппы по щекам медленно потекли слезы.

  - Гриша! Что они с тобой сделали? Как они могут? Как она может… Ты ведь не мог сам? Не мог…

    Григорий прошлым летом приезжал на каникулах к ней во Францию. Они были так счастливы! Гуляли по Парижу. Прекрасные виды Монмартра, узкие улочки, светящиеся рекламы и окна домов, уличные ресторанчики, луна меж серых облаков, свежий ветер и поцелуи. Все это в ее памяти было еще так свежо, так щемяще мило и тайно. Они любили друг друга и никто, как казалось, не мог им помешать. Она думала, что хотя бы это в ее жизни не может разрушиться! Это было ее мечтой, ее стеной, ее основанием – их с Григорием любовь и общее будущее.

  Он приехал к ней именно тогда, когда она была в состоянии сильной скорби. На исходе зимы, внезапно, умерла ее мать. Им с отцом сообщили, что Галина Мефодиевна покончила жизнь самоубийством. Отравилась большой дозой «Лауданума».

  Сообщалось, что хозяйская спальня была заперта на щеколду, на столике стоял ее любимый графинчик с отваром яблок. Лиса знала, что мать любит ночью попить воды, или чего-нибудь еще, и наливала себе на ночь обязательно. Пустая склянка с каплями валялась под столиком, а на столе стоял стакан с наполовину выпитым компотом, в котором была огромная доза снотворного. Ее горничная клялась, что мать сама закрыла дверь в спальню и уснула.

  После того, как ее утром обнаружили мертвой в своей постели, было установлено, что ее никто ночью не посещал, никаких видимых повреждений на теле нет. Не оставила она никаких записок и приказаний, с вечера была спокойна.

  Лисиппа не поверила в то, что ее мать, такая жизнерадостная, веселая и живая, могла ни с того, ни с сего покончить вот так свою жизнь, не оставив даже записки своим сыновья, мужу и ей! Она просто так уйти не могла! Лисе было так плохо, так скорбно, так невыносимо сознавать, что она свою маму больше никогда не увидит, что ее уже похоронили, пока шло это запоздалое письмо от их поверенного. Она была так возмущена таким расследованием полиции ее смерти, что с неделю не выходила из своей комнаты и ничего не ела. Она подсознательно понимала, что мать убили! Но кто и почему?

  И тут приехал Григорий. Он оживил ее и дал ей надежду на исправление того, что полицией не сделано. Подарил ей смысл ее дальнейшего существования, подарил опору и защиту.

  И вот, новый удар судьбы! У нее пытаются отнять последнее, самое нужное и необходимое… За что это ей? В чем она виновата? – Нужно срочно возвращаться домой.
 

                Гл.2

  Лисиппа в последнее время редко бывала на половине отца. Она просто не хотела видеть эту женщину, слышать плач ее младенца. И думать плохо об отце, особенно после сообщения о смерти матери.

  - Не осуждать, это главное. – И старалась, как могла. На ее стук в дверь его кабинета, услышала тихое - войдите. - Атаман сидел за столом и что-то писал. В последнее время он похудел, после известия о смерти жены, заметнее, стал стареть. Морщины на лице более углубились, взгляд потух.

  На появление дочери, в глазах засветился интерес, легкая улыбка смягчила выражение лица.

- Лиса, рад, что ты зашла. Я уже так соскучился. Не избегай меня, прошу, мне одному очень тяжело. По ночам мне снится моя Галю. Она приходит и просто стоит, смотрит и ничего не говорит. Не отвечает на мои вопросы. Я не знаю, что с этим делать!

  - Батюшка, я вас не избегаю. Просто мне не хочется видеть вашу женщину. Мне это трудно, после смерти мамы. Я пришла к вам с новым, не очень хорошим известием. Вот лист «Таганрогского вестника», который мне Бог весть, кто прислал. – И она положила на стол газету.

  Атаман взял лист и внимательно прочитал отмеченный в нем текст. Потом оторвал от стола ладони и закрыл ими глаза. И так сидел какое-то время, не меняя позы и ничего не отвечая.

  Батюшка, я хочу немедленно вернуться в Таганрог. Я не могу отдать им Гришу. Вы же понимаете, что это все проделки Лизаветы. Она всеми силами пытается у меня его отнять! И, я должна расследовать причину смерти мамы. Даже если до нее дошло известие, что у вас другая женщина, она не могла вот так, молча, ничего не говоря, убить саму себя! Вы ведь тоже в это не верите?

  Карсан и сам много думал, анализировал и размышлял над этим вопросом. - Убить себя, для Галины, было неприемлемым актом ни при каких обстоятельствах. Глубоко верующая и воцерковленная, она бы никогда не решилась поднять на себя руку! Ее убили! - Она приходила к нему во снах, укоризненно смотрела, ничего не отвечая на вопросы. И со всем этим он потихоньку сходил с ума. – Вот, еще одно несчастье, Григорий попал в ловушку к купцам Каверниным.

  Он открыл лицо, встал из-за стола и подошел к дочери. Сердце его рвалось на части, как же он ее любил! И как боялся потерять!

  - Лиса, да разве же я против отпустить тебя домой? Но ты же понимаешь, что мне сейчас никак нельзя ехать с тобой. У нас с Ираидой родился сын. Как он может вынести дальний путь морем? Ему всего месяц? И я не могу их здесь бросить одних!

  Я в первый раз в жизни не знаю, что делать!

  Лиса видела растерянность отца, скорбь и озабоченность на его лице. Любовь и привязанность к нему в это мгновение полностью зачеркивало его измену матери и обиду за нее. Она подошла к отцу, обхватила руками его шею. Прильнула к его груди и услышала в ответ на это тихие рыдания. Она впервые видела, как грозный атаман Карсан плачет.

  - Не расстраивайся. Я сама попробую найти выход из этой ситуации. У меня есть знакомые из России. Возможно, кто-то из них планирует вернуться домой. Я найду себе сопровождение. Береги себя, пей капли, которые доктор тебе прописал! Я буду чаще приходить на твою половину.

  Дом, который снимали Карсан в Париже был огромен и разделен на два крыла. К нему прилегал довольно обширный парк, в котором можно было гулять без всякой опаски и днем и ночью. Все поместье хорошо охранялось.

  Лисиппа вышла от отца в парк. Свежий воздух весеннего вечера освежал. Она глубоко дышала и размышляла о том, что может вот так же внезапно потерять и отца, как мать. Ему тяжело, а она никак не может его простить. И какое право она имеет его в чем-то осуждать? Что она по-сути о нем знает? Это же как у него в душе должно болеть, чтобы он, генерал, атаман, прошедший дорогами войны, столько переживший, плакал?

  Ираида… Лисиппа тогда, во время отъезда не понимала, зачем отец взял их управляющую хозяйством, молодую пышную красавицу – казачку Ираиду с собой во Францию? А мать оставил одну, с братьями, управлять домом и торговым бизнесом. И только тогда, когда ее горничная Глаша как-то раз сказала ей: – Лисиппа Хрисанфовна, обратите внимание, Ираида беременна. -  Поняла зачем.

  И, когда Ираида родила мальчика, у Лисиппы с отцом состоялся не очень приятный разговор.

 - Лиса, прости меня! Я же мужчина, не мог же я ради поддержания собственного здоровья искать для этого по городу куртизанок. Но, поверь, я люблю свою жену. Главное, ты меня прости и пойми, ты ведь уже взрослая. Вот, так получилось. Держи это в тайне от матери.

  Она это приняла. Просто перестала бывать на половине отца. В сердце засела обида за мать. Она любила своих родителей и никак не могла разделить эту любовь. Они в ее душе были одним целым. Предательство принять было невозможно. А после внезапной смерти матери появились страшные догадки, что это никакое не самоубийство, а убийство. И причиной могла быть именно Ираида.

  Дорожка парка, ведущая в левое крыло дома, в котором жила Лисиппа, петляла меж раскидистых вязов, лужаек с цветами синей пролески на зеленой траве и небольшим озером, в котором цвели кувшинки. Она очень любила здесь бывать. Сидеть у озера на одинокой скамеечке вечерами, слушать заливистые трели лягушек и вспоминать море, Гришу, выходящего из золотых волн, цветущую степь, свой дом и маму. Как же все это было далеко сейчас от нее!


                Гл. 3

  Солнце клонилось к закату, покрывая плывущие по небу облака и запад розовой дымкой. Лиса встала со скамейки и пошла к дому.

  - Лисиппа Хрисанфовна! – Услышала она голос бегущей к ней Глаши. – Я битый час ищу вас. Там в приемной князь Потоцкий дожидается. Как всегда, с букетом роз. Где же вы были, так долго? Я стала уж беспокоиться…

  - Глафирушка, со мной все хорошо, я гуляла у озера. Сейчас примем князя!

  В просторной гостиной на зеленой кушетке сидел статный, элегантно одетый молодой человек. Огромный букет белых роз лежал рядом на кофейном столике.

 - Лисиппа Хрисанфовна, добрый вечер! Я уже отчаялся увидеть вас сегодня! – Воскликнул князь, вставая с кушетки и прикладываясь к ее руке в ажурной перчатке.
 - Отчего же, Борис Александрович? Для чего я вам понадобилась этим вечером? Я гуляла в саду, никого не ожидая. – Сказала она, снимая легкую накидку и кидая ее на руки Глаши.

  - Я послан к вам от нашего дворянского Общества во Франции с приглашением на очередной прием с банкетом и балом. Вот пригласительные для вас и Хрисанфа Измайловича. Руководство Дворянского Собрания поручило мне узнать, что с вами и не нужна ли какая помощь? Лисиппа, дорогая, да и я просто соскучился по нашим прогулкам, очень хотел увидеть вас. И узнать о вашем здоровье. Уже месяц вы никого не принимаете и нигде не появляетесь. Ответ ваших слуг один: - она больна! Ах… простите, это вам. – И он подал ей букет роз.

  - Борис Александрович! Как видите, я здорова и с радостью принимаю вас. Благодарю за цветы и заботу. А что касается помощи, она сейчас мне действительно нужна.

- Пройдемте в мой кабинет, друг мой, я вам все расскажу. Глашенька, будь любезна, скажи горничной принести нам чаю и печенья?

  В скромном кабинете с бордовыми портьерами на окнах и черной мебелью, царил вечерний полумрак. Лисиппа зажгла свечи. Они приятно смягчили линии полок, уставленных книгами и письменный стол с приборами.

  - Присядьте, князь.

Он послушно сел, она уселась рядом на мягкий диван у стены. Он внимательно разглядывал ее. – Она сильно похудела, лицо бледное, но, голубые глаза сверкают, как драгоценный сапфир! И, не смотря на явные признаки каких-то сильных переживаний, ее красота завораживает. – Подумал он.

  Вошла горничная, поставила поднос на столик рядом и вышла. Лиса налила горячего чаю себе и князю.
 
  - Угощайтесь.

  - Благодарю.

  - Лисиппа! Что у вас случилось? Расскажите. Вы ведь знаете, что мне далеко не все равно, что происходит с вами и вокруг вас. Можете быть уверены, что все, что я тут услышу, никогда не выйдет за пределы нашего с вами общения!

  Она молча пила горячий чай, обдумывая, как объяснить свою проблему, не затрагивая главных причин столь резкого желания отправиться на родину.

  Он терпеливо ждал.

  - Борис Александрович, мне срочно нужно вернуться домой, в Россию. Отец по определенным причинам не может ехать со мной. Я просто не знаю, как это сделать? Я осталась одна со своими проблемами. Совсем одна…

   Он взял чашку, сделал глоток. – Лисиппа, назовите причину столь сильного желания срочно ехать? Поверьте, мне можно доверять, я готов сделать для вас все, что в моих силах и даже более! Но я не могу действовать в полном неведении. А вы, как я понимаю, не решаетесь мне довериться.

   - Несколько месяцев назад у меня внезапно умерла мама. Полиция ставит причиной ее смерти самоубийство. Наш поверенный пишет, что ее даже запретили хоронить в пределах городского кладбища и не дали отпеть. Я не верю в самоубийство! Она не могла, она была глубоко верующей, а это … - У Лисы на глазах показались слезы. – Простите…

  Князь вынул из переднего кармана своего сюртука платок и подал Лисе. Она вытерла глаза и сделала над собой усилие – успокоиться.

  - Ею не оставлено даже записки. Она не могла просто так уйти, ничего не сказав своим детям на прощание, ничего не объяснив. Ее убили. И я полагаю, причина…

  Лисиппа замолчала. - Как она вот сейчас сможет говорить об отце? Их семейные дела вынести напоказ?

  - Я знаю, почему вы остановились и не можете продолжить свой рассказ. Я достаточно осведомлен о том, что происходит у вас в семье. У вашего отца любовница, и месяц назад она родила ему сына. А вы предполагаете, что ваша мать узнала обо всем этом. И это стало причиной ее смерти. Но, не верите, что она могла наложить из-за этого известия на себя руки? Я прав?

  Лиса удивленно подняла на князя глаза, платочек выпал из ее руки на пол. Он встал с дивана, поднял платок, встал против нее и, глядя прямо ей в глаза сказал: - я все это понимаю, ваше рвение найти правду, вернуть матери ее доброе христианское имя и положение в обществе. Но, Лисиппа, это все не является причиной столь резкого желания срочно ехать в Таганрог, одной, без сопровождения, все это может подождать.  Назовите истинную причину?

  Она опустила глаза и сидела молча. – Что ж, тогда я продолжу! Вы знаете, что я, как и вы, некогда, закончил Сорбонну, только юридический факультет. И я достаточно известный в Париже адвокат. Для меня узнать тонкости того, что происходит с людьми, которые меня интересуют ничего не стоит. И тем более понять причины их поступков тоже. Это моя профессия, и у меня в этом ремесле огромный опыт. А вы, и те, кто вас окружает, для меня крайне небезразличны. Я люблю вас! И готов сделать все, чтобы не только помочь, но и сделать вас счастливой. Вы отказали мне в предложении стать моей женой. Но, оставили мне надежду быть вашим другом. Так не лишайте же меня своего доверия хоть в этом!

  Лисиппа подняла на него глаза. Встала, открыла секретер, вынула из ящика лист «Таганрогского вестника» и молча подала князю.

  Он прочитал, и улыбка подняла уголки его губ. Лисиппа вспылила. – Вам смешно?!

  - Я просто представил все это в реале, не могу удержаться… Кто эта дама?

  - Моя бывшая подруга. В лицее сидели за одной партой. А потом они с Григорием учились в Харькове в одном университете. А до этого, она призналась мне в любви к нему и требовала, чтобы я, ради нее от него отказалась. Он был крайне беден и, закончив лицей, не имел средств продолжить учебу. Ее родители, известные у нас в городе купцы, очень богатые, прислали к его матери сваху с предложением жениться на их дочери, и, после обручения давали за это огромное приданое. Они - купцы с подобным предложением к барону?!

  - Я не отдала ей Гришу. Мы обручились. Отец назначил моему жениху половину приданого до венчания. А сейчас, она, видимо, боится, что я вернусь и ее надежды отнять его у меня окончательно рухнут. Такое придумать! И на такое решиться…
  - Да… Теперь понятно ваше нетерпение вернуться домой. А почему вы уехали во Францию? Оставили его там одного?

  - Борис Александрович, это ведь никак к делу не относится? Позвольте хотя бы об этих причинах умолчать?

  - Дорогая, вы одна сплошная загадка! Хорошо. Будем думать, как помочь вам. Я принес вам с отцом пригласительные на прием в Собрание. Думаю, вам следует этим воспользоваться. Нас всегда посещают моряки с кораблей, пришедших из России. Возможно, вы сможете встретить там кого-то из них, и договориться доставить вас до Одессы. Ну, а там уж до Таганрога рукой подать!

  - Да, я этим непременно воспользуюсь. Благодарю! Но, папа вряд ли сейчас сможет сопровождать меня на прием. Мне даже не с кем туда пойти.

  - Лисиппа, а я на что? Мой экипаж в субботу вечером будет ждать вас у центрального входа. Мы идем туда вместе!

  - Борис Александрович, вы даже не представляете, как я вам благодарна! – На ее лице засияла улыбка.

  - Милая моя, за одну вашу улыбку можно жизнь отдать! А знаете что? Я буду сопровождать вас сам в этом дальнем плавании. Не могу же я вас отпустить одну в столь опасный путь? Мои родители постоянно пишут из Москвы с просьбой приехать повидаться с ними. Что ж! Плывем вместе до Таганрога, а потом я уеду в Москву. Об одном только прошу вас, давайте возобновим наши совместные прогулки по городу? Это будет наградой за мое содействие? Я по вам очень скучаю… Вы согласны?
                Гл.4
               
  Атаман Карсан оформил Лисиппе специальный паспорт для ее самостоятельного путешествия по Франции и далее до России, отметив сопровождающего ее мужчину, как жениха. Женщинам не позволялось без сопровождения родных и близких путешествовать. Князь Потоцкий против этих мелочей ничего не имел. А был этому только рад.

  Дорога из Парижа до Марселя была поездом. А далее, планировалось, на торговом французском судне до самого Таганрога. Князь, вдобавок ко всему, рассчитывал в Константинополе, встретить какое-либо наше судно, если в Марселе не найдется прямого рейса. Ибо, заранее, найти таковое не удалось.

  Всю поездку распланировать сразу не получилось. Но Лисиппа, так была устремлена вернуться домой, что эти трудности ее нисколько не пугали. Она готова была весь этот путь проделать самостоятельно. Никто не знал, сколько по времени займет путешествие вдоль всей Франции, и по четырем морям. Лисиппа мечтала - за месяц.

  С Лисиппой и князем вместе ехала ее бывшая горничная Глафира. В свое время, еще там, в Таганроге, перед поездкой во Францию, Лисиппа предложила ей хорошую сумму приданого. С предложением выйти замуж, создать семью и жить самостоятельно. На что Глаша отреагировала полным отказом.

  Она плакала и просила не оставлять ее здесь одну, взять с собой. Говорила о том, что не хочет замуж совершенно, ибо, не верит в семейное счастье, насмотревшись на то, как ее отец истязал мать, и что творилось в их семье. Что у нее нет любимого. И, что она любит Лисиппу, как родного человека и не хочет с ней расставаться. И, попав в их семью, только тогда почувствовала себя счастливой, и будет Атаману, за то, что он взял ее на услужение благодарна по гроб жизни.

  Глафира оказалась очень любознательной и талантливой девушкой. В короткое время сумела выучить французский язык, свободно говорить и писать на нем. В Таганроге, в свое время, она ходила в школу для малоимущих детей и окончила ее успешно. Справку умудрилась взять с собой, что в последствии, после овладения французским, позволило ей поступить на курсы медсестер при университете. Лисиппа оплачивала ее учебу, в счет приданого. И часто брала в свои ассистенты при практических занятиях в операционной.

  Глаша стала ее первой близкой подругой и компаньонкой, которой она доверяла свои тайны и планы.

  На перроне, перед поездом, Атаман Карсан, прощаясь, обнимал дочь.

  - Лиса, ты уверена, что Григорий не изменил тебе? Мужчины, особенно молодые, очень слабы в этом. Как ты к нему рвешься! А, если то, что писали газеты чистая правда? Я бы на твоем месте не терял князя. Очевидно же, как он тебя любит! Решиться ради тебя на такое путешествие… Это дорогого стоит.

  - Я верю Грише. Он ни в чем не виноват!

  - Да от куда у тебя такая вера?

  - Вам этого не понять, отец! Вы так любить не умеете!

  Последние слова дочери больно ударили его в самое сердце.

  - Я один во всем виноват! Я один виноват в смерти мой Гали.  Я один… И не позволю, чтобы ее считали негодной, самоубийцей. Она не могла это совершить! Хватит жалеть Ираиду! Она точно приложила к этому руку!


По возвращению с вокзала, он вызвал к себе Ираиду. Она с ребенком на руках вошла в его кабинет.

 -  Отнеси ребенка няньке и приходи, есть разговор. – Чуя неладное, она несмело вошла повторно.

 -  Хрисанфушка, что случилось?

  - Не смей меня так называть! Так называть меня имела право только моя Галю, а кто ты такая? А теперь скажи мне, ты писала о том, что беременна кому в Таганрог?

  - Да что вы, Хрисанф Измайлович! Вы же мне запретили. – Она опустила глаза долу и так стояла, не шелохнувшись и вся покраснев.
  Он протянул руку к стене, снял с гвоздя казацкую наградную саблю, вынул ее из ножен. Подошел к Ираиде и приказал: - на колени!

  Она молча опустилась, не поднимая глаз. Он поднял ее лицо и, глядя ей прямо в глаза сказал: - говори честно, кому писала, иначе, за ложь, я тебе сейчас голову отрублю! 

  Она молчала, по ее щекам медленно потекли слезы. Атаман взмахнул саблей, Ираида истошно вскрикнула: - нет!! Не рубите, ваше превосходительство! Все скажу. Сообщила сестре, когда деньги родным пересылала.

 -  Какая же ты дрянь! Я только об одном тебя просил, никому о том, что мы вместе не говорить! За то, что ты даже и этого не смогла, ты после моей смерти ничего не получишь! Как была в моем доме служанкой, так и будешь отныне! И более не смей приходить в мою спальню!

  - Завтра же мы обвенчаемся, ради сына. Лишь только для того, чтобы его никто никогда байстрюком не посмел назвать. Он моя кровь, ему мое имя и мое наследство. А ты служанка при нем, запомни это навсегда! А о смерти Гали я еще разбираться буду, дальше…

  Ираида вся в слезах, схватила его за полы халата: - прости меня, окаянную, мой господин! Прости, если сможешь! Дура я, не ведала, что будет беда! Все выдержу, все приму, только не гони от себя! Ничего мне не надобно, лишь бы быть рядом, люблю я тебя… Ох, как люблю!

  Атаман убрал саблю в ножны и махнул на нее рукой. – Уйди от греха! – А про себя подумал: - они, бабы, и впрямь, умеют любить нас так, как не умеем мы.

 
                Гл.5

  После окончания Харьковского университета, юридического факультета, Григорию Филипасу, как потомственному дворянину, имеющему высшее образование, было присвоено звание коллежского асессора.

  Посланный в университет по рекомендации Градоначальника от городского Управления, он имел право, даже без положенного остальным пятилетнего стажа в полиции, занять должность заместителя полицмейстера. Или стать адвокатом. Мечты о сыскном деле манили Григория в полную силу.  – Да мне хоть бы урядником стать! – Думал он!

  Таганрог задыхался от нехватки специалистов такого уровня в полицейской системе. За четыре года учебы Григория, в городе, в этом плане, ничего не изменилось. Не завершенных дел было полно, расследования преступлений велись спустя рукава. Процветало взяточничество. Дела закрывались - лишь бы поскорее закрыть.

  Вот и семья Карсан пострадала. Григорий пытался вмешаться в дело о смерти Галины Мефодиевны. Обращался даже к уездному исправнику со своим протестом о том, что дело до конца не расследовано, его нельзя закрывать и объявлять княгиню Карсан самоубийцей! Но, полицмейстер, поставил запрет на его вмешательство, объяснив это тем, что он пока еще не полноправный член семьи Карсан, и не имеет никакого права протестовать и вмешиваться. Тем более, что сам всего лишь студент. – Мол, что бы ты понимал?

  А братьям Лисиппы было не до войны с полицией! Они были все в своем бизнесе и в море. Единственное, что они сделали – опротестовали запрет хоронить мать за пределами городского кладбища. И похоронили ее в семейном склепе.

  Дворянское Собрание и полицейское Управление Губернии, прочило Григория, после окончания университета на должность заместителя Полицмейстера города. Тем более, что старик собирался в отставку. А рекомендации бывшего Градоначальника Палецкого, поставить Григория на это место, имели в Управлении большой вес.

  И тут случилось нечто! Казусом это назвать язык не поднимается! В ночь на торжества об окончании университета, Григорий, опоенный Бог весть чем, во время праздничного банкета, чувствуя, что ему плохо, выходит в сад. И помнит только то, что его, теряющего сознание, берут под руки два крепких детины. И все, далее полный провал.

  Приходит в себя он от сильных ударов по лицу. Открывает глаза и видит перед собой широкую, обрюзшую и страшную физиономию купца Кавернина, который орет, что он соблазнил его дочь. Вокруг полиция, рядом в пеньюаре Лизавета, дочка купца, с открытой грудью, и он сам, в постели какого-то номера гостиницы, совершенно голый.

  Мало того, вдруг, как из табакерки, в номере появляются журналисты. Он, видя свое жуткое положение, и совершенную беззащитность в этот момент, не мог даже их выдворить и запротестовать. Единственное, что он смог - сконцентрировать свое плывущее от наркотика сознание, и в ответ на призывы жениться на Лизавете Каверниной, защищаться. Требовать себе своего поверенного. Ему дали одеться и отвезли в полицейский участок. Там он как мог, как предполагал, объяснил свое положение и написал заявление об открытии уголовного дела, по поводу своего похищения, отравления опием на банкете и шантаже от господ Каверниных. А также, об оскорблении своего дворянского имени. Дело было открыто и началось расследование.

  На его призывы к следователю, заставить Елизавету Кавернину предоставить справку от доктора, что она изнасилована, Лизавета наотрез отказалась. Зато, сам купец, несколько раз извинялся и предлагал по-хорошему закончить дело, прервать обручение, жениться на его дочери и предлагал огромные деньги за все это.

  Григорий был оскорблен до глубины души и непреклонен. У него в голове даже мелькали мысли, нанять лихих людей и уничтожить этого отвратительного, толстого и наглого человека. Но, благоразумие брало верх. Он пока еще верил в торжество справедливости. Для чего тогда нужно было выбирать эту профессию и прилагать к этому столько сил?

  Завершением к этой внезапной беде, была статья в местной газете, красочно рассказывающая о ночном происшествии. Названы имена и титулы. Самое противное, что в этой грязи, испачкали имя его любимой Лисиппы Карсан.

   Он не предполагал, что эти люди опустятся до того, что отправят эту мерзкую статью ей во Францию. Григорий чувствовал себя совершенно разбитым и потерянным. Вернувшись из Харькова в Таганрог, узнал о том, что и здесь о случившемся газетчики не преминули написать! За своей спиной он слышал шепот. – Это тот самый барон Филипас.

  Старший брат Лисиппы отнесся к случившемуся спокойно. - Не бери в голову, я знаю, что ты перед Лисиппой чист. Пока не получил должность, бери отцовский бизнес, разбери бумаги и веди дела, иначе, без матери, все может тут разрушиться. Лисиппа приедет и все сама решит.

   Единственным утешением и опорой в это время ему была его мать. Он взял себя в руки, сел и написал о случившемся любимой подробно. В конце приписав, что будет ждать от нее самой решения, оставаться ли с ним? Он еще не знал, что Лиса уже все знает, верит ему и мчится навстречу, так быстро, как это возможно!

   Расследование дела о его похищении в полицейском отделении Харькова двигалось крайне медленно. И Григорий знал причины этих задержек. Купец Кавернин, по всей видимости, проплатил все юридические инстанции в свою пользу. Да там и расследовать было особо нечего.

  Григорий, после написания заявления об открытии дела, сразу же сдал кровь, которая в анализе показала огромную дозу опия. Но, следователь, делал дикие предположения, что Григорий мог сам его применять для своего удовольствия. Двоих мужчин, которые его доставили в номер отеля до сих пор не нашли, мотивируя тем, что метрдотель гостиницы, дежуривший в эту ночь, клялся и божился, что никого из таковых не видел. Понятно было, что и его проплатили.

  Но одна из горничных, которую опрашивал сам Григорий, сказала, что видела двух детин, несущих в номер молодого мужчину без чувств. Она шла навстречу и прекрасно их разглядела. Мало того, она видела входящую в номер за ними молодую даму, и, если будет нужно, сможет опознать их. Он попросил ее никому об этом не говорить, хорошо заплатил ей и договорился, что на суде она будет главным свидетелем. А пока пусть не болтает и поостережется.

  Дело не двигалось вот уже два месяца. Григорий понимал, что закрыть его они не могут. Ибо, претензия в оскорблении дворянина, не позволяла им это сделать. Дело висело, и не передавалось в суд. Он не знал, где раздобыть для себя ушлого адвоката, который бы не клюнул на посторонние деньги и провел независимое расследование. Оставалось, на суде защищать самого себя.

   Его назначение на пост в Таганрогской полиции и получение должности, по этим причинам, задерживалось. Оставалось только ждать суда.

   Он, по просьбе старшего брата Лисиппы, занялся их семейным бизнесом. Разобрал бумаги, провел аудит. В бизнесе было много темных пятен, но он не разбирал эти сделки с точки зрения справедливости и подчинения государственным законам. Он просто изучал какими способами делается этот самый бизнес изнутри. Этот опыт был нужен ему для будущей работы. А братья Лисы, как он понимал, доверяли ему на все сто, как будущему члену семьи.

  Его матушка, по-прежнему, часто болела. Жил он дома, и она радовалась этому, утешая его в том, что Лисиппа любит его и, непременно, поверит в его невиновность. Она вселяла в него надежду, что все закончится хорошо.

  За ужином, лакей принес Григорию конверт из дворянского Собрания. Его приглашали на заседание. – Хотят послушать о моем деле. – Подумал он, и не ошибся. – Расскажу им правду. А то надоели все эти разговоры за спиной.

                Гл.6

  Путешествие из Парижа в Россию у Лисиппы с князем происходило достаточно удачно. До Константинополя они добрались на французском сухогрузе. Капитан, войдя в их положение, за небольшую плату согласился их принять на корабль. Лисиппа, слышавшая о недорогих и красивых золотых изделиях турецких ювелиров, купила там два обручальных кольца и себе несколько оригинальных изящных украшений.

  В турецком порту они встретили русский торговый корабль, идущий прямым путем в Таганрог, без захода в Одессу, перевозивший наше зерно. А из Турции всевозможные товары из Европы. Турция была перевалочной базой и от этого только богатела. Капитан, лично знающий капитана Федора Карсана, с радостью приветствовал его сестру и взял всю ее команду на борт. В середине августа, вечером, они вошли в Таганрогский порт.

   Солнце клонилось к закату, покрывая запад алым цветом и морская гладь Таганрогского залива, сверкала золотыми бликами его лучей. Лисиппа смотрела на эту красоту и радовалась, что скоро кончатся ее скитания, вот она уже дома, родной берег, родное море. Там, чуть дальше по кромке залива каменная лестница, и, если по ней подняться с моря наверх, ее родная улица. И совсем недалеко, если пройти ближе к городскому саду, ее дом. Все беды обязательно уйдут. Там ждет ее любимый Гриша. Только мама не сможет ее встретить.

  Беседуя с князем, они много раз анализировали все, что было им известно и похищении Григория. Князь как-то сказал ей, что уверен, Лизавета страдает психической манией, непременного исполнения собственных желаний. И это является первым признаком того, что у нее имеется предрасположенность к шизофрении.

  Лисиппа вспоминала все, что знала об этой болезни. Делая определенную цель идеей «фикс», больной поднимает в себе такие чувства и силы для ее исполнения, что делается практически неуправляемым. У такого человека отсутствует элементарная рассудительность, логика самосохранения своего положения, чести и правильности пути к цели. Для него не существует невозможного. Я хочу – это главное! А без этого мне ничего не нужно, даже жизни! Лизавета вполне вписывалась в подобное описание.

  Князь, перед прибытием в Таганрог сказал ей: - Лисиппа, чтобы подтвердить мои предположения, я должен наперво, переговорить с Григорием. Как там все было. И срочно поехать в Харьков. Его дело рассматривается в участке на месте происшествия. Почитать, что они там нарасследовали. А мы с вами заключим соглашение, о том, что я ваш семейный адвокат. Это развяжет мне руки и даст доступ к документам и собственным расследованиям.  Я хочу непременно помочь вам с Григорием, ради вас, Лисиппа Хрисанфовна и вашего счастья. Григорий вряд ли найдет подобного мне защитника!

  Лисиппа решила вечером не посылать никого к Филипасам с известием о своем прибытии. Нужно было привести себя в порядок и отдохнуть. Она не позволила князю остановиться в гостинице. Дом Карсан был так огромен, что места здесь хватило бы на двадцать гостей.

  За время путешествия из Франции, она от всего сердца полюбила его, как родного брата. Он это ощущал и был рад, что смог заслужить это чувство от нее, чувство привязанности и доверия. Небольшая надежда еще теплилась в его душе, что Григорий мог и вправду изменить. И Лиса откажется от брака с ним. Но он старался прятать эту надежду и смотреть на вещи реально.

  Григорий ходил в дом Карсан каждый день к восьми часам, как на работу. Он оборудовал для этого кабинет Хрисанфа Измайловича. Перенес туда все имеющиеся по бизнесу документы, там же принимал связанных с делами посетителей. Домашняя прислуга к этому привыкла и относилась к нему, как к новому хозяину.

  По выходным, он вместе с денщиком Карсана Козьмой Петровичем, занимался лошадьми, выгуливал их в степи, тренировался в верховой езде и фехтовании. Козьма гонял Григория по стрельбе, борьбе и фехтованию, не хуже, чем некогда Лисиппу, ругая и хваля. И Григорий был ему за это очень обязан.

  А в это утро, только войдя на открытую веранду дома, Григорий сразу почувствовал чье-то новое присутствие. В передней витал неизвестный ему, чуть заметный запах дорогого одеколона. Пройдя в центральную залу, где он по обычаю пил по утрам чай за круглым столом Карсан, остановился от неожиданности, как вкопанный.

  За столом, застеленным по обычаю белоснежной скатертью, дымился самовар, с заварным расписным чайником наверху. Стояли чайные приборы и огромное блюдо с фруктами и печеньем. А за столом восседала и улыбалась, сверкая синими, как сапфир глазами, его любимая Лисиппа. По правую руку от нее он увидел очень красивого, изящно одетого молодого человека. И бывшую горничную Глафиру.

  Григорий от неожиданности остановился и открыл рот, ничего не говоря. Лисиппа вскочила со своего места и бросилась к нему, обнимая, и говоря шепотом: - здравствуй, любимый! Я приехала! Мы теперь никогда не расстанемся.

  Немного придя в себя от увиденного и внезапной встречи с Лисиппой, он приветствовал всех за столом. Лисиппа представила ему князя: - князь Потоцкий Борис Александрович, мой сопровождающий в путешествии, и наш семейный адвокат. Князь вышел из-за стола и подал Григорию руку. – Барон Филипас Григорий Иванович. – Продолжила Лисиппа. Князь был одного роста с Григорием. И, как он отметил, очень красив. 

  Игла ревности больно кольнула его в самое сердце. - Он с утра с ней за чаем? Они, что, ночевали под одной крышей? Господи! Да они все путешествие ночевали под одной крышей!

  Они выпили чаю, беседуя о не главном. И прошли в кабинет отца. – Лиса, мне тебе так много нужно рассказать, наедине. - Гришенька, я в общем, уже обо всем произошедшем с тобой знаю. Мне прислали в Париж лист «Таганрогского вестника» со статьей. Расскажи нам с князем сам о том, как все происходило. У меня от него секретов нет. Заключим с ним договор, подпишем его, он будет тебе независимым следователем и защитником на суде.

  - Ведь дело еще в суд не передали? 

  - Пока нет. Они все тянут. Господи, кто посмел тебе прислать эту грязную статью?

  - Бог весть кто. Я, полагаю, отец Лизаветы. Или она сама, рассчитывала, что я от тебя откажусь.

  - И ты мне поверила?

  - У меня и тени сомнений не было, что ты не виноват! Ты же видишь, я как могла быстрее хотела вернуться домой. Я понимала, как тебе трудно сейчас. Хотела успеть за месяц, но, получилось, за два.

  - Лиса, солнце мое! У меня камень с души упал.

  - Давай, рассказывай, как ты с ней за один стол попал? –

  Григорий в этот момент почувствовал себя глупым мальчишкой, от которого требуют отчета в его шалостях. И свое идиотское положение, которое в данный момент исправить совершенно невозможно. Он превратился в полного болвана, над которым, по всей вероятности в душе попросту смеется князь. Но, рассказать все, как есть Лисиппе необходимо.

 - Она вовсе не докучала мне все четыре года учебы. Так, иногда, видел ее в университете. У нас, юристов, была своя компания, свои мальчишники. Жил я на квартире, пропадал постоянно в библиотеке.

  - А тут, на выпускном, после вручения дипломов, подходит она ко мне, извиняется за все. За сваху, за родителей. Говорит, прости нас, давай останемся друзьями. Пойдем в банкетный, выпьем за мировую шампанского.

  - Я без задней мысли и пошел. Сели рядом, я налил бокалы. Рядом однокурсник сидел, что-то стал мне говорить, я отвлекся. Потом, выпил бокал и, через несколько минут, почувствовал, голова кружится, удушье, плохо. Я встал, вышел на улицу. А было уже темно, вижу двое, меня под руки подхватили и все, больше о том вечере ничего не помню.

  - Очнулся, когда Кавернин бил меня по лицу. Тут была и полиция, и Лизавета полунагая, и журналисты. Видимо, она хорошо подготовилась, если они появились в номере как по мановению палочки. Я в полиции написал заявление о своем похищении меня Елизаветой Каверниной с помощью двоих мужчин, которых я видел. Отравили опиумом, насильно занесли в номер, когда я был без сознания, раздели и уложили в кровать. В заявлении я потребовал от нее справки о том, чтобы освидетельствовать ее у врача. Ибо, они поставили мне в вину ее изнасилование. Потребовал расследования и ответственности купца Кавернина за шантаж и оскорбление моей чести им и его дочерью.

  - У меня взяли кровь, по анализам, там была убойная доза опия. Лизавета отказалась обследоваться. Кавернин подкупил все следствие. Следователь нагло сказал мне: - может, ты сам в свое удовольствие принял наркотик? Метрдотель в гостинице говорит, что в этот вечер не видел, чтобы кто-то проносил в номер на втором этаже юношу без сознания. Как это возможно? Он с вахты в приемном зале никогда не уходит!

  - Но я сам, провел расследование, и нашел очень ценного свидетеля. Горничная со второго этажа, видела, как в этот номер проносили меня двое мужчин. А за ними шла молодая дама. Я заплатил ей и попросил молчать. Ибо, это для нее опасно. Она согласна стать свидетельницей на суде и опознать этих людей. И дай Бог, чтобы ее не убили.

 - Купец долгое время осаждал меня просьбами завершить дело мирным путем, расторгнуть помолвку и жениться на его дочери. Давал такие деньги, что у меня вставал вопрос, откуда в таком количестве они у него взялись? Если честно, я первое время даже хотел нанять профессиональных убийц, уничтожить этого мерзавца. Но, удержался. Это бы сразу кинуло тень на меня.

  - Вот, и все, что я на сегодняшний день имею, и как обстоят мои дела. Независимого адвоката я в нашем захолустье найти не сумел, решился сам защищать себя. Каждый день прихожу в кабинет твоего отца, Лисиппа, и работаю на благо вашего семейного бизнеса по просьбе твоего брата Федора. Он мне и доверенность оформил.

  - Григорий Иванович. – Обратился к нему князь, - поезд из Таганрога ходит в Харьков? И как часто?

  - Через день. Сегодня есть рейс, после обеда.

 - В общем мне все ясно. Давайте, я сейчас напишу соглашение о нашем сотрудничестве, о гонораре за это дело, которое я беру на себя. И говорю вам, что полностью уверен, оно разрешится положительно. К этому есть все предпосылки. Лисиппа, вы привезли тот злополучный лист «Таганрогского вестника»? И конверт, в котором он пришел?

  - Да, Борис Александрович!

  - Давайте его мне.

  - Мы пообедаем, и я уезжаю в Харьков. Поверьте, я там еще много чего интересного про Елизавету откопаю!

  - Господа, прошу меня простить, я на обед не останусь, у меня с утра встреча с клиентом по бизнесу. Лисиппа, я после обеда зайду. Нам нужно поговорить наедине. – Он поклонился и вышел, проклиная себя и свое дурацкое положение в данный момент.

                Гл.7

  Григорий, вовсе не собирался ни с кем встречаться. Он не знал, как выйти из той неприемлемой для него ситуации, в которую сегодня утром попал. - По всей вероятности, Лисиппа не позволила князю остановиться в гостинице. Глупая девчонка, не подумала, в какое положение этим она ставит меня самого! Ей-то простительно, он знает, что ничего плохого она не хотела, считая князя полезным для него независимым адвокатом. Но каков князь?! Он-то точно понимал, что делает, принимая ее приглашение.

  Григорий был уверен, что, князь влюблен в Лисиппу. И вызвался сопровождать ее именно для того, чтобы проложить себе прямой путь к ней под эгидой помощи. - Прочитав статью, он точно, посмеялся надо мной! И кто б не посмеялся? И составил себе впечатление обо мне - что я неоперившийся глупый юнец, которым можно крутить, как заблагорассудится, и, потихоньку, убрать с дороги. Я видел его глаза, полные удовлетворения моим жалким положением, и его смеющиеся уголки губ.

