Самое важное дело на свете

«А знаешь, ведь мы же с тобою вечные.
А все вечное – когда-нибудь наступит».
«Как это? Когда все умрет?»
«Наоборот. Когда все станет живым».

Они пришли ко мне и сказали –
«Расскажи нам, как нас не было».
Я не удивился.
Я только подумал: почему так долго ждали?

У отсутствия свои законы, признаки, свойства.
У отсутствия есть содержимое.
У него есть прошлое.
Оно потому и отсутствие, потому что когда-то не было им.
Занимало место в среде.
Влияло на нее.
Отсутствие – это переставшее бытие.
Отсутствие – это невыжитость.
Нет в мире абсолютной пустоты.
В каждой ее ячейке – свой корешок, свой нерв.
В каждой ее ячейке – накопленность пребывавшего.

Я говорил одному из них –
«У тебя не родился сын.
Потом у тебя не родилась дочь.
Они благополучно не пережили тебя.
И не продолжили твой род вовеки».

Я говорил другим –
«Ты не взял от жизни все»,
«У тебя не отняли самое дорогое».

Я говорил еще –
«У тебя все не сложилось особенно трагично.
Ты сам не стал преступником.
И не убил других.
И никто не проявлял к ним жалость.
Ничто не поглотило ничто».

Я рассказал каждому, как он не жил.
Как он не был счастлив и не был несчастлив.
Какие на свете остались места, где он не-не-бывал.
Когда и как он никогда не умер.

Я устал говорить им всем.
Об их несостоявшемся будущем.
Но принадлежавшем им на тот момент. На той самой развилке.
Я с трудом подбирал и сочетал слова, строил обороты.
Нет такой сослагательности в речи.
Но это упущение никого не волновало.
Не-жизнь, не-существование открылись тысячами ракурсов и нюансов.
Разными степенями и интенсивностью.
Это было не то ничто, которое – никогда и нигде во всех смыслах. Это было ничто-отмененность. Фонящее ничто.
А им было мало.
Им нужны были детали.

Я утонул в путаницах сюжетных линий. Сюжетных пластов. В перекличках и перебивках.
Того, что могло быть.
Того, чего не могло быть.
На фоне того, что на самом деле было.
На фоне моего последующего прошлого.
С которым они, в своем настоящем, были не согласны.

Как много у них оказалось того, чего не было.
Сумасшедшие, вы где все это взяли? Зачем вам столько несебя?
Странные слова подворачивались на язык – «бытность», «сбыточность», «будучи».
Теперь они не казались такими странными и несуразными.
У слова «будучи» есть отзвук будущего. Но уводит – в прошлое.

И все же они пришли ко мне.
С претензией на меня.
С личным счетом.
Как приставы.

Как легко разговаривать живым и реальным. Назывательно.
Назвал кого-то или что-то – утвердил его в пространстве. Закрепил. Пользуйся, опирайся, употребляй.
Имя – санкция на вселение в мир.
Имена – атомы истории.
Но нельзя говорить ничем.
Склонять и спрягать ничто.
Думать в него.
Отсутствием других.
Отсутствием себя.

Но я все-таки нашел слово.
Окольное, нехваткое, но близкое. Как минимум неотрицательное.
Оттенок времени.
Ниша времени.
Будущее. Прошлое. Настоящее. ПРЕДСТОЯВШЕЕ.
Предстоявшее, которого не стало.
Девочка и мальчик.
Посреди поля летних цветов. Огромного.
Моря белых ромашек. Белой скатерти земли.
По ним волнами гуляет ветер. Теплый. Душистый.
Запахами разнотравья. Дыханием жизни.
Ромашки качают головками. Касаются детских ног. Льнут. Тянутся вслед.
Девочка в коротком светлом сарафанчике, с хвостиком длинных волос.
Ветер играет ее волосами.
Вечереющее солнце мягко подсвечивает волосы по контуру, создает прозрачный светлый венчик.
Она ищет в цветах цветы. Особые.
По каким-то своим правилам.
Находит. Улыбается. Вслух подсчитывает.
Бережно рвет чашечки и складывает в кармашки.
Облачка пыльцы поднимаются рядом. Светятся в лучах. Как маленькие кусочки солнца.
Мальчик рядом дует в эти облачка. Они разлетаются клочками. Ветер аккуратно подхватывает их. Мальчику скучно.
Он смотрит на девочку, на кармашки, улыбается снисходительно.
«Зачем? Глупая. Они же умрут».
«Нет. Я сама их придумала.
И рассадила здесь везде.
А придуманное не умирает».
Она показывает в гущу цветов.
«Видишь, они лохматее. И лепестки с маленькими лучиками. И сердцевинки узорчатее. Как звездочки».
Он смеется: «Сердцевинки. Придуманного не бывает».
Она тоже смеется.
«Конечно не бывает.
Вон сколько небывательства вокруг.
Целое красивое поле.
И мы в нем разговариваем.
И смеемся.
И у тебя пыльца на веснушках.
На каждой веснушинке по пыльчинке».
Она снова показывает в цветы.
«Смотри, как стараются.
Всеми своими стебелечками.
Ишь ты. Как будто все понимают.
Какие они все умные здесь.
Умный ветер. Умное тепло у солнышка. Умно и вкусно пахнет вечером».
Берет его за руку.
«Пойдем. Надо еще придумать.
Много надо. Целое небо надо. Мама ждет. Мама поможет».
Предстоявшее.
ПРЕДСТОЯВШЕЕ.

Выслушивая это, они долго шептались. Делились этим друг с другом, передавали. Кусочками, как хлебом. И наконец успокаивались.
«Значит, как нас не было – это добро.
Я не стал убийцей – хорошо. Благо.
А я не занял чье-то пространство – освободил другим.
Я не нарушил ничей комфорт. Ничье личное одиночество.
Я не выдышал чей-то воздух.
Я никому не стал конкурентом. Никого не заставлял проигрывать мне. Уступать. Пасовать в борьбе.
Да, ты молодец. Теперь ты рад, что тебя нет. Ты всегда любил не быть.
Это ж вон какая свобода. Размашистая. Свобода где угодно небывательства.
Спасибо, дети, за вашу нерожденность.
За невпущенность в плоть. Невоплощенность. Отринутость. Отпрянутость.
Вы даже не знаете и не узнаете, сколько всего сделали. И сколько еще сделаете. Своим ничем.
Вам зачтется».

Они знают.
И пусть хоть это будет утешением.
Они мудрые.
Отложенной мудростью.
«Не топырьтесь», – улыбчиво сказала девочка кармашку с ромашками.
И назидательно-грозно помахала в его сторону указательным пальцем.
Кармашек послушно распрямился.
Она оглянулась. Венчик светился.
«А вы – живите усерднее».
Она была довольна. Своим самым важным делом на свете.
Вся в маму.

«А теперь мы расскажем тебе, как не было ТЕБЯ.
Как не было тебя до твоего рождения.
И как могло не быть тебя никогда.
И как по-разному могло не быть тебя никогда».
Это было искренне. Такая у них была благодарность.
Я протестовал:
«Это меня не касается.
Всего, что было до меня – для меня не было.
Всего, чего не стало до меня – никогда не было.
Дайте существовать. Насладиться осязанием».
Они:
«Как не было тебя – это мы.
Существуй. Нашим никогда неумиранием.
Десятичной степенью не нас.
Мы подождем».