Глава 4 Плюшевый обряд

Лукас очнулся в тишине, словно стоял на коленях.
Слабый, рыжеватый свет дрожал на стенах, будто лампа висела на ветру. Воздух был тяжёлым — воняло пригоревшей кашей, пеплом и дымом от костра. Где-то рядом потрескивали дрова. Всё вокруг напоминало шатёр: углы провисали, полог колыхался от сквозняка.
Он попытался приподняться, но тело не слушалось. Голова звенела. Всё казалось чужим, словно он очнулся внутри чужой реальности, которая смотрела на него в ответ. Он не знал, где находится, но чувствовал: это не начало и не конец — лишь продолжение чего-то большего.
Перед ним — костёр. Над костром — котёл с зеленоватым паром. За огнём — расплывчатые фигуры…
Первым он заметил мужчину, который явно выбивался из этого места: высокий, светлокожий, в дорогом сюртуке, с массивным жёлтым перстнем на пальце. Лицо чиновничье — привыкшее подписывать указы и прижимать перстень к сургучу, а не сидеть в дымных шатрах. Он выглядел чужаком, словно вырванным из иной эпохи.
Рядом сидели, похоже, местные. Кожа у них была тёмная, закопчённая, словно её прожгли века костров. Волосы — тонкие, спутанные, сальными прядями свисали на плечи. В них торчали перья, кости, обугленные бусины. У одного, кажется, свисал целый венок из глаз — то ли стеклянных, то ли когда-то настоящих.
— Где-то я это уже видел… — пробормотал Лукас. — А, ну конечно. Точно такой же у Инквизиторши. Видимо, мода тут такая… на глазные бусы.
Они спорили, перебивая друг друга, сыпали словами грубо, отрывисто. Иногда переходили на ломаный язык — будто нарочно, чтобы чужак понял ровно столько, сколько нужно. Или, скорее, чтобы не понял вообще ничего.
Один особенно бурно размахивал руками, снова и снова тыча пальцем в сторону Лукаса.
Он вздрогнул, сердце забилось чаще.
— Что за дичь… — прошептал он. — Во что я вляпался? Или… в кого? Она ведь меня в это втянула…
Он замер, чувствуя, как взгляды упираются прямо в него.
— Подождите… они же меня видят?! — удивлённо пронеслось в голове. — Но как?.. Я-то думал, я тут вроде как призрак… А они пальцем тычут! Удивительно…ну ладно…
Спор постепенно затих.
Один из аборигенов извлёк из мешка несколько неровных, грязных кусков жёлтого металла — и связку тёмных деревянных дощечек. Каждая была потрескавшейся, обугленной по краям, покрытой вырезанными знаками. Руны или символы — древние, словно выжженные изнутри.
Белый перегнулся через костёр. Взял кусок металла, внимательно осмотрел, прикусил — кивнул. Когда же дощечки легли перед ним, он замер.
Секунды тянулись. Он смотрел на руны, словно пытался в них что-то разобрать. Поджимал губы, слегка кивал, делая вид, будто читает. Но напряжение в плечах выдавало его.
Один из шаманов подошёл ближе, не произнеся ни слова. Наклонился — и спокойно перевернул дощечку.
Все всё поняли: чиновник «читал» её вверх ногами.
Внутри него что-то сжалось. Губы дёрнулись — то ли в попытке оправдаться, то ли от унижения. Однако вместо слов шаман вложил в его ладонь нож. Лезвие было коротким, тёмным от ржавчины, с кривым резом.
Чиновник замер.
В каждом его движении читалось сопротивление: напряжённая шея, сжатые челюсти, взгляд, метнувшийся к выходу. Он колебался. Долго.
Лукас смотрел, и в груди поднималось холодное, тягучее ощущение.
Это не была просто сделка. Это была продажа.
Они спорили не о золоте.
Они спорили о нём.
Он был товаром. Объектом.
Не знал, кем оказался здесь и почему, но ощущал себя лишённым имени, воли, даже тела.
И тогда прозвучала фраза.
Белый мужчина резко повернулся к Лукасу, ткнул пальцем в его сторону и, почти вызывающе, сказал:
— Я… граф. А она… она, же — графиня!
После этих слов он сморщился, сжал в ладони дощечку так, будто хотел спрятаться за ней, и на миг показалось — ещё чуть-чуть, и он заплачет.
Лукас не мог повернуть голову, не мог смотреть туда, куда хотел. Его взгляд шёл снизу вверх.
В руках ощущалась мягкая игрушка, и ткань он чувствовал не на груди, а у горла.
Он снова опустил глаза — насколько позволял угол. Старый, потрёпанный ковёр был совсем рядом, покрытый пылью, и расстояние до него казалось крошечным.
И в этот миг всё сложилось.