  Пойду-ка я домой, закроюсь в отцовском кабинете и хорошо подумаю, что далее предпринять, чтобы сбить с этого хлыща столичную спесь. И поставить на место Лисиппу. Иначе, жить под каблуком у жены – вещь для меня неприемлемая. Как я соскучился по тебе, милая! Зачем ты притащила себе в дом этого князя? Как я хочу ни о чем не думая, просто обнять тебя и чувствовать тебя своей! Решать за меня мои проблемы? Да кто тебе давал на это право? Как все смешалось… Любовь, мое чувство собственного достоинства, желание обладать ей и невозможность этого…

  Выйдя от Карсан с этими мыслями, он заметил недалеко от входа, прячущегося за деревом хлыща. Делая вид, что просто проходит мимо, сделал резкий выпад и, с помощью своей трости, ткнул острием ему в живот. Тот испуганно ахнул и поднял руки.

  - Говори, кто тебя послал наблюдать за Карсан? Не скажешь, сдохнешь тут же, под забором!

  - Не убивайте, ваше высокородие! Скажу… Лизавета Кавернина наняла.

  - Вон пошел! Еще раз увижу, голову оторву.

  - Господи, помоги разобраться с этими бабами! – Подумал он и зашагал домой.

  Зная о том, что князь уехал и Лисиппа в доме одна, Григорий решил не ходить в этот день к ней, оставив все до утра. Лисиппа долго ждала его, не понимая, почему он не приходит? Сердце ее горело любовью, она никак не понимала, почему он не идет? - Что-то случилось с ним еще? Что? - Идти самой к Филипасам она не решалась. - Послать с записочкой Глашу? Нет… Нужно подождать. - Она плохо спала, металась по подушке, размышляя о прошедшей встрече. - Я виновата! Зачем я предложила князю остановиться у себя? Я сделала ошибку… Что теперь будет?

  Лето приближалось к исходу. На каштанах листья поблекли и стали сыпаться, оставляя на земле причудливые изгибы своих побуревших контуров. Лисиппа вышла в сад. Вот вишня, под которой она спала, ожидая Гришу, той самой ночью, когда он похищал в городском Собрании приданое царицы Амазонок. Она села на бугорок под деревом и стала вспоминать события четырехлетней давности.

  Ей тогда приснился сон, в котором она увидела себя царицей целого города женщин-амазонок. Они были молоды, прекрасны и воинственны. Сильная, ловкая, она сражалась вместе с девушками против своих врагов-мужчин и побеждала. Амазонки ей рассказали, о том, как они попали на берега Азовского залива и построили город Танаис. Как они устраивали по весне праздник и сходилась с мужчинами, чтобы зачать детей. Девочек воспитывали сами, а мальчиков убивали.

  Как она встретила своего возлюбленного и не захотела с ним расставаться, родила сына. Как сын влюбился в нее, как в женщину, и не вынеся душевных мук, наложил на себя руки.

  Как она не могла пережить этого и искала смерти. И, когда, наконец, нашла ее, израненная, умирая, приказала похоронить вместе со своим приданым и насыпать курган.

  И вот, родившись вновь, она узнала, кто она. И, что ее возлюбленный Гриша – есть тот самый воин, в которого она была влюблена много столетий назад. И они вновь любили друг друга! Но, чтобы остаться вместе, им пришлось пройти через большие трудности. Ее отец был против соединить двух любящих, по причине бедности Григория и его молодости.

  Амазонки подсказали ей выход – забрать свое собственное приданое в могильном кургане, который в это время раскапывал приехавший из Петербурга археолог, и стать от отца независимой. Как же было интересно, когда она, переодевшись мальчишкой, поехала на раскопки и увидела саму себя в могиле. На голове в драгоценной короне, в полном воинском облачении и с серебряным ларцом, в котором лежало ее царское приданое.

  Сколько же они пережили всего, похищая эти артефакты в городском Собрании с выставки той самой ночью!

  Она тогда сидела на бугорке под вишней и ждала его. И вон там, в заборе, есть досточка, на одном гвозде, в которую он ушел на дело и должен был вернуться. И она ждала его, и сейчас ждет… Гриша! Где ты? Богиня Тана, помоги!
 

                Гл.8

  За спиной у Лисиппы хрустнула ветка. Она обернулась и увидела его.

 - Как он возмужал! Раздался в плечах. -  Только сейчас заметила Лисиппа. – Он изменился, стал каким-то другим, в нем появилось нечто незнакомое ей и непонятное.

  - Гриша! Я ждала тебя вчера! А ты не пришел… Что-то случилось?

  - Наверное, да, но, сразу не расскажешь!

  - Я знаю, я сделала большую ошибку, предложив князю остановиться у нас. Я не подумала, что поставлю тебя в нехорошее положение. Я так хотела тебе помочь и побыстрее, что более не о чем и думать не могла в этот час. Прости меня, глупую! Теперь и не знаю, как все это исправить?

  - Не переживай, я все исправлю сам.

  - Исправишь? Как Гриша?

  - Не думай об этом. Лиса, иди ко мне?

  Он подошел к ней и обнял, преклонил ее голову себе на грудь и поцеловал в лоб. Она подумала. – совсем, как мой отец.

  - Гриша, я так люблю тебя!

  - И я тебя, Лиса.

  - Гришенька, выслушай меня, пожалуйста, не перебивая. Я считаю, чтобы разом закончить неприятности, которые наносит тебе Лизавета Кавернина, нам нужно срочно пожениться. И ее поползновения прекратятся. Я в Турции купила два обручальных кольца. Привезла из Франции чудесный наряд для венчания. Совсем не обязательно устраивать пышный праздник, соберемся с родными, посидим и довольно. Меня под венец поведет Федор, как старший брат, шафером возьмем Козьму Петровича, а с моей стороны Глафиру, она теперь не горничная, а моя компаньонка. Вот, прям, в эту субботу, в Никольском, после ранней обедни? Что ты на это скажешь?

  Григорий онемел от этого предложения. И ему нужно было несколько минут опомниться, молча.

 - Лиса, а как же князь? Он на свадьбу не попадет. А, вдруг он обидится?

  Лисиппа странными глазами смотрела на Григория, не понимая, шутит он или нет.

  - И как же траур по матери? Еще и года нет со дня ее смерти? И как идти под венец без благословения отца? Ты считаешь, что всем этим можно пренебречь? Но, ради чего?

  Глаза у Лисиппы стали огромными, как два голубых озера. – Ради чего? Ради тебя, Гриша!

  - Лиса, ты считаешь, что я без твоей прямой опеки не смогу обойтись? Ты что, меня мужчиной не считаешь? За что я заслужил такое к себе отношение?

 - Гриша, я просто хотела помочь! Я испугалась…

  - Кто тебе дал право, не спросясь, решать мои проблемы за меня? Решать кто будет моим адвокатом и когда мне венчаться? Мне не нужна в этом вопросе твоя помощь! Когда я буду готов к семейной жизни, улажу свои личные проблемы, я приду, и мы поговорим о свадьбе. В помощи князя я не нуждаюсь. Как тебе известно, я не подписывал с ним никаких документов. Поэтому, все, что вы делаете - это ваши дела, не мои! И Бог вам в помощь!

  - Исходя из того, что ты не считаешь меня взрослым мужчиной, способным решать даже свои личные проблемы, я предположил, что и в самом деле, не достоин твоей руки и звания главы семейства. Князь для тебя может быть лучшей партией – красив, образован, предприимчив, наверняка, богат. Отец, благословляя его тебе в опеку в пути, наверняка в паспорте его как-то оформил? Как? Ты посмотри, что в документе написано? Князь ведь любит тебя?

 -  Лиса, я хочу дать тебе время хорошо еще раз обо всем этом подумать, чтобы не ошибиться. Потом, эти ошибки исправлять будет крайне сложно. Одно хочу сказать тебе, я по-прежнему очень люблю тебя. И хочу тебе настоящего счастья! Да и себе, тоже…

  - Дела бизнеса семейства Карсан, я оставляю на твое попечение. Думаю, ты сможешь в них прекрасно разобраться. Доверенность, которую оформил мне Федор, я оставил на столе в кабинете твоего отца.

  Он поднял ее руку, поцеловал. Затем прошел к забору, отодвинул одну из досок и исчез в образовавшемся проеме.

                Гл.9

  Лисиппа была в отчаянии, и не знала, что делать? На вопросы Глаши ничего не отвечала, отказывалась от еды.

  - Да, она понатворила своей волей много ошибок… Но, ведь, хотела, как лучше? Она так рвалась к нему, так боялась его потерять! И прощения попросила. Но он отреагировал вот так - отказался от венчания и почти разорвал их помолвку. Он ревнует? Да как же он не понимает, что ей не нужен никакой князь, ей не нужно никого, кроме него!

  На третий день, она выпила горячего чаю с утра и пошла одна бродить по берегу моря, ничего не боясь. С неба стали срываться косые ниточки дождя. Черные вьющиеся волосы вырывались из ее прически целыми прядями и развевались на ветру, делая ее похожей, на какое-то неземное существо - богиню ветра. Но она не видела себя сейчас и ничего не замечала. Подходила к воде, опускала в серую рябь мелких волн свои руки и шептала: - богиня Тана… Тана, помоги! Не дай ему бросить меня! Я не знаю, как буду тогда без него жить?

К вечеру у нее поднялась температура. Сильно обеспокоенная этим Глаша, пригласила доктора ее прослушать. Он сказал, что пока воспаления легких нет. Это простуда и выписал ей обтирание кожи раствором салициловой кислоты. Когда он ушел, Лисиппа сказала, что это не поможет. И, попросила Глашу сходить в аптеку, и купить ей капли валерианы и пустырника. И еще, забежать в городской сад. И, на больничных полянках с лечебными травами, сорвать листья мать и мачехи, чабреца и зверобоя. Все это заварить и добавить туда малинового варенья, меда и дать ей выпить горячим.

  - Лисиппа Хрисанфовна, а зачем вам валериана и пустырник.?

  - Глаша, ты ведь медсестра и должна знать, что так называемая простуда, не всегда бывает от простуды, а часто от сильных переживаний. Поэтому, лечение - пустырник и валериана.

  А ночью ей приснился сон. К ней пришли амазонки и кормилица ее сына, цыганка Аза.

  - Дорогая наша царица Лисиппа! Ты не знаешь причины, по которой твой суженый отказался венчаться? Все очень просто. Ты привыкла поступать, как мужчина. Все сама, принимать решения самостоятельно. Мало того, ты начала опекать мужчину. Даже сама предложила ему венчаться! Оскорбила его мужское достоинство до глубины души, встав на его место, и сделав его подобием женщины!

  Ты – незамужняя девица, обрученная, привела в свой дом бог весть кого, под благовидным, как ты считаешь предлогом, и хочешь, чтобы твой жених это принял?

  Если хочешь сохранить Григория, перестань быть амазонкой! Ты должна стать женщиной. Это единственный путь вернуть его и быть счастливой! Женщина выходит за мужа, а не наоборот! Ты должна всегда быть за его спиной! Он глава, а ты хранительница любви, очага, семьи, гармонии, его помощница. Ты всегда была амазонкой, и мы знаем, никогда не перестанешь ею быть. Но, твой мужчина не должен об этом знать и это чувствовать. Ты поняла?

  - Поняла. Сестры, мои дорогие! Благодарю вас за помощь!

  Утром, от простуды у Лисиппы и следа не осталось. Она раздумывала, что ей делать с князем, когда он приедет из Харькова? Как теперь тактично проводить его, и не обидеть?

  Но, вспомнив слова Григория – «Не переживай, я все исправлю сам», и советы амазонок, успокоилась. - Пусть исправляет!

  Она умылась и вновь вышла в сад. На востоке вставало лучезарное солнце, окрашивая деревья и кусты золотистым цветом. На листьях роз висели капельки росы. Она нарезала букет и поставила в холле в большую вазу на изящную деревянную жардиньерку. А затем, пошла в свою спальню причесаться.

  И, только закончила прическу, как к ней постучали.

  - Лисиппа Хрисанфовна! К вам с визитом Елизавета Кавернина, дожидается вас в приемном зале.

  Лисиппа открыла дверь в полном изумлении. За дверью стояла горничная. – Вы ее примите?

  - Приму, Катюша. Я сейчас. Лизавета… Что ей нужно от меня?

  Лизавета в чем-то темном, с легкой накидкой на плечах, стояла у жардиньерки и разглядывала розы.

  - Тебе нравятся цветы? Зачем пришла?

  Она обернулась к Лисиппе всем телом. – Под глазами темные круги, губы с легкой синевой. Она больна. – подумала про себя Лисиппа. – Она точно больна!

  - Вот, пришла посмотреть на тебя «Стрекоза» в последний раз.

  - Отчего же в последний, Лиза? Разве мы более никогда не увидимся?

  - Надеюсь, что больше никогда.

  - Ну, что ж, смотри.

  Лизавета подошла к Лисиппе совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, и стала внимательно разглядывать ее. Лиса почувствовала в сердце легкую опасность. Что-то сейчас должно было произойти.

  Как вдруг, в руке Лизаветы сверкнул кинжал, она сделала выпад вперед, с целью проткнуть ей живот. Лисиппа отпрянула в сторону, подсознательно ожидая от нее чего-то похожего. Живот остался цел, но, клинок слегка коснулся руки Лисы, выше запястья, сделав разрез. Из ранки засочилась алой струйкой кровь.

  Лизавета отпрянула назад, осознав неудачу. – Я убью тебя, проклятая «Стрекоза», чтобы больше никогда не видеть! – Прошипела она, как змея. И вновь, бросилась к Лисиппе, пытаясь нанести новый удар.

  Но, Лисиппа уже готова была к любой атаке. Выбив из руки Лизаветы кинжал, она заломила ей руку назад. И закричала: - Глаша, Катерина, сюда, скорее!!!

  - Лисиппа Хрисанфовна, что случилось? - В дверях, появившаяся Глафира потеряла дар речи.

  - Чего стоишь?! Неси веревку, нужно ее связать!

  - Сейчас, я мигом…

  - Скажи Катерине, пусть бежит в полицию.

  А тем временем, в руках у Лисиппы, извивалась как змея озлобленная неудачей Елизавета. – Ненавижу тебя, проклятая «половецкая княжна»! Ненавижу!!

  Пока Глаша искала веревку, Лизавета, с небывалой для ее комплекции силой, вырвалась из рук Лисиппы. Повалила ее на пол и стала душить. Лиса на ходу вспоминала все приемы, некогда, выученные у своего тренера Козьмы Петровича. Задыхаясь, перестала отрывать руки Лизаветы от своего горла. Развела руки в стороны и ребрами ладоней изо всех сил ударила Лизу по ушам.

  Та вскрикнула, замычала и повалилась набок, закрывая уши ладонями.

  - Глаша!! Где веревка?!

  - Ты пришла меня убивать? Ах ты дрянь! – Лисиппа схватила Лизу за растрепавшиеся волосы и стала наотмашь бить по лицу. – Ты мне ответишь за все, что сотворила с Гришей! Ответишь за все! – Из носа Лизаветы ручьями текла кровь.
  - Я ни за что отвечать не буду… - прошипела она.

  - Лисиппа! – Услышала Лиса голос князя, оставьте ее, она и впрямь ни за что отвечать не будет, она тяжело больна. Он стоял в проеме двери с веревкой в руках.

  Связав Лизу, они оставили ее в покое. Она сидела на ковре, с окровавленным лицом, и, качаясь из стороны в сторону, все повторяла: – я убью тебя проклятая «стрекоза», убью!

  - Борис Александрович, вы приехали вовремя! – Это так. – Говорил он, перевязывая Лисиппе порезанную руку. – Ее отец заплатил круглую сумму психиатру, который наблюдал за Лизаветой, после окончания гимназии, чтобы тот выписал ей справку о том, что она в этом плане здорова. И дал возможность ей поступить и закончить университет.

  - А началось все с того, что она пыталась резать себе вены. Во время учебы подобных приступов не наблюдалось. Она постоянно принимала специальные препараты. Но, вот, как видите – новый приступ! Нужно как-то остановить у нее из носа кровь.

  - Я к ней подходить не хочу. Глаша! Вытри лицо у Лизаветы.

  В холл вошли двое полицейских. Внимательно осматривая поле боя, лежащий недалеко кинжал, стали опрашивать Лисиппу и князя.

  Через несколько минут на пороге появился Григорий. – Что здесь происходит?

  Сидевшая на полу Лизавета, увидев Григория, оживилась. – Гриша, ты пришел? Посмотри, что она со мной сделала? И что она делает с тобой? Она никогда тебя не понимала! Притащила в свой дом молодого мужика и живет с ним! Вот он. А ты собираешься на ней жениться? Она никогда не сможет любить тебя так, как люблю тебя я…

  Лизавета, вдруг завалилась навзничь и стала извиваться в конвульсиях и судорогах, а на губах у нее показалась пена. И вся компания присутствующих, вместе с полицейскими, ведущими опись, наблюдали за этой сценой в ужасе.

  Григорий кинулся к Лизавете, развязывать ей руки. - Врача, вызовите врача. Ее нужно срочно в больницу!

  - Не нужно врача, я врач! – Лисиппа приложила два пальца к ее артерии на шее. – Она жива. Вызовите скорую больничную карету.

  - Лиса, ты ранена?

  - Так, ничего страшного, небольшой разрез.

  - Она напала на тебя с ножом?

  - Напала, а потом, пыталась душить.

  Лизавету увезли в больницу. Григорий попросил князя выйти с ним на улицу и переговорить.


                Гл. 10

  - Князь, я не подписывал с вами никаких договоров и не считаю себя вам обязанным. Ответьте мне, на каком основании вы находитесь в доме Лисиппы Карсан, зная о том, что она девица, обрученная мне, и не имеет над собой в доме мужчины?
  Князь с удивлением раскрыл на Григория свои красивые серые глаза, опушенные густыми черными ресницами.

  - Я был приглашен Лисиппой Хрисанфовной, и по этому поводу здесь, как ее адвокат.

  - Я могу понять неискушенную молодую женщину, которая по собственной неопытности делает подобные ошибки! Но вы, князь! Вас в неопытности не обвинишь… Вы ведь прекрасно знали, что делали, соглашаясь на это предложение?

  - Он смотрел в сторону и молчал.

  - А о последствиях вы не думали? Вы нанесли прямое оскорбление моей чести! И сделали это намеренно. Я полагаю, вы любите Лисиппу? Согласиться сопровождать девицу в таком трудном и дальнем путешествии может только влюбленный в нее мужчина. Под эгидой помощи и дальнейшего желания, убрать с пути своего соперника. Чем вы сейчас и занимаетесь. Я правильно вас понял?

   На лице князя появилось выражение лица, похожее на сильную досаду. Он поморщился, и Григорий заметил явное его желание сплюнуть на землю.

  - Чего вы хотите, барон?

  - Сатисфакции, князь.

  - Хорошо… Я не против. Но, у меня здесь нет ни одного знакомого лица, кто бы мог согласиться стать моим секундантом. Я должен закончить свои судебные дела. Написать завещание. Как быть с этим?

  - Мы обойдемся без всего этого. – Глаза князя стали еще шире. – Обойдемся?

  - Да, я предлагаю поединок до первой крови, без свидетелей. По договоренности. Никто не умрет. Но, проигравший, потеряет право добиваться руки Лисиппы Карсан и, навсегда уберется прочь из этого города.  Несколько дней назад, я снял со своей невесты ограничения, принятые при обручении. И она теперь имеет полное право выбирать между нами.

  - Да… Кажется я перестал разбираться в людях! Мое первое впечатление о вас было…

  - Остановитесь, князь, пока не поздно! Иначе, вы получите пощечину, и мы будем уже драться не до первой крови, а насмерть!

  - Я согласен! Какое оружие?

  - Казацкая сабля. Завтра в шесть утра я буду ждать вас со всем необходимым в конюшне Карсан.

  - Григорий Иванович, а вы не боитесь потерять разом все?

  - Борис Александрович, женщина – это еще далеко не все. Для дворянина, главное - честь. А ее я как раз терять не собираюсь!

  - До встречи, князь!

   - Барон!

  После разговора с князем, Григорий прошел в конюшню к Козьме Петровичу. – Добрый день! – Гриша, что там произошло с Лисой? Говорят, купеческая дочка пыталась ее убить? – Это правда.

  - Она сама там как?

  - Все нормально, легкое ранение.

  - Я пытался прорваться в дом, там полицейские, меня не пускают.

  - Козьма Петрович, я к вам по делу.

  - Слушаю тебя?

  - Завтра к шести утра, мне нужны две сабли, одинаковой длины в хорошем состоянии. И два коня.

  - Да ты никак драться с ним собираешься?

  - Собираюсь. А что, у меня есть выбор?

  - Ты прав, выбора нет.

  - А где секундантов возьмешь, чтобы потом не протрепались?

  - Они не нужны. Поединок до первой крови, без свидетелей.

  - Ладно, к шести все будет готово. Надери задницу этому парижскому хлыщу!

  Выйдя из дома Карсан, Григорий все вспоминал окровавленное лицо Елизаветы. – Хорошо же ее отделала Лисиппа! - Жалость к ней, просто захлестывала его душу. -Судя по всему, ее чувство, вовсе не желание стать баронессой. Она и впрямь, сильно меня любит!

  К вечеру, он решил пойти в больницу и узнать о ее здоровье. Дежурный врач сказал, что Лизавета Кавернина пришла в себя. Чувствует она себя относительно не плохо. В палате дежурит ее мать.

  - Я могу посетить ее?

  - Никто вам не запрещает, если только она сама не захочет с вами говорить.

  Врач вышел из палаты, за ним вышла и мать Елизаветы. Она кивнула Григорию: - Лиза вас ждет.

  Он вошел. Лизавета лежала на кровати, раскинув вокруг своего почерневшего от синяков лица белокурые волосы. Глаза, казалось, провалились вовнутрь. И из этих темных ям, на него с нежностью смотрела ее сущность. Она, там внутри, светилась любовью.

  - Гриша… ты пришел…

  - Лиза, как ты?

  - Все хорошо, Гриша, все хорошо…

  - Лиза, я хочу сказать тебе, что простил тебя. Простил все, что ты со мной сотворила. Об одном прошу, перестань вредить Лисиппе. Она ни в чем не виновата!

  - Я с большим уважением отношусь к твоему чувству и тебя понимаю. Но и ты пойми меня. Вот, как ты сейчас любишь меня, какой я есть. Так вот и я люблю ее, со всеми ее недостатками. И без нее не могу. Прости меня, Лиза! И пойми…

  - Гриша, ко мне приходили полицейские, я рассказала им всю правду о том, что было. Всю правду. Об одном тебя прошу, сделай так, чтобы батюшку не арестовали. Он ничего не знал, я сама все приготовила, наняла, всем заплатила. Гриша, прошу об отце…

  - Хорошо, сделаю, что смогу.

  - Отец сказал, что увезет меня в Москву, в клинику доктора Кащенко. Он меня вылечит.

  - Лиза, выздоравливай.

  - Я всегда буду любить тебя, Гриша. Не думай обо мне плохо…

  - Не буду. Прощай, Лиза.

                Гл. 11
               
  Утром следующего дня, на заре, они с князем оседлали своих коней. Сабли были в прекрасном состоянии и совершенно одинаковыми. Григорий решил не сражаться посреди степи, на открытом месте. Не дай Бог, кто увидит! Он вспомнил о небольшой полянке, между разросшимися деревьями молодой шелковицы. Это было самое безопасное для поединка место.

  Козьмы Петровича на конюшне не было. Как и договаривались, свидетелей быть не должно.

  Однако, увидев, что Григорий и князь ускакали, Козьма поспешил в дом, разбудить Лисиппу. – Если не скажу ей, она мне этого не простит! – Думал он. Да и посмотреть, что там будет, уж очень хочется. Поедем вместе.

  На кухне уже толклась с тестом кухарка. Она просыпалась раньше всех и готовила свежую выпечку к чаю.

  - Порфирьевна! Отвлекись, мне нужно срочно разбудить Лисиппу.

  - Господи… Что опять случилось? - Случилось. Пойди в дом, разбуди горничную. Пусть позовет срочно Лисиппу.

  - Бедная девочка… Сколько же ей еще терпеть?

  Вышла заспанная Лисиппа. – Козьма Петрович, что…?

  - Иди умойся, одевайся, поедем.

  - Куда?

  - Одевайся быстро. Потом расскажу. Я на конюшне.

  Пока Лисиппа собиралась, Козьма оседлал ее Гнедого и себе Звездочку.

  - Что случилось?

  - Что-что… Гриша дерется на дуэли с князем. Поехали в степь.

  У Лисиппы подкосились ноги. – Князь убьет его. Он отпетый дуэлянт…

  - Не смеши меня! Я Гришку все четыре года тренировал. Он дерется лучше тебя. И знает такие приемы, которые я и тебе не давал.

  - Отчего ж не давали?

  - Отчего? Надеялся, что тебе не придется драться на дуэлях! Да и дуэль у них не до смерти.

  - Как это?

  - До первой крови. Все из-за тебя! Ты зачем притащила в дом этого князя?

  - Не ругай меня! Он адвокат, думала Грише помочь…

  - Ага, помогла! Давай вон, садись, поехали искать, где они. Хочу посмотреть на поединок. Еще их найти надо.

  - В чистом поле они драться не будут. Я знаю, куда Гриша его поведет. Полянка посреди зарослей тутовника.

  - Только смотри, мы вмешиваться не будем, только тихо посмотрим, в кустах. Не вздумай кричать. Иначе, все испортишь. Я дал Григорию слово ничего тебе не говорить. Не выдай!

  Лисиппа и Козьма нашли дуэлянтов быстро. Она не ошиблась с местом, куда Григорий привел князя. Здесь же были привязаны их кони.

  - Пойдем, привяжем своих с другой стороны. Они уже дерутся. - Они подобрались к месту сражения совсем близко. Высокая трава между деревьями, прекрасно скрывала их из виду. – Ложись вон, и смотри, тихо.
  Раздетые до панталон, князь и Григорий с саблями в руках, выглядели, как два разъяренных витязя из сказок, которые на ночь рассказывала Лисиппе мать.

  - Какие красавцы, оба! - Шептал лежащий на животе рядом с ней Козьма. Между такими и выбрать-то сложно!

  - Милей Гриши нет никого…

  - Ага… Никого… Гриша, Гриша, выпад…а… Секи сверху! Да куда ты! Назад…назад! Ты смотри, а князь-то тоже мастер!
  - Да тише вы, Козьма Петрович, они услышат.

  - Не услышат. Им сейчас не до чего. – Так, лежа в траве, они с Лисиппой, в напряжении наблюдали за поединком минут пятнадцать. Пока, после ловкого и неуловимого маневра саблей Григория, князь, вдруг, вскрикнул, опустил саблю и схватился за левую щеку.

   Лисиппа закрыла рот рукой. – Все. – Прошептал Козьма. – Гришка разделал князя.

  Из левой щеки князя струилась тонкой струйкой кровь. Григорий вынул из сумки, лежащей поодаль что-то белое, вытер свою саблю и вложил ее в ножны. Бросил тряпку князю. Тот сделал тоже самое со своей и прижал платок к щеке.

 - Мне нужно чем-то остановить кровь и заклеить рану.

 - Едем. – Услышали и они ответ Григория. Дело сделано.

  - Лиса, лежи тихо. Пусть они едут. Мы за ними, потом. Зайдешь домой так, чтобы никто не заметил. И молчи, не выдавай меня. Поняла?

  - Поняла.

  В половине девятого, Лисиппа за чаем ждала князя. Он вышел с саквояжем. Левая щека у него была заклеена пластырем. – Длинный разрез. – Подумала Лисиппа.

  - Борис Александрович! Вы куда-то собираетесь?

 - Да, Лисиппа. Решил ехать. Загостился я тут у вас. Вот, взял самое необходимое, за остальными вещами пришлю экипаж. Поеду в Москву перекладными. Так быстрее будет.

  - Выпейте чаю. Пирожки с ягодой.

  - Благодарю. Что-то аппетита с утра нет.

  - Что у вас с лицом?

  - Чепуха, брился и порезался.

  - Давайте осмотрю, полечу?

  - Нет, нет… Поеду лечиться домой.

  - Князь, я ведь вам не заплатила за труды. Сейчас сбегаю в кабинет.
  - Не трудитесь. Я с вас ничего не возьму. Хочу перед отъездом у вас спросить еще раз. Вы не хотите изменить свою жизнь?
   - Что вы имеете ввиду? Поехать со мной в Москву? Выйти за меня замуж? Я был бы вам не плохим мужем.
  - Простите меня, но, нет!

  - Конечно, когда две прекрасные и сильные женщины сражаются за одного мужчину, за место рядом с ним, он всегда в выигрыше! Куда уж мне до него!

  - Борис Александрович! Я вам так благодарна за все. Вы прекрасный человек, и обязательно найдете свое счастье.

  Она подошла к нему и поцеловала в здоровую щеку.

  - Дорогая, будьте счастливы! И помните, я ваш друг и всегда готов помочь. Прощайте, Лиса.


                Гл. 12

   Лиса ждала Григория. Он не пришел ни к обеду, ни к ужину.

  - Не простил, значит… Ладно! Есть одно средство. Пора сделать визит к будущей свекрови. Там, где две женщины против одного мужчины – он не устоит!

  Лисиппа отобрала из купленных себе во Франции украшений самое изысканное и элегантное – золотое колье в восточном стиле с агатом, в комплекте с сережками. - Эта вещь, может подойти почти к любому наряду, которые любит носить мать Гриши. Надеюсь, ей понравится.

  На стук во входную дверь к Филипасам, вышел незнакомый ей лакей.

  - Я могу видеть Марию Павловну?

   - Как доложить баронессе?
  - Лисиппа Карсан.

   - Входите.

  Мать Григория за четыре года совсем не изменилась. Только черты лица ее слегка заострились. И под глазами пролегли темные тени. На сколько поняла Лисиппа, Григория дома не было. – Ну и хорошо, – подумала она.

  - Лисиппа, дорогая, я ждала тебя! Девочка моя, как же ты одна через четыре моря и всю Францию? И не испугалась?

  Лисиппа совершенно растерялась, когда Мария Павловна обняла ее с таким неподдельным теплом, что из глаз у нее брызнули слезы. – Как мама…

   - Девочка, дорогая, не плачь! Что же ты сразу не пришла? Я буду тебе вместо матери, доченька… - Они плакали, обнявшись. Успокоившись и вытерев глаза, обе уселись в кресла друг против друга.

  - Лиса, расскажи мне все с самого начала. Почему ты без отца приехала? Что там у вас произошло с Хрисанфом Измайловичем? Я подозреваю, что смерть Галины Мефодиевны имеет начало оттуда. Можешь мне доверять полностью! Я не посмею никого ни в чем обвинять. Но мне, как и тебе, надеюсь, нужно до конца разобраться в ее смерти.
Я не верю в самоубийство. Мы с ней дружили и постоянно общались. Накануне, она была абсолютно спокойна. Никаких намеков на смерть!

  - Мария Павловна! У моего отца появилась любовница. Несколько месяцев назад она родила ему сына. Боюсь, пока я ехала в Россию, он с ней уже обвенчался. Она простая девка, наша бывшая управляющая, которую он взял с собой во Францию. Я не могла это все принять. А, когда умерла мама, только и мечтала, вернуться домой, к Грише. Я, как и вы, не верю в самоубийство мамы. Ее убили. А вот кто, нужно разбираться! У меня на этом свете более защиты никакой. У отца новая жена. У братьев свои семьи, свой бизнес, им не до меня. А у меня лишь один свет в окошке – это, Гриша.

  И я к вам за поддержкой. Мне во Францию прислали лист газеты «Таганрогского вестника» со статьей о том, что с Гришей произошло на выпускном вечере. Что с ним сделала Лизавета. Я, отчаявшись, решилась ехать в Россию на помощь одна. Отец не мог сопровождать меня. Ребенку тогда было всего два месяца. Он переживал сильно, болел.

  - Хочу признаться, что там, во Франции, я иногда посещала приемы и балы в русском дворянском Собрании. И в меня влюбился князь Борис Александрович Потоцкий. Он делал мне предложение, которое я решительно отвергла. Приняв мой отказ, он попросил не рвать с ним отношения совершенно, но принять его дружбу. Князь, известный на весь Париж адвокат. К его услугам там обращаются все наши русские господа. Жить заграницей, и ни с кем не общаться, невозможно.

  - Ехать в Россию одной было нельзя. Мне бы и паспорт не оформили. Князь, на правах друга, вызвался помочь. Сказал, что давно хотел посетить отца и мать в Москве. И решил ехать со мной. Отец оформил в паспорте его, как моего жениха. А в качестве кого он мог его еще отметить? И сказал, что готов стать защитником Гриши на суде, и вызвался сразу поехать в Харьков и расследовать все самостоятельно. Что и сделал, уехав, в первый же день. Там многое узнал про Лизавету того, чего не знала полиция.

  - Я, не могла позволить князю поселиться в гостинице. В этом моя ошибка. Это сильно оскорбило Григория. Он приревновал меня к князю. Я сейчас-то его понимаю. Но тогда была, как в тумане, просто хотела защитить Гришу от Лизаветы. Он из-за нее мог потерять хорошую должность и вес в дворянском обществе. Гриша оскорбился, что я его за мужчину не считаю и опекаю, высказывал все мне… Я просила прощение. Но он, в ответ, на это прервал наше обручение, и приказал еще раз подумать и сделать вывод, с кем мне быть. А мне это надо? Когда я о нем только и думаю!

  - А позавчера утром, ко мне пришла Лизавета с ножом. И попыталась меня убить, а когда я нож выбила, душила. В общем, наверное, вы об этом все знаете. Тут приехал из Харькова князь с документами о том, что Лизавета психически давно больна, и наблюдалась последние годы в психиатрической клинике тайно.

  - Не знаю, что произошло у Григория после этого с князем, но, вчера, в шесть утра, они тайно дрались на дуэли на саблях. Он думает, что я об этом не знаю.

  Мария Павловна побледнела и схватилась за сердце. - Дрались…

  - Да они не на смерть! До первой крови. Гриша ранил князя, порезал ему щеку. Князь сразу и уехал в Москву.

  - Я ждала Гришу вчера и сегодня. А его все нет… Вот, решила к вам прийти. Мне больше не к кому. Я просила у него прощения. Он что, меня никогда не простит?

  Мария Павловна, с трудом поднялась, подошла к шкафчику, вынула капли. Накапала в стаканчик, развела водой и выпила.
  - Господи, дети! Вы меня до удара доведете. Да не переживай ты! Куда он от тебя денется? Его с утра вызвали в полицейский участок. Должен к обеду прийти.

  - Все! Я отошла… Давай чайку попьем. – Алексей! Принеси нам чаю!

  - Мария Павловна, я вам из Франции подарок привезла. Правда не знаю, понравится ли? – Лисиппа достала длинную бархатную коробочку, открыла.

 - Боже! Какая прелесть! У тебя, Лиса изысканный вкус! Мне очень нравится!

               
                Гл.13

  Григория вызвали с утра к полицмейстеру. – Неужели назначение? – Подумал он.

  Начальник полиции Кузовлев усадил его против себя в кресло. За четыре года он совсем одряхлел. Усы и бакенбарды висели на его лице, невыгодно обрамляя отечную кожу под глазами. Опущенные, по-женски покатые плечи, говорили о сильной усталости.

  - Григорий Иванович, я начну с хорошего. С вас полностью сняты все обвинения по делу Елизаветы Каверниной. Она созналась во всем, абсолютно. Исходя из того, что в Харькове вся следовательская группа была подкуплена купцом Каверниным, и все основные фигуранты этого дела находятся в Таганроге, дело было переведено из Харькова в Таганрог. И его будет рассматривать наш суд. Суд состоится в понедельник.

  - Мало того, дело о нападении Лизаветы Каверниной на Лисиппу Карсан полностью расследовано. Эти два дела объединили в одно, по причине одного и того же обвиняемого.

  - Григорий, вы знаете, что я давно прошусь в отставку. Наше дворянское Собрание ходатайствовало в Министерство полиции сделать вас моим товарищем. Туда же была приложена рекомендация бывшего главы нашего города графа Палецкого. Но это дело… о вашем похищении… Разнеслось по двум областям и дошло до Петербурга.

 -  Вашу кандидатуру отклонили. Но за вас просили столько влиятельных людей, как за человека не по годам умного и талантливого… Что должность, которую вам доверило Министерство, возможно, много серьезнее, чем просто быть моим заместителем. Вас назначили начальником сыскного отдела города. Под вами будут все городовые и приставы.  И особо серьезные и опасные дела, хищения, убийства… Порт – вот наш камень преткновения! Я вас прошу, Григорий Иванович, в первую главу заняться им! Министерство требует! Государь требует! Вам дают большие полномочия. Но и спрашивать будут… Ох, будут.

  От радости, сердце Григория колотилось в груди, как церковный набат в праздничный день. Улыбку невозможно было удержать.

  - Ну, что? Радуетесь, Григорий? Не расстроились?

  - Да, что вы, ваше превосходительство! Я об этом только и мечтал!

  - Поздравляю! Поздравляю… Не забывайте обо всем докладывать мне. Вам отвели ваш личный кабинет в управлении полиции. Основной состав своей сыскной команды соберете сами. Можете брать из любого городского отделения, самых смышленых. Приступите после суда. Но, пройтись и познакомиться с составом полиции, не возбраняется и сейчас!

  Полицмейстер пожал руку Григорию и проводил до двери.

  Григорий зашел в Управлении полиции, в свой личный кабинет. Строгий вид комнаты его вполне удовлетворил. Есть сейф, большой стол, шкаф с полками под стеклом. На стене портрет царя. Подвигал пустыми ящиками, - все удобно – подумал он. – Завтра суд, значит, нужно будет заступиться за отца Лизаветы, я ей обещал. Пойду домой к матери, расскажу все, пообедаю. И вечером, к Лисиппе. Как я по ней соскучился!

  Он закрыл ключом дверь своего кабинета и зашагал к выходу. Ему навстречу по коридору шел молодой человек в форме урядника. Григорий улыбнулся ему и прошел мимо.

  - Гришка!! Ты что, меня не узнал? – Услышал он знакомый голос.

  - Мишка! Это ты, что ли?

  - Я! А кто же?

  - Ты? И урядник? Вот это да… Как тебя батя отпустил на такую работу?

 Лицейские товарищи обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

  -  Пойдем, посидим, где-нибудь, я тебе все расскажу. - Они вышли на Петровскую и дружно зашагали по улице до небольшого сквера, между домами. Сели на лавочку в тени раскидистой акации.

  - Как батя отпустил? Это целая история. Ты же помнишь наши с тобой мечты, заняться сыскным делом? Вместе расследовать дела? Ну вот, я эти мечты и держал в голове. Я же не ты, звезд с неба никогда не хватал. У меня в лицее троек было полно. Университет я бы не потянул.

  - Батя все мне талдычил про свой бизнес – вот, мол, смена выросла! Он мне одно, а я про другое. Говорю, - хочу стать полицейским! Ой, что тут было! Ругань, скандалы.

   - А в Ростове открыли курсы по полицейской части. Специалистов же не хватает. Я собрался туда. Батя с дрыном поперек двери – не пущу! Тут я и смекнул… Говорю ему: - я же не просто так иду в полицию. Да, мне туда хочется, это мое, стать следователем, дослужиться до пристава, но главное, получить дворянство. Может, и полицмейстером стать.

  - Хочу, чтобы в нашем купеческом роду появился хоть один дворянин! – Вот тут отец дубину свою и опустил. Прослезился, обнял меня. Говорит: - раз так, поезжай, учись! А мне на смену малой подрастет. – Вот, я уже два года в урядниках хожу.

  - Гришь, ты от полицмейстера? Должность получил?

  - Получил.

  - Ну?

  - Мишка! Мечта моя сбылась! Я начальник сыскного отдела города. Команду нужно собрать!

  - Гришь, ты ж меня-то к себе возьмешь?

  - Да конечно же! Вместе будем дела раскручивать!

  Дома Григория ждала с обедом мать. После рассказа Григория о назначении ему должности, и о суде в понедельник, лицо ее засветилось счастьем. – Алеша! Неси на стол шампанского!

 -  Гриша! Я так рада, что твои мечты сбываются на моих глазах. Вот, еще бы до твоей свадьбы дожить!

 -  Матушка, да о чем вы говорите! Вы еще и внуков своих понянчите!

  - Как же я понянчу, если ты помолвку отменяешь? От меня только что ушла Лисиппа. Все мне рассказала с самого начала, с Франции. Как ты можешь так с ней обращаться? Девочка плакала у меня на груди. Она совсем одна. Она мне теперь за дочь. И я ее больше в обиду не дам. А ты уйми свою мужскую гордыню. Так, как она тебя любит, ни одна женщина полюбить больше не сможет. А ты…

  - Матушка, я знаю, что не прав. Знаю. Вот, сейчас и побегу к ней!

  - Ну, уж нет! Сядь, выпей со мной шампанского, поешь, потом побежишь!

                Гл.14

  Вернувшись домой от будущей свекрови, Лисиппа решила оседлать своего гнедого и посетить могилу матери. На конюшне кроме конюха никого не было.  - Ну, и хорошо! – подумала она. – Хоть Козьма Петрович не увяжется. – Никого не хочу видеть! Хочу с мамой поговорить…

  Григорий не нашел Лисиппу ни в доме, ни в саду. Ее подруга Глаша, ничего не знала о том, где она. Последний раз она ее видела, уходящей к Филипасам. Конюх сказал, что Лисиппа оседлала своего скакуна и уехала в неизвестном направлении.

