170

Татка увидела свою королеву и свалилась на пол, треснувшись лбом о доску.
- Встань, дурочка, это я, - зашептала Ксюша.
Та приподняла голову, скосила глазом.
- А где Лея?
- Лея в другой комнате.
Ксюша и Никита не придумали ещё, как будут потом бедную Татку выпутывать из получившейся передряги, но Лею перетащили заблаговременно. Чем меньше королева услышит сейчас, тем лучше.
- А что она? – в голосе девочки слышалось изумление.
- Понимаешь… - попыталась объяснить Ксюша. – Она теперь как будто спит. Только всё видит и слышит. А пошевелиться не может.
- Как это?
- Ну у нас есть специальное средство.
- Совсем не может?
- Совсем... Татка, нам надо…
- И ни рукой, ни ногой?
- Ничем. Татка…
- Я погляжу.
- Вот лучше тебе туда не ходить. Она же всё видит. У неё глаза открыты. И слышит.
- А шевельнуться не может?
Ксюша с досадой повернулась к Никите.
- Не может, - принял словесную эстафету Никита. - И ты нам…
- Я погляжу.
- Да на кого?
- На Лею.
- Иди, смотри, - сдался Никита.
- Куда?
Парень указал на дверь:
- Видишь, цепь тянется? Иди туда.
Татка живо прошмыгнула в соседнюю комнату.
Никита пожал плечами:
- Пусть сама убедится. Раз уж она нам никак не может поверить.
- Пусть, - вздохнула и Ксюша. Она сидела на полу, опустив плечи. С Таткой о-очень сложно. А силы девушки уже давно на исходе.
Никита с сочувствием поглядел на поникшую фигуру, ничего не сказал. А что тут скажешь? Ночь только начинается, а до рассвета им нудно убраться как можно дальше. Где они его встретят? И как набраться сил на дорогу?
- Что-то не возвращается? – забеспокоилась Ксюша.
Действительно…
И когда Никита уже хотел пойти в другую комнату, проверить, что случилось с Таткой, дверь приоткрылась и она сама нарисовалась на пороге.
На этот раз девочка была смирная и тихая, молча села на пол около Ксюши и приготовилась, по все видимости, внимать.
- Нам отсюда надо выбраться, - приступил к делу Никита, видя такую покорность.
Татка молча кивнула.
- Но как спуститься на землю? Ксюша не может… У меня нога…
- Можно на лифте.
- На каком лифте?
- На каком королеву опускают.
- А мака… А… эти женщины? Которые… вокруг?
- А что они?
- Он же могут… помешать.
- Да ничего не помешают. – Татка обернулась к Ксюше, - ну, можно ещё приказать им, чтобы не мешали. Или ушли куда подальше. Ты же теперь королева.
- Я? Почему я?
- Ну, у тебя же корона! - Татка, похоже, стала раздражаться, словно столкнулась с непроходимой тупостью.
- Погоди! – перебил Никита. – Ты хочешь сказать, что у кого эта корона, тот и королева?
- Ну да…
- А если ты сейчас её на себя нацепишь, то тоже станешь, получается, правительницей?
- Я – нет. Я ещё не созрела.
- А если мы любую тётку поймаем и на неё корону нацепим, она станет королевой?
Татка задумалась.
- У нас ещё не цепляли так корону.
- А как?
- У нас её сами добывали. Как вы.
Ошеломлённый Никита обернулся к Ксюше:
- Похоже, мы захватили здешнюю власть в свои руки… Погоди. Ничего не понимаю. А красота? А особенность? А дивный голос? Как с этим быть?
- А красоту и особенность, и дивный голос даёт корона. У неё, - Татка ткнула пальцем в Ксюшу, - скоро тоже всё это будет…
Ещё никогда так быстро Ксюша не избавлялась от головного убора. В следующую секунду диадема, сверкая камнями, летела в угол.
- И жало вырастет? – Ксюша вскочила. Она сорвала чужие прекрасные волосы и чужое платье, языком в страшной панике стала прощупывать своё нёбо. Она была близка к истерике. Такого спасения ей и даром не надо.
- А чо? – Татка огорчилась, что гости недооценили достоинства местных женщин.
- Говори! – почти закричала Ксюша.
- Да нет, наверное. Вы же чистые… Хотя…
- Что хотя?
- Ну… у нас ещё не было, чтобы корона доставалась чужому.
- Никита, нам надо отсюда выбираться! Прямо сейчас.
- Да понял я.
И наступила тишина. Выход, кажется, был. Но вот им воспользоваться…
- А, может, за пять минут ничего не случится? Мы же быстро.