— Я… в девочке? — прошептал он. — Чёрт…
Он попытался пошевелиться — но рука не слушалась. Пальцы… не его. Мягкие, маленькие. Мир поплыл, и паника накрыла, как туман. Он не знал, как оказался здесь, но теперь знал точно: он не наблюдает со стороны — он внутри.
Ему хотелось упасть, провалиться, потерять сознание, лишь бы уйти от происходящего, но тело не подчинялось.
В этот момент копчёный резко подошёл к чиновнику. Не говоря ни слова, он взял его руку — твёрдо, но без ярости. Поднёс палец к своему ножу и сделал быстрый, уверенный надрез. Кровь выступила мгновенно.
Затем он взял руку белого мужчины, опустил её на дощечку и медленно провёл пальцем по вырезанным символам.
Руны вспыхнули едва заметным светом — тусклым, как дыхание углей, — и тут же погасли.
После этого абориген сделал надрез на собственном пальце и повторил тот же жест, проведя по той же линии, словно замыкая невидимый контракт.
Он поднял дощечку к уху и застыл, будто вслушиваясь в тишину самого дерева.
Руны снова вспыхнули — чуть ярче, чем прежде, — и тут же угасли.
Шаман кивнул и протянул одну из дощечек белому.
Слов не требовалось: всё было ясно. Сделка заключена.
Лукас похолодел. Он не сразу понял, что именно пронзило его — слово? интонация? Но всё встало на место.
Графиня!
Это она. Женщина-призрак. Инквизиторша. Он видел её — ребёнком.
Да, это она… он внутри неё.
— Чёрт… — выдохнул он. — Это она… это она… — повторял Лукас, не веря своим словам.
Мысли крошились, виски стучали, в глазах плыло. Всё это — не его. Или уже его?
Чувства — будто за стеклом. Видны, но недосягаемы.
Это было не воспоминание. Это была реальность — только из какого-то прошлого.
И тогда Лукас увидел её.
В старом, потрескавшемся зеркале в углу шатра, частично прикрытом тряпкой. Кто-то из копчёных только что отступил в сторону — и в отражении мелькнуло лицо.
Девочка. Маленькая. Забившаяся в угол, сжимавшая плюшевого зверя.
Она не плакала.
Она была тишиной — той самой, в которой дети уже понимают: слёзы бесполезны.
Лукас ощутил это не умом, а телом. Её страх прошёлся дрожью по его груди. Ладони вспотели. Сердце билось почти шёпотом. Она прижимала игрушку не к груди, а к горлу — будто та могла защитить её, если придётся кричать.
— Скажи что-нибудь… — прошептал он. — Ну же… Пожалуйста. Скажи им, что ты не вещь.
Молчание.
Губы девочки оставались сомкнутыми. Взгляд — в пол.
— Ты же понимаешь, что он тебя продал, как вещь сейчас? — голос Лукаса надломился. — Или… ты всё ещё веришь, что этот отец заберет тебя с собой?
Изнутри — отклик. Тихое, безоговорочное да.
Лукас закрыл глаза. Его трясло.
— Это же предательство… — прошептал он. — Ты слышишь? Это всё обман. Он уйдёт и не вернётся. Сделай хоть что-нибудь… Чёрт, я не могу просто смотреть… Что это за бред? Зачем мне всё это?..
Он замер.
— …Я бы никогда не отдал никого. Правда.
И вдруг — её взгляд. Он поднялся медленно, прямо на белого мужчину у огня. Несколько секунд. Без слов. Без слёз.
Потом она сказала.
Едва слышно. Почти мысленно:
— Я не вещь.
Лукас вздрогнул.
Внутри неё отозвалось — она ещё здесь. Её голос жив.
Но шатёр уже шевелился другим движением. Один из шаманов бросил в котёл что-то тёмное, и воздух сразу наполнился горьким, пряным запахом.
И тогда Лукас понял: они смотрели не на девочку. Их взгляды были устремлены на мужчину.
Он стоял в стороне. Лицо бледное, натянутое, пальцы в сжатых кулаках побелели.
— Она ещё ребёнок, — выдохнул он. — Зачем ей это зелье?
— Она может вспомнить, — спокойно отозвался шаман. — Лучше не рисковать.
Отец молчал. Тишина тянулась, будто он задыхался в ней.
И вдруг он шагнул вперёд.
— Нет. Я так не могу. Я передумал. Я забираю её.
Он потянулся к дочери — и она, вдруг ожив, рванулась к нему.
Впервые за всё это время — тихо. Просто шаг. Один.
Как будто её сердце решило: он меня заберёт.
Но шаманы шагнули вперёд, перегородив путь. Один держал нож, другой — посох.
— Сделка уже завершена, кровью, — сказал один из них с тяжёлым акцентом.