  - Боже! Куда она одна? Без охраны?  Поскачу в степь… - В степи Григорий не нашел Лисы. – Не дай Бог, что случится! Не прощу себе! Где, где она может быть? Кладбище…

  Привязав коня у входа в кладбищенскую церквушку, Григорий зашагал по тропинке, ведущей к участку Карсан. Он был на похоронах Галины Мефодиевны и знал дорогу.

  Кладбище было похоже на сад. У могил и склепов росли фруктовые деревья, дающие в конце лета свой многочисленный плод. По могилкам ходил народ с корзинками, собирая эти бесплатные и вкусные фрукты, крестясь и поминая тех, кто лежит в земле.

  У склепа Карсан, Григорий никого не увидел и сердце его нехорошо сжалось. Ни Лисиппы, ни коня. Он подошел к склепу, наклонился вниз к ступеням, чтобы посмотреть туда, в глубину, как почувствовал прикосновение к своему виску чего-то холодного.

  - Руки вверх!

  Он схватил руку с пистолетом ловким захватом, и Лисиппа оказалась в его объятиях.

  - Ты не имеешь право следить за мной! Ты дал мне полную свободу…

  - Как дал, так и забрал. – Ответил Григорий и закрыл поцелуем ее рот.

  Они скакали в степь по Собачеевке, оглашаемой со всех сторон неистовым собачим лаем, радовались своему единению и последним летним дням. На пожухлой от солнца траве между раскидистыми деревьями шелковицы Григорий целовал Лисиппу. Послушная его воле, счастливая и беззащитная, она хотела его, хотела всего… Но он не брал ее… Его что-то останавливало.

   – Он не хочет меня? – У него кто-то есть? Он меня разлюбил? – Все эти мысли роем пронеслись в голове Лисы.

  Она скинула его с себя. Вскочила. – Ты меня не хочешь? – Она бросилась к своему Гнедому. Стала отвязывать поводья.

  Григорий ошалело смотрел на то, что творит Лисиппа.

   – Лиса! Ты с ума сошла? Я тебя не хочу? Ты не представляешь, чего мне стоило сдержать себя и совершенно не потерять голову. Я твоему отцу дал слово, что приведу тебя к венцу в чистоте. Я дал слово и не могу его нарушить!

  - Лиса, пожалей меня! Давай вместе до свадьбы потерпим?

  Она опустила руки с поводьями. Подняла голову к солнцу и засмеялась своим мелодичным, не по-девичьи низким голосом, и вновь бросилась в объятия Григория.
  В понедельник они вместе были на суде. Привезли из больницы Лизавету, сопровождаемую ее лечащим врачом и двумя полицейскими стражами. Рядом с ней на скамье подсудимых сидел осунувшийся и сильно похудевший купец Кавернин.

  В те далекие времена, купеческий уездный город Таганрог, не давал горожанам много развлечений. Театральные спектакли, порой, смотрели много раз одни и те же зрители. Можно было искупаться в море, погулять по городскому саду, поиграть в боулинг или карты, в немногих отводимых для этого местах, хозяева которых платили налоги в городскую казну. Посидеть в ресторации, покататься в пролетке по городским улицам. Горожане скучали, страдали и искали хоть чего-нибудь поострей.

  Поэтому, суд над Елизаветой Каверниной и ее отцом в городском Суде, был сногсшибательным событием, получить то самое острое эмоциональное ощущение, к которому все стремились. Слушание было открытым, зал заседаний просторным. И билетов на этот «спектакль» было продано сверх нормы, как сидячих, так и стоячих. Да…да… Продавали билеты.

  Нищее судейское и полицейское Управление, готово было заработать для себя любым доступным способом, хотя бы на новые шашки своим сотрудникам. Ибо, вместо шашек и сабель, порой, ходили постовые просто с дубинками, револьверы имели только наградные. А про конные наряды даже и не мечтали. В трудных случаях, просили помочь пограничный полк казаков в порту.

  Слушание дела продолжалось достаточно долго. Когда дали слово пострадавшей стороне, слово взял Григорий. Все ждали от него эмоциональной разгромной речи. А он, глядя на Лизавету сказал: - я простил ей все, что она со мной сотворила. Она это сотворила не во зло. Она это сотворила любя. И эта самая любовь, довела ее до душевной болезни. Она и так наказана Богом. И я ей не судья! (В зале послышались аплодисменты).

  - Но, вот то, что касается ее отца… Я прошу господ заседателей выслушать мое мнение. Я знаю, что Лизавета готовила мое похищение самостоятельно. Ее отец об этом не знал. Она сама все проплатила, всех наняла. Об этом говорят и все участники этого дела.

  - Вина его заключается в том, что он пытался защитить свою дочь. Проплатил весь розыскной состав. Как и врача в клинике, где Лизавета наблюдалась. Шантажировал меня, пытаясь исполнить заветное желание Елизаветы, выйти за меня, скрывал информацию и затягивал дело. Он, нарушая закон, очень хотел своей дочери счастья и душевного здоровья. И только…

 - А теперь, посмотрите в себя и скажите, разве каждый из вас не хотел бы своему ребенку в такой ситуации чего-то другого? Или сделал бы что-то во вред своему ребенку ради закона? (Сначала, зал ахнул. А потом начались овации). – Браво, барон! – Григорий поднял руку. Зал стих.

  - Я прошу судью, судебных заседателей, господ присяжных, рассмотреть дело Кавернина в этом ключе. Не подвергать его заключению под стражу. У него больная дочь и ему ее нужно лечить. Везти в Москву в специализированную клинику. Без него это никто сделать не сможет. Посочувствуйте отцу! Ограничтесь в наказании денежными штрафами. Это моя к суду просьба. Я прощаю свое поруганное им достоинство, ради его отцовства. Он не злодей, а просто, любящий отец. (Весь зал встал. Люди кричали: - браво! Барон, браво! И рукоплескали).

  В конце слушания обоих дел по похищению Григория и нападению Лизаветы Каверниной на Лисиппу Карсан, перед уходом суда для вынесения приговора обвиняемым, последнее слово дали Лизавете.

  - Суду я уже сказала все, что хотела и могла. Меня тут все, кто в зале, считают ненормальной. Все обо мне тут знают. Поэтому, стесняться мне некого. И мое последнее слово будет к моему любимому.

  - Гриша, я благодарна тебе за твое незлобивое сердце! За то, что простил меня. За то, что заступился за моего отца. Я всегда буду любить тебя и молиться. И хочу одного, чтобы ты был счастлив, пусть без меня!

  - Хочу сказать и тебе Лисиппа. Знай, что я ни о чем не жалею из того, что сотворила. Я боролась с тобой за любимого. Ты победила. Но, знай, если рядом с тобой он будет несчастлив, я найду тебя, где бы ты ни была, и закончу то, что мне не удалось сделать! Прощай, Стрекоза!

  Суд вынес очень лояльный приговор всем осужденным. Лизавету признали опасной для общества и отправили в лечебницу для душевно больных. Купца Кавернина обязали к выплате довольно больших штрафов, как Григорию Филипасу за поруганную дворянскую честь, так и суду.

  После суда, Кавернин подошел к Григорию, просил прощения, неистово жал его руку и благодарил за все. Через несколько дней, он увез Лизавету в Москву, в клинику доктора Кащенко.

  Все слушатели этого дела получили огромное удовольствие от увиденного и услышанного. По городу еще долго ходили эмоциональные разговоры об этом суде, о выступлении Григория и Лизаветы.

   Не плохо подзаработали и владельцы местных газет. «Таганрогский вестник» выпустил на своих страницах огромную статью, рассказывающую о подробностях дела для тех, кто не смог попасть в зал заседаний. Тираж со статьей по просьбе жителей повторяли несколько раз, что принесло огромный доход, как газете, так и полное оправдание и известность Григорию Филипасу не только в Таганроге, но и далеко за его приделами.


                Гл.15


  Григорий и Лисиппа обсуждали возможности расследования дела о смерти Галины Мефодиевны. У Григория только сейчас появилась возможность влезть в архивы, никого об этом не спрашивая, познакомиться с материалами расследования и имеющимися вещдоками.

  Среди вещественных доказательств, сохранился пузырек из-под капель «Лауданума». Он был зафиксирован в деле и имел вес. Лисиппа строго запретила брать пузырек открытой ладонью. И Григорий, тайно взял его в перчатке, осторожно упаковал и принес домой.

  Им в университете немного рассказывали о работе с вещественными доказательствами при помощи дактилоскопии, применяемой заграницей. Но, на самом деле, в Российской полиции эти методы еще не применялись. Их невозможно было предъявить суду без особого распоряжения свыше.

  Лисиппа с помощью лупы долго рассматривала состояние пузырька. На нем видны были отпечатки пальцев. Но, вот чьи они? Что убийцы – это так, матери – возможно, но, сейчас это определить не получится. И могут быть пальцы полицейского, изымавшего вещественные доказательства. Отпечатков было несколько. Она достала свой маленький саквояж, открыла коробочку с тончайшим темным порошком, осыпала склянку, кисточкой нежно смахнула излишки, и на влажную салфетку перевела каждый сохранившийся отпечаток.

  Григорий с интересом наблюдал за ее действиями. Потом, ушла в свою комнату и вынесла фотоаппарат, довольно крупный по размеру ящик, на ножках. – Лиса, ты я вижу, прирожденный сыщик? У тебя уже все есть?

  - Гришенька, я кроме лечебного дела и хирургии, изучала курсами криминалистику. Очень хотела стать судебным экспертом, и работать вместе с тобой. Когда умерла мама, я поняла, что обязана расследовать дело о ее смерти. Собрала в свой арсенал все необходимое и купила фотоаппарат.

  Сейчас вот с этой салфетки сделаю снимки всех пальчиков. И будем тайно искать чьи они, пока ты не сможешь по новой открыть дело о смерти мамы. Для открытия дела нужны основания. Вам же преподавали азы криминалистики?

  - Да, Лиса, но очень сжато. – Милый, вот моя подборка статей, и она взяла со стола небольшую папочку с подшивками страничек газет и журналов на французском языке. – Почитай, здесь все подробно описано о методе Гальтона-Генри по созданию дактилоскопической формулы.
  Сейчас сделаю снимки. Нужно дома оборудовать комнатку без окон для проявки фотографий. Я и реактивы из Франции привезла. Наверное, выкину из своей гардеробной все вещи, и там все оборудую.

  - Гриша, ты ведь понимаешь, что, если мы и найдем по пальцам убийцу, эти доказательства у нас суд может не принять? Нужно вынудить суд начать принимать доказательства по дактилоскопии. Для этого необходимо узнать, начали ли применять их в столице? Другим способом мы ничего не сможем доказать.

  - Да, ты правильно говоришь! У нас в Таганроге открыли телеграф и есть связь с Москвой и Петербургом. Я попробую телеграфировать графу Палецкому. Он обещал мне помощь. У него большие связи и в полиции Петербурга, и в министерстве. Если там подобные доказательства применяют, попрошу его получить разрешение применять и у нас. Я недавно написал ему письмо и отправил с нарочным. Описал, что получил должность и про дело твоей мамы.

  - Гриша, давай, ты все делай со своей стороны, а я сниму пальчики со всех наших домашних слуг, вхожих в дом и в комнату мамы. Их не так уж много. Тем более, что самое большое подозрение у меня вызывают родственники Ираиды – ее сестра и брат, который у нас уже несколько лет работает истопником. Тем более, что, как раз он на постоянной основе был вхож в комнату мамы. Трубы зимой он закрывает и топит камины.

  - Ираида могла написать своим о том, что беременна от отца. А это серьезный мотив.

  Лисиппа занялась своими фотографическими делами, а Григорий пошел на телеграф отправить сообщение бывшему градоначальнику.

  Глаша, как и Григорий с огромным вниманием наблюдала за действиями Лисиппы. – Лиса, дай и мне дело. Хочу помочь тебе.

  – Хорошо, возьми у меня баночку краски для печати. И несколько листов бумаги. Налей краски на губку. На листе пиши имена наших слуг, а затем бери правую руку каждого, макай у них пальцы в ваксу и делай отпечатки на листе с именем. Будут спрашивать зачем такое? Скажи: - не знаю, Лисиппа требует.

  - Кто не захочет и будет уклоняться – мне скажешь! – Мои отпечатки тоже нужны? – Пока не нужны. Не мешай мне!

  К вечеру у Лисиппы были готовы фотографии пальчиков с пузырька. И полный набор листов с отпечатками пальцев всех слуг в доме. Она в первую очередь проверила совместимость отпечатков с фотографии и пальцев истопника Матвея, брата Ираиды. С одним из отпечатков с пузырька, конфигурация линий пальцев Матвея сходилась на удивление точно.

 - Значит, Матвей! Я чувствовала, я знала. Понятно, что сам бы он не додумался. Этому увальню проще задушить, нежели, таким женским способом убивать свою хозяйку. Здесь чувствуется женский ум. Видимо, сговорились с младшей сестрой.

  - Для доказательства пальчиков мало. Он может сказать, что, да, топил печь, увидел пузырек, взял его в руки, просто посмотрел и поставил на место. Это улика косвенная. - Нужно подумать, как раскрутить обоих родственников сказать правду. Гриша придет, подумаем.

  Григорий вечером зашел к Лисиппе узнать о результатах ее дактилоскопии. – Гриша, это Матвей. Но, хочу тебе сказать, он работал в паре. Сам бы он до такого не додумался. Замешана сестра. Улика косвенная. Суд не примет! Их на пару нужно раскрутить.

  - Лиса, я знаю, что делать. Главное, есть улики, что именно он. Я с этим материалом иду к полицмейстеру, требую открыть дело. Но, чтобы убедить его в ценности данной улики, ты должна к утру приготовить для этого старого хрыча небольшую лекцию по теме дактилоскопии. И, что на Западе, в Англии и во Франции это уже вовсю применяется в полиции на практике. И применяется в полиции в Петербурге. А мы, мол, отстаем. Ты понимаешь, что я не уверен, что это так и есть. Но, совру, во благо. А тут может и от Палецкого ответ придет с разрешением. Главное, поднять дело и действовать.

  - А ты не спугни своих новых родственников. Иначе, будут трудности. Все должно быть спокойно. Ты свое дело сделала, дальше, я сам.

  - Гриша, полицмейстер, наверняка спросит: - какой смысл истопнику убивать свою хозяйку? Что ему от этого? Какая выгода, если ничего не украдено? И он как работал в доме, так и работает по сей день? Скажешь все, как есть, про отца и его любовницу. Я не собираюсь защищать его репутацию! Ради мамы…
 

                Гл.16

  Иван Гаврилович Кузовлев – полицмейстер Таганрога, внимательно слушал доклад Григория о новых фактах по закрытому делу о самоубийстве княгини Галины Мефодиевны Карсан. Пересмотрев в папке старые записи и разложенные фотографии по совместимости пальцев истопника Матвея с пальцем на бутылочке от опиума, сидел молча, задумавшись.

  - Григорий, я вас понимаю. Мать вашей невесты и такая смерть!

  - Иван Гаврилович! Да ни в этом только дело. Галина Мефодиевна не могла себя убить, никак! Она была глубоко верующей женщиной. Самоубийство для христиан – страшный смертный грех. И причин убивать саму себя у нее не было. Моя матушка была ей близкой подругой. Они виделись в последний раз за пару часов до сна княгини. Моя мать рассказывала, что она была весела и спокойна. Если бы что-то ее тревожило, она бы непременно рассказала. Между ними не было тайн. Вот скажите, как может мать семейства и трех детей, убить себя, не оставив детям ни строчи перед смертью и, не объяснив причины самоубийства?

  - Все так, Григорий Иванович, все так! Но зачем истопнику убивать свою хозяйку? Ведь, жалоб от него на княгиню не поступало. Украдено ничего не было. Да и он до сих пор у них же и работает?

- Я вам сейчас открою тайну, которая и есть мотив этого преступления. Эту информацию привезла из Франции Лисиппа Карсан. Мы здесь о ней знать не могли. И она настаивает, чтобы эта информация была внесена во вновь открытое дело о ее матери.
 
  Князь Хрисанф Измайлович Карсан, уезжая во Францию взял с собой свою управляющую хозяйством, Ираиду Парашину, молодую и красивую женщину. Там, во Франции, князь сделал ее своей любовницей, и она зачала от него. Каждый месяц она отправляла своим родным: брату Матвею Парашину и младшей сестре Антонине деньги на проживание. Скорее всего, Ираида сообщила о своей беременности от князя. Вот вам и мотив, убить княгиню и расчистить место для своей сестры на место хозяйки.

 - И я полагаю, что Матвей сам бы до такого не додумался, туповат он. Травить – это удел женщин. Нужно открыть дело и допросить обоих поврозь с пристрастием. И новыми открывшимися фактами по дактилоскопии. Я вот вам принес от Лисиппы Карсан небольшую лекцию по всем этим сыскным новшествам, которые вовсю применяются в полиции на Западе и у нас в Петербурге. А мы тут отстаем от всего передового мира.

  - Смелая эта княжна, ваша невеста! Не пожалеть отца… Я согласен. Открываем дело на доследование! Берите ордер на допрос и арест обоих Парашиных. Вы ведь понимаете, Григорий Иванович, что вот эти пальчики (полицмейстер постучал рукой по фотографиям) – доказательство косвенное и этим сложно будет обойтись. Да и применять все это в суде, нужно разрешение. Но, из того, что вы мне тут рассказали, открыть по-новому дело необходимо. А папочку с лекцией оставьте, я подробно ознакомлюсь. Негоже нам отставать от всего мира!

  - Иван Гаврилович, у меня есть к вам еще одно сообщение. Я взял на себя смелость, телеграфировать в Петербург к нашему общему знакомому графу Палецкому, позаботиться о разрешении для нашей сыскной полиции в Таганроге от Министерства полиции в Петербурге, применять дактилоскопические методы в поиске преступников. Если разрешение пришлют, даже не представляете, на сколько раскрытие преступлений будет более успешным! Кстати, моя будущая жена, по этим новшествам, закончила в Сорбонне, кроме врачебного дела, курсы по криминалистике. Привезла и фотоаппарат. И готова работать у нас судебным экспертом. Она и врач, и хирург, и криминалист с опытом.

 - Дорогой мой, милый, Григорий Иванович! Да я бы с радостью взял такого молодого и умного специалиста в наш состав! Но, вы же знаете, где и как мне пробить ставку для этого? У нас вечно нет денег! А знаете что? Путь она устраивается куда в частную больницу врачом. А я дам ей разрешение и бумагу, по своему усмотрению участвовать в следственных действиях. Наш патологоанатом, старенький. Освободится место, она будет после него. О! Семейственность… Но, знайте – это палка о двух концах. И хорошо, и плохо, одновременно.

  - Григорий, мне срочно на подпись, имена и фамилии тех, кого вы отобрали в свою следственную группу. Начальство требует!

  Лисиппа соскучилась по своим тренировкам с гарцеванием и стрельбой. Она привезла из Франции изысканные наряды для конных прогулок. Но они никак не годились для тренировок. Как ни странно, она с успехом влезла в свои четырехлетней давности тренировочные костюмы. Единственное, на груди камзол плохо сходился. – Ну и ладно! Не буду застегивать на все пуговицы.

  Оседлав своего любимого Гнедого, она с колчаном и стрелами носилась кругом по плацу, стреляла по мишеням, и постоянно мазала.

  - Лиса, что, не получается? – услышала она голос Козьмы Петровича. – Ничего, это не страшно, восстановишься. – Она спрыгнула с седла и подошла к своему старому тренеру.

  - Козьма Петрович, вы возьметесь меня вновь тренировать? Я хочу заниматься сыском, вместе с Гришей. Мне нужно подтянуть приемы самообороны. Вон, Лизавета меня чуть не резанула в живот. И чуть не придушила. И это всего лишь девушка. А что будет со мной, если это будет мужчина?

  - Лиса, ты же знаешь, что Хрисанф Измайлович оставил тебя мне, я и охранник твой и тренер. Но, ты уже выросла и мне за тобой не успеть. Будем тренироваться вновь. Я дам тебе такие приемы, которые раньше не давал. И в фехтовании на саблях, и в самообороне, особенно, с голыми руками против ножа.

  - Потому, что в нашем городе, в основном, убийства с помощью ножа, и реже через револьвер. И стрельбой тоже будем заниматься. А колчан со стрелами пока отставим в сторону. И на скаку, стрелять будешь из пистолета.

  - Да мой Гнедой выстрела не выдержит, так понесет, что и ворота наши не остановят!

  - И то правда. Ладно, заменим стрелы киданием кинжалов по мишеням. А пистолетом будешь стрелять по движущимся мишеням. Я знаю, как их сделать.

  - И с кем я буду драться? С вами?

   – Не… С Гришей! Вот интересно-то будет смотреть на ваши поединки! Может еще кто подтянется. Гриша говорил со мной, что у него будет своя группа сыска. Думаю, их тоже придется тренировать. Так, что, тебе будет с кем драться.

  - Лиса, отец ничего не пишет? Когда вернется?

  - Пока от него ничего не получала. Но, мне кажется, что он там один долго не выдержит. Скоро вернется.

  Григорий пришел к Карсан в обед. – Лиса, мать на меня обижается, что я забыл ее со вкусными обедами. Ее кухарка все готовит, а есть некому. Она меня видит только поздно вечером. Прошу тебя, ты ее к себе на обед почаще приглашай. Или уже к ней сама приходи. А то мне как на двое разорваться? Вы, женщины, там между собой договоритесь, чтобы я никого не обижал.

  Лисиппа улыбнулась. - Хорошо, милый. Давай, уже садись за стол и рассказывай, с чем пришел?

  - С чем пришел? А что у тебя сегодня к обеду?

  - А, ты уже перебираешь, у кого сегодня обед вкусней? Лягушек точно нет.

  - Ага, ну, слушай! Сейчас поем и уйду в участок. Через час приду с ордером на задержание твоих новых родственничков. Старик добро дал, открыть дело на доследование. Где сейчас Матвей и Антонина?

  - Прекрати их моими родственниками называть! – Вспылила Лисиппа. Антонина сидит в своей каморке, счетами по хозяйству занимается. Матвей только что привез дрова, вон на дворе колет и под навесом складывает. Все дома.

  - Извини, милая, больше не буду так говорить. Я нетактично поступаю. Буду исправляться. Он обнял Лисиппу, ласково приложился к ее нежной шее и вышел за дверь.

                Гл. 16

 Григорий, в сопровождении фельдфебеля Манускевича и урядника Михаила Паласова, без стука вошел в ворота особняка Карсан. Оставив Манускевича у входа в дом, с Михаилом, направился на крытый двор, где обычно, у стены возвышалась стенка сложенных дров.
 
  Матвей сидел на пиленой чурке и курил. Топор был вбит в соседнюю. – Матвей, мы к тебе, проедемся в полицейскую часть?

  - Григорий Иванович, зачем это?

  - Нужно еще раз поговорить о смерти Галины Мефодиевны.

  -   Я же следователю все сказал, что знаю.

  - Думаю, что не все. Поедем, поговорим.

  Матвей сидел не двигаясь, в замешательстве, поглядывая на топор.

  - Не нужно, Матвей. Не балуй. Поедем, просто поговорим.
 
  - Ладно, поедем.

  Михаил с фельдфебелем увезли в пролетке Матвея. А Григорий вошел в дом. Его встретила Глафира. – Григорий Иванович, вы к Лисиппе? Ее в доме нет. Она на плацу, с Козьмой Петровичем тренируется.

  - Нет, Глаша, я не за этим. Где сейчас Антонина?

  - Антонина? – Удивилась Глаша. – Была у себя.
  - Пойди, позови ее.  – Ладно, сейчас.

  Антонина, миловидная, черноволосая девица, небольшого роста, в аккуратном сером платье с белым кружевным воротничком, вошла в приемную залу. – Вы меня звали, Григорий Иванович?

  Звал. – А что случилось – то?  - А ты считаешь, что ничего не случилось?

  Она удивленно подняла на него глаза, и в лице у нее появился заметный испуг.

 - Вот, видишь, тебе уже страшно. Такое бывает, когда душа нечиста. А расскажи-ка мне Антонина, как вы с Матвеем травили свою хозяйку?

  Она побледнела и закусила губу. – Я никого не травила.

  - Не травила. А кто травил? Матвей?

  - Нет, и Матвей не травил. С чего вы взяли? Она сама отравилась.

  - А с чего бы ей, вдруг, травиться?

  - Откуда ж мне знать, что у хозяйки было в голове?

  - Значит, не знаешь, что у хозяйки было в голове? А я вот знаю, что было в твоей голове, Антонина. Твоя сестра прислала вам из Франции сообщение, что беременна от князя. И ты подговорила Матвея отравить княгиню. Матвей вон, уже сознался и его увезли в полицейский участок. Он все рассказал, как было.

  - Матвей, рассказал? Этого не может быть!

   - Это, почему не может? Мы ему предъявили доказательства. Пузырек с «Лауданумом», помнишь? На пузырьке его пальчики.

 - Какие еще пальчики?

  - Отпечатки его пальцев на склянке. Она ведь всегда стояла в шкафчике у княгини, не на столе, и тем более, никогда не валялась под столом. А тут, вдруг валяется, и с отпечатками твоего брата. И хозяйка мертва… Ты помнишь, Глафира у вас у всех отпечатки снимала? Вот смотри, – и Григорий вынул из своего кителя фотографии отпечатка с пузырька и лист с отпечатками Матвея, и положил на стол перед Антониной.

  Она пошатнулась, Григорий подхватил ее за локоть и усадил на стул у стола, пододвинул фотографии. – Смотри. Вот отпечаток со склянки, а этот твоего брата. Видишь, они идентичны – одинаковые?

  - Я не знаю, что там сказал вам Матвей, но я княгиню не травила.

  - Возможно. Но, он сказал, что придумала все ты.

  Антонина закрыла лицо руками, и сидела так молча. В комнату вошел Фельдфебель Манускевич.

  - Григорий Иванович, мы Матвея доставили, приехали за вами.

  - Мы с Антониной готовы, поехали.

  - Куда вы меня?! В тюрьму?

  - А куда тебя еще? Если сознаешься и все честно расскажешь, может суд послабление даст. А так… Поехали в участок, подумай, что для тебя лучше. Матвей так и сказал, что сам не хотел, но ты его уговорила.

  Антонина заплакала. – Да расскажу я все. Да, придумала, но, не травила. Это он, как узнал, что Ираида от князя понесла, все мне говорил: - вот, бы хозяйку куда деть! Как бы мы все зажили! Как сыр в масле катались бы!

  - Придумала как, я. Но сама не травила.

  Сейчас приедем, сядешь и все напишешь.

  Когда Матвею предъявили доказательства его вины в виде отпечатков его пальцев на бутыльке, и показания его сестры, у него началась истерика. Он бился головой о стол, рвал на себе волосы и кричал, что не хотел этого делать. Что, говорил ей: - ничего не выйдет! - А она смеялась, что он трус и так и будет до конца своих дней дураком. – Я и есть дурак, что послушался ее!

  Показания были сняты, дело окончено, и с подписи полицмейстера отправлено в суд.

  - Григорий, почитал я лекцию о дактилоскопии, - сказал полицмейстер. - Посмотрел на результаты вашей работы и совершенно удивлен, как можно быстро, точно и просто раскрыть то, что было не раскрыть другим способом! Я рад, что наука шагает вперед. Нужно нам подтягиваться. Если из Петербурга будут новости, сразу ко мне. Я дам распоряжение, прочитать эту лекцию нашим сыщикам по всем полицейским участкам города.

  - Григорий Иванович! Я поздравляю вас с первым раскрытым вами делом! Хочу выпить чарочку, за наше с вами благотворное сотрудничество! Он достал из барного шкафчика бутылку коньяка и налил две рюмки.

 - Благодарю вас ваше превосходительство!

  - Григорий, не нужно так официально. Давайте проще будем относиться друг ко другу. Я бы хотел иметь вас не только, как подчиненного, но и как друга. Вы мне нравитесь. И этот тост – за вас!

  На следующее утро по городу доносились крики газетчиков. – «Таганрогский вестник», покупайте «Таганрогский вестник»! Княгиня Галина Мефодиевна Карсан не убивала себя! Найдены ее отравители – Брат и сестра Парашины! «Покупайте Таганрогский вестник»!

                Гл. 17

  Лисиппа получила письмо от отца. Он благодарил за раскрытое дело о смерти матери. И оповещал, что она перестала ему сниться. И, что он выезжает со всем своим новым семейством домой. Просит простить его за все. Пишет, что везет деньги за реализованные артефакты. И будет рад, если Лисиппа примет его, и как прежде будет любить.

  Письмо тронуло Лису. Но она не представляла, как будет общаться с его новой женой, пусть косвенно, но повинной в смерти мамы. У нее сейчас было время, и она пыталась найти мастера для изготовления красивого изваяния на могилу. – Нужно побеседовать с греческими купцами, они знают мастеров. – Думала она. - Но я ни с кем из них не знакома. У них возле склепов, на могилах такие великолепные изваяния!
  Заходишь на кладбище, как в выставочный зал в музее! Хочу и мамочке такое же!

  Лисиппа постоянно общалась со свекровью. Они договорились по очереди готовить обеды для Григория. И приходить на эти обеды. Она, как доктор врачевала ее во время приступов тахикардии и повышенного давления, что ни мало вызывало у Марии Павловны чувство благодарности. Лисиппе было с кем посоветоваться. Их привязанность друг к другу от этого только росла.

  Мария Павловна познакомила Лисиппу со своим давнишним лечащим врачом Гусманом Лейбом Моисеевичем. У него в городе была своя частная клиника, пользующаяся большой популярностью у местных обывателей. И посоветовала устроиться туда на работу. Но Лисиппа пока тянула с работой в больнице. Она очень хотела заниматься медицинской экспертизой при полиции.

  Ждала, когда Григорий поможет ей получить разрешение, хотя бы помогать полицейскому медэксперту в делах. Но Григорий молчал.

  Осень перевалила на вторую половину. Дни стали прохладными и косые дожди с порывистыми ветрами срывали оставшиеся золотые листья с кленов и вязов. Временами непогода останавливалась, выходило солнце и становилось тепло, как ранней весной.

  Тогда Лиса шла к своим любимым коням. Седлала Гнедого и скакала в степь, потускневшую от непогоды, носилась вокруг полей по тропинкам и едва заметным в траве дорожкам, потом возвращалась, чистила Гнедого и садилась почитать. Сегодня была пятница и Григорий обещал прийти к ужину. Они с Глашей накрыли стол свежей скатертью. Горничная расставила приборы и бокалы для вина. – Нужно поговорить с Гришей о работе. Почему он молчит?

  Григорий пришел к ужину не один. С ним был небольшого роста, очень приятный с виду молодой человек, одетый по -столичному.

  - Лисиппа, познакомься, Глеб Карцевич Кисло*та, наш новый заместитель полицмейстера, буквально вчера прибывший из Петербурга. Нам теперь придется трудиться бок о бок вместе. И я решил познакомить его со своей семьей. Он настоял.

  - Моя невеста Лисиппа Карсан. – Глеб Карцевич, не отрываясь, смотрел Лисиппе прямо в переносицу, своими черными, как угольки глазами. Она от этого взгляда слегка поежилась. Что-то было в нем цепкое, даже липкое, и очень неприятное. Хотя общий образ этого человека ничего подобного не выдавал.
 
  Он подошел к ней и поцеловал руку. – Вы очаровательны, княжна.

 - Благодарю.

  - Моя компаньонка, мадмуазель Глафира. – продолжила представлять всех за столом Лисиппа. – Он слегка поклонился и ей.

  - Прошу к столу. – Все сели, горничная начала подавать блюда.

  - Как у вас красиво в гостиной. – Изрек гость. – Национальные ковры, посуда в турецких росписях. Оружие на стенах. Вы веруете в Аллаха?
 - Нет, мы православные. Вон иконы в красном углу. – И Лисиппа указала на полочку в рушниках с иконами.

  - Простите меня, Лисиппа Хрисанфовна… Я могу иногда задавать неуклюжие вопросы, особенно, когда смущен.

  - Отчего же у вас смущение?

  - Это, от общения с очаровательными женщинами.

  - Как вам Таганрог? Наверное, трудно будет привыкнуть после столицы?

  - Да, это так. Но, я приехал сюда по направлению от министерства полиции, а направления свыше не обсуждают. Надеюсь, вы с Григорием Ивановичем, не дадите мне здесь помереть от одиночества и скуки? Позволите бывать у вас? Я здесь совсем одинок, никого…

  - Конечно, Глеб Карцевич, мы гостеприимны. Вы с квартирой устроились?

  - О, да! Мне дали целый особняк в распоряжение от вашего управления. Но там, так одиноко и пусто.
 
  - Гриша, наливай бокалы, выпьем за новое знакомство!

   Лисиппа мило беседовала с новым зам полицмейстером, а Григорий, улыбаясь, наблюдал, какое впечатление она произвела на его нового начальника. Его сверкающие молниями угольки глаз и порозовевшие щеки, говорили сами за себя. – Лишь бы не влюбился. – Подумал он.

  Все выпили за знакомство и принялись закусывать печеными фазанами, молодыми огурчиками и сахарными помидорами.

  - Григорий Иванович! Откуда здесь фазаны?

  - Да это мой тренер Козьма Петрович, иногда в камыши у моря ходит пострелять. – Засмеялся Григорий. – Их там тьма тьмущая развелось.

  - Здесь водятся фазаны? – И фазаны и утки. У Козьмы Петровича отличное ружье.

  - Боже мой! Я тоже хочу поохотиться! Как-нибудь отведете меня на свои места охоты?

  - Конечно.

  - Теперь тост за прекрасных дам этого дома. Вы просто отогрели мою душу – Григорий, Лисиппа! Можно я так буду вас называть? Пока мы дома?

  - Мы ведь не против? – Спросил Лисиппу Григорий. – Конечно, нет. – Улыбаясь ответила она.

  - Глеб Карцевич, какую должность вы получили при нашем полицмейстере? – Спросила Лисиппа.

  - Должность секретаря. Мне сказали, что это для меня временная должность. Она даст возможность быстрее войти в курс городских дел. Иван Гаврилович просто рвется в отставку. Говорит, что стар и болен. Но, так быстро, как он хочет, не получится. Я ознакомился с объемом моей работы, и мне стало страшновато.

  - Неужели вам придется его заменить?

  - Со временем, да. Мне так было сказано. Хорошо вон Григорию. У него романтика, сыск. А у меня вся рутина. Только послушайте: контроль за проживанием и передвижением людей, всяких там бродяг и нищих. и других. Регистрация, тех кто въезжает и выезжает. Организация полицейских команд. Контроль цен в городе в магазинах и по рынкам. Следить за чистотой улиц в городе и качеством медицинского обслуживания и так далее, и так далее… Ну? Видели? Что это за работа?

  - Вы же сами сказали, что это временная должность? – Засмеялась Лисиппа.

  – Глеб Карцевич, вы ведь еще не знаете, что я по образованию врач, хирург и специалист по дактилоскопии? Это новое веяние в полицейской работе, которое должно сильно облегчить труд и сыскное дело полицейских команд, да и работу самого полицейского управления.

  - Я имею ввиду применение фотографии и отпечатков пальцев в делах о преступлениях, а также, в документах о тех, кто приезжает и выезжает. Я слышала, что купцы нашего города – греки и итальянцы, проворачивают такие дела, которые не может никак уличить полиция. Приезжают с одним именем, получают от государства льготы на проживание, зарабатывают тут деньги, а налоги не платят от выручки. Потом уезжают на родину и приезжают с другими именами. И опять получают льготы. А человек - то один и тот же. И попробуй его уличи.

  - Вот я и предлагаю – дактилоскопическую формулу. Фотографию и отпечатки пальцев. И все. Пусть попробуют сменить фамилию!

  - Лисиппа Хрисанфовна! Это же чудо! Откуда эти знания у вас?

  - Так, из Сорбонны. Только вот, места мне в полиции не дают. Говорят, где взять деньги на должность? И предлагают идти в частную клинику, практиковать лечебное дело.

  - Вы меня озадачили. Я постараюсь эту должность у нас пробить! Непременно. Нужно на эти темы мне с вами более подробно пообщаться. Вы приходите в Управление. У меня теперь там свой кабинет.

  - Непременно, Глеб Карцевич!

  - Григорий Иванович! – Услышали все голос горничной. – К вам пришли из полиции.

  - Проси.

  На пороге стоял фельдфебель Манускевич. – Григорий Иванович, у нас происшествие, прошу меня простить!

  - А что, нечто серьезное? Без меня сегодня никак?

  - Без вас никак не обойдемся.

  - Что ж! Служба! – Григорий вышел из-за стола и застегнул сюртук. – Лиса, прости! Все было очень вкусно. – Он подошел к ней и поцеловал руку. – Я утром постараюсь прийти. Расскажу.

  - Господа, я с вами! – Вскричал Глеб Кисло*та, приложился к ручкам дам и вышел вслед за полицейскими.

                Гл. 18

 В полицейском участке сидели на стульях два встревоженных грека. Оба, наперебой, на ломаном русском языке пытались объяснить положение собственных дел.

  Григорий попросил говорить по очереди, и на греческом, а в начале, представиться. Оба грека были капитанами.

  Один Матеос Козмас с парохода «Арист», а другой Домбасис Джорджиос, с корабля «Аттика».

  Они рассказали, что их землячка и греческо-подданная Элпида Илларионовна Ксеполито, пригласила их на праздник, по случаю покупки и освящения своей новой квартиры по адресу - улица Николаевская три, на втором этаже. Кроме них, были приглашены и другие люди, которых они в общем-то не знают. Пришел священник из Успенского храма, все там свое сделал и ушел.

  Гуляли, пили и веселились до самого утра. А потом все уснули. Проснулись к обеду. Козмас встал, а нет ни формы капитанской, ни ботинок. У Домбасиса пропали штаны и сапоги. Но, это не самое главное, это пережить можно. Пропали вместе с вещами, документы. А там банковские счета о доходах, отчеты об оплате налогов на привезенные товары. Крупная сумма денег у обоих капитанов тоже пропала. И личные вещи: часы на цепочке, драгоценная, позолоченная табакерка.

  Чтобы добраться до полиции, им дали напрокат соседи с нижнего этажа кое какую одежду и обувь. Они сами пытались разобраться в этом безобразии, опрашивали тех, кто был в доме, на обоих этажах и во всех квартирах. Но никто ничего им не рассказал. Никто ничего не видел и не слышал. И вот, к вечеру, решили обратиться в полицию. Главное, найти документы! Об остальном они так сильно не сожалеют. Но, документы – это главное! Иначе, последствия для них будут катастрофическими. Впрочем, деньги, которые пропали, предназначались на зарплату для команды.

  Оба капитана умоляли все это найти. Уверяли, что им не нужен суд, оглашение произошедшего, может лечь на них и всю команду, как и тех, на кого они работают, большим пятном. Просто найти и вернуть украденное! Ведь, ворам не нужны эти документы.

  - Ну, как посмотреть еще на то, что украдено! – Сказал Григорий. – Документами можно шантажировать. Если воры не потребуют выкупа, значит, это просто домушники, не понимающие ценности документов. И не ваши члены команды с корабля. Тогда вам просто повезет.

  Григорий вызвал пролетку и со своей сыскной командой и двумя капитанами поехал на место происшествия.

  Комната, где ночью кипело пиршество, была довольно просторной. Посреди, стоял большой стол, с остатками яств и немытыми тарелками, пустыми бутылками и бокалами. Греческо-подданная Элпида Илларионовна, была средних лет миловидной, светловолосой дамой.

  На вопрос, пропало ли что у нее самой? Ответила, нет. Она спала в отдельной спальне, которая внутри закрывается на щеколду. А капитаны спали в банкетном зале на диване и тахте у стены. Разделись, и свои вещи положили и повесили на стулья.

  Окно в комнате было распахнуто настежь, сказали, что курили, дышать было нечем.  Остальные гости с банкета все проживают на первом этаже. У каждого своя квартира. После окончания застолья они все разошлись по своим углам. Двери на второй этаж, после застолья, закрыли изнутри на щеколду. Поэтому, проникнуть на второй этаж никто не мог, если, изнутри, кто б не открыл. Пригласили горничную и молодого секретаря госпожи Ксеполито. Оба клялись и божились, что крепко спали, никому не открывали и ничего не видели.

  За своего секретаря, госпожа греческо-подданная поручилась. Что, у него алиби. Все поняли, в чем оно состоит.

  А за горничную поручиться было некому. И она сидела и от страха плакала, хотя ее никто ни в чем пока не обвинял.

  Григорий послал Михаила и фельдфебеля Манускевича опрашивать жителей первого этажа. А сам внимательно осмотрел подоконник с распахнутым окном. Выглянул наружу. Вчера с утра моросил дождь. Земля под окном была сыровата. На подоконнике виднелся грязный след, по размеру, мужского ботинка. - На прикидку, сорокового, или сорок первого размера ноги. Один след. Значит, вор был один. И, что проник он, точно через окно. – Размышлял Григорий.

  - Горничная, совершенно не причем! А вот и грязные пятна от рук. Нужно Лису с ее саквояжем сюда пригласить. Снять отпечатки.

  По комнате молча ходил Глеб Кисло*та, рассматривая диваны, стулья и тарелки на столе.

