169

- Жуть! – оценил Никита.
- Не похожа? – забеспокоилась Ксюша.
- Похожа… Поэтому и жуть.
Теперь Ксюше стало неприятно. С чего это она вдруг так похожа? Но делать нечего, тем более, этого и добивались.
Подошла к оконному проёму, постояла некоторое время, уже не таясь.
На голове высокая диадема, от неё струятся белые волосы, крепко-накрепко привязанные верёвкой. Сверху, прямо на одежде, голубая накидка, хорошо, что широкая и скрывает собственный камуфляжный костюм.
Но девушка низковата, по сравнению с «той». Та каланча. Поэтому приподнялась на цыпочки.
Постояла. Нет, так не пойдёт. Надо забираться на подоконник. Усесться прямо на него.
Никита понял замысел.
- Давай, помогу.
Не успела Ксюша возразить, как парень легко её приподнял и удобно усадил.
Ксюша выбрала положение, чтобы лицо хоть чуть-чуть прикрывали зелёные листья.
- Увидели! – шепнула, не оборачиваясь.
Тётки, одна за другой, замечали знакомую фигуру своей королевы и застывали, разинув рот.
- Я пошёл, - шепнул из комнаты Никита.
- Давай…
Ксюша постаралась придать лицу надменное выражение, которое было бы характерно для носителя такой вычурной диадемы и замерла в неподвижности.
Дверь распахнулась. Никита вышел на площадь.
Тётки выстроились неровной шеренгой, и, видимо, пытались сообразить, что происходит.
- Эй, - Никита поманил пальцем ближайшую.
Та неуверенно дёрнулась, поглядела на Ксюшу и своих товарок, подошла на полусогнутых, скрючив убогую спину.
«Какие же они зашуганные!», - неприятно удивилась Ксюша. И невольная жалость попыталась затопить сердце. Но нет.
Они свою спину гнут от страха перед правительницей. А для других существ ничего доброго не припасли. Даже для собственных мужей и, получается, сыновей.
Ксюша вспомнила тот противный звук пилочки за спиной, когда она висела на сосне, а Таткина мать пыталась её «освободить». А потом вспомнила, как заплакал Тошка, увидев «хобот» сестры.
Но жалость, попав в Ксюшино сердце, так просто не сдала свои позиции, осталась в нём, несмотря на усилия хозяйки её оттуда вытеснить.
«Запугали… Всю жизнь рабы… Как им распутаться? Да ещё мозги наверняка с горошину».
- Позови Татку, - донёсся до Ксюши Никитин голос. Тот постарался говорить уверенно, словно имеющий на это право. Словно несколько минут назад они с Ксюшей не опасались, что Татка может быть неизвестна в приближённом кругу королевы, и этой оплошностью выдадут себя.
- Каво? – тупо переспросила тётка и опасливо завертела головой.
- Татку.
- Ага, - кивнула и повернулась.
Неужели получилось?
- Стой.
Тётка замерла.
- Она там, - указал Никита пальцем вниз. – В кустах сидит.
- Ага, - повторила тётка.
Если они сложат два плюс два…
Но это уже зависело не от Ксюши и Никиты. Им осталось только ждать.
Никита вернулся в комнату. Ксюша не обернулась. В тишине побежали минуты, заставляя стремительнее биться сердце.
- Вон она…
Татка неуверенно шла по доскам, постоянно озираясь. Было понятно, что она держится из последних сил. И было удивительно, что она не рванула через кусты, когда поняла, что её приглашают наверх. Судя по всему, идти ей очень не хотелось.
Посланная тётка остановилась у шеренги своих товарок, а Татка в одиночестве пошла к дому королевы. И перед входом зависла в нерешительности.
Но тут дверь нешироко распахнулась, мужская рука схватила Татку, и через мгновение девочка исчезла в тёмном проёме, не успев пикнуть. А дверь снова захлопнулась.
Ксюша постаралась как можно величественнее сползти с подоконника и тоже скрылась в тёмной комнате. В доме и вокруг наступила тишина.