— Земля отдана, — добавил второй. — А её больше нет.
Девочка остановилась. Как будто и не двигалась вовсе.
И отец — опустил руки.
На несколько секунд повисла тишина.
Он заговорил, не поднимая головы:
— Вы… вы обещали. Сказали, что я буду её видеть.
Шаман слегка кивнул, как будто это очевидно:
— И вы будете. Никто вам не мешает.
— Но… если она выпьет зелье… она ведь меня не вспомнит?
— Нет, — просто ответил шаман. — Так и должно быть.
Отец вскинул взгляд:
— Вы пообещали, что я её буду видеть!
— Обещал, — спокойно подтвердил шаман. — Видеть — будете.
Он сделал паузу, потом добавил:
— Но мы с вами не обсуждали… будет ли она помнить вас.
Он взял её с дрожью. Посмотрел на дочь — будто в последний раз.
И вдруг, на миг, в треснувшем зеркале в углу, он снова увидел её отражение. Лицо.
Маленькое, бледное, но спокойное.
В её мыслях этого он не услышал но во взгляде читалось: «Я не понимаю, зачем это… Но если тебе так надо — я всё сделаю. Я же хорошая, правда?»
Лукас вздрогнул. Будто кто-то вонзил нож между рёбер.
— Нет… — прошептал он, почти беззвучно.
Но всё уже происходило.
Он поднёс чашу к её губам.
— Прости… — выдохнул он.
Она взяла чашу спокойно. Как воду. Выпила.
И всё.
Слово «папа» стёрлось. Внутри стало пусто.
В тот миг Лукас понял: отец уходит. Связь оборвалась. Навсегда.
Отец ещё секунду стоял, потом развернулся и пошёл к выходу — медленно, шаг за шагом.
Лукас чувствовал: она должна была закричать.
Папа, не уходи. Папа, не оставляй меня…
Но — тишина. Ни звука.
К ней подошёл копчёный человек и взял за руку.
Она пошла за ним — спокойно, без взгляда назад.
Лукас ощутил что-то странное — и в то же время до боли знакомое.
Перед глазами замелькали белые пятна, словно кто-то щёлкал слайды — быстро, один за другим, не давая разглядеть.
Голоса уходили вдаль, становились глухими, будто сквозь толстое стекло.
Образы рушились, растворялись, исчезали.
Кадры сменялись один за другим.
Последний — её спина, исчезающая за пологом.
Он — больше не с ней. Мир потемнел.
Очнулся — в пустом кинозале.
Ряды кресел пусты. Белый, потрёпанный экран — как выцветшая память.
Он долго стоял, не двигаясь.
Потом закрыл лицо ладонями — будто проснулся после очень глубокого сна.
Она забыла всё.
А он — нет.
Слова сами рвались наружу, почти криком:
«Как так можно было поступить?.. Это же не просто ошибка. Так может сделать только совсем бесчувственный человек…»
***
Медленно приходя в себя, Лукас понял: он всё ещё здесь — в том же зале.
Воздух был холодным, пахло плёнкой и чем-то выветрившимся, как забытый сон.
Он огляделся — и вздрогнул.
У входа стояла она.
Не «Инквизиторша». Уже меньше похожа на призрак. Графиня.
— Ну тут, честно, профессорского ума не надо… — пробормотал он. — Девочка — это она. Пазл сложился.
Спасибо, что вытащили.
А то ещё бы полчаса — и всё, инфаркт. Прямо там, в экране. Насмерть.
Она молчала. Просто стояла. Будто ждала.
Он глубоко вздохнул, подтянул на плечах плед — словно надеялся спрятаться в нём от всей этой мистики — и устало выдохнул:
— Надеюсь, ты сейчас позовёшь меня спать… расскажешь добрую сказку на ночь…
А не покажешь очередной ужастик.
А то с утра я и правда буду похож… если не на призрака, то как минимум — на себя в понедельник.
Она всё так же молчала. Но развернулась и пошла.
Лукас вздохнул:
— Ну ладно… давай уже закончим это.
Он поправил плед, как мантру, сжал его покрепче — и пошёл за ней.
Лукас увидел, как она нырнула куда-то в темноту — будто в подвал. То ли дверь, то ли скрытый проход. Он шагнул следом.
Подземный ход напоминал катакомбы. Стены — потрескавшиеся, влажные. Потолок сужался арками, как в древнем храме. В самом конце — массивная дверь, высеченная из цельного камня. Её опутывали цепи, и на каждой висел тяжёлый ржавый замок.
На поверхности камня мерцал шаманский знак. Он не был нарисован — скорее, пульсировал, будто дышал.
Лукас застыл. Грудь сжалась. Он оглянулся — лестница исчезла. За спиной — только гладкая стена и темнота.