  - Глеб Карцевич, можно вас попросить об одолжении? – Да, конечно, Григорий Иванович. – Вот, посмотрите, на подоконнике след от ботинка – это точно след похитителя. И грязные пятна от рук. Наверняка его же, когда он лез в комнату через открытое окно. У меня к вам большая просьба. Вы не могли бы взять нашу пролетку и съездить к Лисиппе Карсан? Попросить ее приехать и снять отпечатки ног и пальцев рук с подоконника? Пусть захватит свой заветный саквояж. И фотоаппарат.

  - Непременно помогу. Я поехал.

   Григорий вышел на улицу. Дом двухэтажный, все окна первого этажа в решетках. Те, кто на втором, вероятнее всего не опасались, что через открытое окно можно влезть на второй этаж, высоко. На решетке первого этажа, прямо под открытым окном видны следы грязи. Здесь он по решетке поднялся над окном первого и подтянулся. Скорее всего, вор молодой и сильный человек, выше среднего роста. Чтобы так подтянуться на руках и влезть в окно второго этажа, нужна большая мышечная сила. Следов под самим окном нет, здесь трава все скрыла. Он где-то наступил в грязь, было темно.

  - Дверь на второй этаж как была закрыта изнутри, так и осталась. Значит, вышел он тоже из окна, видимо, побоялся идти через первый этаж в дверь. Мало ли кто мог увидеть.

  - Откуда он мог узнать, что готовится праздник и кто на нем будет? Похоже, это как-то связано со священником из Успенского собора. Нужно идти в храм. Но уже темнеет. Скорее всего, придется это сделать с утра.

  К дому подъехала коляска, Глеб Кисло*та подал руку Лисиппе, держа под мышкой ящик с фотоаппаратом. Она со своим саквояжем, подошла к Григорию. – Благодарю, Гриша за то, что пригласил на расследование.

 - Лиса, без тебя тут никак. Пока совсем не стемнело, пойди наверх, вон, окно открыто, и с подоконника сними отпечатки. Там следы ног, сфотографируй. И со следов грязных пальцев преступника сними отпечатки. С разрешения Глеба Карцевича и в его присутствии, все зафиксируй. А мне срочно нужно ехать в Успенский собор, пока там все не закрылось после вечерней. Я полагаю, у вора оттуда информация.

  - Глеб Карцевич! Если вас это сильно не затруднит, Лисиппа будет заниматься дактилоскопией, а вы описывайте все, что видите. Лиса, ты будешь диктовать свой труд. Внизу наши полицейские занимаются допросом тех, кто живет на первом этаже. Более всего, меня интересует опрос жильцов вот этой квартиры. – И он показал на окно с грязной решеткой, под открытым окном второго этажа. Вот вам бумага. Ручку и чернила попросите у мадам Ксеполито. Он открыл свой портфель и вынул несколько листов бумаги. Пусть сразу Манускевич и Михаил опишут свои допросы. Затем, махнул рукой, вскочил в пролетку и крикнул извозчику. – Гони!

  В Успенском храме, служба окончилась. Батюшка Сергий все еще был в алтаре, наводя порядок после службы, снимая огарки свечей со светильников на престоле. Старушки, чистили подсвечники и мыли полы.

  На просьбу Григория, отец Сергий вышел в боковую дверь. Благословил его и спросил, зачем он понадобился полиции?

  - Вы вчера освящали дом на Смирновском три? – Да, я выезжал. А в чем дело? – После ночного застолья, квартиру на втором этаже обокрали. Украдены ценности и документы у двух иностранных капитанов. Хочу спросить, не видели ли вы перед вашим отъездом кого подозрительного рядом с вами? Вы ведь вчера с утра исповедовали? Много ли было народа на исповедь?

  - Народ был. Но, как я могу сказать, кто там был из них подозрительным? А вот, когда уходил на освящение, садился в коляску, парнишка молодой помог мне все мои инструменты погрузить. Кадило, иссоп придержал, пока я все это упаковывал в сумку.

 - А скажите, он мог слышать, куда вы едите? - Мог. Я при нем сказал извозчику куда ехать. – Вы знаете, как его зовут? – Нет. Я не припомню, чтобы он у меня, когда исповедовался. Но в храме я его и раньше видел.

  - А как он выглядит расскажите?

  - Роста выше среднего. Темноволосый, худой, но, крепкий с виду. Лет эдак семнадцать, восемнадцать. Из простых. Но, такой обходительный. Как звать не знаю. Да вы у наших служек спросите, вон женщины убираются. Они тут всех прихожан знают. И его, наверняка.

  - Матрена! Подойди-ка сюда. Ответь на вопросы полиции.

  - Слушаю, ваше высокородие?

  - Что за парнишка в храм ходит. Вчера батюшке помогал в коляску сесть, когда тот собирался ехать на освящение дома?   

  - А, это вы про Васю? Так он часто приходит в храм. Стоит, слушает службу. Крестится иногда. Бывает, попросим ведро с водой принести - помогает. Да он не плохой! А что, что-то натворил?

  - А как его фамилия и где живет не знаете?

  - Да кто ж его знает?

   - А кто знать может?

   - Это вам на паперти поспрашивать надо, у нищих. Они все знают. Там вон, в конце двора, даровая трапезная. Пойдите, посмотрите, может кто еще из них трапезничает, не ушел.

  - Благодарю.

  - За столом трапезной сидела пара бродяг, доедая вареную картошку с огурцами и хлебом, и запивая крепким квасом из глиняных кружек. Бородатые и нечесаные, источающие затхлые запахи копеечных ночлежек для бездомных.

  - Доброго здравия, господа!

  - И вам не хворать!

  - Чего надобно, ваше высокородие?

   - Поговорить. Не знаете ли вы молодого человека по имени Василий? Он часто стоит на службах. Как его фамилия и где живет?

  - Да, видели. Приходит, стоит.

   Григорий вынул из кармана два рубля и положил на стол. – Что о нем знаете? – Из простых, но, одевается чисто и не совсем бедно. С нами не общается. Если, что узнать, тоже подает…

  Григорий вынул еще два рубля. – Кеша, да расскажи ты благородию, чего знаешь! Сегодня, хоть помоемся и выпьем!

  - Хитрый он, этот Вася, себе на уме. Да не просто так в храм ходит. Все высматривает и вынюхивает… Домушник он, вор. Где живет не знаю. Хоронится от посторонних, ни с кем из наших дружбу не водит. Один работает. А, вот где проживает, не ведаю. - Опознать, если что сумеете? – Так, сумею.

  Григорий положил на стол два рубля и вышел.

               
                Гл.19

  Утром, придя на работу, Григорий был вызван в кабинет полицмейстера. Он доложил о деле двух капитанов, и ходе расследования за прошедший вечер.

  - Григорий Иванович, вы говорите, что капитаны просят обойтись без суда? Я понимаю, греческое представительство, не хочет упасть в грязь лицом из-за своих негоциантов, любящих погулять на берегу до такой степени, что теряют документы.

  - Что ж! Пусть будет так! Ответьте мне вот на что. Как господин Кисло*та мог оказаться свидетелем этого дела?

  - Он напросился в субботу к нам с Лисиппой в гости. Мол, я здесь никого не знаю. Можно меня представить местному обществу, вашей семье? Я же не мог отказать? Мы только сели за стол, и тут Манускевич с докладом. Он увязался за мной на происшествие.

 - Григорий Иванович, скажу прямо, не нравится он мне! Не принимает его мое сердце! Никто из посланцев Петербурга никогда нашему городу и нашей службе добра не приносил. Кто он? Кому служит? Одна фамилия его чего стоит!


  Григорий улыбнулся и прикрыл рот рукой. – Чего ты улыбку прячешь? – Возмутился Кузовлев.

  - Мы всем дворянским собранием голосовали за тебя. Ан, нет! Прислали своего. Я дал ему должность и задание. Он должен заниматься городом и его нуждами. И не лезть в расследования серьезных дел. Он о них ничего знать не должен! Ты меня понял?

  - Понял, Иван Гаврилович.

  - Видишь, два капитана просят провести дело без суда. Наверняка, нам хорошо за это заплатят. А мы, ведь, на такие расследования права не имеем. И этот – Кисло*та, тут, как тут. Ведь, своим в Петербурге донесет?

 - Может, и не донесет! Да не выгодно ему сейчас это делать!

  - Может, и так. Но ты держи его от своей работы на расстоянии.
   
  - Будет сделано, ваше превосходительство! – Отчеканил Григорий, чем вызвал у Кузовлева широкую улыбку. – Да будет тебе, Гриша!

  - Я вчера из Петербурга получил депешу с разрешением применять при розыске методы дактилоскопии. И нам дают через полицейское министерство ставку на судебного эксперта. Одну на весь город. Так, что твоя Лисиппа Карсан работой обеспечена. Правда, оклад не больно высокий. Всего 500 рублёв.

  - Она сильно обрадуется. Я так рад!

  - А чему ты радуешься? Представь, такая милая, нежная девица будет трупы резать? Я не могу ее за этим занятием представить?

  - Так она во Франции целых четыре года их резала. Она ведь хирург!

  - Будь она моей дочерью, никогда бы не позволил.

  - Ее отец, не против этого. И что я могу сделать?

  - Ладно. Пусть будет медицинским экспертом, а наш полицейский патологоанатом Гусман – по совместительству, пусть их и режет. А она при нем пусть занимается этой, как ее… Дактилоскопией… Пусть сегодня, или завтра с утра прибудет ко мне. Я ей задание дам. И продолжает работать с тобой. Каждый день ко мне с докладом.

  - Иван Гаврилович! Хочу еще доложить о своих мыслях по поводу дела. Имя воришки мы установили. С утра я послал моих полицейских обойти в городе все скупки. Может, найдут описанные вещи. Но, полагаю, что не найдут. Больно хитер он по мнению свидетелей.

  - Побоится здесь сбыть. Поедет в Ростов. Нужно телеграфировать оному начальству, пусть немедленно вышлют в скупки своих людей, проверить, не сдавал ли кто часы и табакерку позолоченную. Только так мы сможем его взять быстро. Может, у него ума хватило, не уничтожать папку с документами?

  - Ой, Гриша! Мы с ростовским полицмейстером на ножах. Ох и вредный он! Боюсь, ничего они делать не будут. Но, телеграфировать надо. Ты написал, что передать?

  - Написал. - Ну, так иди. И сами, берите извоз, и гоните туда. Может, успеете этого негодяя взять. Хочешь сам, а хочешь, пошли Манускевича, он по этим делам более опытный, чем Михаил. И ко мне с докладом, как все там будет! А Кисло*ту гоните.

  Григорий отправил фельдфебеля Манускевича и еще одного помощника урядника в Ростов на поимку вора Василия. Обход всех скупок в Таганроге ничего не дал. А сам, за подписью полицмейстера, отправил срочную телеграмму начальству в Ростов. Как ни странно, ростовские сразу ответили, что займутся делом.

  Оформив все документы по форме и подшив многочисленные протоколы опросов жильцов пострадавшего дома, фотографии отпечатков пальцев и стоп, сделанные Лисиппой, Григорий вышел из своего кабинета в Управлении. И направился проконтролировать, чем занимаются дежурные надзиратели в центральном полицейском участке. А он находился неподалеку от здания Управления.

   Немолодой полицейский и урядник Михаил, сидели за столом, что-то читали и заливались от смеха.

  - Весело тут у вас. – Так точно, ваше благородие! Да вы сами только послушайте! – А что, других дел нет? – Да пока тихо все. – Ну, давайте, что там у вас?

  На столе лежали листы «Таганрогского вестника». Михаил Стал читать: - рубрика «Городские происшествия». Вечером, в субботу, на прошлой неделе, мещанин А. Квантов возвращался на Скараманговку из магазина верхней одежды братьев Ардабашевых. Под мышкой он нес только что купленное теплое пальто.

  На Конторской улице, подходит к нему такой обходительный молодой человек, и говорит: - а вы видели комету Галлея? Ее сейчас на небе отлично видно. Знаете, весь мир за ней наблюдает.

  Квантов говорит: - нет.

  - Да вы что? Давайте я вам ее покажу. – И показывает некую яркую звездочку на небе. – Вы смотрите внимательно, у нее сзади должен быть светящийся хвост.

  Тот голову поднял и так стоял минуть десять, всматриваясь в небо, и ища у кометы хвост.

  Когда глаза устали искать хвост у кометы, очнулся. Рядом никого, и под мышкой ничего.

  И все трое покатились со смеху. – Ой, не могу больше смеяться! До чего глупы люди! Но каковы ворюги – эти карманники? Григорий Иванович, это еще ладно. Вы вот послушайте!

  - В полицию обратился некий мещанин (фамилию по определенным причинам не указывают) и сказал, что от него сбежала жена. Требовал, чтобы полиция ее нашла и вернула ему по закону. А так, как он ее любит, после ее возвращения, по закону заставили бы и ее его любить. – И они опять смеялись.

  - Все, ребята, хватит! Михаил, у меня к тебе дело. Отойдем. Манускевича и еще одного помощника, я отправил найти и взять Василия-вора в Ростове.

  - Гриша! Ну почему меня не послал?

  - Манускевич тебя опытней в таких делах. Тем более там нужно с тамошними суметь поладить, с полицейскими и главное, с полицмейстером. Наш и тамошний что-то сильно не ладят. Ты еще успеешь послужить у меня. А Манускевича я хочу представить на повышение. Мне нужен свой пристав на центральном участке. Чтобы вы у меня были в команде.

  - Он бывший сотник в воске Донском, и сколько уже служит простым урядником? Вон, у него дочка на выданье, ему хоть зарплату повысят. А тебе нужно пять лет все равно отслужить. Ты еще успеешь! Он спец по всем доходным местам на старом базаре. Знает всех и всё, куда зайти, с кем переговорить и как информацию выбить. У тебя пока такого опыта нет. Зато, ты у нас по купечеству спец.  Так, что…

  - А сейчас, пойди к Лисиппе Карсан. Передай ей, что ее полицмейстер на собеседование ждет. Я сам не могу.  Понимаешь, мне на связи тут нужно быть. Мало ли что? Скажи ей, что хорошие новости. И пусть ко мне в кабинет потом зайдет.

                Гл. 20

  Михаил по просьбе Григория отправился в дом Лисиппы Карсан. На стук в ворота, ему открыла горничная Аннушка.

  - Вам кого, ваше сиятельство? Мне бы Лисиппу Хрисанфовну. – Пройдемте в дом. Подождите ее там. А я схожу в конюшню. Она там в стрельбе упражняется, позову ее.

  Он вошел в прихожую и проследовал в приемную. Вошел, и остолбенел от увиденного. У окна стояла изящная девушка. Белокурые пышные волосы струились волнами по ее плечам до самого пояса. Простое бумажное платье, стягивала на тонкой талии атласная лента, завязанная сзади бантом. Она поливала на окне цветы. Солнечные лучи, падающие из окна, золотистым ореолом окутывали всю ее фигуру, пушистые волосы, платье, руки.

  Он стоял, открыв от изумления свои глаза и не мог пошевелиться, или произнести хоть слово. Она обернулась. Их глаза встретились. Ноги у Михаила стали ватными. Он пытался справиться с этим состоянием, но, у него ничего не получалось. – Что со мной? И кто это? Кто она?

  Они так стояли какое-то время, не в силах оторвать взгляда друг от друга. Пока он не взял себя в руки и не произнес хриплым голосом. – Простите, я к Лисиппе Хрисанфовне от Григория Ивановича.

  - Она должна подойти. Вы присядьте. – И указала ему на тахту у стены. Я ее сейчас позову.

  - Нет, нет, за ней уже пошли. – Хорошо, тогда, просто подождите, сказала девушка и вышла из гостиной.

  Михаил сидел на тахте и не понимал, что с ним сейчас произошло. – Что она со мной сделала? Кто она?

  Пришла Лисиппа. Они поговорили, и Михаил вышел. – Вот же я дурак! Нужно было спросить, кто это?

   Поздно вечером Манускевич привез воришку Василия из Ростова. Григория об этом оповестили дежурные. Им оказался довольно симпатичный, темноволосый, высокий парень, с голубыми глазами. Он сидел на стуле в кабинете пристава, со связанными руками, и смотрел в пол. На нем были штаны от морского костюма и заграничные лаковые штиблеты.

  Григорий сел напротив и попросил Михаила развязать его.

  – Есть хочешь?

  - Не так есть, как пить.

  - Миша, принеси стакан чая и баранки.

   - Тебя как звать? Полное имя и фамилию назови?

  - Василий Синявкин.

  - Лет сколько? – Семнадцать.

  - Грамоте обучен?

   - Обучен. Пять классов с отличием.

  - Живешь где?

  - На Богудонии. Мазанка у нас там с отцом.

  - А папку с документами ты выкинул?

  - Я не дурак, документы выкидывать. – А зачем они тебе? – Да не зачем. Откуда я знал в темноте, что это документы?

  - Ну, и где они? – Так дома, на печке лежат. – Ага. А деньги где? Потратил?

  - Когда б я их успел потратить? Спрятал.

  - Василий, ты давно этим делом промышляешь?

  - Год уже.

  - Ты знаешь, ростовские на тебя пятнадцать краж вешают.

  - Ваше благородие! Да откуда у меня столько? Врут, ведь!

  - У тебя это первый привод? – Привод, что это? – Попался впервые? – Да, первый раз.

  - И кто тебя научил красть? – Никто. – Хочу стать купцом, лавку купить, дак, денег где взять?

  - Ты пьешь? – Кто, я? Да не вжисть! Ненавижу это дело. Батя вон, вечно, как выходной, валяется где попало, таскаешь его на себе домой.

  - А в карты играешь? – И в карты не играю.

  - Живешь один, с отцом? - Нет, сестренка еще, одиннадцать лет.

  - А мать где? – Дак, померла, лет пять уже… - Отец где работает? На заводе рыбном? – Да, там.

  - И что, Василий, за прошедший год много ты накопил своим ремеслом?

  - Двадцать рублёв отложил. Остальное, вон, себе на одежку и сестренке на платьишко потратил. Осень уже, она выросла, пальто ей надо. Да форму новую в школу. Что имел, вот и потратил.

  - Так ты Василий, хозяйственный? И о сестре заботишься?

  - Вот скажи, сейчас ты попался и тебя отправят по этапу. Что с сестрой будет?

  - Не знаю, мне ее больше всего жалко.

  - Тогда зачем лез в дом? – А где я денег ей на форму возьму? И на пальто? Нам на еду еле хватает! Этот еще, остальное пропивает.

  - Ты форму-то у капитанов зачем взял? – А что им без формы там одеть нечего? Они богатые. Вон, корабли у них. А мне в саду с Маняшей погулять по центральной аллее одеться хочется. Они не пропадут без штанов и ботинок.

  - Да ладно, раз попался, забирайте! – Он стал расшнуровывать ботинки, снял и аккуратно поставил их перед Григорием. Потом, встал, расстегнул штаны, стал снимать. – Забирайте все!

  - Вася, перестань. Не надо ничего снимать.

  - Вы богатые, нас бедных никогда не поймете! Я как подумаю, на работу идти, на рыбный, меня просто воротит. Душа наизнанку выворачивается. Так всю жизнь там загубить за копейки? Уж лучше в тюрьме сгнить! И кто из богатых честно свой капитал заработал? Я насмотрелся на купцов у нас в порту, да и на рыбном промысле. Много чего там навидался.

  - Вот вы, богатый человек? – В общем, да.

  - Вы свое богатство честным трудом получили?

  У Григория кольнуло сердце, он опустил глаза. – Про то и я говорю, а меня сейчас посадят. И моя сестренка…

  - Вася, хватит. Успокойся. Вот чай и баранки. Поешь.

  Он пил чай с сахаром и жадно ел баранку. У Григория щемило сердце и ум ужасался от того, что он услышал и понял.

  - Василий, а ты не хочешь стать полицейским?

  У парня прекратился жевательный процесс. Он проглотил то, что было во рту и с удивлением уставился на Григория.

  - Мне? Стать фараоном? Да мне на Богудонии никто руки никогда после этого не подаст! Не… Ваше благородие!

  - Ладно, ты ешь, ешь… Чаю еще налить? – Налейте.

  - А кем ты бы мечтал стать? – Он задумался, и отложил на стол баранку. – Хочу стать купцом. Торговое дело мне нравится. Поучиться бы этому где?

  - А ты знаешь, что многие купцы начинали, вот как ты сейчас, с нуля.

  - Слышал об этом. Только у них к этому нулю все равно еще что-то было на начало. А у меня всего двадцать рублёв. То, что урал, вы ведь заберете?

  - Заберем. Потому, что эти шестьсот рублей у капитана были на оплату морякам зарплаты. А эти моряки такие же, как и ты. У каждого семьи там, в Греции. А документы – это счета в банке и отчеты за оплату налогов.

 - Значит, я обокрал не богатых?

  - Выходит, так.

  - Так, пойдемте, я все верну! Я потратил только тридцать рублёв. А как вас зовут, ваше благородие?

  - Григорий Иванович. – Ваше благородие, только сейчас домой бы не надо! Лучше утром. Пусть батя на работу уйдет. Я не хочу, чтобы он обо всем этом знал! Я и документы отдам, и деньги верну, у меня там тайник есть. И, форму, если хотите отдам с ботинками.

  - Ладно, Вася, поспи в предварительной. Утром поедем. Хорошо? Мне с тобой еще поговорить надо будет. Отдохни пока.

  - Спасибо вам, Григорий Иванович, вы человечный. А я думал, в полиции все фараоны…

  Григорий не пошел домой ночевать. Он не видел Лисиппу уже два дня. - Хоть бы матушка у нее была! Чтобы не беспокоилась! Хотя, уже поздно, ведь!

  Ворота Карсан были закрыты. Но в окнах свет горел. Он постучал. На стук вышла горничная. – Кто там? – Это я, открой.

  - Григорий Иванович? – Хорошо, что вы пришли. Здесь и ваша матушка. Они с Лисиппой Хрисанфовной вас дожидаются.

  - Это хорошо, Аннушка!

  - Гриша! Слава Богу, ты пришел. Мы тут вдвоем тебя ждали. Как там у тебя дела? – Нормально. Взяли воришку и все, что украл есть. Завтра с утра поедем конфисковывать.  – Отвечал Григорий по очереди обнимая мать и Лисиппу.

  - Гриша, ты сядь поужинай, а я спать пойду, время позднее. Лиса мне в спальне Галины Мефодиевны постелила, домой уж не пойду. А вы тут поговорите. Она поцеловала его в лоб и ушла.

  - Лиса, как я соскучился! Два дня безвылазно на работе! Когда мы будем вместе хотя бы ночевать?

  - Ну, ты же сам сказал, после свадьбы. Отец едет. Не долго осталось. Он сел за стол. Она подставляла ему тарелки и с любовью смотрела, как он поглощает все, что приготовлено.

  - Что тебе полицмейстер говорил и какое задание дал?

  - Да ну его! Хочет, чтобы я всех преступников сфотографировала, что сидят в остроге и сняла у них отпечатки пальцев. Говорит, сделаем у себя базу данных. Ну, сказал, что дают ставку с окладом в пятьсот рублей в год. И не разрешил заниматься вскрытием трупов. Охал и ахал, возмущался, как я могу таким заниматься? Мне смешно. Ну, да ладно. Тут еще Кисло*та меня поймал. Затащил к себе. Тоже требует, всех наших купцов дактилоскопировать.

  - Ты представляешь этот объем работы? Я сказала, что на своем аппарате не собираюсь это делать. Пусть фотоаппарат для полиции приобретают.

  - Лиса, как тебе господин Кисло*та?

  - Ой, просто не знаю, что сказать. Не нравится он мне. Человек с двойным дном. Будь с ним осторожнее.

  - Полицмейстер о нем сказал мне тоже самое. И просил держать его подальше от всех расследований. Лиса, будет спрашивать, о чем, а он будет, прикинься ничего не знающей.

  - Конечно, милый. Все, иди спать. И я пойду.


                Гл. 21

  Рано утром, Григорий зашел в кабинет к полицмейстеру. Старик не любил валяться в постели, и приходил на работу к семи.

  - Так, что у тебя? Рассказывай?

  - Вчера поздно вечером привезли Васю. Манускевич был такой умученный, ничего толком не успел рассказать, как его там словили. Я его отпустил домой отдыхать. Сегодня доложит с утра.

  - А я вчера Васю допросил. У него все украденное дома: и документы и деньги и одежда. Табакерку и часы взяли у перекупщика. Он просил не ходить к нему домой вечером. Мол, чтобы отец ничего не знал. Я пошел навстречу. Парню 17 лет. Не порченый он. Не пьет, в карты не играет. Сестренка у него одиннадцати лет, о ней заботится. Говорит, полез воровать, чтобы ей форму к школе купить и пальто на зиму. Ох и жаль мне его! Отец у него пьет, что заработал, то и пропил. Как дети живут – не понятно?

  - А он мечтает деньги скопить и стать купцом. Спросил, -сколько скопил? Говорит, - за год двадцать рублей. - Хороший он парень, умный. Школу для бедных окончил на отлично. Сестренку учит, как может.

  - Я вот что думаю, Иван Гаврилович! Нужен мне человек снизу для внедрения. Ведь просто так проникнуть в дела порта и купцов без своего человека, практически невозможно. Я предлагал Василию стать полицейским. Он не желает. Почему бы не предложить ему поработать на нужды полиции тайно? Я из своих личных денег открою ему в сберкассе счет. Положу туда сто рублей. И буду платить по червонцу в месяц.

  - Мне нужно только ваше одобрение. Судить нам его не обязательно. Потерпевшие просят просто вернуть украденное. Сейчас поедем и все вернем. Все.

  - О… Григорий Иванович, как вы горите на работе! Готовы из своих кровных жертвовать.

  - Готов! Парня жалко. А мы сейчас можем или спасти ему жизнь и его самого, или навсегда положить на него печать вора. А мне нужны позарез свои люди, нужны шпионы. А он сможет. И согласится, это точно.

  - Он нам все это отработает. Только придется за каждое нами выигранное дело с его участием, ему премии выписывать. Как сможем? Что скажите?

  - Ну, раз так, я согласен! Как бы его так завербовать, чтобы никто лишний и не знал? Особливо, этот питерский засланец.

  - Я постараюсь все сделать тихо и тайно.

  - Давай! И везите ко мне все, что конфискуете. А само дело, как закроешь, у себя самого в тайном архиве оставь. Не сдавай в канцелярию.

  - Будет сделано!

   - Иван Гаврилович! У меня к вам еще одно дело. Мне в центральном участке нужны свои люди. Манускевич – бывший сотник, с большой выслугой лет в полиции и большим опытом. Человек хороший, не продажный. Он в моей группе, как и Михаил, столько лет в исправниках ходит. Хочу попросить вас повысить его в звании и сделать приставом в центральном участке. А Фисенко бы перевести на другой. Тогда наши с вами дела по порту и купцам будут защищены от лишних глаз и любопытных носов.

  - Он безотказный и работает отлично. И Василия привез. Опыта у него достаточно. Да и слушаются его младшие по чину хорошо. Умеет он командовать и дисциплину держать в участке.

  - Хорошо, Григорий Иванович! Вы как у нас появились, все просто на глазах меняется. Даже на пенсию расхотелось!

  В полицейском участке фельдфебель рассказывал, как они ловили в Ростове Василия-вора. – Ростовские до меня обошли все скупки, нашли табакерку и часы. Оказывается, Вася не так прост в своих делах. Барыга предложил ему смешную цену за вещи. А он отказался, говорит: - меня такая цена за вещи заграничные не устраивает. Мол, сейчас пойду в другую скупку, там дадут сколько надо.

  - Тот в ответ: - ладно, оставь до вечера. Я покажу своим. Предложат больше, разделим пополам. - Тот и ушел. Вечером Вася приходит. А мы ждали напротив. Схоронились. Даже и не знаю, то ли торговец выдал, то ли Вася сам почуял, выскочил из скупки, и как дал стрекоча!

  - Ой, и погонял же он нас по улицам и подворотням. Пять человек ловили, но, поймали! Тамошние же полицейские свои улицы хорошо знают, не так, как Вася, словили беглеца!

  - Григорий Иванович! Когда поедем забирать сворованное?

  - Сейчас и поедем. Вы его хоть покормили? Голодный он.

  - Покормили, как же! Каши с утра дали и чаю с хлебом.

   На Богудонию поехал сам Григорий с двумя исправниками. Гористая местность с глинобитными мазанками, покрытыми соломенными крышами, и запутанными между ними тропинками, открывала сверху великолепные виды на Таганрогский залив. Бесчисленные хлипкие лодчонки на приколе у берега и в море, говорили о бедности их владельцев. Вдали виднелось мрачное здание рыбообрабатывающего завода.

  Но, ничто не могло поразить так, как внутренний вид дома Василия Синявкина. Затхлый запах нестиранного белья, топчаны с соломенными матрасами. Стол на одной ноге, приставленный к окошку, едва пропускающему дневной свет. Две лавки и большая печь, полка с глинобитной посудой. И, что более всего ужаснуло Григория, бесчисленные тараканы по стенам и полу гуляли, как хотели.

  - Да, тут не только воровать начнешь. – Подумал Григорий.

  – Вася, доставай документы и все остальное. – Он полез на печь, вытащил папку с документами.  Затем, отодвинул два кирпича внизу и достал стопку денежный банкнот. С гвоздя у входа снял два башмака, повешенных за шнурки. А со второго, тужурку от костюма капитана и штаны.

  - Ваше превосходительство, это все.

  - Вася, где твоя сестра?

  -  Я не знаю? Она обычно бродит у моря. Дома, сами видите, делать нечего. И есть тоже. Может, к соседке пошла, та ее хоть супом рыбным покормит. Вы мне с ней дадите попрощаться?

  - Вася, не сейчас. Поехали в участок, мне с тобой нужно серьезно поговорить. – Сказал, пораженный до глубины души, Григорий.

  - Господа, заберите все вещи. – Михаил брезгливо свернул костюм капитана и сунул в мешок, вместе с башмаками. Папку с документами взял под мышку, а деньги в карман. Они за Василием долго петляли по тропинкам Богудонии, пока не сошли на дорогу, где их ждала пролетка.

  В пролетке ехали молча, потрясенные увиденным.

  Григорий приказал принести обед в камеру к Василию. Немного подождал и вошел туда сам. – Ты поел? – Спасибо вам, Григорий Иванович. Я даже не помню, когда столько ел.

  - А теперь, Вася, послушай меня. Ты хочешь к лучшему изменить свою жизнь?

  - Хочу.

  – Тогда соглашайся работать на меня. Я не совсем полицейский, как все. Я занимаюсь крупными делами по хищениям купцами, которые не платят налоги в городскую казну. Из-за этого, город не может ни водопровод провести, ни дороги построить. Ни больницы, ни школы бесплатные для бедных открыть. Ни завести в городе бесплатную библиотеку, чтобы все могли читать. Это барыги, которым наплевать на всех. И я с ними борюсь.

  - Но я не могу влезть к ним в их непосредственные дела, как очевидец того, что они творят. И они уходят от наказания. А ты можешь! Ты это понимаешь?

  - Не совсем.

  – Я хочу, чтобы ты стал моим тайным шпионим. Чтобы ты устраивался к купцам на работу и изучал все то, что там у них происходит. Я выправлю тебе паспорт. Открою в сберкассе на твое имя счет и положу на него сто рублей. Дам тебе за работу червонец в месяц и справку о твоей благонадежности. Ты сможешь снять комнату в приличном доме и забрать сестру к себе. Так, как вы живете, жить нельзя. Я в ужасе. Если согласишься на мои условия и прекратишь воровать, сможешь остаться свободным. Тебя тогда никто судить не будет. Вот тебе мое предложение, сядь и подумай. Я зайду, чуть позже.

  Оставив пораженного, и с открытым ртом Василия, Григорий вышел из камеры. В кабинете пристава его ждал полицмейстер.

  - Григорий Иванович, я сам пришел посмотреть, все ли ценности на месте? Послал Манускевича за двумя капитанами. Дело надо сделать по-тихому, разговаривать будем в участке. Не у меня в управлении, чтобы никто не знал. Ну, как ваш Вася? Согласился?

  - Я дал ему время все обдумать. Он там сидит с открытым ртом. Иван Гаврилович, был я на Богудонии. Какой ужас! Я потрясен! Как они там все живут? Думаю, Василий уже согласен.

  - Григорий, пойдемте к нему вместе. Хочу глянуть, что там за Вася? Меня сегодня вызвал к себе градоначальник. Жаловался, что покупают дорогой чай, а он не понять из чего сделан. Написано, что китайский отборный, высокогорный. А заваривают, даже не знаю, что и сказать. У Алфераки в гостях были греческие друзья, недавно приехавшие, говорит, что заварили к столу и опозорились. Вы бы взялись, проверить, кто этот чай продает и что с ним делает? Вот, может, это задание первым и дать Василию?

  - Что ж! Думаю, я так и сделаю. Только парню нужно несколько дней для того, чтобы нормально устроить свои дела. Сделать паспорт. Ему ведь еще нет восемнадцати лет. Найти новую квартиру. Дома жить невозможно. Сам видел… И сестра у него малая. Думаю, устроиться и все оформить, неделю ему хватит?

  - Пойдемте, поговорим с ним.

  Увидев двух полицейских, вошедших в камеру, Василий встал.

  - Так вот ты какой Василий? – Сказал полицмейстер, глядя на него. – С виду отличный парень!

  - Ваше превосходительство, я согласен помогать полиции. Только тайно, чтобы никто об этом не знал. Воровать брошу совсем. Да и зачем мне надо будет? Меня если простите за все, я до конца дней благодарен вам буду!

  - Ну что ж! Хорошо, вижу, говоришь ты серьезно, не кривишь душой. Только скажи нам, тебе когда восемнадцать исполнится?

  - А сегодня какое число?

  - Гм… Двадцать второе.

  - Сегодня мое День рождения. Восемнадцать стукнуло.

  - Надо же! Какой день сегодня для тебя знаменательный. Вот тебе лист бумаги, сядь напиши твое полное имя отчество и фамилию. Будем тебе документы делать. Отца твоего мы трогать не будем, чтобы в его паспорте запись о тебе проверять.

  - Ой, ваше высокородие, не трогайте вы его! Я не хочу, чтобы он ничего обо мне и знал.

  - А чего ты так к нему, - удивился полицмейстер?

  - Мне бы от него сестренку увести и никогда больше о нем не вспоминать! Плохой он! Просьба у меня к вам большая.

  - Говори, что за просьба?

  - Не могли бы вы мне в паспорте мою фамилию исправить?

  - Как это исправить? Зачем?

  - Да фамилия отца и моя, Синявкин. Какой тайный шпион из Синявкина? Меня в школе все дразнили – Синявкин-Пиявкин. Не нужна мне фамилия отцовская. Ничего от него не хочу!

  - Давай рассказывай, что ты против отца имеешь?

  - Пил он всегда, мать бил. Зимой с голыми ногами на снег выгонял, не пускал домой. Заболела она, сильно простыла. Померла. Мы тогда совсем одни остались. Пьяного таскал я его на себе домой. Стал он и на сестренку малую руку поднимать. Я тогда и сказал ему: - еще раз на нее руку поднимешь, топором зарублю. Он испугался. Ненавижу я его. Хоть и жаль, иногда, все ж отец! Мечтал денег собрать, да уйти, и сестру оттуда забрать. Вот, и воровал. Где было еще денег взять на жизнь?

  - Сделайте мне в паспорте фамилию Синявин, не хочу больше от отца ничего иметь! Если кто узнавать начнет, чей я сын? Чтобы ничего не узнал. Я свою новую фамилию позорить не буду!

  - Да, Вася, фамилия вещь серьезная. Она, порой, о человеке все сходу говорит. Вон, Григорий Иванович знает, есть тут у нас один… Ладно, сделаем тебе фамилию Синявин. Но ты уже смотри, не подведи сам себя!

  - Не подведу. Можете не сумлеваться!

  - Григорий Иванович, пошлите Михаила, пусть парню комнату найдет в городе, в приличном месте, не дороже двадцати копеек в месяц. Паспорт оформите, и ко мне, в обход канцелярии, сестру ему в паспорт впишите. Я сам его завизирую, чтобы никто не знал. И справку из полиции о благонадежности.

  Связь с нами держать будешь через Михаила, или Манускевича, что вез тебя сюда. О том, что ты работаешь у нас никому ни слова. Он с тобой сейчас пойдет. Выберете квартиру. Пока отец на заводе, заберешь оттуда сестру и свое все, что надо, чтобы он тебя не искал. Оставь ему записку, что вы с сестрой ушли насовсем. Начальником твоим будет Григорий Иванович. К нему в Управление ходить нельзя. Если что будет надо передать, сам лучше в полицейский участок не ходи, записочку напишешь, сестру пришлешь. К тебе и придут. О своей новой квартире, никому. Неделю тебе на обустройство хватит?

  - Ваше превосходительство, хватит! Премного благодарен. Это же какой вы мне подарок на День рождения сделали! До конца дней за вас молиться буду! Как ваше имя?

  - Иван Гаврилович.
 
  - Но, через неделю мы тебе задание дадим. Попробуешь устроиться на работу.

  - За этот месяц вот зарплата твоя. – И Григорий дал ему десять рублей.

 
                Гл. 22

  Григорий вывел из камеры Василия. Подозвал к себе Михаила и попросил походить с ним по городу в поисках нового жилья.

  Михаил очень удивился такой просьбе. Увидев полицмейстера, задал ему вопрос: - ваше высочество! Вы Василия отпускаете?

  - Михаил, вам обо всем расскажет Григорий Иванович. Не удивляйтесь. Василий теперь наш человек. Иногда так бывает! Вы ведь слышали восточную мудрость – великое искусство в сражении, не убить своего врага, а сделать из него преданного друга.

  Михаил предложил Василию посидеть в кабинете, а сам вышел с Григорием переговорить.

  - Гриша, вы что там с Васей сделали? Я ничего не понимаю.

  - Ничего особенного. Мне нужен человек на роль внедрения в работу купеческого бизнеса. Дело по Василию капитаны просили провести тайно, без суда. Что мы и делаем. Ты же сам видел, жить на Богудонии невозможно. Я предложил ему стать нашим осведомителем. Открою ему счет в банке и дам в месяц десять рублей за работу. Он согласен. Полицмейстер одобрил. Вот, теперь прошу тебя найти в приличном месте ему недорогую квартиру. Он заберет сестру, мы ему выпишем паспорт и сменим фамилию. Будет выполнять наши задания.

  - Ну, вы даете! И правда – это искусство сделать из врага себе друга.

  - Ну, раз все понятно, выполняй.

 -  Нет, нет… Гриша, у меня к тебе есть вопросы.

  - Что еще? – Я вчера заходил к Лисиппе, и видел там девицу. Такая маленькая, тоненькая с длинными светлыми волосами.

  - Гм… Под такое описание подпадает только Глаша, компаньонка Лисы. А что такое?

  - Понимаешь, я как ее увидел, стал сам не свой. Ноги ватные, дыхание сперло, даже говорить не мог. Она на меня как глянула, и я все… Про нее с тех пор только и думаю.
  - Миша, мне тебя жаль! Ты влюбился?

  - Не знаю, что это такое. Но, видимо, это то и есть!

  - Миш, она ведь из простых. Правда, Лиса дала ей некоторое приданое. Но, ведь твой отец известный и богатый купец. Позволит ли он тебе жениться на простой девушке?

  - Гриша, а я что князь? Мы все из простых! – Вспылил Михаил. – Я с батей поговорю. Мне кроме нее никого не надо. Я не могу без нее… Только бы она мне не отказала.

  - Ну, тогда дерзай. Я Лисе скажу, мы тебя, может, на ужин пригласим.

  - Ладно, спасибо. Буду рад принять помощь.

  - Да, она тебя старше на три года. Но, образована, владеет французским и медсестра с дипломом Сорбонны.

  - Что старше, мне все равно. Я что ей не под стать? У меня лишь гимназия и курсы полицейских?

  Григорий засмеялся. – Ты же собираешься дослужиться до полицмейстера и получить статус дворянина, думаю, вы стоите друг друга!

  - Да ну тебя! Ты вечно смеешься, а мне не до шуток.

  - Сам увидишь, понравился ты ей или нет. Может Лисиппу попросить узнать мнение Глаши о тебе?

  - Нет. Я сам. – Хорошо. Жди приглашения на ужин. Только повод нужно придумать.

  - Давай, устрой парня на новую квартиру. Смотри, чтобы был отдельный вход. Сам понимаешь, контакты с ним будут тайными. И еще, исходя из того, что у нас есть свои шпионы, при необходимости, контакта с ним и появления на его квартире по надобности, вход строго в мирской одежде. Не в мундире полицейского. Ты сначала зайдешь к себе, переоденешься. А потом пойдете с ним искать квартиру в городе. Купи газету. Ты будешь его главным связником, и опекуном.

  - Так точно, ваше высокопревосходительство!

  - Валяй!

  Лиса заметила, что Глаша стала задумчивой и странной. Ее поведение обеспокоило, она подолгу стала закрываться у себя в комнате, не выходила в сад и молчала. – Заболела?
 
  - Глаша, что с тобой, ты как себя чувствуешь?

  - Я не знаю, что со мной происходит?

  - Что ты имеешь ввиду?

  - Это не физическая болезнь. Душа как-то ноет. Думаю только о нем, и ничего с этим не могу сделать. Пыталась много раз отогнать мысли, но, ничего не получается. Как увидела его, так он и стоит в моих глазах, не уходит, даже ночью.