- Нет! Я это не надену на свою голову даже под угрозой жизни.
Ксюшин голос был твёрд как никогда.
- Значит, будем имитировать корону!
- Как?
Никита молча взял нож и отрезал добрый кусок от голубого подола.
- Тебе это надо накрутить на голову, - протянул он его Ксюше. – В полутьме мака… тётки толком не разберутся. То синее, и это. То блестит, и это. А мы прикажем им… идти по своим конурам – спать. Как тебе такой план?
- Халтура…
Ксюша уныло поглядела на символ королевской власти, уныло поблескивающий самоцветами в углу:
- Ладно… До лифта так и быть, нацеплю эту... Но только бегом!
- Да тебе только приказ отдать. Они уйдут, и ты её тут же снимешь.
- А если?..
- Да не думай. Чушь какая-то. С чего бы оно выросло? – Никита по-прежнему понимал девушку с полуслова.
- Ладно. Давай её сюда, - Ксюша не командовала. Ксюша тренировалась. – Татка, ты с нами?
- Если корону наденешь, то куда я денусь? Что скажешь, то и сделаю.
- Ясно. Вперёд!
Ксюша надела диадему в тот момент, когда Никита открыл дверь. Скорым шагом вышла из дома. Несколько женщин тут же обернулись в её сторону, стали склонять в поклоне свои скрюченные спины. Но Ксюша не стала ждать завершения этого неспешного процесса.
- Слушайте все! – закричала она таким безапелляционным тоном, что Никита слегка дрогнул. Что-то не очень это похоже на неуверенную в себе Ксюшу. Неужели корона всё же действует? – Быстро всем разойтись по своим жилищам и до первых солнечных лучей носы оттуда не высовывать! Брысь!!! Бегом!!!
Никита и Татка не сразу поняли, что последнее «бегом» относилось уже к ним.
И в следующее мгновение случилось три вещи: исчезли в ночной темноте все тётки, Татка дёрнулась к неведомому пока лифту, Ксюша сорвала с головы ненавистную корону и зашвырнула её куда-то в сторону и вверх.
Лифтом оказалась шкура какого-то большого животного, привязанная к верёвке и опускаемая-поднимаемая рычагом с барабаном. Всё просто – вертишь ручку – вертится барабан и наматывает или разматывает верёвку.
- Ксюша, давай ты первая, - Никита Татке не очень доверял. Девушку решил спустить сам.
Ксюша безропотно разместилась в «лифте». Было страшно. Но в темноте не так, как днём. Можно представить, что земля недалеко. В темноте высоты нет, поняла Ксюша, в темноте только неизвестность. И вскоре шкура коснулась твёрдого.
Девушка поспешно встала и подёргала верёвку.
Когда через несколько минут к ней присоединился Никита, Ксюша облегчённо выдохнула. Она тоже не доверяла Татке.
- А она как?
- А она по лестнице.
- Я тутачки, - раздалось над головой.
Подождали.
- А Тошка где сейчас? – забеспокоилась Ксюша.
- Тошка с матерью. Куда идти?
- Сначала под нашу сосну…

Нелёгкая это была ночь.
Трудная для Ксюши. Брести, обвешанной рюкзаками и автоматами, когда ноги заплетались от усталости! Да ещё всю ночь! Но она не жаловалась.
Нелёгкая это была ночь и для Никиты. То скакать на одной ноге, то хромать на обеих, опираясь лишь на тощее плечо Татки, которая норовила опустить его вниз, чтобы не перетрудить себя. Но и он не жаловался.
А вот Татка всю дорогу охала и вздыхала. Жаловалась на то, что далеко забрела, на то, что мать теперь будет ругаться, на то, что ноги её уже перестали слушаться.
Ей, может, и верили, но не отпускали. Никите и Ксюше нужно было выбраться из этого леса, а дорогу знала только Татка. Поэтому терпеть приходилось ещё и Таткино нытьё.
И напрасно ей верили. Потому что не так уж далеко она забрела, мать за неё особо никогда не волнуется, и ноги её прекрасно слушались.
На самом деле Татка шла и вспоминала тот последний полёт королевской диадемы в сторону и вверх. Где она теперь? А ведь скоро за него начнётся нешуточная потасовка, а ей никак не поспеть.
А диадема повисла на тонком суку высокого дерева, и с первыми лучами солнца множество тонконогих тёток вылезли из своих лачуг и начали её добывать. И не последней среди них была Таткина мать.
А прежняя красавица Лея лежала на полу, и никому до неё не было никакого дела. Хорошо, что Татка подсунула ей под голову какую-то тряпку да прикрыла покрывалом.