Рядом стояла Графиня. Молча. Неподвижно.
— И... зачем мы здесь? — хрипло выдавил он. — Это что, твой дом? Ты тут живёшь, да?
Он шагнул к двери, дёрнул один из замков — тот даже не дрогнул.
— Ну да… Дверь, цепи, магический знак…
Осталось только, чтобы ты сказала: «Откроется лишь тому, кто готов узнать правду», — пробурчал он и отошёл, потирая пальцы. — Всё как в учебнике по безумию…
Но она ничего не сказала. Просто шагнула — и прошла сквозь дверь. Без звука. Как дым. Словно у неё был пропуск в другую реальность.
Он остался один. Подошёл, приложил ладонь — дверь была холодная, глухая, как ледяная плита.
— Конечно… тебе-то легко. Ты же призрак.
Он уже собирался отступить, как вдруг из двери — будто из тёмной воды — медленно вынырнула рука. Белая, полупрозрачная. Тонкие пальцы тянулись к нему.
Лукас застыл.
— Серьёзно?.. Опять?.. — выдохнул он.
Ладонь зависла в воздухе, словно звала. А внутри — всё как всегда: тревога, сомнение… и усталость.
— Чего я вообще полез?.. — прошептал он, не отводя взгляда. — Ни герой, ни шаман. Просто ботаник с вечным «а что, если…»
Он сделал полшага.
— И вот я здесь. Почему?.. Потому что совесть. Потому что не смог отвернуться. Потому что… не могу не пытаться.
Ненавижу себя за это.
— Сколько раз я уже переходил… — шепнул он. — И что находил? Страх. Пустоту. Ещё одну загадку вместо ответа.
Он взглянул на её ладонь. Потом — на свою.
Может, хватит. Хватит лезть туда, где всё заканчивается хаосом.
Он опустил взгляд — и внутри что-то щёлкнуло.
Лили.
Та, что лежала в гробу. Бледная. Одинокая. С бумажкой во рту.
Сквозь пыль, отражения и недосказанность.
Он зажмурился, но образ всплыл снова. Ещё ярче. Словно сам воздух в зале знал, что он не уйдёт. Не в этот раз.
— А если это не просто видение?.. — прошептал он. — А если она уже там?..
Он сжал кулаки.
— И если я не пойду… она действительно окажется в этом чёртовом гробу. Совсем. Одна.
Он чувствовал, как начинает дрожать — не от холода, а от мысли, что может потерять что-то навсегда. Не выбрать, не дойти до конца. Опоздать.
— Не хочу об этом думать… — пробормотал он. — Не хочу. Лучше… лучше уже идти за призраком.
Он закрыл глаза. Вдохнул.
— Ну ладно, — почти усмехнулся. — Хуже уже не будет.
Он подтянул плед — неловко, будто тот мог защитить. Затем, точно и решительно, упёр очки в переносицу.
Как ботаник — перед прыжком в ад. И только тогда — протянул руку. Как только коснулся её ладони.
Сразу — вспышка. Внутренний толчок.
Тело дрогнуло, будто внутри включился древний механизм.
В ушах зазвенело. В глазах — белые пятна.
Он ощутил лёгкое тепло, едва уловимое движение воздуха. За дверью что-то ждало.
Не добро. Не зло. Просто… пустота.
И тогда — её прикосновение.
Пальцы сомкнулись на его. Прохладные.
Он почувствовал — не живое, а что то иное.
Он замер. И начал двигаться.
Медленно, почти не веря, проходил сквозь дверь. Сквозь неё — сквозь плоть самой реальности.
— Щекотно… — выдохнул он. — Чёрт побери, ещё и щекотно.
И шагнул вперёд.
***
Склеп был низкий, прохладный, влажный — стены из старого, пористого камня будто впитывали каждое дыхание. Пахло пылью, плесенью и чем-то тяжело-сладким. Слабый свет пробивался сквозь щель в потолке, ложился пятном прямо на саркофаг в центре. Каменный, потрескавшийся, он был украшен стёртыми символами и свежими цветами — словно кто-то совсем недавно пытался сделать вид, что здесь ещё помнят.

Лили стояла над ним, морщась, заглядывая внутрь. Что-то тронула, что-то осмотрела — нащупывала путь. Искала способ… уйти. Или спрятаться. Или понять, какого чёрта вообще здесь происходит.
И в этот момент Лили услышала шаги — за дверью.
Глухие. Приближающиеся.
Мужской голос. Обрывки фраз...
— Чёрт, — выдохнула она, резко обернувшись. — Где спрятаться, если дверь откроется?..
Ни укрытия. Ни времени.
Только саркофаг — широкий, глубокий. Проклятое ложе.
Она судорожно огляделась.