  - Глаша, кто он? - Не знаю. На днях заходил полицейский от Григория с вами поговорить.

  - А, это Миша, они с Григорием вместе в гимназии учились. Он из богатой купеческой семьи. Хороший парень.
  - Из богатой купеческой? Господи! Как мне его забыть?

  - Глаша, ты влюбилась?

  - Я не знаю.

  - Не отчаивайся. Никого забывать не нужно. Я все разузнаю.

  - А что разузнавать? Когда нам вместе никогда не быть! Я ему не пара…

  - Без паники! Все будет хорошо. Давай лучше подготовимся к выходным. Мы давно никого в гости не приглашали. Просто устроим в субботу посиделки. Поиграем в карты, может споем, я буду играть на рояле, потанцуем. Мишу пригласим.

  - Лисиппа Хрисанфовна, я не выдержу, сбегу.

  – Куда? Глаша, ты себе цены не знаешь! Запомни, Михаил хоть и из купеческой семьи – из простых. Ты же с дипломом медсестры из Сорбонны. У тебя не малое приданое. Ты воспитана и владеешь французским, как благородная дама. Ты чем его хуже? А ну, хватит себя принижать!

  Глафира закрыла лицо руками и расплакалась. Лисиппа обнимая, вытирала платком ей слезы. – Вспомни, сколько у меня по жизни было проблем. Но я никогда не отчаивалась. И ты не отчаивайся. Ничего страшного пока ведь не произошло? Нужно всегда надеяться на лучшее. Нужно выяснить, нравишься ли ты ему? Я так всегда поступала с Григорием. Поэтому, устроим вечеринку. Пошли готовиться.

               
                Гл.23
  Но подготовиться к вечеринке в пятницу не получилось. После обеденной трапезы, горничная доложила, что Лисиппу ждет в приемной знакомый ей врач Гусман Лейб Моисеевич.

  Небольшого роста, плотненький Лейб Моисеевич, был не только владельцем собственной клиники, пользующейся большим спросом у горожан, но и штатным патологоанатомом в центральном полицейском участке. И на данном этапе партнером Лисиппы.

  Увидев ее, раскланялся и сказал: - уважаемая Лисочка Хрисовна! Простите, что побеспокоил вас перед выходными днями. Но, у меня крайняя нужда. И, кроме вас больше обратиться не к кому.

  Лиса улыбнулась такому обращению. Она знала, что евреи всегда сокращают имена, изменяют как им удобно, как себе, так, видимо, и тем, с кем общаются. И это выглядело так удивительно и непосредственно. – Слушаю вас, Лейб Моисеевич?

  - Понимаете, у нас сегодня вечером начинается Шаббат. Работать по завету нельзя. А ко мне в клинику привезли мальчика. У него боли то внизу живота, то в груди. Я посмотрел, похоже на спазмы мышц. Причину я найти не могу. За ним нужно просто понаблюдать. Родители привезли его с утра. Лучше ему не стало. А сегодня вечером Шаббат. Я решился прийти к вам и попросить вас заменить меня на этом посту сутки. Вам будет оплачен гонорар вдвойне.

  - Лейб Моисеевич, я помогу, но мне сначала нужно его самой осмотреть, а потом я отвечу, согласна или нет.

  - Таки да, Лисочка Хрисовна. Я согласен. Моя пролетка ждет вас.

  - Подождите, я соберусь. Глаша, ты поедешь со мной? Может быть, твоя помощь понадобится…

  - Да, конечно. Я сейчас. А что взять из инструментов?

  - Лисочка Хрисовна, у нас в клинике все нужное есть.

   - Глаша, возьми мой саквояж с операционными инструментами. По моим предчувствиям, у мальчика в животе далеко не спазмы.

  Мальчик десяти лет лежал на кровати, согнувшись, и тихо постанывал. Его мать сидела рядом, глядя на него грустными глазами.

  Лисиппа попросила женщину, уступить ей место. – Как тебя зовут?

  - Лева. – Ляг на спину. Давай мы посмотрим точно где болит?

  - Болит везде.

  - Как везде?

  - Не знаю.

  - Давай поднимем рубашку и проверим? – Давайте.

  Лисиппа осторожно стала мять напряженный живот мальчика, спрашивая – болит, не болит. Дошла до правой стороны низа живота, осторожно глубоко и медленно нажала и резко отпустила. Он вскрикнул от боли и сжался в комок.

- Это никакие не спазмы. А воспаление слепого отростка. Крайняя степень гнойного наполнения этого отростка. Нужна операция. Причем, срочная. Господин Гусман, мадам, давайте выйдем из палаты и поговорим.

  - Лиса Хрисовна, но я никогда не делал подобной операции. И я не представляю, как ее сделать? У нас в России никто никогда таких операций не делал! Тем более, через два часа начнется Шаббат. Я не могу!

  - Лейб Моисеевич, я тоже никогда не делала такой операции, но присутствовала в Сарбонне, когда наш профессор оперировал пациента с таким диагнозом. Я только наблюдала. Но помню каждое его движение и готова спасти мальчика. Но мне нужен опытный ассистент. Могут быть осложнения.

 - Вы поймите, в отростке столько гноя, стоит лишь начать его резать, как гной может хлынуть на весь кишечник. Тогда придется вынимать все кишки и мыть их в тазике. Вы это понимаете? Я одна могу не справиться! Гусман, вы же давали клятву Гиппократа, клятву врачей всего мира? Какой день отдыха, когда решается судьба мальчика – жить, или умереть?

  - Лиса, я не могу. Не соблюдение заповеди Шаббата, у иудеев карается смертью.

 - Да что это за заповедь? Когда отдых ставится выше человеческой жизни! Хорошо, что я не иудейка! Мне нужен эфир. У вас есть чем ввести ребенка в состояние комы?

  - Есть немного.

  - И еще, мне нужны два санитара. Нужна вода и огонь. Где немедленно начать стерилизовать инструменты. Нужны маски. Давайте мне все это!

  - Сейчас все устрою.

  - Глаша, ты будешь моим ассистентом. Начинай стерилизацию инструментов из моего саквояжа! – И она перечислила инструменты поименно. Возьми там же одну воловью жилу из коробочки для сшивания внутренних швов. Ее нужно обварить и дать постоять в воде для того, чтобы она стала мягкой. Будем ею связывать кишку. Чтобы потом не снимать шов. И не резать по новой. Она внутри рассосется.

  - Мадам! – Обратилась Лисиппа к матери мальчика. – Вы согласны на операцию вашего сына? В противном случае, он умрет.

  - Я согласна! Спасите его!

  - Гусман, нужно было прийти ко мне утром. Ладно, давайте все и можете идти.

  В кабинет несмело заглянула Фрейга Иосифовна – жена Гусмана. – Лейб, ну что? Ты нашел шабесгой? – Он, с раздражением, отмахнулся от нее.

  - Лейб, таки нет?

  - Таки да! Уйди!

  - Лиса Хрисовна! Мы будем молиться за вас и за мальчика. Бог обязательно поможет. Мне стыдно, но я не могу нарушить заповедь, которая показана нам нашими мудрецами в Талмуде. Простите меня!
  Операция продолжалась полтора часа. И прошла успешно, без осложнений. Санитары осторожно перенесли мальчика из операционной в палату и положили на кровать под одеяло. Оставалось ждать, когда он очнется от эфира, который мог отрицательно повлиять на его состояние. Мальчику было всего десять лет. Дежурить у кровати сына осталась его мать.

 Лисиппа вместе с Глашей прилегли в соседней палате на жесткие койки, укрывшись тонкими больничными одеялками. Спать не хотелось.

  - Глаш, я бы сейчас выпила вина. И съела ножку фазанчика. 

 - Глаша тихо засмеялась в ответ.

  - Эх, мы не додумались взять с собой немножко провизии. Есть и правда хочется. – В дверь палаты тихо постучались.

 – Войдите. – На пороге стояли Григорий и Михаил.

  – Добрый вечер, дамы!

  - Гриша! Как хорошо, что вы пришли! Мы есть хотим. И пить хотим. А нам отсюда до конца Шаббата уходить нельзя.

  - Какого еще Шаббата?

  - Иудейского.

  - Вас что, Гусман в иудеи обратил?

  - Таки нет… Он сказал, что мы эти, как его… «шабесгой». Мы за него операцию мальчику сделали. Он пошел праздновать иудейскую субботу. А мы есть хотим. И вина.

  В дверь опять постучали. - Кто там еще?

 – Простите! Это от Гусмана вам ужин принесли и просили спросить, как прошла операция?

 – Нормально операция, без осложнений.

 – Ужин?

  - Надо же! Целая курица, жареная рыба, картошечка! Только вина нет! Нужно отпраздновать! Господа, мы хотели провести посиделки в субботу, Мишу пригласить. Что нам мешает это сделать здесь? Все в сборе. До завтрашнего вечера уйти отсюда нельзя. И так, начнем?

 - Глаша, вставай, будем стол собирать. Михаил, познакомься: Глафира, моя подруга, и мой главный помощник в операционном деле.

  Михаил подошел к Глаше, взял ее за руку, их глаза встретились. Горячая волна мгновенно разлилась между ними и покрыла их с головой. И они так стояли, не двигаясь, не в силах разъединить свои руки. Григорий и Лисиппа с улыбкой наблюдали за этой сценой, не говоря ни слова. Здесь и без слов все было ясно.

  - Миша, давай сходим за вином? – Наконец произнес Григорий.

  - Михаил очнулся, приложился к маленькой руке смущенной Глаши и отпустил ее. – Давай сходим. А из чего пить будем?

  - У Гусмана вон в шкафу стоят какие-то мензурки. – Засмеялась Лисиппа. - Мы по-походному! Ждем вас.
  На следующий день, в воскресном номере «Таганрогского вестника» появилась статья о том, что молодая хирург, княжна Лисиппа Хрисанфовна Карсан спасла от неминуемой смерти мальчика. Сделав ему операцию, которую в России пока еще не делал никто. Родители мальчика от всего сердца благодарят княжну. А город Таганрог поздравляет ее с такими достижениями на медицинском поприще, и желает ей новых достижений в этом трудном и благородном деле.


                Гл. 24

  На неделе зарядил монотонный и мелкий дождик, постукивая по крышам домов, шелестящим кронам кленов и вязов. Мостовые покрылись бесконечными лужами, вперемешку с мокрыми опадающими листьями. Солнце вышло только к субботе.

  Михаилу нужно было зайти в Иерусалимский переулок к Василию. Посмотреть, как они там с сестрой устроились на новой квартире и передать готовые документы.

  На стук в дверь, он услышал детский голос: - кто там?

  - Я из полиции. Могу увидеть Василия?

  Дверь Михаилу открыла девчушка двенадцати лет. Темненькая, опрятная, с длинной косой до пояса, завязанной на конце большим голубым бантом.

  - Проходите, ваше сиятельство! Не за порогом же нам разговаривать?

  - Ничего себе! – Подумал Михаил, - какое воспитание?

  - Василия нет. Они с Маняшей пошли купить ей пальто. А то холодно уже.

  - А ты его сестра? – Да. – Как тебя зовут? – Василиса.

  - Василиса? И Василий? Кто же вас так назвал? – Мама. Она мне сказки рассказывала про Василису премудрую. И говорила, что я буду как она – премудрою.

  - Я заметил, что ты премудрая, как твоя мама и сказала.

  - Вы проходите в комнату. Нечего у порога стоять. Садитесь.

  - Спасибо, Василиса. – Сказал Михаил, оглядываясь кругом. Квартирка была небольшой из двух небольших комнат и кухни. На чистых окнах висели белые вышитые занавески. В комнате, в углу шкаф для платья, односпальная кровать, аккуратно застеленная чистым одеялом. Столик у окна и в крохотной глиняной вазочке букетик осенних листьев. А из кухни доносился аппетитный завах свежесваренного борща.

  - Василиса, как тебе тут, нравится? – Конечно, нравится. И Васе тоже нравится.

  - А кто это Маняша? – Маняша?  Ну, это невеста Васи. Она очень хорошая. Вкусно готовит и Васю любит. Меня тоже. Она с нами жить будет. А то Вася боится, что ее на Богудонии могут испортить. Она очень красивая.

  - Как это испортить?

  - Ваше сиятельство! Вы разве не знаете, как девицу могут испортить?

  - А… М… Понял… Ты меня не называй «ваше сиятельство», лучше зови дядя Михаил.

  - Ну, вы же полицейский. Это как-то неприлично.

  - Ладно, тогда хоть Михаил Саввович. Тебе так прилично будет?

  - Да… Лучше дядя Миша.

  - И я о том же. Так Вася когда придет?

  - Не знаю. Они могут еще потом гулять пойти.

  - Я долго его ждать не могу. Вот принес ему документы. Тут паспорт и справка на работу. Нужно ему лично в руки отдать.

  - Давайте мне. Я хозяйственная. Там дома еще, всегда следила, чтобы все у всех было в порядке. Мужчины такие растеряхи… Вася просыпается, и не знает где у него что. Вон у меня в шкафу, наверху есть полочка. Туда и положу. Там у меня все ценное.

  - Раз ты такая ответственная в доме, возьми документы. И запомни, вы с Васей теперь не Синявкины, а Синявины. Фамилия у вас теперь новая. Тебя мы вписали в его паспорт. А это ему справка для устройства на работу. Все ему покажешь, как придет.

  - Скажешь, что в воскресенье, я дежурю в городском саду, пусть приходит к вечеру. Я его сам там найду.

  - Ну, что, мадмуазель, я прощаюсь. Всего вам доброго. Закрывайтесь, и никому из незнакомых не открывайте.

  До свидания, дядя Миша!

  На центральной аллее городского сада в воскресный вечер гуляли нарядно одетые пары. Вдоль всей аллеи горели газовые фонари, делавшие окружающую природу сада необыкновенной и таинственной.

  В круге играл духовой оркестр. По ресторанчикам и киоскам под открытым небом сидели многочисленные, денежно обеспеченные завсегдатаи, пили, шутили, смеялись. Встречались пары, угощая друг друга мороженым и местными сладостями. Пахло печеным мясом и сыростью листьев осени. Толпы нарядно одетых горожан заполняли круг в центре сада и все аллеи, идущие от центральной.

  В числе этих пар выделялась молодая красавица в коротком модном пальто, опушенном белым мехом, и высокий молодой человек в длинном черном пальто и котелке на голове.

  Чинно прохаживаясь под ручку, они своим видом обращали на себя внимание обывателей и местных хулиганских групп, в которые группировалась молодежь не совсем благополучных районов города. Особенно с районов Касперовка и Богудония. Среди этих групп были свои заводилы, получающие удовольствие от хулиганских проделок над более состоятельными гражданами.

  Дело в том, что эти молодые люди считали чуть ли не своей собственностью девушек своего района. И, если кто-то из чужих осмеливался за кем-то из них ухаживать, подпадал под их немилость. В таком случае, они называли себя «фараонами» - типа, мы сейчас полицейские.

  Эти негодяи окружали такую пару, девушка обычно, в испуге убегала, а над молодым человеком проделывали всевозможные глумления. Например, заставляли «переплыть» на пузе местный «залив» - большую лужу после дождя, а, если таковой не находилось, удаленную от глаз дорожку, покрытую пылью. Или, залезть на окружавший сад каменный забор, и прокукарекать сорок раз. И вся шайка со смехом считала «кукареки».

  Отказавшегося, всей толпой избивали. А, согласившегося на экзекуцию, заставляли потом дать перед всеми торжественную клятву забыть вход к девушкам их района.

  Говорят, что в такую ситуацию, однажды попал даже сам глава города. Он провожал до дома знакомую девушку. И спасся от избиения, только согласившись на заборе прокукарекать десять раз. Их ловили, сажали, но эти ряды пополнялись с невероятной быстротой.


  Вот среди таких групп особо выделялась банда хулиганов из самого бедного и неблагополучного района, вблизи порта – Богудонии, под предводительством двадцатилетнего авторитета по кличке Зелихвон.

  Подходит к Зелихвону один с Богудонии и говорит: - Зеля, ну ты глянь… Сижу я эдак в киоске под квасом, смотрю идет наша красотка Маняша с каким-то франтом в макфердане. Длинный, черный и с котелком. Не… Ну это же не порядок! Посодействуй, кто это с нашими гуляет?

  - Это точно, не порядок. Разберемся. – Вон они по центральной идут. – Пошли, фараонов вблизи пока нет.

  Целая толпа хулиганья становится в тени близ стоящего питейного магазинчика и наблюдает за тем, что сейчас произойдет.

  Зелихвон подходит к паре сзади, берет одну полу длинного пальто мужчины и начинает ее мотать из стороны в сторону, приговаривая: - Што это на нем? Чи ротонда, чи мотонда?  - Из толпы возле магазинчика слышится грубый ответ: - бей его с хвонда!

  Но Зелихвон не успевает привести в исполнение требование друзей и сам получает в челюсть сильный удар правой от того, кто в «чи ротонде, чи в мотонде». И, полностью потеряв равновесие, падает навзничь. Котелок падает с головы мужчины и катится по дорожке в траву. Девушка с криком бросается бежать.

  Зелихвон открывает глаза и видит над собой перекошенное яростью лицо Василия.

  - Тю… Синява… ты? – Шепелявит Зелихвон, сплевывая на землю окровавленный зуб. – Ты чё так вырядился? Я тебя не признал?

  - Тебя забыл спросить! Слышь, Зеля! Маняша моя женщина! Еще раз встрянешь, без зубов совсем оставлю.

  - Ладно, ладно… Чё ты?

  - Дуй отсюда, пока фараоны не сцапали, - говорит Василий. За шкирку поднимая Зелихвона, давая ему под зад увесистый пинок и сплевывая на землю. – Тьфу, весь променад испортил!

 Тут с соседней аллеи появляется Маняша с полицейским нарядом. – Что тут произошло? – Да все нормально. Я сам справился. – Отвечает Василий, смахивая с котелка листочки и песок.

  - Василий, так это ты? Ну ты и оделся! Я тебя уже час ищу, не могу найти! – Говорит Михаил, подавая ему руку для приветствия. – Тебе сестра отдала документы? – Отдала.

  - Я к тебе с заданием. Давай отойдем. Кто эта девушка?

  - Маняша, моя невеста. Я жениться собираюсь.

  - Не рано тебе?

  - В доме без женщины нельзя. Я на работу, а за сестренкой пригляд нужен. Да и приготовить, постирать. Я один не справлюсь. Любим мы с Маняшей друг друга. Вон, смотрите, как я ее могу в Богудонии одну оставить? Видели этих?

  - Ей хоть есть восемнадцать? – Она старше меня на год.

   - Тогда венчайтесь. И счастья вам!

  - Благодарствую.

  - Тебе задание от Григория Ивановича. Ты в понедельник пойдешь с документами к купцу Ковалеву и постараешься устроиться к нему на работу. Это два брата, торгуют колониальными товарами. Нас интересует чай, который они продают под маркой дорогого китайского. Они там что-то с ним мудрят. Нужно узнать, что они с чаем делают.

  Не знаю, кем он тебя возьмет. Думаю, в помощники, именно для этих проделок с чаем. Твое дело заручиться доверием хозяина, стать к нему ближе. И все разузнать. Подумать, как их лучше уличить в мошенничестве.
  - Как, справишься?

  - Чего не справиться?

  - Если появится ценная информация, пришлешь ко мне в участок Василису с записочкой. Я приду к вам домой. Там и поговорим. Она у тебя премудрая, как старушка, все знает.

  - Сам там на рожон никогда не лезь. Никому ничего не доказывай. Просто все замечай. Я зайду вечерком к тебе узнать, смог устроиться или нет. Если чего вам не хватает, лучше скажи. И оденься к купцу попроще. Вместо котелка вообще купи себе лучше кепку. А то тебя бог весть за кого тут принимают!

  - Хорошо. – Улыбнулся Василий. – Все сделаю.


                Гл. 25

 Под Рождество выпал легкий снежок. Народ толпился по магазинам, покупая праздничные подарки родным и близким. И это было время самое благоприятное для разного рода карманников и воров всех мастей и рангов. Полицмейстер выставил в центральном районе удвоенное количество постов на старом базаре, новом и возле больших подарочных магазинов. Но это мало помогало от постоянных посягательств шальной братии на карманы городских обывателей. Городовые в эти дни трудились в поте лица, разбирая жалобы и ловя многочисленных мелких преступников.

  Крупных происшествий в городе не происходило, и Григорий отдал приказ своей сыскной команде помогать городовым поддерживать предпраздничный порядок на улицах и в магазинах.

  Сам становой пристав первого отделения полиции Манускевич, с урядником Михаилом Паласовым, вышли в дневные наряды.

  - Павел Евграфович, что проверять будем?

  - Давай-ка Миша, посмотрим, что творится на Банковой. Там и банк и Митрофаньевская церковь. Заутреня кончается, сейчас на паперти кого только нет.

  - Подойдя к храму, они увидели городового этого околотка, энергично о чем-то беседующего с немолодой женщиной, прилично одетой, и маленького мальчика, лет шести.

  - Александр, Семенович, доброго здравия! Что-то случилось?

  - Доброе утро, Павел Евграфович. – Отдал честь городовой.

  – Да вот, незадача, мы тут с местной прихожанкой не знаем, как поступить. Она говорит, смотрю, стоит малыш на паперти, весь замерз. Пыталась спросить, кто он и где его родители? А он молчит. Может, немой? Простояла с ним с час, из церкви уже и вышли все после службы. Но никто к нему не пришел.

  Женщина, видя, что подошедшие есть полицейское начальство, сказала: - господа, я сдала вам мальчика, разберитесь. Он весь холодный, его бы отогреть чем, может тогда и заговорит. Я больше тут стоять не могу, мне домой пора, уж простите! – И ушла.

  Малыш был одет в цегейковую шубку, валеночки с галошами и вязаную красивую шапочку, видно, что из семьи с достатком. Ручки у него были ледяными, он смотрел на полицейских испуганными глазами и дрожал от холода.

  Михаил присел рядом с ним. – Детка, как тебя зовут? Не бойся. Мы тебе поможем. Ты потерялся? Где твои родители? – Михаил взял его ледяные ручки в свои и стал греть. На глазах у малыша появилась слеза. – Не бойся нас, скажи, как тебя зовут?

  Манускевич, рассматривая мальчика, вдруг сказал: - я знаю кто он. Это сын купца Алексопулос Феня. У него в прошлом году от тяжелой простуды матушка умерла.

  - Тебя ведь Феня зовут? – Малыш кивнул головой. – А батюшка твой где? Ты чего тут один стоишь?

  - Тятеньку зарезали. И нянечку, а я убежал. Дядя Гриня мне сказал, - беги Феня в церковь, и я побежал. – Михаил обнял мальчика в ужасе, и он залился такими слезами, что у видавших виды полицейских сердце зашлось от жалости к этому маленькому и беззащитному существу. Говорить он больше не мог.

  - Александр Семеныч! – Обратился к городовому Манускевич, бери малыша и неси его к себе домой. Сдай женщинам, пусть мальца отогреют и утешат. А сам давай потом за нашим сыскным нарядом и Лисиппой Хрисанфовной, да срочно Филипасу сообщи, что убийство. Пусть подъезжают по адресу – угол Иерусалимского и Католической, дом купца Алексопулос, тут по прямой недалеко.

   Михаил, увидев на паперти стоящих нищих, подошел спросить. – Мальчик давно тут появился?

  - Да почитай, со вчерашнего вечера стоит. Мы в ночлежку спать пошли, пытались с ним заговорить, а он все молчал. Утром пришли, он все так тут и стоит.

  - Он всю ночь простоял? Что ж вы никому о нем не сообщили? Бездушные! Павел Евграфович! Убийство вчера вечером произошло. Пошли посмотрим, что там такое!

  Григорий и Лисиппа, подъехав к дому Алексопуло, вошли в открытые настежь ворота. У центрального входа лежал в луже крови, по всей видимости, дворник.

  -  Первая жертва! – Сказал Григорий. - Лисиппа присела над телом рассмотреть нанесенные раны и определить, вдруг жив?

  Григорий проследовал в дом. В конце передней первого этажа у входа в комнату, ничком, лежала вторая жертва. Мужчина средних лет высокий и худощавый, по виду, конторский работник. – Наверное, помощник купца. – Подумал Григорий. Удар был нанесен ему в спину, скорее всего ножом.

  В комнате, закинув голову на кровать, на полу, сидела грузная женщина, с синей полосой на шее и выкатившимися из орбит открытыми глазами. Григорий вздрогнул. – Жуть! - На ковре, валялись детские игрушки: деревянные расписные лошадки, фургончики и плюшевый мишка с оторванной лапой. – Это нянька. Задушена.

  В гостиной за столом сидел Михаил и писал протокол. – Доброе утро! – Доброе, Гриша! Если его вообще можно так назвать!

  - Где сам хозяин? – Поднимись на второй этаж. Он у себя в кабинете лежит. Что интересно, с виду грабежа и не видно… Столовое серебро, посуда на месте. Железный ящик с драгоценностями стоит, не вскрыт. В кабинете сам посмотришь, ничего не перевернуто. На ограбление обычное не похоже. Зачем убивали? Четыре трупа! Похоже на заказное…

  - Где Манускевич?

  - Поехал за родным братом Алексопулос. У них обоих было одно торговое дело. Старший занимался покупками зерна, продовольствия и торговал по-крупному с заграницей. А младший, по рассказам Манускевича, имел магазины по городу и торговал фасованным товаром. Посмотрим на этого братца и его реакцию на произошедшее.

  В кабинете, возле большого письменного стола лежал крупный мужчина в домашнем халате, хозяин дома.  Под ним небольшая лужа крови, растеклась по персидскому ковру. На столе стояла бутылка коньяка с недопитым в рюмке напитком. И в красивой рамочке, миниатюрный портрет прелестной женщины. – Жена Алексопулос. – Подумал Григорий. 

  Он обошел стол, ящики были не плотно прикрыты. В верхнем, хранились какие-то конторские документы. Не снимая перчатки, как учила Лисиппа, Григорий пересмотрел их содержимое. Обычные торговые счета. Ничего ценного. Денег нигде видно не было. Он внимательно осмотрел всю комнату. На полке стояли книги, в углу металлический ящик, в котором обычно хранят драгоценности и ценные бумаги.  -  - Ничего не взломано. И ключа от ящика тоже нет. Ящик, самое ценное в доме. А ключ от него - самое необходимое для грабителя. Тогда, почему не пытали хозяина?

  В кабинет вошла Лисиппа и тут же присела над телом купца. – Гриша, его убили сразу. Ты же видишь, на нем нет следов побоев и пыток. Он чистенький. Один точный удар в печень.

  - Это так, Лиса! Я и удивляюсь. Металлический ящик, в котором хранятся ценные бумаги и драгоценности не вскрыт. Ключа нигде не видно, нужно еще выяснить, где он находится? Ничего не перевернуто и не разграблено. Кругом порядок. Такое ощущение, что пришли, убили и ушли! Кому это выгодно?

  На сколько я выяснила у Михаила, прямым наследником его является сын и его родной брат. Слава Богу, что мальчик смог убежать. Отпечатков нигде нет. Я, конечно, внимательно просмотрю стол, может где наследили, и сейф. Но, судя по идеальному порядку в кабинете и вообще, в доме, они ничего не трогали. Это явно заказное убийство.

  На лестнице, ведущей на второй этаж, послышались тяжелые шаги и голоса. В комнату вошли фельдфебель Манускевич и брат купца Марио Алексопулос Гектор Алексопулос, средних лет крупный, грузный человек в меховом пальто с бобровым воротником и такой же шапкой в руках.

  С порога, едва взглянув на лежащего на ковре брата, он бросился к железному ящику. Удостоверившись, что он закрыт и не тронут, подошел к камину на другой стороне кабинета. Снял с него часы, вделанные в каменную скалу малахита, и взял под ними ключ.
  Григорий, Лисиппа и пристав Манускевич, внимательно наблюдали за ним. Затем он прошествовал обратно к сейфу, открыл ключом дверцу, вынул бумаги, шкатулку с драгоценностями, открыл. Затем, закрыл все и сказал: - Уф! Все на месте! Ничего не взяли!

  - Господин Алексопулос, я вижу ценные вещи вас беспокоят более, нежели смерть родного брата? – Спросил Григорий.

  - Да что уж, господа! Если так случилось? Я сейчас ему ничем помочь не могу. А жить дальше ведь как-то нужно? Теперь мне нужно всем руководить, я его прямой наследник. Вот и смотрю, что унесли?

  - А с чего вы взяли, что вы прямой наследник? У вашего брата еще есть сын. Это он прямой наследник!

  - Ах, да! Феофанус. И где же он? Я что-то его тела не вижу?

  - Господин Алексопулос, нет здесь его тела. Мы его пока не нашли. Видимо, жив он. Так, что не торопитесь становиться прямым наследником.

  - Да, да, конечно… не нашли… Феня! Где же он?

  Григорий нагнулся к Манускевичу и тихо шепнул ему: - заберите у него ключ от ящика, а самого закройте в детской комнате, чтобы никуда не делся. Я после его сам допрошу. Тела убитых забирайте в мертвецкую. Пусть пришлют подводу. И все собираемся срочно в гостиной на совещание.

  Гектор Алексопулос, войдя с Манускевичем в детскую, и увидев задушенную няню с выпученными страшными глазами, взвизгнул: - вы зачем меня сюда привели? Я здесь не буду сидеть!

  - Не переживайте, ее сейчас заберут. А что такое? Вам страшно? Ключ от ящика отдайте? Он пока вам не принадлежит. Это вещественное доказательство.

  - Вы не имеете право! А кому он принадлежит, как не мне?

  - Он принадлежит вашему племяннику Феофанусу Алексопулос. Посидите пока здесь. К вам придут снять показания чуть попозже.

  Манускевич вышел и закрыл дверь в детскую на замок. За дверью послышались вопли: - откройте! Не оставляйте меня с этой… Вы не имеете право, я буду жаловаться!

  - Жалуйся, гад… – Шепнул про себя видавший виды пристав, но до этого еще не видевший, чтобы ради денег брат убивал родного брата и всех его домочадцев.

  Обойдя тело, лежащего в проходе конторского, он, вдруг услышал тихий стон.

  - Боже мой! Он жив! Лисиппа Хрисанфовна, скорее сюда!

   Лисиппа приложила два пальца к шее лежащего мужчины.

  - И правда есть тоны! Я же его смотрела. Он вообще не подавал признаков жизни! Бывает и такое, очнулся!

  В коридоре показался полицейский служка. – Пришли подводы для трупов. – Грузите, я покажу. Но, сначала вот этого, и осторожно. Он жив, но очень плох. Его в полицейскую больничку. Я поеду с ним в пролетке.
  - Павел Евграфович! Я постараюсь привести раненого в чувства, может быть, он даст нам показания. Поехала с ним в больничку, ему нужна операция. Передайте Григорию Ивановичу, я уехала.

  В гостиной особняка Алексопулос собралась полная сыскная команда Григория Филипаса.

  - Ну, что братцы, всем понятно, что заказчик – брат Марио Алексопулос Гектор. Об этом говорят все улики, что убийство заказное. И выгода от этого, только Гектору. По моим подсчетам, убийц было двое. Резал точно один. Второй был на подхвате – помочь, подержать руки… Все удары на одном уровне и правой рукой. Рост у убийцы средний. У кого какие дополнения к этому?

  - Григорий Иванович, я полагаю, что это еще не все. Вы заметили, что никто из домашних не знал о готовящемся нападении и не сопротивлялся. Все произошло быстро. И, получается, если так, кто-то изнутри двери открыл. То есть, был еще тритий, кто знал. Как вы думаете кто?

  - Ты прав, Миша! По первичным данным Лисиппы, убийцы вошли тихо, и все сделали быстро. Откуда им знать кто где находится? Их кто-то направлял. Однако, если так, как успели одеть мальчика? Была ночь, по еще не точно подтвержденным данным, часов десять, одиннадцать, дети в это время уже спят. Нянька с мальчиком убежать не успела. А малыш сказал, помните? – Дядечка Гриня мне сказал: - батюшку убили, а ты Феня, беги к церкви.

  - Это тот, кто лежал в проходе у детской, кого Лисиппа увезла отхаживать. Он и есть тот самый Гриня, конторский. Он и открыл дверь убийцам. И Няньку предупредил одеть пацана, и дал мальчишке убежать, за что его и ударили в спину. – Сказал Манускевич. – Видать, пожалел мальца!

  - И так, у нас есть полуживой единственный свидетель. На данный момент мы не знаем, даст ли он нам какие показания? Но, этого братца Алексопулос отпускать нельзя! Нужен ордер на арест! Но на данный момент предъявить ему мы ничего не можем. Трупы все увезли?
  - Увезли.

  - Вызывайте Гусмана еврея. Лисиппа одна со всеми не справится.

  - А я еду к полицмейстеру за ордером. Павел Евграфович, привезете братца в отдел, сами допросите. И отведите ему одиночку почище. Скажите, что до выяснения просто задержан, не арестован. Хочет жаловаться-пусть жалуется. Я постараюсь побыстрее. Нужно еще решить, где искать убийц.

  - Миша, ты опечатай дом. И поставь к нему служку караулить на день. Как ни как в доме ценности. Сейф мы же не имеем право в полицию забрать?


                Гл.26

  - Григорий Иванович! - Вскричал полицмейстер Иван Гаврилович Кузовлев. – Какой ордер на арест?! Что мы ему можем предъявить? Свои догадки в его виновности? Якобы, мотив? Ни одного свидетеля! Это же грек! У них особое положение, двойное гражданство. Он в первую очередь побежит в свое представительство жаловаться на Россию. На нас… Будет страшный скандал, что полиция не соблюдает императорские указы. Меня вместо пенсии уволят по статье!
  - Дорогой мой! Я все понимаю. Но ордер не могу. Разрешаю задержать на сутки, до выяснения! И то, нужно будет извиниться. Может этот, что очнулся, даст показания. Тогда, только тогда. И ищите срочно убийц.

  - И еще, я вот что думаю, этот Гектор Алексопулос должен был их на время укрыть. Он же понимал, что искать будут везде, на дорогах обыскивать, все подводы из города, поезда, и в Ростове не спрячешься, найдут. Я чую, он их спрятал у себя. Ночью ехать они не могли. Сейчас я обзвоню все посты на дорогах и полицию в Ростове. Пусть проверяют. Проверьте, что у этого Гектора есть за городом? Может, дача какая, или мельница одинокая.

  В дверь полицмейстера тихо постучались. – Кто там еще? – Вошел Михаил Паласов. – Ваше превосходительство, из больнички от Лисиппы Хрисанфовны срочное сообщение. Свидетель пришел в себя и срочно требует полицейских. Он слаб и хочет до своей смерти многое рассказать. Нужно поспешить.

  - Так едем! Я с вами Григорий Иванович!

  В палате, на больничной койке под серым одеялом лежал очень бледный мужчина. Серые круги под впавшими глазами, всклокоченные белесые волосы, обрамлявшие лицо, делали его похожим на мученика с древних икон о страшном суде.

  Увидев вошедшую группу полицейских, мундир полицмейстера, глаза его оживились и уголки губ слегка приподнялись.

  Лисиппа сказала вошедшим: - господа, он очень слаб, большая потеря крови, постарайтесь не долго. На столе бумага, чернила и ручка для записей.

Лисиппа Хрисанфовна, – обратился к ней Кузовлев. – Я слышал, вы владеете скорописью, лучше вас никто не сумеет записать рассказ свидетеля. Пожалуйста, помогите.

  Принесли стулья, все расселись полукругом у кровати. – Назовите свое имя и фамилию? – Задал первый вопрос Григорий.

  - У меня два имени. – Хриплым и тихим голосом начал свой рассказ свидетель. - Я умираю и хочу рассказать все с самого начала о своем великом грехе. Сил мало и меня не перебивайте. Я все скажу, потихоньку… Водички дайте, сухо во рту.

  Лисиппа приподняла его, попоила с ложки. – Больше нельзя, милый.

  - Настоящее имя мое Игнатий Звонков. Родился я в Саратовской губернии, в Царицыне. Нравилось мне конторское дело, хорошо я умел вести дела, знал купеческие документы и как их оформлять. Работал года три у одного тамошнего купца. Доверял он мне, ценил мою работу. Но мало мне было того.

  Однажды, посылает меня купец с доверенностью в банк, положить на счет своего торгового дела тысячу рублёв, да без свидетелей. Так он мне доверял. А я про себя думаю, заберу деньги и скажу, что ничего не было. Никто же не поверит, что он мог такую сумму доверить своему конторскому. А я и дело свое начну, уеду куда. Сколько можно горбатиться…

  Доверенность выкинул. А купец узнал, что на счету денег-то нет и ко мне. – Где деньги? – Говорю, какие деньги? – Тыща, где? – Я не знаю. Ты мне ничего не давал.

  Он пошел в суд на меня. Ему там говорят, - а чем доказать, что ты мог ему такие деньги доверить? – Ничего против меня он сделать не смог. Но, придумал другое. Пошел он к нашему епископу. – Обокрал меня мой помощник. А я доверял ему. Устройте ему христианский суд. Пусть пред всей крещеной паствой поклянется, что денег не крал!

  Купец-то был уважаемый, набожный.  Подавал храму всегда. Решил епископ помочь ему. В воскресенье, после обедни, одели на меня белую длинную рубашку, все священники взяли в руки хоругви и вместе с паствой вышли на крестный ход вокруг храма. И я впереди, мол, говорит, что чист. Люди вокруг смотрят и ждут что будет дальше. Я про себя думаю, - что делать? Как буду лгать пред Богом? Сознаюсь, пойду на каторгу. Решился воровать, теперь уж все равно…

  Обошли храм, подвели меня к аналою, на нем евангелие. Епископ говорит: - клянись пред Богом и паствой, что не брал денег. – Ну, я и поклялся. А он сказал: - ну теперь Бог тебе судья!

  Купил я себе новый паспорт на новое имя. Вместо Игнатия Звонкова стал Григорием Ляминым. И уехал после этого из города, решил в Ростовскую. Да по дороге в корчме набрался вина и уснул. Проснулся, карман в сюртуке распорот и денег нет. Вор у вора украл. Так и ушли мои мечты, одни грехи остались. Подался я в Таганрог, купцов тут много, конторский опыт у меня большой, устроился к Алексопулос. Отработал честно два года. Марио ко мне хорошо относился. С жильем помог. Не обижал. Так бы все и было хорошо. Да, с пару недель назад в городе, подходит ко мне его брат Гектор и говорит: - привет тебе из Царицына. Ты у нас, оказывается не Гришка, а Игнат? Что с тобой делать?

  Я смекнул сразу, что посадить он меня не хочет и ему от меня что-то надо. Откуда узнал про меня не сказал. Говорю ему: - что хочешь за молчание? – Говорит, - потом скажу.

  Два дня назад, опять подходит: - согласишься сделать что скажу, останешься на свободе. Хочу брата своего вместе с домашними к праотцам отправить. – Перепугался я тогда. -  Это из меня решил убивицу сотворить?

  Говорю ему, - я убивать не буду! - Он смеется, - да кто на это тебя нанимает? Нужно будет вечером тихонько ворота отпереть и двери в дом открыть. И все. Да показать кто где находится моим, кто придет. И время сказал одиннадцать часов.

  Говорю: - они ж и меня как свидетеля порешат? – Не порешат, ты мне будешь еще долго нужен. Конторские дела брата хорошо знаешь, он тебя хвалил. Все сделаешь и уйдешь к себе потом на квартирку, вроде, как тебя там и не было.

  Согласился я. Куда было деваться? Одно меня смущало – пацанчик. Такой хороший Феня, такой ласковый, такой воспитанный. Не мог я допустить, чтобы невинную душу вот так загубили. Очень я за него переживал, как сделать, чтобы его от убиения оградить. И, как время-то подошло, вышел я во двор как-бы покурить, ворота с защелки и снял. Зашел и дверь в дом не закрыл.

  Заглянул в детскую, смотрю, Феня уже в кроватке спит. Говорю няньке, разбуди мальчика, и одевай его на улицу. Отец приказал срочно ехать. Она и поверила. Разбудила и стала одевать еще при мне.

  Эти вошли двое. Дворника во дворе убили. Спросили, - где хозяин? – Я показал на второй этаж. Только я хотел мальчика вывести из дома, а они в детскую уже входят. Что ниже ростом руки няньке зажал, а что выше ростом, стал ее веревкой душить.

  Я мальчишку схватил и вывел в коридор, говорю ему: - Феня, батюшку убили, а ты беги в храм, а то они и тебя убьют. Он и побежал.

  Тут выскочил тот, что худее, видит, что мальчишка побежал, хотел за ним. Да я не дал, сшиб его с ног и стал с ним драться. Ну, тут со спины удар сильный и боль. Все, очнулся уже на полу, вокруг люди ходят. Потом меня повезли в больницу.

  - Вы мне скажите, мальчик жив?

  - Жив.

  - Хоть одно доброе дело сделал… Водички дайте? Сил больше нет… Священника пришлите. Может исповедаться успею.

  Лисиппа дала ему несколько ложек воды. – Опишите убийц. Может какие приметы у них заметили? – Крепкий, что убивал, среднего роста. На левой руке пол мизинца нет. Борода как метла. Тот, что худее, неприметный. Никакой.

