2. Приёмы

  Солнце поедается мячом летящим на пас. Увеличение в размере шара, ставшего причиной затмения, хитро маскирует убывающее расстояние от него до игрока принимающего на ногу, на грудь или, того не лучше - головой. Прелый воздух смазывает напирающее по сторонам предвкушение, которое приняло аудио облик хоть и сдавленных подростковой гортанью, но все же громких, с ростом в диаметре, многоголосых кольцевых: «во, во, во..!».
 
Так. Как будет лучше? Если наблюдать за теми, кто играет лучше, то чужая нога отводится слегка назад, наверное для изыска и целостности будущих манёвров. С такой же мягкостью принимают волейбольный мяч сослоёные, знающие горечь крапивки или чувствовавшие на себе поперечные царапки, бледные пухлые руки одноклассниц; оставшееся на них покраснение является единственным отличием от приема на ногу. Контролируемое ведение, дриблинг, обвод вокруг пальца ноги соперников и, соответственно, партнеров по команде; редко даётся такое на высокой скорости, именно когда мяч магнитит от одной к другой бутсе, которая, в свою очередь, уже замахнулась и, превращая, для внимательных наблюдателей, шарообразную форму мяча в фасоль, дала ответный удар.

Мгновение прозрачной темноты, затем внезапные искры игольчатых огней от вспышки мятой боли. Ноги как-бы рванули вперёд, словно соперник дернул облезлый газон на себя. Молочный туман отливает перламутром и сгущается шипастым плодом дурмана в хрящике носа.

Тогда я открыл глаза. Проверил, идёт ли кровь. Витать в облаках памятных ассоциаций больше не позволял хлынувший прилив парадоксально радостной бодрости; к тому же, кто знает, какие обороты может набрать начавшаяся потасовка... Но наконец, к счастью других посетителей (которым теперь, помимо закусок, нужно переварить ещё и увиденное), охрана вытолкала нас двоих на улицу, причём оставила в заведении того, кто первым распустил руки после того, как Тоша удостоил его честью запомниться в наших умах героем, яро отстаивающим достоинство своего имени в отместку на пьяное утверждение: «А вот ты, мужик, - ху***с».

Да, мы матерились. Но мы извинились перед официанткой и даже оставили ей на чай; и не уж-то наше, конечно, не столь пристойное, в чем-то развязное, но веселое и, в целом, добродушное поведение действительно было достойно того, чтобы мой нос попал под удар?

«Ху***с» же, который в моменте (когда я спокойно покинул уборную, заметил вдруг заваруху и, в надежде предотвратить разрастание, рванул разнимать их) схватил не ожидавшего того Тошу за воротник и швырнул его так, что затылок бедняги угодил мне прямо в лицо, как плохо принятый мяч, исполнив экстренное мое торможение.

Пока я лежал после удара, не было ни сожаления, ни страха. Наоборот, я наполнялся весельем, особенно усиленным от удивленных возгласов собравшихся возле меня, как футболист наполняется силой от поддержки трибун.
- Ты как?
- Да нормально... Люто меня подкинуло, да?
- Да... Ты сальтуху скрутил, прикинь! - с великим потрясением оповестил меня кто-то из пацанов.
- П****ц.
- Е***ь, Ромыч, я думал ты отойдешь... - оправдывал происшествие рулевой.
- Я в последний момент только тебя увидел! Пацаны толпой стоят, они-то успели разбежаться, а я смотрю, из неоткуда мотоцикл и на! Полетел! Как навесиком! Ах-ха-ха! - в воодушевлении объяснял я случившееся всем, обращаясь к рулевому.
- Да п****ц, извини реально, я не хотел...
- Да проехали, еще легко отделался.

Да, наверное, легко отделался. Это успокаивает. Но страшно было не лететь с балкона, слышать разбитое стекло, а потом увидеть левую руку изогнутую дугой в лучевой кости. Это был просто шок, а вот когда я спросил Митьку, который для своих лет уже очень много раз бился и ударялся до синяков и нестерпимых увечий, было ли у него такое, он сказал что нет, и вот тогда мной овладел ужас.

Ни Митька, ни Генчик, ни тем более я не знали, что делать и спасибо Богу, что момент этот длился не долго. Из-за дома выехала машина родителей, остановилась и из нее вышли перепуганные мама и папа. Отец взял меня на руки и понес домой. Мне дали таблетку обезболивающего, перевезали руку платком, кинули его петлю через шею и, пока я слезно всхлипывал, повели в машину. Мама поглаживала меня по голове и всю дорогу успокаивала. Потом мы приехали в больницу, в которой я родился, но там не оказалось хирурга и нас направили в соседний город. Там меня провели в кабинет, где стояла кушетка для операций, уложили на нее и добрый дядя в зеленоватой рубашке и колпаке говорил мне, что я космонавт и сейчас буду смотреть мультики. Мне надели маску на нос и рот и сказали просто дышать. Я вдохнул, словно добивая чужой напас. Больно уже давно не было и я просто дивился происходящему, но, успокаиваясь, ждал мультики и незаметно отключился.

Очнулся и все было сделано, на руке белый гипс и папа в шутку сказал:
- Ну, ещё легко отделался. Зато теперь на гипс можно наклеить переводки.
- А у меня и так есть - сказал я и, приподняв рукав футболки, показал ему черненький узор на своем левом плече.