— НЕТ… Только не это… — прошептала.
Лечь на кости какой-то знаменитой мёртвой бабы? Великолепно. — Коммерс вояж, мать его… — выдохнула она.
Промелькнула мысль: может, ну его? Просто выйти. Сдаться.
Пусть ругают, наказывают. Зато — хоть спать в нормальной постели, а не в этой костяной ванне.
Ну а всё-таки… Вот так просто — меня раскроют, и весь мой план к чёрту?
После всего, что я тут натерпелась?..
Нет уж. Тоже не вариант.
Может, и не так уж страшно. Надо глянуть, что там.
Она приоткрыла саркофаг — с таким скрежетом, что по спине побежали мурашки.
И тут же зажала нос.
— Фу. Какая гадость… — прошипела сквозь пальцы. — Просто мерзость.
Ударило в лицо: сырость, плесень, что-то прелое — и сладковатое, как от гниющих фруктов.
Она поморщилась, но всё же заглянула внутрь.
— Судя по свежим цветам… — пробормотала она, — здесь кто-то важный. Очень мёртвый, но, похоже, всё ещё с поклонниками.
Наверняка известная личность… в очень узких кругах.
— Видимо, меня тут не ждали… — буркнула.
Она окинула саркофаг взглядом, прикидывая, где бы лечь поменьше с отвращением.
Слева вроде только рёбра… Справа — ага, череп.
Ну шикарно. Только бы не задеть его волосами.
А то потом ведь неделями вонять буду. Волосы точно не отмою, уже никогда.
Она скривилась, будто уже чувствовала, как тлен впитывается в корни.
Но времени не было.
Лили неловко перелезла через край и влезла внутрь. Что-то под ней хрустнуло.
— Вот чёрт… — прошипела она. — Кажется, я ей рёбра сломала. Надеюсь, дух не обидчивый… и не придёт за мной ночью.
— Ой… прости… — прошептала в пустоту. — Я не хотела. Простите… эээ… ваше… не знаю… какое у вас там звание… мадам?.. графиня?.. бабуля?..
Она двигалась осторожно, будто залезла в ванну, полную ядовитых змей.
Кости были холодными. Холодными, как злопамятство.
Под спиной что-то неприятно кололось.
Из рукава выскользнула бумажка — она едва успела перехватить её дрожащими пальцами.
Скелет молчал.
На мгновение показалось, что кости под спиной дышат. Или… слушают.
Она сжала зубы.
Это всего лишь нервы. Просто старая плесень и мёртвый камень. Этого уже давным-давно не существует… ведь так? — пыталась она себя успокоить.
Только почему тогда она чувствовала, что за ней всё ещё кто-то наблюдает?.. Словно кто-то ждал, когда она ляжет.
Лили глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду, и подтянула крышку саркофага.
Медленно. Без звука. Почти как ватное одеяло.
Последнее, что она увидела, — прозрачный силуэт в дверях.
И… крышка сомкнулась.
Тьма.
***
Лукас оказался по ту сторону.
Тишина. Каменные плиты под ногами. Воздух — густой, с привкусом ладана.
Слабый свет просачивался сквозь трещины в потолке, будто пытался попасть сюда из прошлого.
Он сделал шаг. Плиты под ногами были холодными, но молчаливыми. Всё вокруг — чужое. Но не враждебное.
И первым, что он увидел, был саркофаг.
Мир казался глухим, ватным. Ни звука. Ни дыхания.
Он посмотрел на руки.
Хм… прозрачные. Лёгкие.
Он чуть подпрыгнул — и едва не провалился сквозь пол.
— Ой!.. — выдохнул он, выныривая обратно. — Так… с этим надо поосторожнее.
Нельзя забывать, кто я.
Он шлёпнул себя по лбу — прямо сквозь лоб.
— Отлично… Иллюзорность налицо.
Он улыбнулся и машинально поправил очки — пальцем в переносице, как всегда.
Очки немного съехали. Даже здесь.
Дышать не хотелось. Да и, кажется, уже не нужно было.
Он повертел кистью, присмотрелся к своему силуэту.
— Фух… — выдохнул. — Пронесло. Похоже, в этот раз я нормальный призрак, а не в чьём-то теле.
Он усмехнулся.
— Вот так меня и запомнят: «Первый в истории учёный, которому понравилось быть призраком».
Хотя всё научное сообщество, между прочим, отрицает их существование.
Он поправил очки — на всякий случай, вдруг кто-нибудь смотрит.
«Боже… Я не чувствую пальцев. А как тогда я…»
Он машинально поправил очки — и замер.
Получилось. Очки остались на месте.
— Ну хоть что-то по-прежнему моё… — пробормотал он. — Так, стоп…
Он прислушался.