  - Еще скажите, у братьев, случайно, не было за городом дачи, или мельницы? – Дачи нет. А мельница была. Но где точно не знаю.

  - Господа. Достаточно. Ему отдохнуть нужно, сознание потеряет. А ему еще исповедоваться.

  Лисиппа показала записи скорописью. - Я расшифрую, занесу акт допроса сама в канцелярию. – Нет, Лисиппа Хрисанфовна, ко мне в кабинет, и лично в руки. И пусть подпишет свидетель, что с его слов записано правильно, а потом все мы, как свидетели этого акта.

  - Как скажите, Иван Гаврилович.

  Бледный мужчина на кровати закрыл глаза и впал в забытье. Полицейские вышли из палаты.

  - Так, дадите ордер на арест, Иван Гаврилович? – Дам, дам. Как Лисиппа принесет акт, я сам с этим Гектором поговорю. А вы поезжайте к домашним Гектора, поговорите с женой. Ищите эту мельницу. Я знаю, убийцы сейчас там. Чую, там, нужно их брать по горячим следам.

  Сыскная команда Григория собралась в участке. - Как искать мельницу будем?

  - Я вот думаю, сейчас поедем к жене этого Гектора, вспугнем того, кто обихаживает убийц на мельнице. – Не сам же хозяин будет им туда возить еду и выпивку? Есть какое-то доверенное лицо, кто туда это возит? – Сказал Михаил.

  - Ты правильно мыслишь, Миша! Тогда, как узнать, где она находится? Что мы думаем? Я выдам разрешение на справку из вотчинной книги на владения братьев Алексопулос, там все про все строения должно быть. Тем более, что я начальник следственного отдела по особо важным делам. У Марио Алексопулос был свой поверенный. У него, наверняка есть документы. Заодно узнаем, оставил ли Марио завещание.
  - Вот, разрешение, Павел Евграфович, поезжайте вы в Нотариальную контору. Узнайте про мельницу и как до нее добраться? А мы тут дальше помозгуем, как брать будем негодяев.

  - В пролетку, и к ним. Что тут думать?

  - Нет, Миша, мы же не знаем где стоит эта мельница? Хорошо, если степь. Но, полагаю, лесок там. Как увидят нашу пролетку негодяи, выскочат, и в разные стороны. По лесу, где их поймаешь?

  - И что ты предлагаешь, Гриш?

   - Думаю, нужно одному переодеться в мужика, сеть в подводу с провизией и выпивкой. Так они не сбегут. Есть и пить им сейчас хочется.

  - Так они, наверняка знают, кто им будет еду возить? Не поверят.

  - Причину найти можно, заболел, отравился водкой. Главное, войти к ним в дом. И разом их положить. А пролетка с полицией подъедет чуть позже.

  - Тебе не кажется, что это слишком рискованно?

  - Миш, я сам поеду туда, один. Только мне подвода нужна и тулуп мужицкий. Сапоги со штанами, сам найду. Пошел я к Козьме Петровичу. Он мне все достанет. И подводу с лошадью и одежду, провизию у себя возьму. Водки куплю.

  - Ты остаешься за главного тут. Жди Манускевича. Я быстро.

  - Гриш, а вдруг их там на самом деле нет?

  - Ну, ты б на их месте куда бы делся? Стал рисковать по дорогам? Нет, они там. Оттуда им все видно. И дорога, и бежать есть куда, если нагрянет полиция.

  В третьем часу по полудню в участке снова собралась вся сыскная команда Григория. Манускевич привез схему плана на карте, где находится мельница Алексопуло.

  - Дорога из города ведет к хутору Русский колодец. Там, возле лесочка, и стоит эта мельница. Он ее одно время арендовал у тамошнего помещика. И забросил. Далеко, двадцать километров. Три хаты на хуторе и полная тишина. Я нашел одного мужика, который знает туда дорогу. Возьмем его с собой, он покажет, как лучше подъехать.

  Тут в приемной участка послышалась ругань. Дежурный кричал на какого-то высокого человека в грязном тулупе: - ты куда прешься, образина? Начальник занят! Сядь и подожди, я доложу. - В дверь постучали. Дежурный попытался войти, но, человек в тулупе, взял его под мышки и выставил в приемную, а сам ввалился. В комнате пристава сразу стало тесно.

  Щупленький дежурный пытался обойти этого мужика и извинялся перед Манускевичем, что не смог его выставить. На этом человеке был некогда белый, грязный тулуп. Облезлая шапка, и по бокам всклокоченные черные волосы. Роста он был под два метра, просто стоял, смотрел на заседавших за столом полицейских, и нагло улыбался.

  Все присутствующие некоторое время с интересом разглядывали этого человека, а потом, как один, покатились со смеху.
  - Григорий Иванович! Ха-ха-ха!! Это вы?

  - Гришь, тебя сам черт не узнает!

  - Друзья, я подготовился. Есть все, подвода, лошадь и вся снедь. Во мне можно узнать барона?

  - Вы хоть тулуп снимите, жарко тут. – Бедный дежурный, поняв, что оскорбил начальника, весь покраснел, и, заикаясь, просил прощения. Что вызвало новые залпы хохота.

  В это время в кабинет без стука вошел полицмейстер. – Что здесь происходит? Где дежурный, почему никого нет на вахте? Я здесь, ваше превосходительство! – Пропищал он.

  - А это еще кто?

  – Начальник следственного отдела Григорий Филипас!

  – У Кузовлева лицо сразу вытянулось. – Кто?

  – Да это я, Иван Гаврилыч.

   – Вы? Что за маскарад?

  - Мы вам сейчас все расскажем.

  Все было обговорено, выезд на поимку преступников был назначен по заходу солнца. Человека, знающего дорогу к мельнице, взяли с собой. Полицмейстер категорически сел в пролетку вместе с Манускевичем и Михаилом. И поехал вместе со всеми к хутору Русский колодец в след за подводой Григория.

  На небе стояла почти полная луна, освещающая своим синеватым светом местность. Небо было прекрасным, черным, с небольшими прожилками белесых облаков и яркими звездами. По бокам дороги изредка мелькали огни сельских хат. Ехали долго. Перед едва заметной дорожной линией на хутор, был поворот. Григорий остановил лошадь. Сопровождающий сказал, что сразу за поворотом видна будет мельница. Пусть остановятся здесь. Иначе, те, кто на мельнице могут увидеть.

  - Григорий Иванович, вы как? Не страшно?

  - Я хорошо подготовлен к рукопашной драке против ножа. Не переживайте, справлюсь. – Григорий махнул всем рукой и повернул к мельнице.

  В окошке домика мельницы бледно мерцал огонек свечи. – Значит они точно здесь. Мы не ошиблись. – Подумал Григорий. - Самое главное, чтобы не поняли, кто я. Нужно проникнуть в домик.

   Он подъехал близко. Привязал лошадь к столбу. На порог вышел небольшого роста мужик. Увидев Григория, сразу спросил: - ты кто?

  - Не видишь кто? Я от хозяина жрать вам привез и водку.

  -  А где Иван?

  - Заболел Иван. Вчера водки паленой испил, с тех пор лежит с животом. Меня послали. – Григорий откинул полог на возу, вынул короб с провизией и ящик с водкой. Ну, что? Дальше допрашивать будешь или разгружаться будем?

   - Дверь в домик отворилась, на порог вывалился здоровенный и приземистый человек с лохматой бородой. – Оставь его Сёмка! Пусть несет еду и водку. Жрать охота!

  Григорий взвалил на плечи лямку от короба, а в руки взял ящик с водкой, стал подниматься на порог. – Посторонись, а то, не разминемся! – Здоровый отошел в сторону.

  Григорий вошел в домик. Поставил на лавку короб. А на стол ящик с водкой. Оба негодяя вошли и закрыли за собой дверь. Григорий расстегнул тулуп и снял его.

  - Эй, ты чего это раздеваешься? Домой не пора?

  - Не переживай, еще успею. – Здоровый почувствовав подвох, потянулся к правому сапогу, в котором у него торчала рукоятка ножа. Но, вынуть его не успел. Григорий сильно ударил его в скулу. Тот, потеряв равновесие, грохнулся на пол.

  Худосочный, взвизгнув, кинулся на Григория сзади. Но он скинул его с себя, и так ударил кулаком в нос, что тот только ахнул и осел под стол мешком. В это время здоровый, сидя, вновь потянулся к сапогу, но, опять не успел вынуть нож. И получил кованым сапогом Григория такой страшный пинок, что улегся совсем на спину и затих.

   Дверь домика отворилась и в маленьком помещении мельницы стало невыносимо тесно от главной сыскной команды полиции Таганрога. Негодяев повязали. Усадили в подводу. И в сопровождении полицейских, увезли в первый участок, закрыли по разным камерам.

   Господа офицеры поздравили друг друга с победой. И, выпив всем коллективом, во главе с полицмейстером, по рюмочке коньяку, отправились по домам, немного отдохнуть от напряженного дня.


                Гл.27

  Утром, в приемной первого полицейского участка собрались желающие немедленно поговорить с приставом. В числе первых, в очереди сидел средних лет интеллигентный мужчина в очках, как он представился дежурному – поверенный господина Марио Алексопулоса. Вторым в очереди числился еще один поверенный и адвокат Гектора Алексопулоса. Третьим в очереди был редактор газеты «Таганрогский вестник» - смешной толстячек, деятельный и неуемный в своей энергии.

  Он мерил комнату шагами вдоль и поперек, и у всех в приемной пытался выспросить новости о произошедшем в городе невероятном событии. Но, разговаривать с ним никто не хотел. Много раз погоревший на сплетнях в своей газете и не точной информации, он более не хотел получать выговоры от власть имущих, и угрозы от них о закрытии газеты. Точная информация ему нужна была, как воздух.

  В приемную вошел Григорий Филипас. Редактор кинулся к нему. – Григорий Иванович! Рад вас видеть! Дайте прессе интервью, что случилось в доме Марио Алексопулоса? По городу ползут страшные слухи…

  Интеллигентный господин в очках возмутился. - Господин редактор, уймите свою прыть! Здесь очередь.

  - Знаете ли, информация – это мой хлеб!

  - Вот, и зарабатывайте свой хлеб по очереди!

  - Господа, мы всех примем. Сегодня здесь будут все, в том числе и сам полицмейстер. Но, чтобы журналисты не крутились у нас под ногами, я прям здесь дам первичную информацию об этом происшествии. Прессу нужно уважать. Весь город ждет правдивую информацию. А людям, порой, просто страшно.

  Записывайте. В ночь на двадцать второе декабря в одиннадцать часов вечера, на семейство купца второй гильдии Марио Алексопулоса, в его доме, было совершено бандитское нападение. Погиб сам хозяин, его дворник, конторский служащий тяжело ранен – находится в больнице. Няня маленького сына купца Фени, задушена. Малыша удалось спасти. Он цел и невредим и находится в безопасном месте. Вчера вечером двое нападавших на семейство преступников, силами розыскного отдела полиции Таганрога были задержаны. Идет следствие.

  - Господин следователь! А тот, что остался жив дал показания? Так это ограбление? Что украли?
 
  - Господин редактор, это закрытая информация. Больше вам ничего печатать не рекомендуется. Я вас предупредил. И освободите приемную.

  - Как скажите, барон…

  В дверь полицейского участка вошли Лисиппа, Михаил и Манускевич. Поздоровались с ожидающими приема и зашли в кабинет пристава. Григорий обратился к поверенному Марио Алексопулоса. – Вы с завещанием?

  - Да, ваше сиятельство. - Проходите, мы обсудим этот вопрос.

  Последним появился полицмейстер Кузовлев. Поверенный Гектора Алексопулоса кинулся к нему. – Ваше сиятельство! Что же такое происходит? Мой доверитель вчера уехал на допрос и пропал. Домашние его в смятении. Объясните, что случилось с ним?

  - Мы вас примем и дадим исчерпывающую информацию. Пока посидите. Вызовем…

  - Доброе утро Иван Гаврилович! – И вам всем доброе!

  - Ну, что тут у нас?

  - Господин поверенный Марио Алексопулоса с завещанием. Нужно позвать Гектора прослушать документ. Я вот не знаю, малыш должен присутствовать при этом акте?

  - Полагаю, он в таком возрасте, что это ничего не даст ни ему, ни нам. Зовите Гектора. Дежурный!

  - Кузовлев подошел к дежурному и что-то тихо шепнул ему.

 В кабинет вместе с дежурным вошел несколько помятый и невыспавшийся Гектор Алексопулос. – За что меня посадили в карцер? Я буду жаловаться! – С порога начал он. И, увидев поверенного своего брата, осекся.

  - Вас пригласили прослушать завещание вашего брата.

  - Хорошо. Я готов.

  - Вашего племянника мы решили не приводить, он слишком мал. Адвокат, вскрывайте документ.

  Я Мариос Леонтидис Алексопулос, купец второй гильдии города Таганрога, гражданин государства Греции и государства России, в здравом уме и полной памяти. Завещаю все свое движимое и не движимое имущество своему сыну Феофанусу Мариосу Алексопулосу. В том числе мои сбережения на счету в коммерческом банке в сумме восемь сот пятидесяти тысяч рублей.
  Его опекуном до совершеннолетия, я назначаю мою родную сестру Аниту Леонидис Алексопулос – гражданку государства Греция. Завещаю ей из своих сбережений на счету в коммерческом банке сумму: двести тысяч рублей и драгоценности моей жены. Опись… Далее стоит подпись, дата. Все завизировано.

  Гектор Алексопулос схватился за сердце. – Ничего… Ничего не оставил! Даже не упомянул! Ненавижу…

  - Господа! – Воскликнул адвокат. – Что делать с завещанием? Мне его хранить дальше? До приезда сестры Марио? Если честно, я опасаюсь, как бы и на меня не было нападения? Оно вскрыто, прочитано. Я свой долг выполнил. Но, хранить его далее просто опасаюсь. Господин полицмейстер, ваше превосходительство, не могу ли я его передать вам на хранение? В таких обстоятельствах…

  - Кого ты боишься? Меня?! – Вспылил Гектор Алексопулос?

  - Именно, вас!

  - Можете передать его в нашу канцелярию на хранение. Я позволяю. Напишите акт о передаче и будите свободны. Но, вы должны оповестить сестру вашего клиента о его смерти и о завещании. Пусть она срочно выезжает. Это ваша последняя забота. – Решил вопрос Кузовлев. – Вы можете идти, господин адвокат.

  - Дежурный, пусть следующий входит.

  Вошел поверенный Гектора Алексопулоса. – Объясните, господа, за что задержан мой клиент?

  Кузовлев положил на стол документ – стенограмму допроса конторского, находящегося в больнице. Под ним стояли подписи самого опрашиваемого и всех присутствующих при этом, и завизировано печатью полицейского управления.

  Адвокат прочитал и передал Гектору. Тот пробежал глазами и побледнел. – А вот ордер на арест господина Алексопулоса по обвинению в организации убийств своего родного брата и всех его домашних. И покушению на своего маленького племянника Феофануса Алексопулоса. – Продолжил полицмейстер.

  - Я никаких убийц не нанимал! – Вскричал покрасневший Гектор Алексопулос. – Меня оговорил этот ваш свидетель! Он сам-то кто? Вор и обманщик!

  - Да, нет, господин Алексопулос! Перед лицом смерти не лгут. Как видите, он и про себя всю правду рассказал, ему какая надобность и выгода вас оговаривать? Вы его грехом шантажировали и тем принудили вам помогать. Это ведь правда!

  - Ни слова более, прошу вас! – Вскричал адвокат Гектора. – Ваше превосходительство, позвольте наедине переговорить с моим клиентом?

  - Можете смело называть его подзащитным. Он арестован. Вину его мы ему объявили. Дежурный! Проводите арестованного в его камеру и разрешите адвокату переговорить с ним. Прошу…

  - Григорий Иванович, не плохо было бы послушать, о чем они будут говорить? Я приказал посадить его в такую камеру, где есть отдушина в соседнюю. Пойдемте, послушаем, а потом займемся допросом негодяев.
  Гектор и адвокат говорили в пол голоса, но, слышно было хорошо.

  - Гектор, зачем вы все это устроили? – Ненавидел я его, люто ненавидел! – Вы своей неудержимой эмоциональностью губите свою жизнь! – Я ничего не могу с собой сделать!  Как теперь мне выкручиваться?

  - Будем вместе думать. Не сознавайтесь, что организовали убийство, ни в коем случае! Документ серьезный, это бесспорно. И, чтобы вас не отправили по этапу, лучше бы вам депортироваться на родину. На сколько я понял, они еще не допрашивали этих… Убийц.

  - Черт! Как они могли их найти так быстро? Я никогда не думал, что они смогут догадаться, где я их спрятал! И этого не добили… Мальчишку упустили. За того, здорового я уверен, он будет молчать. Мы с ним договорились. И заплатил я ему хорошо. А вот второй – тот трусливая дрянь! Тот может все рассказать. Убрать бы его. Тогда, была бы надежда выкрутиться.

  - Хорошо, я об этом подумаю. Господин Гектор, Григорий Филипас очень умный сыщик, с его приходом дела раскрываются, как орешки щелкаются. Невеста его умница помогает полиции.

  - Но мы не глупее их. У нас есть козыри в рукаве. У меня есть один. Я сделаю для вас что смогу, но, придется потратиться, вы же сами понимаете?

  - Да, я согласен, что уж! Поэтому, положите мне лично сумму, достаточную для обеспечения вашего возвращения на родину. Здесь оставаться вам нельзя. Я постараюсь через наше греческое представительство, вытащить вас из камеры под подписку.

  - И на это я согласен.

  - Только вот, не знаю, сколько они затребуют?

  - К жене моей обратитесь, расскажите все, пусть она обеспечит вас деньгами. У нее есть доверенность к моим счетам. И пусть принесет мне смену белья, теплое и поесть. Я их баланду в рот не могу взять.

  И еще, Гектор! Давайте, я возьмусь за защиту убийц? Тогда мы будем знать все. Им ведь тоже нужна защита? Адвокат всем положен. – Хорошо, делайте как считаете нужным. Но, сначала идите к жене и в представительство. С этими потом.

  - Григорий Иванович, что вы думаете о них? Что они могут придумать, чтобы отмазать этого негодяя от каторги? – Спросил Кузовлев.

  - Иван Гаврилович! Это греки, они на особом положении в России. Подкупят судейскую коллегию, будут нажимать через греческое представительство. Дальше не знаю, что они могут еще придумать?

  - Ладно, пошли убийц допрашивать. С кого начнем?

  - Давайте со здорового.

   Лохматого и вонючего человека со всклокоченной бородой, похожей на лопату, ввели в кабинет пристава. Усадили на стул.

  - Имя свое назови.

  - Василий.

  - Что ты Васька Бегемот, трижды судимый и трижды бежавший с каторги, мы и так знаем. Фамилию настоящую свою назови?

  - По что она вам надобна? Мне и клички достаточно.

  - Ага, значит, не хочешь называть?

  - Не помню. Отшибло.

  - Так кто тебя нанял убить Марио Алексопуло и его домашних?

  - Никто меня не нанимал.

  - А чего ж ты полез в дом? И накрошил четыре трупа? Так, от нечего делать? И что интересно, даже сейф с драгоценностями не тронул. А?

  - Оскорбил меня Марио в городе. Решил отомстить ему.

  - Ну и убил бы его одного в конторе. Ты чего в дом полез?

  - Не знаю, решил так и все. Ничего больше не скажу. Никто меня не нанимал. Я сам.

  - Да кто ж тебе поверит? Вот и помощник ваш - конторский Марио, жив остался, и показания против вас и вашего нанимателя Гектора Алексопуло дал. Вот и бумага есть за его подписью, на, почитай.

  - Не читаю я, не грамотный.

  - Давай я тебе почитаю.

  - Не надо мне читать. Врет он все.

  - А ты знаешь, напарник твой, Семен, сознался. Он ведь не убивал. Только помогал, у него и статья другая. Все и про тебя, и про вашего нанимателя рассказал и подписал.

  - Ты б лучше сознался, может, хоть просто на каторгу бы отправили. А так, за четыре трупа-то повесят. Что, думаешь, опять сбежишь? Не успеют?

  - Не буду я больше разговаривать.

  - Протокол подпиши. Крест поставь.

  - Не буду.

  - Как хочешь! Увести!

  - Михаил, открой окно, хоть проветрится после этого, дышать нечем! Тать… конченная. Дежурный! Веди второго.

  - Назови себя?

  На стуле сидел щуплый, небольшого роста серый человечек с бегающими испуганными глазами. – Семен Хрустников.

  - Судим? – Нет еще.

  - Как же ты ни разу не судимый, связался с таким вот Бегемотом?

  - По пьяне, в кабаке познакомились. Он мне предложил подмогнуть, денег двести рублёв обещал. Мол, ничего делать сам не будешь, просто поможешь, если что. Я и согласился.

  - Рассказывай, что знаешь. А то, этот Бегемот все на тебя валит. Говорит, что ты людей резал. И за мальчиком гнался. Так конторский Марио тебе нагнать его не дал. А убийство, это уже не каторга, это виселица.

  Семен весь затрясся.  – Все скажу, все. Никого я не убивал. Няньке руки зажал, это правда. И за мальчишкой бежать хотел. Задание было порешить всех, и мальца в том числе. Но я бы сам его не тронул. Васька всех убивал. С братом Марио Гектором, разговаривал Васька. Я и не знаю, сколько он ему обещал. Мне дал двести. Да вы сами видели, в кармане у меня.

  - А где Васькины деньги?

  - Да почем же я знаю, где он их припрятал.

  - Про мельницу откуда узнали? – Так Гектор и сказал, что туда сразу, как дело сделаем. И Ваньку нам дал провожатого, подводу. Сами мы дорогу туда не знали. Да и ночь была. Жратвы дал и водки. Сказал с неделю отсидеться, а потом в разные стороны из города.

  - На суде все это покажешь?

  - Все расскажу.

  - Ну, смотри. Протокол подпиши, тут вот, внизу.

  - Ну, что, господа! Поймать всех поймали, а доказать вину злоумышленников это уже совсем другая история. – Изрек философски полицмейстер Кузовлев Иван Гаврилович. – Дай Бог, чтобы нам никто не помешал! Я в управление. А вы тут займитесь судьбой мальчика. Его до приезда сестры Марио, нужно куда-то определить. Он круглый сирота, но, черт возьми, какой богатый! И еще, дом стоит без присмотра, а там ценности.

  - Приказываю, до приезда новой владелицы, сейф с ключом, столовое серебро, картины, статуэтки, все самое ценное, изъять, переписать и оформить на склад в нашем Управлении. Да и сторожа бы нанять, сам дом поохранять. Разграбят же! С конторой Марио решить тоже самое. Изъять документы по описи и на склад. Здание опечатать. Григорий Иванович, все документы по делу к себе в тайный архив, обходя Канцелярию. Я поехал!

  В кабинет Мануцкевича тихо постучались. Заглянул городовой с Банковой. – Здравия желаю! Ваше сиятельство, мне что с мальчиком делать?

  - Как он?

  - Грустный. Почти не разговаривает. Хоть поел.

  - Знаете что? – Вдруг сказал Григорий. – Заберу-ка я его к себе домой. Моя маман давно мечтает о внуках. Пусть потренируется. Думаю, она его полюбит. Сегодня же поговорю с ней и заеду к вам заберу.

  - Это чудесно! – Воскликнула Лисиппа. – Она как услышит о судьбе мальчика, обязательно согласится помочь до приезда его тети из Греции.

  - Господа! Я так и не успела сообщить, что наш свидетель в больнице этой ночью скончался. Мир его праху! Сейчас он в мертвецкой. По факту смертей остальных все оформлено. Я принесла документы. Нужно все занести в архивы. И приобщить к делу. Может, у кого родственники объявятся. Выдать справки о смерти.

  - Гриша, Миша, поехали пообедаем? А вы Павел Евграфович? Я тоже пойду домой. Жена ждет со свежим борщом и жареным судаком. – О! Вкусно вас кормят. – Моя женушка мастерица. Готовит, как в ресторане.

  - Гриш, а я хочу фазанчика… - Пропела Лисиппа. – Милая, да когда ж мне время найти для охоты? – Ладно, я подговорю Козьму Петровича, сама настреляю, раз мой суженый времени не имеет. Какое Рождество без дичи?

                Гл. 28

  После обеда в приемной первого отделения полиции вновь сидели посетители. Адвокат Гектора Алексопулоса пришел вновь посетить своего подзащитного с узелком теплой одежды и корзиной провизии. Кроме всего прочего, он вызвался быть защитником обоих убийц по делу о нападении на дом Марио Алексопулоса.

  Пристав Манускевич сам не решился дать ответ на просьбу Адвоката о защите негодяев, и просил подождать Григория Ивановича. А поговорить с Гектором, разрешил.

  Адвокат зачем-то спросил: - когда у заключенных ужин?
  - Вы пришли как раз к ужину. Вам подать на двоих? – Пошутил Манускевич. – Тот криво осклабился и прошел в камеру.

  Григорий подошел позже. На вопрос пристава, что делать с адвокатом, который собирается защищать убийц, Григорий задумался. – Понимаете, запретить ему мы не можем. Но он может нас обставить. Будет знать обо всем все. Но, против наших доказательств он ничего сделать не может. Два свидетеля. Нужно еще поехать в дом Гектора и поискать этого Ивана, что отвез убийц на мельницу. Завтра с утра пошлю Михаила.

  В кабинет пристава вновь заглянул поверенный Гектора Алексопулоса. – Григорий Иванович, вы разрешите мне защищать Василия по кличке Бегемот, и второго, как его, Семена Хрустникова?

  - Защищайте, запретить не могу. Это Гектор для своих нанимателей решил вас привлечь? Думает, что вам удастся научить их не говорить лишнего? Вы зря стараетесь! Они все нужное нам уже сказали. К какому сначала вас проводить?

 -  К Семену Хрустникову.

  - Дежурный! Проводите в камеру к Хрустникову.

  - Григорий Иванович, слушать будем разговор?

  - А что, там тоже есть отдушина?

  - Есть.  Тогда пойдем, послушаем, что этот проныра будет главному свидетелю петь?

  Худенький и серый на вид Семен Хрустников, сидел под зарешеченным окном на нарах, держа в руке миску с рисовой кашей и большой кусок ржаного хлеба, и с аппетитом поглощал еду.

  Увидев вошедшего незнакомого мужчину, прилично одетого, отложил миску с ложкой на столик.

  - Семен, я ваш адвокат, буду вас защищать в суде. Но, для этого, вы должны мне все рассказать, что знаете и что там происходило.

  - Да я следователю уже все рассказал, мне больше сказать нечего. Я никого не убивал. Помогал, да. Это и все.

  - Вы сказали, кто вас нанимал?

 - Конечно, сказал. Гектор, купец, чтобы убить брата и всех в доме. Я и на суде это скажу.

  - Ну, хорошо. Больше ничего не скажите?

  - Нет. – Семен взял кружку с компотом и стал пить.

   - А что это у вас лицо такое, все в синяках? Вас били?

  - Да это, когда нас брали на мельнице, ударил меня тот, что еды нам привез. Я кинулся на него сзади, а он кулаком мне прямо в нос. Ох и больно было! Потом все и посинело.

  - Водки хотите? – Прошептал адвокат. У серого человечка глаза загорелись. – А что можете принести?

  - Могу. – Он вынул из кармана фляжку. И поднес палец к губам. – Чш-ш.. – Отвинтил крышку и протянул серому человечку.

  Тот схватил ее и жадно припал к горлышку. – Благодарствую, ваше сиятельство.

  - Я еще зайду, Семен! Прощайте.

  - Ну, что, Павел Евграфович? – По-моему, разговор короткий и ни о чем. Беспокойно мне за этого Семена. Адвокат ушлый, пришел узнать, кто из преступников что на допросе сказал. Приставьте к его камере надзирателя на ночь. Пусть главного свидетеля охраняют.

  В городе царил дух предстоящего Рождества. Толпы обывателей толпились у магазинов и у прилавков базара. Проходя мимо усадьб местных мещан и купцов, дома которых окнами выходили на улицу, можно было чувствовать разнообразные запахи готовящихся праздничных блюд.

  Лисиппа утром сидела за столом в гостиной, у установленной только-что, Козьмой Петровичем на крестовину пушистой елки, и разбирала старые стеклянные игрушки. Привязывала к разноцветным конфетам бантики.

  - Барышня! – Услышала она голос горничной. – К вам гости.

  - Зови! – Не оборачиваясь и не отвлекаясь сказала Лисиппа.

  Вошел ее коллега по прозекторской еврей и доктор Гусман Лейб Моисееич. – Доброе утро Лисочка Хрисовна!

  - Доброе утро, доктор! – С любопытством обернулась в его сторону Лисиппа. – Вы ко мне так рано, что-то у вас случилось? Опять хотите из меня шабесгой сделать?

   - Таки нет! Лисочка Хрисовна, я к вам с совсем другой просьбой. От лица всего нашего еврейского сообщества в городе. Обратиться к вам мне поручил наш раввин.

  - Да что вы, Лейб Моисеевич! Евреи нашего города считают, что я могу им в чем-то помочь?

  - Таки да!

  - Присаживайтесь на кушетку и рассказывайте. Чаю хотите?

  - Нет, нет… Дело в том, что нашим градоначальством постановлено в определенный срок всем евреям нашего города и близлежащих поселков зарегистрироваться в полицейском Управлении. И, якобы, будет решаться вопрос, кому можно жить в Таганроге, а кого-то будут переселять в специальные местечки. Изначально в объявлении не было указано, что регистрация платная. То есть, пришел, записал свои документы и все.

  Мы, как люди законопослушные, пошли в Канцелярию к тамошнему начальнику с регистрацией. Принимал всех его помощник. И он нам сказал, что, если мы хотим остаться в городе и на своих местах, то нам придется уплатить пошлину. Мол, начальник, как его… фамилия у него такая странная… КислОта, должен разобрать дело каждого, а это время и работа, за которую необходимо уплатить.

 - Никто не сказал против, надо, значит, надо. Все стали платить. Но, со временем, суммы на уплату стали повышаться. И дошли уже до таких размеров, что у многих наших евреев, таких денег нет. Не все же богаты! Дошло уже до ста и двухсот рублей за регистрацию! А это целое состояние для некоторых!

  - Вот, я и пришел к вам, Лисочка Хрисовна. У вас жених большой начальник в Управлении полиции, приближен к самому полицмейстеру и разбирает всякие уголовные дела. Обратитесь к нему с нашей бедой, что это за пошлины такие, суммы которых с каждым днем растут? Ведь, в объявлении о регистрации не было сказано, что она платная?

  Выслушав старого коллегу, Лиса поняла, что Глеб КислОта нагло обирает еврейскую братию, никого не боясь, и не стесняясь. Причем, под носом у полицмейстера.

  - Знаете, что, Лейб Моисееич, я помогу вам. Но для того, чтобы помощь возымела действие, вам необходимо написать обращение к полицмейстеру Кузовлеву Ивану Гавриловичу. Описать все, что вы мне тут рассказали, и поставить под этим подписи всей вашей общины, с кого Глеб КислОта деньги вытребовал. И принести мне. Григорий Иванович, обходя Канцелярию, отдаст вашу бумагу из рук в руки самому Кузовлеву. Думаю, будем разбираться.

  - Ой, Лисочка Хрисовна, как же я рад, что знаком с вами! Такая вы добрая и задушевная. Здоровья вам и счастья с Григорием Ивановичем! А мы за вас, наших благодетелей, молиться будем всей общиной. Благодарю…

  Григорий зашел сказать Лисе доброе утро, по привычке, выпить с ней чаю. И рассказать, как его матушка приняла к себе на воспитание осиротевшего мальчугана.

  Она стояла на стуле и вешала на ветки елки очередную разноцветную конфету. Передний подол ее платья был подоткнут на поясе, и из-под юбок виднелись стройные ножки по самые колени.

  Григорий замер в восхищении этого умилительного зрелища. Ему хотелось подхватить ее на руки, закружить, зацеловать. Но, он понимал, что времени на это совершено нет. Вздохнул и с грустью произнес. – Солнце мое, доброе утро!

  Она обернулась, улыбнулась ему и спрыгнула со стула. – Доброе утро, милый! Как твоя маман?

  - Отлично, малыш увидел в ней свою бабушку. Он с ходу спросил: - вы моя бабуля?

  - Маман смутилась и сказала: - да, мой родной! Я твоя бабуля Маша. – Он как обнял ее, и у нее глаза стали мокрыми. – По-моему, они вместе счастливы.

  - А что я тебе сейчас расскажу, ты удивишься. - И она передала из слова в слово все, что ей с утра поведал старый еврей.

  - Вот это новость! Кузовлев с самого начала был уверен, что из себя представляет этот засланец из Петербурга. И ничего не боится! Я уверен, что у него против Кузовлева уже есть материалы для шантажа, в том случае, если ему будут пенять на его противодействия закону. Лиса, как евреи принесут бумагу, немедленно ее ко мне. А я сегодня поговорю с полицмейстером.

 - Все, на чай времени нет. Я пошел в участок.

                Гл. 29
 
  Зайдя в первое отделение полиции, Григорий удивился испуганному виду дежурного на вахте. Отрапортовав приветствие, он весь съежился и замер.

   - Ты чего такой? Что-то лучилось?

  Дежурный со странными глазами молчал. Григорий, пожав плечами прошел в кабинет пристава. Дверь была раскрыта настежь, на столе лежали документы и не было никого: ни Манускевича, ни Михаила. Прикрыв дверь, Григорий вновь вышел к вахтовому: - объясни, где все?

  - Они в камере у Хрустникова.

  Григорий прошел вниз по лестнице к камерам по предварительным арестам.

  Посреди камеры, прицепленный длинным кушаком к крючку на потолке, в петле висел бывший свидетель, готовый дать показания в суде против Гектора Алексопулоса Семен Хрустников. Руки у него были скрючены и странно прижаты к животу. На нарах молча сидели пристав Манускевич и его помощник - урядник по уголовным делам Михаил Паласов.  Под телом валялась табуретка.

  - Григорий Иванович, мы страшно удивлены, как это возможно? Камеру ночью охраняли.

  - Где тот, что охранял? И тот, что был на вахте?

  -  Они рано утром, в семь сменились. Ушли домой.

   - Вы чего тут сидите? Миша, срочно за Лисиппой. Расскажешь, пусть берет все свое. Нужно обследование трупа. Павел Евграфович, а вы берите пролетку и за теми, кто дежурил, на допрос. Кому скажите из городовых, пусть срочно сюда вызовут полицмейстера. Я пока заполню акт о том, что вижу. Второй негодяй, хоть жив?

  - Жив.

  В камеру вошла Лисиппа. Некоторое время стояла и смотрела на повешенного. – Гриша, а тебе не кажется, что он повешен уже мертвым?

  - У меня есть такие подозрения. Руки у него странно скрючены и у живота. Явно уже были при повешении в таком положении. Потому, что их тронул посмертный спазм.

  - Умница. Я такого же мнения.

   - Как ты думаешь, время его смерти?

  - На первый взгляд, и по факту окоченения – не менее двенадцати часов. А повешен ранним утром. Но, точно, после анализов и вскрытия.

  - Есть еще один признак. Рот у него открыт, как будто воздуха не хватало. Похоже, перед смертью плохо ему было. Это, или сердечный приступ, или отравление. Ты пишешь?

  - И, Боже мой! Снимите уже этого беднягу!

  - Дежурный, сюда!

  С двумя полицейскими вошел Кузовлев. Стоял и молча смотрел, как снимают тело Хрустникова.

  - Я так и знал, что до суда он не доживет. У нас в полиции одни предатели! Что скажите Лисиппа Хрисанфовна?

  - По первым признакам, его повесили уже мертвым, утром. А умер он вчера вечером, часов в восемь, девять.

  - Кому понадобилось вешать мертвое тело? И зачем?

  - Сейчас, с теми, кому я вчера приказал всю ночь дежурить у камеры Хрустникова, подъедет Манускевич. И мы узнаем, зачем они повесили уже мертвое тело? Больше это сделать было некому.

  - Григорий Иванович, кто знает о произошедшем сегодня в камере?

  - Полагаю, эти дежурные, и тот, что сейчас на вахте – он сменил их. И все мы.

  - Хотелось бы, не разносить никакую информацию обо всем этом более никуда.

  - Это понятно, Иван Гаврилович!

  - Но я чую, среди наших есть кто-то, кто доносит… Только кому? Думаю, мы со временем узнаем.

  - Да кто так сильно интересуется нашими делами?

  - Столица, столица, Григорий Иванович. И ее засланец.

  - Да, я с этим происшествием, совершенно забыл. Есть еще кое - что, и это касается как раз того, кто послан к нам из столицы. Я расскажу, Иван Гаврилович, но, чуть позже. Надо пока вот со всем эти решить. И Григорий показал на труп Семена Хрустникова.

  Вошла Лисиппа. – Приехала труповозка. Я забираю тело в прозекторскую. -  Рабочие, положили тело на носилки и унесли. – Гриша, не забудь рассказать Ивану Гавриловичу про КислОту.

  - Я помню.

  - Пойдемте в кабинет, я почитаю протокол и поговорим с ночными дежурными.

В кабинете пристава на стульях сидели два нижнего чина полицейских. Вид у них был совершенно потерянный.

  - Как фамилии? -  С порога начал Кузовлев.

  - Дмитрий Фишкин. И Дмитрий Мишкин.

  - Значит, Фишкин и Мишкин, - улыбнулся полицмейстер.

  - Так какого рожна, вы повесили мертвое тело? А? Оно вам надо было? Или вы вчера его сначала отравили? М…?

  - Фишкин упал со стула, и пополз по полу к ногам Кузовлева.

  - Не травили, ваше превосходительство, не травили! Не убивцы мы! Испужались больно, как Дмитро, что сидел возле камеры всю ночь, утром мне сказал: - сижу, а уже утро, а в камере тихо. Никто до утра не встал. Даже по нужде. Думаю, зайду, гляну, что там с арестантом? Тронул, а он не дышит.

  - Пришел ко мне, весь трясется, что делать? Ведь на меня, или тебя подумают, что придушили…

  - Я и придумал. Говорю ему, не боись. Давай, раз он уже помер, повесим его, как бы он сам… Ну и повесили на его кушаке.

  - Болваны! – Вскричал Кузовлев. – Вы что ж думали, мы не определим, когда он помер? А когда его повесили? С ума совсем сошли от страха! – Вон пошли, пока я вас под суд не отдал! Кому расскажите о происшествии, пойдете в Сибирь. Пошли вон оба! И Фишкин и Мишкин.

  - Иван Гаврилович! Что делать с ними будем? – Что делать? Пусть объяснительные напишут и сидят пока дома. Эти объяснительные никуда. В тайный архив Григория Ивановича. Их и не уволишь, каждый человек на счету, никто работать к нам идти не хочет. А приходят такие болваны! Надо же было перед самым Рождеством этому всему случиться? Хоть бы ночь дали отпраздновать?

  В кабинет не смело заглянул вахтенный. – Ваше превосходительство, на прием просится адвокат Алексопулоса.

  - Давай его.

  - Приветствую! Я с заявлением от Греческого представительства, за подписью трех человек из оного. С просьбой отпустить под подписку и крупную сумму денег в сумме двухсот тысяч рублей на домашнее проживание до суда, купца третьей гильдии Алексопулоса Гектора Леонидиса.

- Гм… Оформляйте, Манускеич. Пусть забирает. Деньги я сам в кассу Канцелярии отвезу.
  - После подписи разрешения на домашний арест и выдачи документа о принятии денег, адвокат увез Гектора Алексопулоса домой.

  - Фу, пусть лучше дома сидит. А то, что тут случится еще, тогда греха с этими греками не оберешься. Господа! С наступающим вас Рождеством! Сегодня доработаем и по домам! Хоть в храме ночью постоять! Всем хорошего вечера в кругу семьи! А вы Григорий Иванович, со мной. Расскажите обещанное. Что там про КислОту?

  Кузовлев и Григорий сели в пролетку. – Такой вечер чудесный! Смотрите, снежок, на солнце как сверкает? И дышится так легко! Ну, рассказывайте.

  Григорий подробно описал появление у Лисиппы доктора, с его просьбой разобраться в том, что творится на регистрации евреев в Управлении полиции.

  Полицмейстер был в гневе. – Обдирать бедных иудеев у меня под носом?! Что обо мне могут подумать люди? Отродясь не воровал и не сутяжничал.

  - Ах, негодяй! Что он из себя возомнил?

  - Иван Гаврилович, не торопитесь пока его трогать. Мы не знаем, какие сведения у него против нас есть? Он может ими шантажировать. Я полагаю, нам тоже против него нужны сведения, чем он все эти месяцы занимался? Понаблюдать за ним, встретиться с людьми его круга. Ведь с кем-то он общался? А потом прижать его так, чтобы ему некуда было отступать. Кроме этого, у него, наверняка, еще не мало есть грешков.

  - Вы правы, Григорий Иванович, вы правы. Отстранить его от дела регистрации евреев нужно немедленно! Но, подождем, пока Лисиппа Хрисанфовна не принесет нам заявление от иудеев.

  - Что ж, мы пока сделали все, что можно. Остальное будем расследовать после праздника. Будьте здоровы и счастливы!

  - Иван Гаврилович, я рад, что работаю рядом с вами. Мне очень приятно общаться и решать трудные задачи под вашим руководством. Хочу пожелать вам крепкого здоровья и долголетия. С наступающим Рождеством!