— А сердце?.. Почему не стучит? Оно же должно…
Пауза. Тишина.
— Ну, наверное, у призраков его и не положено. Без паники.
Он усмехнулся, уже неуверенно:
— Если выберусь отсюда живым… или хотя бы живым призраком — у меня точно будет чем удивить коллег.
Он усмехнулся ещё раз.
— Надеюсь, мой опыт занесут в летописи загробной психологии.
Он прошёл в центр зала, осмотрелся — и заметил цветы. Свежие. Или слишком хорошо сохранившиеся. Кто-то явно заботился.
Он подошёл ближе. Потянулся к одному стеблю, хотел поправить — и замер.
Пальцы прошли сквозь цветы, как сквозь дым. Он нахмурился, наклонился к кувшину, попытался поднять — и снова: мимо, кувшин остался нетронутым.
Он провёл ладонью по воздуху — и только воздух дрогнул в ответ.
— Ну да, — пробормотал он. — Какой из меня флорист. Я даже вазу взять не могу.
Он сел рядом, опираясь локтями на колени, глядя на небрежно разбросанные цветы.
— Эх… Последний ботаник в гробнице. Безрукий. Великолепно.
Он посмотрел на саркофаг.
— Не знаю, зачем она меня сюда притащила… Может, это её гроб, ну и что? Я что, должен её спасти? Или ей скучно? Хотела, чтобы я лёг рядом?..
Он помолчал, разглядывая мрамор.
— Ну нет. Лечь — это уж точно не мой план. Не сегодня.
Он встал, отряхнул невидимую пыль.
— Думаю, пора идти. Она всё равно не здесь. Снова исчезла. Как всегда, графиня…
Он развернулся — и вдруг…
Саркофаг скрипнул.
Медленно. Зловеще. Крышка начала сдвигаться.
Лукас подпрыгнул от неожиданности:
— Божечки! Это ещё что за чертовщина?! Там же сейчас какой-нибудь мертвец полезет! Или дух! Или зомби!
Он сделал шаг назад, потом замер.
— Так. Стоп. А чего это я, собственно, боюсь?
Он опустил взгляд на свои прозрачные руки.

— Я ж теперь сам призрак. Так что, технически, я — свой. Могу кого угодно напугать сам.
Он выпрямился, поправил невидимый пиджак.
— А вообще… если это будет призрак, и не особо страшный — почему бы и не познакомиться?
— Вдруг… там симпатичная душа, разделяющая интерес к ботанике?
Взгляд скользнул по цветам у саркофага.
— Ну, хотя бы к Paphiopedilum rothschildianum.
Он усмехнулся.
— Венерин башмачок Ротшильда. Его почти никто не любит — говорят, капризный. А я всегда считал: просто не всем открывается. Только тем, кто умеет ждать.
Он пожал плечами, почти про себя:
— Всю жизнь ждал человека, который скажет: "О, у тебя ротшильдианум? Редкость. Идеальный экземпляр."
И не моргнёт.
И не спутает с петуньей.
Он махнул рукой, как будто отгонял мысли.
— Ладно… бред.
Он отступил чуть в сторону, вскинул брови и торжественно произнёс:
— Вперёд, неведомая тень! Покажись миру! Лукас готов к знакомству… с любой формой потусторонней жизни!
Он уже начал придумывать реплику для знакомства…
…и тут — из саркофага показались глаза. Живые. Испуганные.
— Только бы не демон, — прошептал он. — Боюсь их до чертиков… ну, в прямом смысле.
Лукас застыл.
— Только бы не демон… Только бы не демон… — забормотал он.
И в следующее мгновение — крик.
— АААААААА! — раздалось из саркофага. Кто-то внутри резко отполз, будто пытался вжаться в сам камень.
— АААААААА! — взвыл в ответ Лукас, отскочив с такой скоростью, что прошёл сквозь кувшин, стоявший рядом. Тот даже не шелохнулся.
Он замахал руками, судорожно изображая «тише!», и по привычке протянул ладонь к её лицу — но пальцы тут же рассыпались в воздухе, как дым.
Он замер.
— Лили?.. — прошептал.
— Господи… — задышала она. — Ты меня до смерти напугал, Лукас!
— А ты меня — нет?! — огрызнулся он, продолжая отступать. — Я думал, ты демон! Со скидкой на... ну, мёртвое всё вот это!
Он шумно выдохнул, будто только что пробежал марафон.
— У-у-у… Фух. Не демон. Просто Лили.
— Спасибо, блин, за «просто».
Задумался, хмыкнул:
— Всё, понял. Демоны — ерунда.
— А вот испуганная женщина в саркофаге — это кошмар наяву.
Она прищурилась.
Он попытался опереться на стену — и тут же едва не потерял равновесие, пройдя сквозь неё плечом. Быстро выпрямился, будто ничего не произошло, старательно сохраняя невозмутимый вид.
— Никак не привыкну, что я — пустота, — пробормотал он себе под нос и сделал вид, что просто размял плечи.
— Ты сейчас… провалился сквозь стену? — нахмурилась Лили.
— Всё под контролем, — отрезал он с достоинством.
— Подожди... тут свет… тусклый… О боже… — она прищурилась, всматриваясь. И вдруг резко отшатнулась.
— Ты же… ты же… прозрачный!
Лукас поднял руки, как дипломат в белом фраке.
— Тихо-тихо. Ну да, я призрак. Что такого? Первый раз призрака видишь?
Он тяжело вздохнул.
— Всё в порядке. Ну… относительно.
Лили вскинулась.
— Ты… призрак?! — сначала шёпотом, потом громче. — Ты призрак?!
— Ну да. А ты как думала сюда попасть? Это ведь не музей.
— Призрак… — бормотала она, не в силах остановиться. Слово заклинило, как иголка в старом граммофоне.
Глаза метались по сторонам, будто искали хоть какую-нибудь дверь. Или люк. Или, на худой конец, место, где можно провалиться сквозь землю.
— Я что, умерла?.. Или сплю?.. Или... Это вообще, что сейчас происходит?!
Лукас сделал шаг ближе, заметив, как у неё начала подниматься паника.
— Это не то, что ты думаешь! Я тебе сейчас всё объясню — я не злодей, не в цепях… я даже почти не прозрачный!
Но Лили не слышала.

— Нет. Нет-нет-нет… — забормотала она всё быстрее. — Выпустите меня отсюда! Хватит мне ваших квестов! Хватит этих эмоциональных горок! Я уже на всю оставшуюся жизнь накаталась! Просто… выпустите, меня отсюда!
Она прижалась к стенке саркофага, будто хотела снова спрятаться.
Лукас метнулся вперёд, рефлекторно протянул руку, чтобы встряхнуть её — или хотя бы дать лёгкую оплеуху но рука спокойно прошла сквозь её щёку.
— Ну шикарно… — пробормотал он. — Даже шлёпнуть нельзя.
— С... со мной всё в порядке, — добавил он чуть громче. — Послушай меня. Моё тело — оно там. За дверью. Стоит себе. С ним всё хорошо. Я просто… ну, временно — дух. Так вышло.
Лили прищурилась, глядя на него, всё ещё не веря.
— А моё тело где? — спросила она вдруг, очень тихо.
Лукас замер.
— Что?
— Где моё тело, Лукас? — выдохнула она. — Я же… Я не осталась там, да? Я не… мертва?!
— Нет! — он замахал руками. — Нет-нет, всё нормально. Я уверен — ты живее всех живых. Просто… ты сюда пришла. Как-то. По-своему. Ты не такая, как я. У тебя есть… плоть.
— Ага, конечно, — буркнула Лили. — Пролезла через кладбищенское зеркало — прямо в гроб. Очень по-живому. С хрустом рёбер. Угу. Такая себе материальность.
— Ты знаешь, — Лукас почесал затылок — я вообще-то ещё больше удивлён. А ты как сюда пробралась? И… почему ты… ну… нормальный человек?!
Лили выдохнула, прикрывая глаза, и буркнула, не дожидаясь объяснений:
— Ой, простите, что не дохлая.
— Ты издеваешься? — прищурился Лукас.
— Ты выглядишь… ну, совсем как…
Она махнула рукой вверх, как будто показывая направление в "тот свет".
— Ты уже — всё, тю-тю. Там?
— Нет. — спокойно ответил Лукас. — Так надо. Так получилось. Долго объяснять.
— Как призрак-бомж? — усмехнулась Лили.
— Примерно. — кивнул он. — Я призрак-новичок. Только учусь.
— Я минуту назад чуть не умерла от страха!
— Вот, отлично. Уже ближе к нам.
— Куда?! К вам? Не хочу я ни в какие "к вам"!
— Ну, вообще-то… здесь есть ещё один призрак. А ты думала, я сам всё это освоил?
Он на мгновение замолчал. Потом тихо добавил:
— Это она меня... трансформировала.
— Кто “она”? — напряглась Лили. — Стоп. Нет. Не отвечай. Не надо. У меня перегруз по эмоциям. Не показывай, не рассказывай. Всё. Хватит.
Лукас пробормотал:
— Я вообще-то пришёл тебя спасать…
— Меня?! — переспросила Лили. — Ты, призрак, пришёл меня спасать? Ну да… я же видела тебя, лежащего в этом саркофаге, с бумажкой во рту. Вот этой. — Она вытащила скомканный желтоваты обрывок и показала. — Да, очень похоже. Ну и хорошо. Спас — спасибо. Теперь, пожалуйста, выпустите меня отсюда.