  Лисиппа и Григорий решили на Рождество собраться на половине Карсан. На кухне вовсю хлопотала лучшая повариха семьи Карсан Порфирьевна, готовя мясное и рыбное, супы и компоты на весь праздник. Дом благоухал таким чудесным предпраздничными запахами, что у всех дух захватывало.

  Под иконами в красном углу стояла нарядно украшенная пушистая елка. Огромный стол был накрыт белоснежной скатертью. Еще не расставленная посуда стояла горками на столе. Серебряные приборы были начищены до блеска. Сверкающие хрустальными гранями бокалы и рюмочки выстроились в стройный ряд.

  К праздничному ужину были приглашены в первую главу матушка Григория Мария Павловна, вместе с малышом Феней Алексопулосом, Григорий Филипас, Козьма Петрович Дураков, Михаил Паласов, Глаша и Лиса, как хозяйки дома должны были принимать гостей. Братья Лисы извинились и сказали, что проведут праздники каждый со своей семьей.

  Оставив накрывать на стол горничную и Порфирьевну, все поспешили на ночную литургию в храм.

  На небе стоял чудесный золотой месяц. Небо было чистым и очень звездным. Однако, откуда-то сверху сыпались мелкие, ярко сверкающие на выхваченных светом местах снежинки.

  Григорий держал маленькую и нежную руку Лисы в своей и был совершенно счастлив. Глаша шла под руку с Михаилом и тихо о чем-то с ним говорила. Он отвечал, и они смеялись. Впереди молодых шла Мария Павловна, держа за ручку малыша Фенечку. Его хотели перед походом в храм уложить спать, но он наотрез отказался, сказав, что с бабулей Машей не расстанется. И стойко выдержал литургию, продремав всю ее на коленях у любимой бабушки.

  Все какое-то время шли молча. И Фенечка решил нарушить это затишье. -  Бабулечка Маша, я хочу тебя попросить?

  - Да, милый, говори.

  - Ты можешь родить мне братика, или сестричку?

   Все присутствующие открыли от удивления рты.

  - Мне скучно одному. Поиграть не с кем.

  - Феня, я уже не могу. Проси об этом тетю Лису.

  - Тетечка Лиса, а ты можешь родить мне братика?

  - Компания не выдержала и все покатились со смеху.

   Феня обиделся. Он не понимал, почему все смеются.
  - Фенечка, я могу. Но, это быстро не получится.

  - Тетя Лиса, я подожду.

  - Хорошо, я тебе обещаю.

   – Лиса, я тебя поймал на слове!  - Сказал Григорий. - И все опять засмеялись.

  Скинув с себя в просторной прихожей пальто и шубы, шумная компания завалила в гостиную Карсан. Праздничный стол благоухал красотой посуды и многочисленных яств. Ярко горели свечи на елке и в напольных подсвечниках. А в своем обычном кресле, на центральном месте за столом восседал празднично одетый в свою атаманскую форму с орденами хозяин дома Хрисанф Измайлович Карсан.

  Вся компания, открыв рты замерла на месте. Один только Фенечка, не выдержал и громко спросил: - бабуля, это кто? Царь?

  Все опять не выдержали шока от увиденного и вопроса малыша, и покатились со смеху.

  - Батюшка! – Воскликнула Лисиппа и бросилась на шею к атаману.

  - Вот это сюрприз! – Только и мог произнести Григорий.

  - С Рождеством, господа! Рад вас всех видеть! Прошу за стол.

  Горничная наливала шампанское в бокалы. Все радостно усаживались на свои места.
   – Мария Павловна, познакомьте меня с этим юным господином, который назвал меня царем?

  – Алексопулос Феофанус Мариос.

  - А я не царь. А атаман Хрисанф Измайлович Карсан. Я отец тети Лисы.

  - Отец тетечки Лисы? Она мне обещала братика родить.

  - Да?

  - Да. Если вы ее батюшка, значит вы мой дедушка? – Усы у атамана Карсана от этих слов мальчика встали дыбом.

  - Ну… да…

  - Мой дедушка! – Малыш слез со своего стула, подбежал к огромному атаману и обнял его ногу. – У Карсана на глазах показались слезы. Он поднял мальчика и посадил его себе на колени.

  - Да откуда у вас взялось это чудо? – Спросил он присутствующих. - Алексопулос? Он же сын купца Марио?

  - Да, сын. Он теперь круглый сирота. Из Греции должна подъехать его родная тетя, и, до ее приезда, мы с матушкой взяли его к нам. – Ответил Григорий.

  - А что случилось с Марио?

  - Грустная история, я вам потом расскажу.

  - Батюшка, а где все ваши?

  - Лиса, я приехал вчера. Козьма Петрович знал заранее о моем приезде. Снял мне дом. Знаешь, возле нового базара есть большой пустырь. Там стоит небольшой особняк. Он его мне и снял. Я вчера и весь этот пустырь купил. Буду там строиться. Все мои сейчас в том доме. А этот, твой родной, я оставляю тебе.

  - Гриша, я тебе очень благодарен и за Лису, и за то, что довел дело моей Гали по расследованию до конца. Галю обелили и вернули ей доброе христианское имя. Ее нужно отпеть заочно. Я после праздников все устрою. Да и вам с Лисой пора обвенчаться. Будем готовиться к свадьбе!

  - А где Козьма Петрович?

  - Он, как всегда, извинился и пошел домой. Говорит, - я стал старым, не хочу веселиться, спать хочу. Подойду завтра.

  - Мария Павловна, как ваше здоровье? – Слава Богу, здорова. Вот, набираюсь опыта, как стать бабушкой. - Вы благородная женщина, не оставили в беде малыша-сироту. И сына прекрасного воспитали. Я рад, что мы породнимся.

  - Феня, оставь атмана, иди ко мне?

  - Бабуля, ну позволь я еще с ним посижу?

  - Оставьте его. Стул ему поставьте рядом. Феня, тебе чего положить на тарелку? – Мне вон ту птичку. – Фазана?

  - Лиса, кто фазанов стрелял? – Козьма Петрович. Я тоже хотела, да у нас по работе столько навалилось, что времени совсем не стало.

  - Так ты работаешь? – Работаю. Меня в полицию взяли на оклад судебным экспертом. Мы вместе с Гришей.

  - Михаил, как твои дела? – Да я тоже вместе с Григорием в полиции работаю. – Ты полицейский? – Ну, да. Мы все вместе одна команда. Дела разбираем, с преступностью боремся. – Жениться-то собираешься?

  - Собираюсь, Хрисанф Измайлович. Вот и невеста моя. – И он показал на Глафиру, щеки которой запылали огнем. – Мы хотим свадьбы справить вместе с Гришей в один день.

  - Ну, что ж, похвально! Радуете вы все меня! Давайте бокалы поднимем за здоровье здесь присутствующих и тех, кого нет с нами рядом!

 
                Гл.30

  После праздников к Михаилу в центральный участок с записочкой подошла сестра Василия Синявина Василиса. Василий уже несколько месяцев, по заданию полиции, работал у купца Ковалева, торговавшего колониальными товарами.

  Вечером этого же дня, Михаил слушал доклад Василия по делу о порченом чае. Образованного и смышленого парня, купец сразу взял помощником счетовода, и был им очень доволен. А, в завершении, посвятил во все тонкости своих темных дел - предварительной обработки и фасовки китайского чая. То, что поведал Вася привело в ужас Михаила Паласова.

- Ваше сиятельство! То, что мы с Маняшей видели, вам сильно не понравится. Я пристроил и мою жену к купцу. Он сразу поставил ее старшей над теми, кто занимается очисткой спитого чая. И там из этого чая нужно убирать всякий мусор: волосы, остатки пищи, в общем то, что не похоже на чаинки.

  - Как понять «спитый чай»? – Спросил Михаил.

  - У Ковалева есть знакомый еврейчик Ёсёфа хромой, который по вечерам ходит по ресторанам и кафе в городе, и скупает или выклянчивает испитый чай, ну, тот, что нормальные люди выбрасывают после заварки. Приносит к нам и за копейки продает.

  Так в этом чае, чего только нет, всякого мусора! А у купца есть специалист по сушке спитого чая – Ванька Стешкин. Он его раскладывает на тряпках у печи, а летом на металлических листах под солнцем, высушивает и отдает детям, что у него подрабатывают, повытаскивать из него то, что не похоже на чай. Иногда, в тот, что почистили, добавляют высушенные травы иван-чая, иногда чабреца, душицы, ну, что удалось скупить у бабок. Все это смешивается, и к этому всему добавляют китайский нормальный чай - одну треть на весь состав. Что китайский нормальный – это, я так сказал. На самом деле он не первый сорт, но, хоть не испитый.

 - Моя Маняша была ответственной над присмотром за всей этой технологией. Потом, этот переделанный чай расфасовывают по пачкам, на которых в этикетке стоит, что он высший сорт, китайский. И продают дорого, по высшему классу. А в мешках, что на развес, состав еще хуже.

  - Хочу добавить, что чай приходит не весь к купцу через таможню. Часть ящиков привозят по ночам, он занимается контрабандными поставками, обходя таможенные пошлины. У него в Богудонии, в тоннелях тайный склад и свои люди с лодками. И бухгалтерии у него две. Одна чистая, другая, про контрабанду, тайная. 

  - Михаил Саввович, не могу я там больше, противно мне всем этим заниматься!

  Вася, ты молодец! Прекрасно справился со своим заданием. Я думаю, мы накроем хозяйство Ковалева в ближайшие дни. И отдадим его под суд. Ты сядь, напиши подробно, где и по каким адресам у него находятся разные цеха по обработке чая, где в Богудонии этот склад? Кто у него чем занимается - по именам, и где в его конторе хранится чистая бухгалтерия, а где черная. И кто его контрабандисты?

  Сам ты в деле фигурировать не будешь. Ты и твоя жена наши люди и не должны быть замешаны. Твои показания будут храниться в тайном архиве у Григория Ивановича. Как дело купца начнется, уволишься. Получишь от тайной полиции вознаграждение. И, подумаем, чем дальше тебя занять.
 
  По делу купца Алексопулоса, ничего дополнительного и нового не нашли. Человека, Ивана, который возил убийцам на мельницу еду, в имении Гектора так и не сыскали. Все домашние клялись и божились, что такового у них никогда не было. Дело передали в суд. И суд должен был состояться в конце января.

  Буквально через два дня, после доклада Василия о махинациях с чаем, у купца Ковалева прошли повальные обыски в конторе, на чаеразвесочном производстве. Были ночью захвачены с поличным лодки с контрабандой чая и кофе, индийских специй и азиатских орехов. Все было подтверждено и зафиксировано в полицейских документах. Сам купец арестован и посажен в предварительный карцер на время расследования.

  На допросах он истерил и кричал, что, почему одного меня? Вон, мол, купец Чехов делает тоже самое, но его никто не трогает! Ему было сказано, что заявление, по поводу некачественного чая, было написано пострадавшими в полицию именно в отношении его продукции. Если жалобы поступят в отношении товара купца Чехова, будут и с ним разбираться. Он плакал, бился головой об стенку камеры и кричал, что хочет умереть. Разбил себе лоб до крови и долго выл по-волчьи. К нему прислали доктора, и он оповестил полицию, что его пациент нуждается в психическом лечении.

  Адвокат Ковалева просил из предварительной камеры, перевести его в психиатрическое отделение больницы его личного доктора, под присмотр полиции. Приехал полицмейстер и вместе с приставом Манускевичем решали, что делать и какое решение принять? Было не совсем ясно, на самом ли деле Ковалев в психическом расстройстве, или просто дуркует? В конечном итоге, решили обратиться к Лисиппе Карсан, как высшему специалисту и судмедэксперту.

  Осмотрев арестованного, она попыталась поговорить с ним. Но он молчал, уставившись куда-то в угол, и не реагировал на ее вопросы. И стоило ей лишь выйти из камеры, приступ сумасшествия начался с новой силой. Он рвал на себе волосы, бороду клочьями, валялся по полу, кричал и выл волком.

  Понаблюдав за действиями купца, она приказала облить его холодной водой. Истерика прекратилась. Он вытерся полотенцем, лег на койку и успокоился.

  Лисиппа посоветовала Кузовлеву отправить купца Ковалева в больницу до суда. Понаблюдать там за ним, дать ему возможность пообщаться с адвокатом, и только после этого делать выводы о его психическом здоровье. Полицейские так и поступили.

  Шли допросы многочисленных фигурантов этого дела, вся группа Григория была занята арестованными. Но он сам решил пригласить на собеседование Василия Синявина и дать ему новое задание.

  Он принял его в тайном кабинете полицейского Управления. – Василий, как твои финансовые дела?

  - Слава Богу, Григорий Иванович! Мы с Маняшей не плохо подработали у купца. Мне его даже немного жаль. Так-то он не плохой человек, если не считать привычку шулерствовать с этим чаем и контрабанду. Так я вам точно скажу – купцы все этим занимаются!

  - Это так, Вася! Но что-то ведь со всем этим делать нужно? Я хочу попросить тебя еще помочь нам.

  - Я завсегда готов.

  - Дело тут тонкое, я сам справиться не смогу. А вот ты сможешь! Немного открою тебе для дела информацию. У нас в Управлении есть секретарь по фамилии КислОта. Так вот, этот секретарь занимается темными делами потихоньку. Прислали его из Петербурга, если мы его напрямую уличим, начнет он про наше полицейское Управление в Петербург кляузы писать. И его просто так не выгонишь. В общем, тебе задание за ним понаблюдать.

  - Куда он ходит, с кем общается? Он не женат, есть ли у него женщина? Какой ресторан посещает? Может в карты играет? В общем, собрать о нем информацию, какую сможешь.

  Если он в самой Канцелярии себя так нагло ведет, под боком у самого полицмейстера, то среди городской среды его дела должны быть еще более серьезными. На него нужен компромат. Но ты собери хотя ба первичную информацию: куда ходит, с кем общается? Посиди в тех местах, где он завсегдатай. Поговори с людьми. Для этих целей я тебе даю тридцать рублей на расходы. Одевайся в соответствии, куда идешь. Ты сможешь все это исполнить?

  - Смогу, ваше сиятельство!

  - Зовут его Глеб Карцевич КислОта. Сейчас пройдешь за мной в приемную, сядешь на стул. Он там сидит, я зайду к полицмейстеру, а ты на него посмотришь. Выйдем из приемной вместе. Полагаю, он на тебя и внимания не обратит.

  - Хорошо, Григорий Иванович.

  - Василий, вся информация, что я тебе говорю, абсолютно тайная. Никому об этом, даже Мане. Если просочится и дойдет до КислОты, он тебя убьет. Будь осторожен! Если в приемной что спросит, скажешь, жду документ – справку на работу.

                Гл.31

  Через неделю Василий прислал сестру с записочкой в центральный участок полиции. Григорий посетил его дома. Квартирка сияла чистотой. Маняша, жена Василия, статная темноволосая красавица, пригласила его к чаю. На столе стояли свежеиспеченные блинчики, сметана и варенье из абрикос. Отказаться было неудобно. Испив чаю, и поговорив с домашними Василия, Григорий предложил ему пройтись на свежем воздухе.

  - Вася, говори, не томи, что узнал?

  - Глеб Карцевич ведет тихую и незаметную жизнь. Не пьет, не играет в карты, после работы часто посещает гостиницу «Санкт-Петербург» на Петровской. Ужинает в ресторане, слушает балалаечные мелодии оркестра и проходит в номера мадам Клео. Я в сами номера не стал заходить, чтобы меня там не засекли. А так, узнал о нем еще кое - что. В номерах у него есть любимая куртизанка. Кто именно, не удалось узнать.

  И еще, поговаривают, что с некоторых пор, у держателей борделей и номеров, появился какой-то взыскатель налогов из высокого начальства города. Есть у него свой человек, который раз в месяц собирает со всех барделей эти самые налоги, обещая «крышу» и беспрепятственную работу заведений. А тот, кому идут налоги, говорят начальник из полиции. Имени никто не знает, а вот кличка у него есть – Уксус. Это все, что пока удалось узнать.

  - Молодец, Василий! Ты очень помог. Теперь я сам буду разбираться.

  - Григорий Иванович, я не все деньги истратил, вот остаток.

  - Нет, Вася, оставь для своей семьи. Благодарю тебя! Пока заданий для тебя нет. Поищи работу сам. Справка у тебя есть, думаю устроишься по своему вкусу.

  Гостиница «Петербургская» в городе была общеизвестным местом, где на улице собирались местные куртизанки. Приличные дамы, гуляющие со своими мужьями, обходили это место стороной. Потому, что наглые приставания женщин легкого поведения к проходящим мужчинам не знали меры.

  Однако, сама гостиница пользовалась у приезжих посетителей большой популярностью. Трехэтажное здание с огромными окнами внутри, в холле, расписанное старинными античными фресками по потолку и стенам, ковры в коридорах и номерах, огромный балкон, выходящий на Петровскую, прохлада, в жаркие дни лета. Чистое белье и ресторан в подвальном помещении, кормивший своих клиентов грузинской кухней: шашлыками на вертелах, рыбой и дичью, просто восхищали его постояльцев.

  Ранним утром следующего дня, Григорий вошел в холл гостиницы. Метрдотель сразу сказал, что хозяина еще нет. Но, Григорий попросил проводить его в номера к мадам Клео. На что служивый сделал удивленные глаза и изрек, что таковой не знает, у них такие, мол, не останавливались.

  - Ты, видимо, не знаешь кто я? Полиция. Если сейчас же не проводишь меня к предводительнице ваших номерных шлюх, завтра ваша гостиница будет закрыта. И виноват в этом будешь именно ты.

 -  Простите, ваше сиятельство! Прошу наверх.

  На условный стук в дверь, открыла женщина средних лет. Высокая, дородная, в атласном платье, с остатками былой красоты на лице, темноволосая гречанка.

  - Барон Филипас? Какие люди к нам!

  - Мадам Клео? – Я самая. – Откуда вы меня знаете?

  - Ваше сиятельство, кто вас в городе не знает?

  - Ну, да… - Произнес в замешательстве Григорий. – Тем лучше. Нужно поговорить «тет-а-тет».

  - Пройдемте. - В просторной приемной по диванчикам и креслам отдыхали по-домашнему полураздетые девицы. Увидев высокого, красивого мужчину, разом эмоционально преобразились. Кто-то хихикнул, кто-то начал строить глазки. Мадам Клео сделала им знак, и все тихо ретировались по своим комнатам.

  - Присаживайтесь, барон. Я вас слушаю.

  - Хочу сразу предупредить, что мое появление здесь и наш разговор не должен стать достоянием кого-либо из ваших посетителей.

  - Я согласна. Кого вы имеете ввиду?

  - КислОту Глеба Карцевича. Он часто у вас бывает?

  - Да, почитай, ежедневно, вернее, ежевечерне. Мне кажется, что он и дома-то не живет…

  - Угу, а у вас он тут с кем живет?

  - Есть у меня одна «Психея», уж очень она ему полюбилась. Никого более к ней не подпускает, на нее и денег не жалеет – Софочка Баранова. Из обедневших мещан, круглая сирота, вот я ее и обогрела.

  - Я сейчас уеду, а вы немедленно оповестите эту «Психею», что я через полчаса буду ждать ее в центральном участке полиции. Скажите ей, как меня зовут. Если, не явится, я сегодня же прикрою ваше заведение со всем вашим гаремом. И еще, чтобы никто из ваших девиц не брякнул КислОте о моем появлении здесь.

  - Хорошо.

  - Это еще не все. До меня дошли слухи, что вас стал доить какими-то пошлинами человек из полиции, по кличке Уксус. Что вы об этом можете сказать?

  - Ваше сиятельство! Так он не из полиции? Вот жулики, я так и знала!

  - Из полиции он или нет, будем выяснять. Кто тот, что приходит с вас деньги собирать? И как давно все это началось?

  - Тот, что собирает, Гринька Черт. Он в городе известный сутинер. Но, работает по старому базару. А это, приходит ко мне месяца три назад и говорит: - проруха началась у нас, мать! Начальник новый появился в полиции. Приказал ему платить, чтобы работать спокойно. Каждому заведению дал десять процентов пошлины от выручки и «крышу». Куда нам всем было деваться? Ходит Гринька, деньги собирает, проверяет счета и выручку за месяц. И мы платим.

  - Ладно. Через полчаса жду в отделе Софью. Рот не открывайте!

  - В назначенное время в приемной центрального участка полиции сидела, ожидая Григория, миловидная, стройная девица. Одета почти по-светски: дорогое меховое полупальто, французская шляпка с голубыми атласными лентами у подбородка. Светлые кудри ниспадали из-под шляпки на хрупкие плечи девушки. Изящная, с позолоченной фурнитурой сумочка, дополняла туалет. Вся бригада полицейского отделения, по очереди, заглядывала в приемную посмотреть на красотку.

  Всю эту процедуру закончил внезапно появившийся на пороге участка Григорий. – Мадмуазель, вы Софья Баранова?

  - Да, ваше сиятельство. – А я Григорий Иванович Филипас. Пройдемте.

  - Документы у вас с собой? – Да, ваше сиятельство.

  - Разговор пойдет об одном из ваших клиентов. О КислОте Глебе Карцевиче.

  - О Глебе? А что с ним не так?

  - Расскажите, что он из себя представляет? Как себя ведет? О чем говорит? Как относится к вам? Может, что вам о своем прошлом рассказывал? Давно вы с ним?

  Глаза девушки оживились. Она перестала лихорадочно сжимать ручку своей сумочки, по всей видимости, поняв, что для нее в этом посещении полиции нет ничего опасного.

  - Да уже третий месяц вместе. Он приходит почти каждый вечер. Относится ко мне хорошо, одел, обул, делает подарки. У меня нет причин на него жаловаться. В постели нежен и уступчив, никогда меня не обижал и не оскорблял.

  - А что из прошлого рассказывал?

  - А, из прошлого, почитай, каждую ночь и рассказывает. Говорит, что родители его не любили, старшего брата любили, он в царском гусарском полку служит. А Глебушка – не любимый. Старшему батюшка все свое состояние завещал, а мне, мол, только и дали, что университет закончить, и денег ни гроша! Один дядюшка, что в Министерстве полиции, мне покровительствовал. Он ему и сказал: - поедешь Глеб на Юг по моему заданию, там и заработаешь. А я тебя потом на место в Министерстве пристрою. Вот, я тут и зарабатываю.

  - Он такой смешной, как шампанского немного выпьет, плакать начинает. Пьянеет быстро, плачет горькими слезами и все мне жалуется: - никто меня не любит, маменька за каждую провинность в детстве в темной комнате закрывала, отец приказывал розгами стегать. И эти, на работе, обещали в гости приглашать, поехать поохотиться на фазанов, и никто не пригласил! Никто про меня не вспомнил! Ты одна меня жалеешь, одна меня понимаешь… - Девушка звонко и мелодично засмеялась. – Он, как ребенок, когда выпьет!

  Я ему и говорю: - так ты женись на мне? Я тебя всегда жалеть и любить буду. – А он говорит: - не могу, маменька заругает! – И, как дитя, плачет, не успокоить. Я ему тогда и говорю: - кисленький ты мой, уксус яблочный!

  - Почему именно яблочный?

  - Так он больше всех фруктов яблоки любит. У меня всегда в комнате все вазы этими яблоками забиты. Ведро яблок и ящик шампанского – это его вечернее меню.

  - Значит, уксус яблочный… - Ага.

  - Он не рассказывал, как деньги зарабатывает?
  - Говорил, что сидит в полицейской Канцелярии и обдирает как липку иудеев каких-то. Я подумала, что это шутка.

  - А еще что?

  - Как-то напился и все бормотал о том, какой он умный и только я могу его оценить. Что он мне много чего дарит и делает это не на свои деньги. Платит за меня нашей мадам, а потом у них у всех обратно деньги забирает, в десять раз больше. Я пыталась у него выспросить, как он это делает, но он как обычно, махнул рукой и уснул.

  - Софья, я думаю, достаточно того, что вы мне рассказали. О нашем разговоре ни Глебу КислОте, ни мадам, ни девочкам ни слова. Это понятно? Мадам скажите, что я с вас взял слово молчать. И она отстанет. Когда вы сюда шли вас кто видел из ваших знакомых?

  - Нет.  – О том, что вы были в полиции лучше ни слова, и не думайте, что Глеб КислОта безобидный мальчик. Он и убьет, не задумываясь.

                Гл.32

Григорий собрал свою полицейскую бригаду сыска на совещание. Вопрос был поставлен о том, чтобы обойти известные публичные дома в городе и снять показания владельцев о том, что некто Уксус, взимает с них ежемесячно десять процентов заработка. Исполнителем этой процедуры является сутенер Гринька Черт. Нужно выяснить, где он обитает, как выглядит и арестовать его с большой осторожностью.

 Пристав Манускевич, хорошо осведомленный обо всех известных темных личностях в городе, пожимал плечами и удивлялся, что этого не знает, и даже о нем ничего не слышал.

  На старый базар Манускевич вызвался пойти сам. Зарядив свой наградной пистолет полной обоймой, оделся попроще, взял с собой младшего по званию урядника Фишкина, и они ушли.

  По борделям пошли Михаил Паласов и Мишкин. А Григорий отправился с докладом в полицейское Управление.

  Кузовлев Иван Гаврилович, прочитав показания Софьи Барановой о Глебе КислОте, вспыхнул негодованием. – Ах негодяй! Совесть потерял, в вора превратился! Иудеев он, как липку обдирает! С темными воротилами связался, верховодит сутенерами и публичными заведениями! Сидит у меня к канцелярии! Позорище какое на мою голову!

  Ваше сиятельство! Прошу вас, пока умерьте негодование. Я только что послал мою бригаду на поиски этого Гриньки Черта. Его нужно взять. Наши еще должны опросить владельцев публичных домов и номеров по гостиницам, для предъявления доказательств в том, что некий Уксус берет с них пошлины для крышевания от лица полиции. А Гринька – главный свидетель, знающий Уксуса в лицо. Еще евреи не принесли своего заявления и описи всех обворованных. Когда все это будет готово и зафиксировано, вы лично КислОте все это и выложите, и оторветесь на нем! Вот мразь бесчестная!

  В кабинет постучали. – Войдите. – Вошла Лисиппа. Вытащила из сумочки документы. – Ваше превосходительство, вот заявление от евреев. А это список всех, кого КислОта успел обворовать. Там фамилии и против каждой стоит сумма, которую он взял. Я подсчитала. Общая сумма в пределах пяти тысяч. Приходил сам раввин с этими документами. Я его предупредила, чтобы на время перестали ходить на регистрацию.

  - Благодарю вас, Лисиппа Хрисанфовна! А то у меня сердце болит, что мы тут разговариваем, а он продолжает там, в канцелярии, как сам сказал, «обдирать иудеев, как липку». Поторопитесь Григорий Иванович!  - Постараюсь, как смогу. К вечеру, надеюсь, будут результаты.

  Григорий и Лиса вышли от полицмейстера. – Так много всего навалилось. Лиса, ты хоть займись подготовкой к свадьбе сама. Мне, видишь, совсем некогда. С отцом поговори, на какое число лучше, матушку мою займите. Как ты считаешь, где справлять будем?

  - Я думаю, у нас. Холл большой. Только с родителями Миши Паласова нужно поговорить. Мне совсем не хочется расставаться на свадьбе с Глашей. Мы же хотели две справить, как одну. Может все у нас и поместимся?

 - Лиса, да я разве против? Только Мишка сейчас тоже весь в работе. Вы с Глашей пойдите к его родителям и там все сами и решите. Готовьте свадьбу на две семьи. Главное всем поместиться в доме.

  - Хорошо, милый! Попробуем с Глашей. Главное, чтобы Мишины родители согласились. И еще, я бы хотела справить свадьбу, когда уже состоятся суды по нашим основным делам. Очень хочется после свадьбы отправиться в свадебное путешествие. Ну, хоть на месяц? Не заграницу, нет. Давай в Петербург? Я там никогда не была. И граф Палецкий нас приглашал, он будет рад. Мы хоть вместе побудем? А, Гришь? И Мишку с Глашей возьмем?

  - Лиса, сейчас зима. Мы не замерзнем?

  - Ты боишься со мной замерзнуть? У тебя не будет на это времени!

  - Я согласен. – Он обнял Лисиппу, и нежно поцеловал ее в щечку. – Все, побежал!

  К вечеру в центральном участке собралась вся команда Григория. Посреди кабинета пристава Манускевича, на стуле, со связанными руками, восседал здоровенный молодой мужчина в приличном пальто. Гладко выбритое лицо и напомаженные черные волосы, говорили о том, что он своего рода франт, следящий за своей внешностью, несмотря на свою профессию, которая звучала низко, грубо и прямо – сутенер.

  - Григорий Иванович, - вот, привезли Гриньку Черта.

  - Ваше полное имя и фамилия?

  - Григорий Чертовский.

  - Давно занимаетесь этой профессией?

  - Третий месяц. – Недавно? Когда познакомились и где с Глебом КислОтой?

  - Я такого не знаю. – Напрасно скрываете вашего работодателя и протеже на этом поприще. Или вы предпочитаете его знать как Уксуса? Хотите за те копейки, которые он вам платил за основную работу, пойти за него на каторгу? Вы ведь всего исполнитель. Он главный организатор. Это его нужно отправить на каторгу. Опознайте его и мы пойдем вам навстречу. Возможно, просто отделаетесь штрафом. Говорить будите?

  Немного помолчав в раздумье, Гринька Черт сказал: - буду. Познакомились в ресторации в гостинице «Петербург». Денег было в обрез. Жить негде. Сидел за столиком, хлебал щи. Он сидел за соседним. Подсел ко мне с бутылкой шампанского. Притащил свою вазу с яблоками и стал угощать. Разговорились, кто, откуда и как дела. Он мне и предложил подработать. Мол, я на хорошей должности, сам не могу ходить по борделям. А тебе в самый раз. Всего-то, от имени сотрудника полицейского Управления по кличке Уксус, будешь владельцам заведений предлагать крышевание и спокойную работу в замен десяти процентов заработка ежемесячно. Так и договорились. Я и ходил два месяца, проверял отчеты и брал деньги. А он жадный. И правда, давал мне за работу копейки. Ну, я перезнакомился с владельцами публичных домов, и стал помогать девушек красивых привлекать в дело. Жить на что-то ведь надо.

  Григорий положил на стол перед ним фотографию. – Это он? – Он.  – Прочитай, что я с твоих слов записал, и вот здесь, распишись.

  Чертовский расписался. Поднял голову и заискивающе взглянул в глаза Григорию. – А что теперь со мной будет?

  - Пока вы задержаны. Посидите до завтра в камере. Возьмем вашего главаря, так и видно будет. Возможно, сделаем вам очную ставку. – А руки развяжите?

  - Михаил, развяжите. Да у нас тут не плохо и кормят. – Засмеялся Григорий.

 В кабинет, как обычно, без стука вошел Кузовлев. – Кто это тут у нас? – Добрый вечер Иван Гаврилович! – Добрый, господа!

  - Да вот, Гриньку Черта взяли. КислОту он опознал, показания дал. До этого, ни разу не привлекался. Из обедневших мещан. Из Харькова.

  - Как же ты мог на такое дело пойти? – Обратился он к Чертовскому. – Так он сказал, что сотрудник полицейского Управления. Я ему сначала не поверил. А он мне свой полицейский жетон показал за лацканом. Как тут не поверишь? То, что кличкой себя назвал, это было несколько странно. Но, мне было тогда не до этого. Он и денег немного дал на первый случай. – Значит, сначала и тебя обманул? Ладно. Уведите!

  - Ваше превосходительство! Мы собрали по КислОте всю информацию и доказательства по всей его деятельности. Все публичные дома и владельцы номеров по гостиницам дали показания, что тритий месяц с них берут мзду в фонд полицейского Управления, в размере десяти процентов заработка. Исполнитель, некий Уксус и Гринька Черт. Вот, папка с документами.

   – Благодарю за работу, господа! Это же надо, какой стыд!! Так испачкать полицейское Управление! Завтра буду лично брать КислОту! Спокойной ночи!


                Гл. 33

  Григорий перед сном зашел к Карсан, он скучал по Лисиппе. В последнее время они так мало общались. Ему ее не хватало, как воздуха. Ее прикосновения, тепло, запах, наполняли его жизнью гармоничной и радостной. - Любимая! Просто увидеть тебя, прикоснуться! И довольно…

  Лиса и Глаша сидели в гостиной за столом, и о чем-то увлеченно спорили. – Гриша! Как хорошо, что ты пришел!

  - Я соскучился. – Она вскочила из-за стола, подбежала и прильнула к его груди. – Мы с Глашей были сегодня у Паласовых. Говорили с Саввой Егорычем и мамой Миши.

  - Они против объединять свадьбы. Говорят: - барышни, да вы что? Венчайтесь рядом в храме. А потом, каждый должен ехать в дом мужа. Родители у порога встречают невестку с хлебом и солью. Это же обычай! Его нельзя обойти! Новоиспеченный муж на руках вносит жену в дом. И тогда все садятся всей родней за свадебный стол и произносят тосты. А вот когда все отпразднуют, молодые могут посетить друзей. Говорят, так положено. От этого никуда не денешься!

  - Да… И правда, обычай обходить нельзя. Я сегодня по этому поводу с матушкой поговорю. – Гришь, есть хочешь? – Конечно, хочу. Но, не буду. Меня матушка там ждет. – Он наклонился и тихо ей сказал на ушко: - и тебя хочу, но пока тоже не буду. – Поцеловал ее в лоб, махнул рукой Глаше и вышел.

  Кузовлев Иван Гаврилович этой ночью спал плохо. Взяв папку с документами о Глебе КислОте домой, перечитал все что рассказали о нем свидетели. Он никак не мог понять, как человек, благородного происхождения, может так низко опуститься? Он многое повидал в жизни, видел многих преступников. Когда человека в угол загоняют обстоятельства, неблагополучная семья, полная нищета, несовершенные государственные законы, преступление можно понять. Можно понять все. Но здесь было нечто другое. Полное неуважение ко всем, кто его окружает. Этот человек был лишен какого-то внутреннего стержня, который человека делает человеком.

  Утром, побрившись, позавтракав с женой, он отправился в Управление с желанием все-таки разобраться и до конца, понять, почему Глеб Кислота так поступал?

  Проходя в кабинет через канцелярию, поздоровался с присутствующими и пригласил Глеба КислОту к себе.

  - Присаживайтесь Глеб Карцевич, разговор у нас будет долгий и не очень приятный.

  Молодой человек пожал плечами и послушно сел на мягкий стул, стоящий через стол против кресла полицмейстера.

  - Я начну без обиняков. – Начал разговор Иван Гаврилович. – Оказывается, вы у нас подрабатываете? Самостоятельно обложили налогами все публичные заведения в городе, в размере десяти процентов от их доходов?

  КислОта нервно поджал губы. – А что, и доказательства какие-то есть?

  Кузовлев положил на стол перед обвиняемым целую пачку документов, за подписями владельцев публичных домов, пострадавших от его поборов.

  Глеб Карцевич бегло просмотрел бумаги и улыбнулся. - И что? Где есть доказательства, что это я? Там фигурирует какой-то Уксус.

  Следующей бумагой на стол лег опрос Гриньки Черта, доказывающий, что Уксус, это и есть Глеб Карцевич КислОта, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

  Просмотрев и этот документ, он вытянул губы в трубочку и сказал: - да, грешен! Простите, что пожадничал и сразу деньгами не поделился. Все исправлю, предлагаю пятьдесят на пятьдесят.

  - Что?!! – Заорал возмущенный Кузовлев. – На кой черт мне ваши ворованные деньги! Вы обесчестили мундир полицейского, опозорили все полицейское Управление и меня лично!

  - Боже мой, боже мой! Да вы идеалист! – Глаза Глеба Карцевича засверкали молниями. - Я опозорил честь полицейского мундира? Да какая честь у нищего? Полиция в России – самое нищая охранная структура! Государство полицейским дало такие мизерные оклады, что на них существовать невозможно! На должность полицейского никто идти не хочет. Полицейских в России презирают! Какая там честь! И зарабатывать здесь левым способом нам сам Бог велел! Я предлагаю вам половину своих левых доходов. Не хотите себе, купите на эти деньги хоть шашки своим городовым, которые ходят по городу с деревянными саблями в ножнах.

  Кузовлев опустил голову и тяжело сопел.

  - Вы-то сами, что совершенно чисты от левых заработков? Вспомните дело двух греческих капитанов? Дело раскрыто, воришка пойман. А кто осужден? Где само дело? Я его что-то не наблюдал в архивах полицейской канцелярии.

  - Я не обязан перед вами отчитываться. Дело хранится в тайном архиве спецотдела по сыску у Филипаса. Если прибудет проверка, мне есть чем отчитаться. Можете не беспокоиться. 

  Иван Гаврилович вспомнил о том, как он совсем недавно, и вправду, на те деньги, что полиции заплатили люди из греческого Представительства за тайное расследование, купил городовым настоящие шашки, вместо деревянных палок. В определенной степени прав КислОта в своих рассуждениях, ох как прав! Но, нельзя дать до такой степени развратить своих подчиненных, иначе, в городе совсем кончится порядок, и начнется полная анархия!

  - Ваше превосходительство! И что же, вы собираетесь за то, что я экспроприировал у городских борделей часть их нечистых доходов в свой карман, отдать меня под суд? Да вас засмеют! Такое дело будет ходить по России как анекдот!

  - Глеб Карцевич! Зачем нужно было все это устраивать? Подставлять Управление? Вы же благородный человек, молодой, свободный, собой хорош. И что из того, что родители ничего не оставили… Можно же удачно жениться? У нас в Таганроге вон сколько богатых семейств. Посмотрите на барона Филипаса? Он, как и вы, был без гроша. Учиться не на что было. Нашел себе невесту. И все устроилось.

  - Вы хотите, чтобы я, как вы сами сказали, благородный человек, взял за себя необразованную купчиху, ради денег? Всех благородных дам уже разобрали. Да и вашему хваленому Филипасу, мадмуазель Лисиппа, точно не так просто досталась! Никогда не поверю, чтобы Атаман Карсан, просто за красивые глазки отдал нищему барону свою красавицу дочь и ее грандиозное приданое. Там еще покопать нужно!
  - Ну, конечно, а вам же лучше было опуститься до воровства и жить в номерах с проституткой? Видно, ваш батюшка мало вас порол розгами в свое время, а маменьке нужно было вообще не выпускать из темной комнаты! – Парировал Кузовлев.

  - Так, и эта дрянь на меня настучала? Я же ее одел, обул, завалил подарками. Неблагодарная с…

  - Можете ее не оскорблять. Вы, по статусу пали ниже ее. Она хоть не воровка, а честно отрабатывает свои деньги. А вы просто вор!

  -  Ну, конечно, у нас проститутки, с тех пор как государство легализовало публичные дома, все сразу стали честными? А что это самое государство дерет с публичных домов часть их заработка в свой доход – это же конечно, благородно? А я вор!

  - Знаете, что, КислОта! Плевать я хотел на все бордели и ваши деньги, заработанные на них. За что вы обокрали бедных иудеев? Они-то в чем провинились? – На стол легло заявление от еврейской общины, в придачу, с длинным списком фамилий и сумм против каждой.

  Глеб Карцевич быстро пробежал глазами заявление, и нервно усмехнулся. – В чем провинилась? Они Христа распяли.

   Кузовлев вскочил из-за стола и бахнул кулаком о деревянный тяжелый столешник. – Хватит здесь кривляться! Сдайте немедленно свой полицейский жетон! Вы отстранены от своей должности. – Лицо у него покраснело, усы встали дыбом.

  - Если вы до вечера не внесете полицейскому Управлению и лично мне в руки ту общую сумму, которая указана в конце этого списка, я отдам вас под суд! Надеюсь, это дело не будет ходить анекдотом по всей России? И если, вы вздумаете удрать и не выплатить уворованных вами денег относительно евреев, это дело будет преследовать вас как змея от юга и до севера, жаля вас то в пяту, то в голову! Вас, после этого, не возьмут на работу не только в Министерство вашего дядюшки, никто не захочет вас взять даже в самое захудалое полицейское отделение простым урядником. И после этого, убирайтесь в свою столицу из нашего города к чертовой матери!

  Глеб Карцевич КислОта сильно побледнел после этих слов.

  - Через два часа деньги будут у вас. – Тихо сказал он, отстегнул с лацкана значок, положил его на стол и вышел.

                Гл. 34

  - Григорий Иванович! – Прошу вас, нужно написать в «Полицейский листок», да и в «Таганрогский вестник» о наших извинениях, относительно евреев. Как бы это сформулировать? - Полицейское Управление приносит свои извинения еврейской диаспоре, за недобросовестное отношение некоторых сотрудников, в деле регистрации их семейств по месту жительства. Эта процедура была бесплатной. Тем, с кого были взяты деньги в виде налогов, средства будут возвращены строго по спискам, поданным полицмейстеру Кузовлеву И. Г. Тех, кто не успел зарегистрироваться ждем в полицейском Управлении. Напишите часы приема.

  - Григорий! Вы понимаете? Мы от него отделались! Он принес мне деньги, написал раппорт об увольнении, по причине того, что сильно болен, и возвращается в столицу для лечения у специалистов. Уж и не знаю, где он взял освидетельствование у врача? Наверное, купил. Я подписал. Надеюсь, никаких последствий для нас от него не будет. Иначе, отдам дело о его воровстве в судебную палату. Документы, пока заберите себе в тайный в архив.