Лукас фыркнул, не собираясь замолкать:
— Серьёзно? Я тут душу из себя вытянул — в прямом смысле! — а ты…
— Ой, я что, душу твою задела? — перебила Лили, прищурившись. — Если она у тебя вообще есть в призраке…
Она фыркнула, схватилась за край крышки и потянулась:
— Ладно. Я, пожалуй, вылезу. Пока ещё можно.
Закатила глаза, но голос прозвучал спокойнее:
— Дай руку. Помоги вылезти отсюда.
Лукас протянул ладонь. Лили схватилась — и рука рассыпалась в воздухе, как дым.
Она застыла.
— Ты… ты реально призрак. О боже.
— Ну да. Прости. Забыл опять. Только привыкаю к своей… э-э… полупрозрачности.
— Супер. Просто чудесно.
— А ты вообще чего здесь делаешь? — спросил он, будто невзначай.
— Отдыхаю. Моё любимое место. Только тапочки забыла… белые, да, — пробурчала Лили, подтягиваясь и вылезая из саркофага. — Я тут задание выполняю. Одна. Между прочим. Где вы были в 00:05? Мы же договорились встретиться!
— Как это — не было? — возмутился Лукас. — Был я там. Это вас там не было.
— Ну ладно, — махнула она рукой. — Сейчас не время разбираться. Надо выбираться отсюда…
Она тяжело выдохнула:
— Ну и денёк. В следующий раз просто напишу завещание.
Лукас неловко поправил невидимые очки, замер:
— Слушай, Лили… Можно тебя… ну… об одном маленьком одолжении попросить?
Она прищурилась:
— Только не говори, что хочешь, чтобы я достала что-то изнутри. Я туда больше не полезу.
— Нет-нет! — заторопился он. — Просто… тут… цветы…
Он кивнул на рассыпавшийся букет, будто на личную трагедию.
— Они лежат… как попало. Беспорядок. Меня прям трясёт. А у меня… руки…
Он покрутил запястьями.
— Ну, дырявые они, понимаешь?
Лили долго смотрела на него. Молча.
Потом с тяжёлым вздохом шагнула к букету:
— Ты просто кошмар.
— Призрак с тонкой душевной организацией, — поправил он с достоинством.
— Не верится, что я это слышу, — пробормотала Лили. — Ты только что едва не свёл меня с ума, а теперь хочешь, чтобы я… собирала букет?
Она уставилась в пол. Потом — на Лукаса. Потом — на цветы.
— Господи… — выдохнула. — Это худшая квестовая линия в моей жизни.
Но всё-таки подошла. Присела на корточки. Подняла пару стеблей.
— Вот так?
— Не зли меня, Лукас.
— Молчу, молчу! Просто… спасибо.
Лили собрала цветы. Потом осмотрелась, нашла старый кувшин, прошла к углу, где под потолком блестела тонкая струйка воды, набрала.
— Всё. Готово. Ты теперь будешь спать спокойно?
— Даже… слегка умиротворённо, — сдержанно кивнул Лукас.
— Надеюсь, это не заразно, — буркнула Лили, отряхивая руки.
Она направилась к двери, не оглядываясь.
— Ну всё. Я пошла.
— Вряд ли выйдет, — хмуро заметил Лукас. — Там куча замков. С той стороны.
Она остановилась.
— В смысле — "с той"?
— Ну… это же склеп. А склепы, как правило, закрываются… из мира живых.
Она потянула за ручку — и тут же замерла.
— О, тысяча чертей… — пробормотала. — Я забыла. Если ты дух — выбираться можно. Если нет…
— …то остаёшься здесь, — закончил за неё Лукас.
— Не зли меня, Лукас.
— Молчу, молчу!
И в этот момент — щелчок.
Глухой, будто кто-то повернул ключ. За дверью.
Следом — голоса. Приглушённые. Слов не разобрать, но шаги приближались.
Лукас резко вскинул руку:
— Стой. Мы не можем.
— Что ещё?! — Лили прижалась к двери. Глаза сузились. — Ты опять начнёшь?
— Там… живые, — прошептал он. — И… они идут сюда.
Лили моргнула. Медленно повернулась к нему.
— Ты. Сказал. Жи-вы-е?.. — выдала по слогам. — Ты серьёзно?
Она приложила ладонь ко лбу, будто проверяла температуру:
— Великолепно. Я застряла в склепе с призраком, который боится живых.
— Это уже не квест. Это трагикомедия в двух актах.
Лукас сделал обиженное лицо:
— Они… другие. Я это чувствую.
— Ой, только не начинай, — выдохнула Лили. —
— Что там дальше будет? Живые, которые едят призраков?