  - Я знаю, вы переписываетесь с графом Палецким. Расскажите ему про этого КислОту. Не знаю, что он петь будет своему дядюшке в министерстве, но, лучше, чтобы свои люди в Петербурге знали, что у нас тут произошло, и могли на этого типа открыть глаза там, в случае чего.

  - Давайте, выпьем по рюмочке на радостях за все это?

  На следующий день к Лисиппе Карсан вечером пришел Лейб Моисеевич с благодарностью за помощь. Он принес от иудейской общины крупную сумму денег. И сказал, что это от богатых евреев в дар, которым вернули крупные суммы, взятые при регистрации. Лисиппа возмутилась и безцеремонно, почти грубо проводила своего коллегу из дома. На прощание сказав, что ее за помощь этим подношением просто оскорбили.

  Лиса и Глаша потихоньку готовились к своим свадьбам. Лиса решила использовать, привезенное ею из Франции прелестное белоснежное платье. А Глаша заказала себе свадебное у мадам Ришаль, которая в Таганроге кроила и шила не хуже французских модельеров. Хрисанф Измайлович и матушка Григория взяли на себя покупку продуктов и согласовали меню, а также количество приглашенных свадебного праздника, купили открытки и обручальные кольца. Все шло своим чередом. Настроение у всех было приподнятым. Дата венчания была назначена на конец января.

  У полицейского Управления все дела были расследованы и отправлены в суд. Пятнадцатого января состоялся суд по делу нападения на семью купца Марио Алексопулоса. Его брата Гектора, подозреваемого в заказе убийства собственного брата и всех его домашних, осудили. Но, под давлением греческого представительства, не отправили в Сибирь, а постановили депортировать на родину вместе с семьей, с оплатой суду и пострадавшему племяннику Фене очень крупной суммы. Конфисковали остатки всего его бизнеса, движимого и недвижимого имущества в фонд государства. Самого пойманного убийцу и рецидивиста Ваську Бегемота осудили на смертную казнь через повешение.

  Дело купца Ковалева со всеми его махинациями по чаю и контрабандой в порту полностью расследовали, осужденных было много в контрабанде. Всей этой мелочи дали разные сроки. И самого купца осудили, но он своей сильной защитой, выписанной из Харькова, и огромным откупом, ушел от дороги с кандалами по этапу. Но, купеческое сообщество лишило его, за его нечистую торговлю, статуса купца второй гильдии. И, исходя из того, что он потерял огромное состояние, его понизили до уровня купца третьей гильдии. Имущество не конфисковали, взяв во внимание его пошатнувшееся психическое здоровье и полное раскаянье. После суда он отказался от больницы и поехал лечиться на воды.

  За два этих дела, успешно расследованных, полицейское Управление Таганрога получило от Петербургского Управления благодарность и денежное поощрение, в том числе и вся спецгруппа Григория Филипаса. А он повышение своего полицейского статуса и новое звание помощника полицмейстера. Хорошее денежное вознаграждение досталось и Василию Синявину.
   Зима на Дону стояла очень теплой. Шел второй месяц нового года, а снега и в помине не было. Навигация на море не прекращалась, в Таганрогском порту по-прежнему швартовались суда различных стран, привозивших к продаже для России свои товары. Загружались лучшей в мире донской пшеницей, закупали ростовское подсолнечное масло для своих гурманов, скупали черную икру и меха. На приколе в порту стоял корабль из Турции.

  Было известно, что вскоре в Таганрог по железной дороге из Ростова должен прибыть консул Турции Ахмед-Фазиль-Бей. Турецкий корабль ждал именно его. У Ахмед-Фазиль-Бея в Таганроге были свои личные торговые дела, он хотел увезти в Турцию подарки для ханской династии, и желал на несколько дней остановиться в городе. Его интересовали ткани из травяных нитей: посконь из конопли и лен, черная икра и знаменитое ростовское подсолнечное масло из жареных семечек. Ну и, кончено, русские меха: чернобурка и соболь. И, нужно было немного подождать, пока все эти товары по его заказу прибудут в порт.

  В дворянском Собрании состоялось обсуждение появления в городе высокопоставленного гостя. Субботний бал планировался и так по распорядку. Но, дружеский прием и концерт в честь гостя решили провести сверх нормы. Купеческое сословие решено было не приглашать, исходя из того, что греки просто и логически ненавидели турков. Им было все равно, виновен человек в их бедах на родине или нет. И так, решено было пригласить на прием и бал во дворец Алфераки, лишь высокопоставленных местных дворян. Греку и дворянину, главе города Ахиллесу Алфераки от этого открутиться было просто невозможно.

  Приглашения получили самые именитые дворяне Таганрога, в том числе: полицмейстер Кузовлев И. Г., Атаман и князь Хрисанф Измайлович Карсан с дочерью княжной Лисиппой Карсан, барон Филипас Григорий Иванович и др.

 
                Гл. 35

 Лисиппе совсем не хотелось идти на прием. Но, Атаман настоял. Не мог же он пойти со своей собственной женой, которая по уровню ему не соответствовала. Тем более, один, он там смотрелся бы, как изгой. Отказать совсем было бы не вежливо к Собранию.

  Лисиппа одела бархатное бордовое платье с длинным рукавом и достаточно открытой спиной. На шею Хрисанф Измайлович пожаловал ей бриллиантовое колье Галины Мефодиевны и маленькие серьги в пару. Волосы, опускающиеся на полуоткрытую спину волнами, наверху были заколоты изящной фибулой. Чуть подкрашенные губы цвели на лице распустившейся розой, а глаза сверкали голубыми искрами. Единственное, что ее грело – там будет и Григорий. Его матушка, после смерти мужа обходившая стороной праздники, как - всегда отказалась от приема.

  Гостей во дворец пришло достаточно много. Изящно одетые дамы и их партнеры заполняли зал для концерта. В воздухе витало облако изысканных французских духов. Смешанные воедино, они создавали головокружительные вихри запахов. Это несколько напрягало, и хотелось выйти на свежий воздух. Ахиллес Алфераки приказал приоткрыть окна.

  Чета Карсан прибыла ко дворцу на изящной полуоткрытой коляске, в которую был запряжен породистый тонконогий донской жеребец. Он был так красив и изящен, что на него сходу обратил внимание высокий черноволосый господин, выходящий из достаточно помпезной кареты. Но, когда Атаман подал руку даме, сходящей вниз, господин оставил любоваться красотой жеребца и переключился на девицу.

  - Махмуд! Кто это? - Обратился он к своему слуге.

  - Господин мой, я не знаю. А вы про что? Про коня, или девицу?

  - Про то и другое, болван. И про господина. – Отреагировал по-турецки Бей. – Узнай все о них.

  Бея посадили в кресло на самое почетное место в первом ряду. И Ахиллес Алфераки начал представлять ему цвет Таганрогского дворянства. Дошло дело и до Хрисанфа Измайловича.

  - Князь Атаман Карсан. Его дочь княжна Лисиппа Карсан.

  Лисиппа заметила, что Ахмед-Фазиль-Бей довольно красив, той мужской красотой, которая не присуща русским мужчинам. Его черные длинные волосы были сзади завязаны в хвост, красиво остриженная борода придавала особой мужественности. Виски посеребрила седина, хотя на вид ему было не более сорока. Кружевная манишка, у горла схваченная изящной заколкой с огромным рубином, дополняла элемент западной моды. Изумительного качества и пошива фрак сглаживал расхождения в одежде и внешности этого мужчины. Вид у него был вполне европейский. Но, многочисленные перстни с камнями на крупных руках вызвали у Лисиппы легкую улыбку.

  Он заметил это движение на ее лице, и на довольно хорошем русском языке, с восточным акцентом сказал: - вы очень красивы, мадмуазель Лисиппа. Вам не нравятся мои перстни? Я их снимаю. – И он на виду у Атамана Карсана и всей окружавшей их публики снял перстни со своих рук и отдал слуге, стоящему у него за спиной.
  Концерт прошел с большим успехом. Пела итальянская дива, не так давно приехавшая в Таганрог оперная певица. Лисиппа сидела рядом со своим отцом и потихоньку крутила головой, ища в зале Григория. Заметив его в среднем ряду, улыбнулась и успокоилась.

  Начался бал. Стулья были убраны, оркестр на балконах занял свои места. Первые два танца Лиса танцевала с Григорием. Потом ее пригласил генерал Кузовлев. Рассказывал ей смешные истории, они смеялись. Когда он отвел ее на место, заметила, что Атаман увлеченно о чем-то беседует с Фазиль-Беем. Увидев, что она освободилась, подошел к ней пригласить на танец.

  Оркестр заиграл вальс. Танцевал он прекрасно, вел уверенно, не делая никаких ошибок. Смотрел своими черными глазами прямо ей в лицо. Она чуть отвела взгляд, чтобы не поддаться его сильной энергетике, которая жгла, как огонь. Он пылал жаром. Лисиппа плыла в его сильных объятиях в такте музыки и ждала, когда, наконец, сможет освободиться из этого огненного кольца.

  Он подвел ее к отцу, чуть поклонился и отошел. – Батюшка, о чем вы говорили с Беем? – Он хочет купить у меня жеребца. На сколько я понял, ты уже успела свести его с ума. Он просил твоей руки.

  - Что?

   – Лиса, не переживай, я объяснил ему, что у тебя свадьба через несколько дней. – Хорошо. Можно я поеду домой? У меня голова болит. Ты оставайся, скоро еще банкет будет, повеселись. А меня Гриша проводит.

  В воскресенье утром Лиса, как всегда, вместо зарядки оседлала своего тонконогого Гнедого и, под руководством Козьмы Петровича скакала по кругу, стреляя из лука по мишеням. Ей прислали новую форму жокея, которая не так сковывала ее чуть пополневшее тело и грудь. Она не видела, что в проеме плаца показались Атаман Карсан и Ахмед-Фазиль-Бей. Наблюдая это восхитительное зрелище, у Бея плыла голова от страсти. – Что за женщина? – Думал он. – Я хочу ее до боли! Я буду хотеть ее всегда. Она должна быть моей!

  - Из двенадцати выстрелов, десять в круг! – Лиса, ты молодец! – Вскричал Козьма Петрович.

  Осадив Гнедого и спрыгнув на землю, она только сейчас заметила отца и Фазиль-Бея. – Доброе утро, мадмуазель, Лисиппа!

  - Доброе утро, Бей!

  - Зовите меня просто Фазиль. Стреляете вы изумительно! Я тоже хочу попробовать. Можно? - Он взглянул на Атамана.

  - Пожалуйста! - Лисиппа опустила поводья и сняла с плеч ремни. Фазиль Бей сбросил на руки Козьмы свой сюртук, одел на спину колчан со стрелами и с легкостью вскочил в седло Гнедого.

  Почувствовав чужого седока, конь вздрогнул и стал переминаться с ноги на ногу. Бей сильно ударил по бокам. Но тот, не привыкший к грубому обращению, вместо положенного действия, встал на дыбы и попробовал сбросить его со своей спины. Бей удержался в седле. Засмеялся и сказал коню по-турецки: - а, ты с характером, как твоя хозяйка! Ну, прости! – И похлопав коня по загривку, нежно тронул в бока, и поскакал по кругу. Простреляв все цели, осадил Гнедого и спрыгнул на землю.

 – Все промазал!  Да, не так-то просто попасть в цель на скаку. Дочь у вас настоящий мастер. – Сказал Бей Атаману. – Я хочу купить у вас этого коня.

  - Он не продается, господин Бей. Это личный конь Лисиппы. Он мой подарок ей на совершеннолетие. Но, у меня целая конюшня, вы их еще не видели.

  - Нет, князь, конь, как женщина, если понравился и не продается, то других и не надо! Кстати, а где же ваша дочь?

  - Пошла переодеться. Пойдемте к утреннему чаю. У нас в семье утреннее чаепитие – семейный ритуал.

  Посмеявшись над Беем и его явными потугами понравиться ей, Лисиппа предложила Глаше пройтись с утра по магазинам. Игнорировав утренний чай, она переоделась, заглянув в гостиную, попросила у всех прощения, и удалилась подальше от этого настойчивого поклонника, не желая иметь с ним более ничего общего.

  На Петровской девушек встретил Григорий. – Лиса, Глаша, обедать нас ждет моя матушка. Сегодня ее день кормить всех. Она там чего только не наготовила! А после обеда идем парами в парк гулять и есть мороженое. Миша обещал прийти. Его родители заставили мерить свадебный костюм у швеи. Но он не долго.

  Темнело быстро, хотя не было еще и пяти. В парке зажглись фонари и все преобразилось. Искрящиеся снежинки мелкой пыльцой ложились на мостовую, одежду гуляющих, шляпки дам. Играла музыка, в круге молодежь танцевала. На открытых верандах за столиками кутили повесы, громко разговаривая и смеясь. Пахло шашлыками и дымком от жаровен.

  Миша, как всегда, рассказывал анекдоты, Глаша заливалась своим звонким смехом, Лиса улыбалась, обхватив руку Григория, и прижавшись к нему. С ним было так хорошо и спокойно. Она не стала рассказывать про Фазиль-Бея и его ухаживания, чтобы не вызвать в любимом ревности. Тем более, Бей сегодня вечером должен отбыть отсюда навсегда. Ей об этом говорил отец.

  Они пару раз прошлись по центральной аллее. Пока не увидели, как им навстречу быстрым шагом идет посыльный из больницы Гусмана.

  - Лисиппа Хрисанфовна! Я к вам срочно от Лейба Моисеевича. Там роженицу привезли сложную. У нее по определению ребенок лежит неправильно. Она кричит, схватки. Лейб Моисеевич за вами и послал. Вдруг, сам что не так сделает! Просит подстраховать. Вы уж извините, что в выходной!

  - Глаша, ты со мной? – Конечно, Лисиппа Хрисанфовна! Господа, мы на работу! Проводите?

  Лисиппа и Глаша приняли роды, родился мальчик. Лейб Моисеевич от радости, что все обошлось, заливался благодарностями в своем оригинальном стиле.

  – Лисочка Хрисовна, вы наша великая спасительница! И ваша подруга подстать вам. Как я вам благодарен, вот чем порадовать? Так и не знаешь, чем отблагодарить, чтобы не отругали?
  - Да ладно вам, Лейб Моисеевич! Лучше поставьте чаю.

  - Конечно, чаю! Сейчас, я сейчас!

  Лисиппа мыла руки после работы с роженицей. За ней нужен был присмотр. Женщина потеряла много крови. Ребенок был здоров, несмотря на тяжелые роды. Девушкам пришлось вдвоем, определенными движениями, разворачивать плод внутри живота. И это удалось. Лейб Моисеевич сказал, что это чудо. Глаша сильно устала и прилегла отдохнуть.

  И тут вошел сильно обеспокоенный метрдотель из гостиницы Петербургской. – Лисиппа Хриснфовна, я к вам!

  - Я вас слушаю. Что случилось?

  - Мы не знаем, что делать. У Ахмед-Фазиль-Бея сердечный приступ. Его слуга весь трясется. Мы зашли, Бей лежит, глаза закатил, тяжело дышит. Слуга плачет, говорит, сегодня надо бы уже отплывать, а ему стало плохо. Говорит, мы тут никого не знаем, только врача Лисиппу Карсан. Я побежал к вам домой, там сказали, что вы в больнице. Я сюда. Если Бей помрет, что нам будет? А с виду он был такой здоровый, видать, сердечко ни к черту!

  - Успокойтесь. Глаша, ты побудешь здесь? Посмотришь за роженицей? А я в гостиницу поеду посмотреть Бея. – Хорошо.

  – Поехали!

  Метрдотель провел Лисиппу в шикарный люкс-номер на первом этаже гостиницы. – Я буду у себя, если что понадобится, зовите. – Хорошо.
   Ее встретил слуга. Он поклонился Лисиппе и показал рукой на закрытую дверь. Она разделась и отдала ему пальто. Взяв свой рабочий саквояж, вошла в комнату. На широкой кровати, закрыв глаза, лежал Фазиль-Бей. У изголовья, на подставке горел подсвечник из трех свечей. На Бее был какой-то цветной шелковый халат, руки были сложены на животе, как у покойника.

  Лиса подошла ближе. Поставила саквояж на тумбочку. Бей даже не пошевелился. Она наклонилась над ним и приложила два пальца к его шее. Сердце у него стучало, как молот, прекрасно гоняя кровь по венам и артериям. Она усмехнулась и довольно громко сказала ему. – Добрый вечер, господин Бей, перестаньте притворяться!

  Он улыбнулся и открыл глаза. Сел на кровати. – Вас не обманешь, моя госпожа! Перед отъездом я очень хотел поговорить с вами, но это было сделать невозможно. Пришлось лгать! Я благодарю Аллаха, за то, что он привел вас ко мне! Прошу, присядьте.

  - Хорошо, только пять минут. В больнице тяжелая роженица.

  Он встал и предложил ей кресло. – Вы настоящий мастер, на все руки. Воин, стрелок, наездник и врач! Говорят, вы учились в Сарбонне?

  - Фазиль-Бей. Пожалуйста, что вы хотели мне сказать? У меня нет времени.

  - Лисиппа, я люблю вас. Эта любовь с первого взгляда. Будьте моей женой? Я в Турции не последний человек, у меня во владении целое государство в государстве. Я очень богат и знатен. Я буду любить вас, ангел мой, всю жизнь! Мое сердце горит, и я ничего не могу сделать с собой. Мы ведь с вами одной крови. Я слышал, вас все зовут половецкой княжной?

  - Я очень уважаю ваши чувства, Фазиль Бей, но, у меня есть любимый. Мы любим друг друга с юности и у нас свадьба в конце наступающий недели. Простите меня!

  - Он подошел к ней, опустился на колени, взял ее руку в свою и прикоснулся к ней губами, заглянул в глаза. – Вы мне отказываете? – Да, Бей! - Он вынул из кармана маленький флакончик с пульверизатором, быстро поднял на уровне ее лица и брызнул.

  У Лисы поплыло сознание, она только успела подумать о том, что это эфир.

                Гл. 36

  Григорий и Михаил сидели за кружкой пива и черной икрой в фирменном подвальчике господ «Рецкер и Баршай», державших в городе пивоваренный завод. Было уже довольно поздно, но, домой идти не хотелось.

  - Гришь, допивай, пойдем проведаем наших дам? Как там у них с роженицей? А потом домой, завтра на работу.

  Григорий взял кружку, сделал последний глоток, поставил ее на стол и раскрыл рот. Глаза у него стали огромными, на пол лица, он с удивлением смотрел куда-то в сторону и кивал головой. Было ощущение, что ему кто-то нечто говорит, а он сильно удивлен и согласен с тем, что говорят.

  Михаил смотрел на друга и не мог понять, что с ним происходит? А когда Григорий кому-то в угол сказал: - Я понял, бегу! – Встал из-за стола, схватил Михаила за рукав и крикнул уже ему: - Миша, бежим, Лисиппу украл Фазиль-Бей, они выходят в море.

  - Гриша! Ты с ума сошел? Она в больнице. – Миша, мне только что амазонки сказали, что ее выкрал этот чертов турок. Они иногда приходят ко мне – амазонки. Ты просто не знаешь! Не спорь.

  - Кто? Какие амазонки? – Какие надо! – Поверь, они никогда не лгут! – Ты беги, собирай наших ребят и в порт, берите все оружие, какое есть. А я к Федору, брату Лисы. У него корабль, может удастся их нагнать!

  Друзья взяли по пролетке, вечно мотающихся по вечерам извозчиков вдоль Петровской, и погнали в разные стороны.

  Выслушав Григория, Федор сказал: - хорошо, что корабль у меня на всех порах. Я ранним утром собирался в путь. Вся команда моя сейчас уже на корабле. Это просто большая удача, что мои все в сборе! Мы их нагоним! Главное, не допустить, чтобы они успели выйти в море из залива. А мы, как выйдем из порта, я береговой службе дам знак, что в заливе враг, в склянки будем бить, вся округа услышит, что нужна помощь. Выйдут наши пограничные катера на перехват. Они быстроходные, ходят на угле. Постоянно дежурят на берегу.

  - Поехали, быстрей. У меня на корабле и пулемет стоит, есть штуцеры у всех. Ты что думаешь, нам воевать нечем? В черном море кто только нам не встречается. Иногда и отбиваться от пиратов приходится! Догоним и возьмем их на абордаж. Это же надо? Женщин воровать! Вот наглец!

  В порту уже стоял экипаж полицмейстера. Михаил Паласов, Кузовлев, Манускеич, Фишкин и Мишкин, вооруженные до зубов, ждали Григория с капитаном Федором Карсан.

  Федор, увидев это войско, даже улыбнулся, и сказал полицмейстеру: - ваше превосходительство! Вам бы лучше остаться на берегу и расследовать по горячим следам это дело. А мне достаточно Григория Ивановича, фельдфебеля и этих двух полицейских, там вся моя команда вооружена. Да и, как я думаю, турки стрелять не будут. Это не военный корабль. Они побоятся. Главное их нагнать.

  - Я согласен, Федор Хрисанфович! Всем удачи.

  - Давайте, по трапу наверх! Отходим!

  Пока корабль Федора Карсан выходил из порта, полицмейстер Кузовлев Иван Гаврилович гнал свой экипаж в гостиницу Петербургскую. Время было позднее, около часа ночи. На его стук в дверь долго не открывали. Затем, кто-то, наконец, подошел и спросил: - Что нужно?

  - Открывай, полиция! – Сонный метрдотель со взлахмаченной головой, открыл дверь. – Ваше сиятельство? Что случилось?

  - Это я у тебя хочу спросить, что тут случилось? Это ты помог выкрасть турку княжну Лисиппу Карсан, а?

  У метрдотеля глаза вылезли из орбит: - выкрасть? А что, ее выкрали? Слуга Фазиль-Бея сказал, что она вышла в заднюю дверь и уехала в больницу. Они часа два назад сами уходили, я проверил номер, ее там не было и с ними ее не было.

  - Как не было? Тогда как она могла на корабле турецком оказаться? – Кузовлев прошел в холл и тяжело плюхнулся в кресло.

  - Я не знаю. Как бы я мог позволить ее выкрасть? Мои носильщики погрузили в карету их вещи, два сундука, чемодан. И еще, Бею сильно понравился ковер, что лежал в номере, такой персидский. Его слуга вынес его сам на плече. А Фазиль-Бей заплатил за него золотом. Нужно будет об этом хозяину сказать, купить новый.

  - Что?! Ковер… - Кузовлев взмахнул руками. - Ее в ковер завернули и вынесли, как вещь! Каковы ворюги! Что, неужели не видно было, что в ковре девица?

  -   Не видно, ковер большой. А она же такая худенькая. И кто мог подумать? Господи, что же теперь будет? Умыкнули… княжу…

  - Что будет? Погоня. И скандал между двумя государствами! И меня с работы выгонят к чертовой матери! До пенсии не доживу… А еще Бей! Благородный человек… Этих турок ничем не перевоспитаешь, как увидят красивую девицу, совсем крышу сносит! То-то он на Лисиппу на балу смотрел как Чеширский кот на мышь. А чего она к нему пришла? Я так и не понял - в гостиницу, в номер?

  - Так он больным сказался. Лежал тут стонал и глаза закатывал. Слуга его чуть не плакал, что приступ сердечный у него. - Мы тут никого не знаем, только врача Лисиппу Карсан. Беги за ней. - Я взял пролетку и поехал. Ее дома не оказалось, она в больнице. Рассказал о Бее, она взяла свой саквояж и приехала. Я потом у слуги спросил: - где врач? - Он сказал, что она вышла через заднюю дверь во двор, и ее отвез на их карете их же извозчик. А карета Бея стояла во дворе гостиницы, ничего подозрительного тут не было.  Ну, я этих потом проводил, все проверил и спать лег.

 Лисиппа медленно приходила в себя. Она чувствовала, что ее качает. Где я? – Думала она. Хотелось открыть глаза, но она не могла. Туман в голове медленно рассеивался и сквозь него ей становилось видно амазонок. Они стояли полукругом, как тогда. И впереди стояла цыганка Аза.

  Когда видно стало совсем хорошо, Аза сказала ей: - Лисиппа, тебя похитил Ахмед-Фазиль-Бей и везет в Турцию. Ты на корабле. Мы сообщили об этом Григорию. Он организовал погоню. Скоро корабль твоего брата Федора будет здесь. И пограничные катера. У Фазиль-Бея на правом боку кинжал в ножнах. Не торопись открывать глаза, он на тебя смотрит.

  - Махмуд. – Сказал по-турецки Бей своему слуге. – Ты же говорил, она через час очнется? Прошло уже больше двух часов, а она без сознания. С ней все нормально?

  - Все нормально, господин. На эфир каждый человек по-разному реагирует. Она такая хрупкая, чуть дольше отходит. Очнется, потерпите.

  - Стол накрой. Ее нужно будет покормить. Поставь вина красного. – Все сделаю, господин.

  Лисиппа чуть приоткрыла глаза. Бей сидел в кресле и неотрывно смотрел на нее. Заметив, что она очнулась, кинулся к ней.

  - О! пронешим (солнце мое)… Ты ожила… Ашкым (любовь моя), Лисиппа, как ты? – Она смотрела на него ничего не отвечая. Голова была тяжелой. Лисиппа только сейчас поняла, почему больные после наркоза так плохо себя чувствуют.

  Он взял ее руку в свою и нежно поцеловал. - Тебе плохо? Прости меня за это. Я не могу без тебя. Без тебя я умру. – Она отняла свою руку у него и положила ладонь себе на лоб. – Воды.

  - Я сейчас. – Он налил в серебряный кубок воды, подал ей, и хотел помочь подняться. Она сделала жест рукой, отстраняющий его помощь. Потихоньку села, взяла кубок и сделала несколько глотков.

  - Я на корабле?

  - Да, милая, я увезу тебя на родину. Ты будешь моей, ашкым.

  Лисиппа рассматривала одежду Бея. Он был все в том же пестром шелковом халате. – Амазонки сказали, у него справа кинжал. Ничего не видно. Ну, ладно… Если понадобится, найду как им завладеть.

  - Милая, тебе нужно поесть.

  - Я сейчас не могу.

  - Хочешь красного вина? Оно помогает… Капельку винограда?

  - Хочу встать, попробовать походить. - Он подал ей руку. Она медленно поднялась и сделала несколько шагов. Пол слегка качался и вибрировал. – Это от эфира, или качка? – Подумала она, покачнулась и хотела опереться о воздух. Он подхватил ее на руки. Его мощная сила опять взяла ее в огненный круг. Он пылал, и она в этом облаке его любви казалась совершенно беззащитной. Сил не было, но мозг работал ясно. – Самое главное, не позволить ему ко мне притронуться. Я должна принадлежать только Грише. Нужно оружие, защищаться.

  Он нежно положил ее на кровать и прилег рядом. Его руки обнимали ее плечо, а губы жаром обдавали шею. Он бормотал что-то по-турецки, видимо, ласковые слова. А она соображала, что будет делать дальше, если он захочет ее взять.
  Она попыталась освободиться, и это, видимо, проявило в нем инстинкт добычи, ускользающей от хищника, животный инстинкт тюркских мужчин. Он впился своими горячими губами в ее губы и застонал. А потом его руки сжали ее грудь. Он навалился на нее и стал неистово целовать, расстегивая пуговицы на лифе платья. Она почувствовала прилив ярости против этого насилия, к ней вернулась сила. Про себя произнеся, как мантру: - богиня Тана, помоги! Освободила руки, развела их в стороны и изо всех сил, основаниями ладоней, ударила Бея по ушам.

  Он взвыл и отвалился набок, схватив себя за голову. Скрючился в клубок, повторяя, по-видимому, какие-то проклятия. Она определила, где у него правая сторона, и нащупала ножны с кинжалом. Вынув кинжал, слезла с кровати и села в кресло. Она почувствовала себя совершенно здоровой и готовой к любой битве.

  Лисиппа сидела в кресле, щипала с винограда на столе ягоды, ела, и с холодным расчетом наблюдала, что будет дальше делать Бей.

  Несколько минут он лежал неподвижно, переживая боль. Потом медленно поднялся и сел. – Так ты еще и воин?

  - Признаю, я был не прав! Я не имею право до никяха (свадьбы) к тебе прикасаться. Я больше не буду так поступать. Прости! Кинжал можешь оставить себе. Я знаю, ты способна перерезать мне глотку. Ты настоящая воительница – «половецкая княжна»!

  Лисиппа молчала, продолжая есть виноград, готовая убить, за одно только его резкое движение. Он поднялся, подошел к столу. Открыл бутылку с вином, налил в свой кубок и выпил. Налил вина и в ее кубок. – Давай выпьем мировую, моя ашкым?

  Тут откуда-то сверху послышались выстрелы, крики, топот ног. Там, на палубе, что-то происходило. В каюту постучали. – Войди. – зашел слуга Бея Махмуд. – Господин, нас нагнал патруль. Корабль с вооруженными полицейскими и два катера. Берут на абордаж. – Иди, стой на страже у двери.

  Лисиппа встала и подошла к округлому окну. Было темно, однако огни какого-то судна освящали море и людей, забирающихся по веревочной лестнице. Она с облегчением вздохнула: - это Гриша.

  Взобравшись по веревочной лестнице на палубу турецкого корабля, вместе со всей своей командой, они не встретили никакого сопротивления со стороны матросов. К ним вышел капитан. Отдав честь, спросил, по какому поводу их остановили? Сказал, что в порту их досконально проверяли и удивился, в чем дело, что такой экскорт полиции с оружием?

  Григорий показал знак начальника полиции и сказал, что на корабле везут груз контрабанды.  И есть постановление на обыск кают и трюма. Капитан еще больше, не наигранно, удивился и распорядился дать возможность обыскать корабль. Спросив: - а что, собственно, вы хотите найти?

  - Женщину. – Ответил Григорий и дал знак фельдфебелю Манускевичу спуститься за ним вниз с палубы в кают-компанию. У двери каюты Бея стоял Махмуд с саблей наголо.

  - Отойди, если не хочешь, чтобы тебе голову прострелили.

  Лисиппа, услышав голос Григория, крикнула: - Гриша, я здесь! – Дверь каюты приоткрылась, и Фазиль-Бей что-то сказал по-турецки своему слуге. Он убрал саблю в ножны и отошел от двери в сторону.

  Дверь распахнулась, и Григорий увидел Лисиппу, чуть бледную, но живую и здоровую с кинжалом в руках. Она бросилась ему на шею и заплакала. – Я боялась, что больше никогда тебя не увижу!

– Лиса, как ты?  Он что-то тебе сделал? – Нет, милый, ничего.

 - Разве ей возможно что-то сделать? С ней сам шайтан дружит! – Сказал Фазиль-Бей.

  - Не шайтан, а амазонки. И она их Царица.

  - Амазонки? Лисиппа, моя ашкым, ну скажи, чем я хуже его? Мы ведь с тобой одной крови! А он?

  - Мы с вами может и одной крови, а с ним – одного Духа.

  - Дух? Что есть Дух?

  - Дух, Бей, есть Любовь!

  - Вы меня арестуете?

  – Я бы хотел это сделать. Как вы могли такое сотворить, выкрасть чужую невесту? Мы вас встретили, с уважением, как дорогого гостя, а вы нас так отблагодарили. И меня оскорбили. Вы понимаете, что это воровство?

  - Я не вор, я боролся за любимую женщину.

  - Лисиппа, что мне с ним сделать?

  - Отпусти его Гриша, пусть плывет на родину.

  - Благодарю вас Лисиппа, моя ашкым! Вы лишили меня оружия, мой кинжал у вас в руках. К чему мне теперь его ножны? А они драгоценны. – Он снял с пояса прекрасные серебряные ножны, усыпанные вставками из камней, и положил на стол. – Возьмите, они теперь ваши. Пусть это будет моим подарком вам на свадьбу, Царица амазонок!

  - Прощайте, Бей!
 
                Гл. 37

  Григорий привез Лисиппу домой к четырем утра. На порог вышла заспанная Глафира. – Боже мой! Лисиппа Хрисанфовна, вы дома! В гостиной на диване спит полицмейстер, он знал, что вы сюда Лисиппу привезете. Как приехал нам рассказать, что случилось, так и остался. Мы тут все ждем вас. Мы знали, что все будет хорошо, верили. Ваша матушка, Григорий Иванович спит в комнате Галины Мефодиевны.


    - Все хорошо, Глаша. Лисиппе нужно умыться, переодеться, и отдохнуть. Пойдемте, я поговорю с Иваном Гавриловичем.

Глаша взяла за плечи Лисиппу и повела в ее комнату. Лисиппа обернулась к Григорию и сказала: - Гриша, не уходи. Я только переоденусь.

  В гостиной на диванчике, укрытый заботливой рукой Глаши покрывалом, посапывал Иван Гаврилович Кузовлев. Григорий улыбнулся. - Добрейшей души человек. – Подумал он. – Даже спать домой не пошел, остался женщин поддержать. – Он тронул его за рукав.

  - Ой! Григорий Иванович, приехали? Как Лисиппа?

  - Все хорошо, Иван Гаврилович, с ней все в порядке. Взяли турков на абордаж, они даже не сопротивлялись. Хотя мы гнались за ними с час. Капитан был сильно удивлен, почему мы их остановили? Когда узнал, что на корабле контрабанда – женщина, еще больше удивился. Видать, Фазиль-Бей, так и пронес Лисиппу в ковре в кубрик, и никто ничего не понял.

  - Забрали Лисиппу. С Беем что было делать? Отпустили домой. Усыпил он ее эфиром, брызнул ей в лицо. Чувствует она себя хорошо. Вот, в общем-то и все. Надеюсь, что никаких последствий это происшествие более не даст. Ну, Хрисанфу Измайловичу я завтра сам все расскажу. Он ведь ничего пока не знает. Федор ушел в рейс со своей командой. У него отплытие было назначено на сегодняшнее утро. Остальных отправил по домам отсыпаться. Пролетка стоит у ворот, поезжайте и вы домой. Я вам очень благодарен, что наших женщин не оставили и поддержали.

  - Отдохнем, завтра я все это опишу для истории.
  - Григорий Иванович! Слава Богу, все обошлось. Я уж думал, будет скандал на две страны. Но вы сумели справиться. Очень рад, очень рад! И благодарен.

  В комнату вошла Мария Павловна. – Гриша, ты вернулся? Привезли Лису? – Привезли, все хорошо. – Иван Гаврилович, может чаю поставить? – Нет, нет. Меня уж дома заждались. Я поеду. Григорий, проводите меня.

  В комнату заглянула Глаша. - Мария Павловна, а где Григорий Иванович, его Лиса просит? – Он пошел провожать Кузовлева. Сейчас придет. Я пойду к Лисиппе, посмотрю, как она.

  Лисиппа сидела на кровати в белоснежной сорочке, волосы у нее были распущены и черными локонами струились по плечам. – Настоящий ангел. – Подумала Мария Павловна. - Как же такое сокровище может не полюбить восточный мужчина?

 - Лиса, как ты? Сильно испугалась?

  - Испугалась, что могу больше никогда не увидеть Гришу. Но нам Амазонки помогли.

  Он как-то рассказывал, про твоих амазонок. А они к вам как приходят? – Ну, могут во сне, а могут прям так. Видишь их и все. – Ты спать-то ложись. Тебе, нужно отдохнуть. Или чай пойдешь пить?

  - Нет, мне Гриша нужен. Я без него не усну. Вы сами идите, поспите еще. – Галина Павловна поцеловала ее в лоб и ушла.

  Григорий вернулся в гостиную. Его ждала Глаша. – Лиса вас ждет. Сказала, без вас не уснет. – Глаша, где я могу чуть помыться? Не пойду же я к ней в таком виде. – Пойдемте, я вам покажу. – Ты сама ложись. Мама ушла досыпать? – Ушла. – Ну и хорошо.

  Гриша вошел в спальню к Лисиппе. Она все также сидела на кровати. – Милый, ты пришел? – Пришел, Лисочка. Ты чего не ложишься? Тебе нужно отдохнуть. – Я без тебя спать не могу. Мне страшно. – Страшно? Ты же дома. Все уже позади.

  - Гриша, раздевайся и иди ко мне. - Она открыла край одеяла, и он увидел совершенно оголенными ее ножки.

  - Лиса, я ведь не выдержу, ты это понимаешь?

  – Я хочу стать твоей сейчас, не завтра, ни через неделю, а сейчас. Иди ко мне! Я хочу, чтобы мы с этой минуты не расставались!

  - Лиса, так как же мы без благословения?

  И вдруг он услышал голос цыганки Азы. – Это почему без благословения? Запомни, Григорий, чего хочет женщина – того хочет Сам Бог!

  Он обернулся на голос. Амазонки в нарядных одеждах полукругом стояли у кровати Лисиппы. Во главе них стояла цыганка Аза. А рядом с ней мать Лисы Галина Мефодиевна и его покойный отец Иван Михайлович Филипас. И еще какой-то юноша, лет семнадцати.

  Григорий не верил своим глазам. -  Отец? – Да, Гриша, это я. Мы с Галиной Мефодиевной пришли вас благословить. Ты иди к Лисиппе. Сядь с ней рядом.

  Григорий разделся и залез под одеяло рядом с Лисой. Его отец поднял руки и большим размашистым крестом благословил пару. - Будьте счастливы, дети! – У Григория по щекам текли слезы.

  Тоже самое сделала и Галина Мефодиевна. А все амазонки, вынули из ножен свои короткие клинки и скрестили их воедино в центре. Цыганка Аза сказала: - наше благословение – это еще не все. Лисиппа, Григорий – этот юноша ваш сын Танаис. Лиса, ты помнишь его? – Матушка, отец! Я так долго ждал, когда смогу прийти к вам. Мальчиком мне не разрешили. Я приду к вам девочкой. До встречи, мои родные!

  - Лисиппа протянула руки к матери. Она дотронулась до ее лица и, нежное прикосновение, согрело до глубины души сердце дочери.

  Видение исчезло. Лиссиппа прильнула к Григорию всем телом.

– Лиса, а вдруг, кто войдет? – Не войдет. Там Глаша на страже!

  – Она засмеялась и поцеловала в губы Григория так, что он обо всем забыл, кроме этой восхитительной девушки в его объятиях.

  В субботу, в Свято Никольском храме, после обедни, состоялось торжественное венчание двух чудесных пар. Как же были красивы невесты! И как элегантны женихи. Многочисленные прихожане пришли просто посмотреть на знаменитых Григория Филипаса и «половецкую княжну». Тем более, что по городу ползли слухи: - ее, в прошлое воскресенье, умыкнул на корабле турецкий Бей. - И все недоумевали: - как же так? А она вот, выходит замуж? - Возле церкви отирался известный на весь город редактор газеты «Таганрогского вестника», до сих пор, так и не получивший ни от кого точных сведений об этих слухах. Он рассчитывал, хотя бы здесь, на радостях, взять интервью у молодой пары.

  Как же красив был их кортеж из двух троек, украшенных свадебными неразлучниками и бубенцами. Они звенели, кони играли и ржали. С неба падал хлопьями снег. Молодых осыпали пшеницей и цветами. Бедному редактору так и не удалось пробиться к Григорию Филипасу. И он решил нагло прийти к свадебным воротам дома Карсан.  Тем более, что у него был подарок – свежая газета «Таганрогского вестника» с поздравлениями.

  Михаил, как и полагалось, внес Глашу в дом на руках. Она смущалась, и от этого выглядела еще красивее. Ее щеки пылали, а родители Михаила, давно ее оценили за твердый и уважительный характер, умение быть милой и ласковой. Решено было дома праздновать до вечера, а потом, ехать кататься в степь!

  У Карсан собрался весь цвет Таганрогской полиции. Праздновали до вечера. А, когда стемнело, на двух тройках с бубенцами, молодежь поехала в степь по Собачеевке, со всех сторон оглашаемой истошным собачим лаем.

  Под звездами, в степи был разведен огромный костер, которым управлял Козьма Петрович Дураков. А отец Лисы Хрисанф Измайлович, неожиданно для всех, привез туда же цыганский ансамбль – певцов и музыкантов, известных своими выступлениями в дорогих ресторанах города.

  Кричали: - горько!! Целовались, пели под цыганскую гитару и веселились, пили шампанское и танцевали до самого утра. Лисиппа и Григорий, Глафира и Михаил были очень счастливы. Они нашли своих любимых, у них была любимая работа и друзья. Впереди, как они считали, их ждала долгая и счастливая жизнь, которую им желали от всего сердца и родители и друзья.

  Заканчивался девятнадцатый век. Никто из них пока еще не знал, что в наступившем, последнем в этом веке году, скончается Государь Александр. И на его смену придет новый царь, с которого начнется закат Российской монархии, война с Германией, забастовки на предприятиях и в городе, стрельба по улицам, бесконечные выступления разгулявшихся босяков и местных негодяев, под прикрытием революционных идей. И сама страшная революция, которая принесет Таганрогу гибель цвета дворянства и купечества, гибель самых лучших и талантливых, разруху, голод, кровь и смерть. Всего этого из них пока еще никто не знал. Они плясали под звездами в Донской степи, вокруг костра, пели и веселились.

  Оставим и мы их, пусть они еще хоть немного побудут счастливыми!