Стекло

Стекло

В нашей археологической экспедиции было 22 человека, не считая профессора Герасимова. Хотя не считать Герасима, как все студенты его называли, было невозможно, неосмотрительно и небезопасно.
 Герасим имел всклокоченную шевелюру, два метра роста, тяжелые плечи атлета и огромный живот беременной доярки. Он обладал зычным голосом, склочным характером и большими возможностями повлиять на наши будущие жалкие карьеры. И он был начальником нашей экспедиции.
Экспедиция намеревалась искать древние следы питекантропов в пещерах Алтайских гор. Местные легенды утверждали, что в горах древние дикари не только жили, но изредка встречаются и сейчас, что могут подтвердить старые охотники. Верить в «снежных людей» Герасим запретил, и его запрет мы свято соблюдали, но в «етти» верили.
От Барнаула до Горно-Алтайска мы ехали поездом. На вокзале нас встретили местные начальники, которые заверили нас, что в горы нас завтра повезет автобус, и с нами будет опытный проводник.
Проводник был молчалив и угрюм, но все же сообщил, что приведет нас к пещере, о которой ходят недобрые слухи. Он возбудил наш жгучий интерес, и умолк. Возможно, уловил в маленьких глазках профессора Герасимова надменную насмешку.
Нет смысла описывать наш трудный пеший маршрут и сердитое пыхтение профессора. Наконец мы оказались на склоне, густо поросшем колючим кустарником. Здесь был наш последний привал и наша будущая база. Где-то неподалеку находился вход в «недобрую» пещеру.
Поставили палатки, ради чего пришлось немало потрудиться, так что спать легли уставшими и сердитыми.
Утром Никита, наш проводник, привел нашу авангардную группу к завалу, под которым, по его словам, находился вход в пещеру. Мы откатывали тяжелые гранитные глыбы, копались в пыльном щебне, без особой надежды отыскать этот проклятый вход. Раскапывать завал пришлось несколько дней. Вход в пещеру был обращен на северо-запад, и представлял собой щель размером с голодного студента. Это обстоятельство вызывало у нас законное чувство злорадства: Герасиму пришлось бы сидеть здесь голодному до весны, чтобы просочиться в эту щель.
В первую группу вошли шесть человек с альпинистским снаряжением. У нас были мощные фонари, суточный запас еды и вода. Метров через сто увидели заветную мечту каждого матерого археолога – остатки древнего костра и вожделенные обгорелые косточки! Уже одна эта находка оправдывала весь наш поход. Но, внимательно осмотрев стены пещеры, мы увидели наскальные рисунки! Это были примитивные изображения каких-то животных и несколько автопортретов самого художника! Особенно радовала эта примитивность: чем примитивнее рисунок, тем более древние предки археологов оставили нам эти послания. Твердая рука древнего маэстро сумела запечатлеть характер, силу и отвагу древнего предка всего лишь несколькими линиями, процарапанными в тысячелетнем налете, которым покрывались гранитные стены. А потом мы нашли и сам инструмент, которым пользовался древний художник, чтобы выразить эту минуту своего вдохновения, которое снизошло тогда в его просыпающийся разум.
 Мы нашли несколько грубо обработанных осколков гранита, имевших явно универсальный характер. Ими можно было успешно царапать стены, снимать шкуру с животных, отбиваться от настойчивого самца, или выкапывать съедобные корни. Наши поиски и восторги продлились почти до вечера, так что дольше сдерживать желания порадовать Герасима мы не могли, поэтому вернулись в лагерь. Весело было наблюдать умильные глазки профессора в отблесках костра во время наших восторженных рассказов.
На другой день мы оставили двоих неудачников любоваться наскальной живописью, искать новые артефакты, описывать, зарисовывать и фотографировать угольки, косточки и все, что попадется. Основная группа двинулась вглубь пещеры, чтобы искать новые следы питекантропов, существование которых в этих местах было доказано и нами подтверждено. Первые племена первобытных людей в этих местах, а может и на всей планете, оказались на нашей территории, и мы уже почти могли это доказать надменным европейцам, отстаивающим свой приоритет.
Нам пришлось преодолеть еще два завала, чтобы продвинуться на пятьсот метров в пещеру. И тогда проход нам загородило странное препятствие. Это было стекло, вставленное в раму из неизвестного материала. Сначала мы даже не поняли, что это за гладкая преграда. Но когда мы стерли пыль, оказалось, что это прозрачное стекло размером в два квадратных метра. Причем обратная сторона стекла не была покрыта пылью. А за стеклом, вдоль стен и на столах, были разложены древние изделия из кости и гранита, до которых нам мешало добраться проклятое стекло! Мы пытались найти задвижки, запоры, которые удерживали раму, которую нам было необходимо открыть. Ничего подобного мы не нашли, хотя внизу под рамой было странное устройство из полированного гранита.
Оно представляло собой семь гранитных дисков на одной горизонтальной оси, которые можно было вращать. Диски выступали из устройства примерно на четверть своего диаметра, и на их поверхности были нанесены странные знаки. Кто-то высказал мнение, что это наборный замок, который и открывает эту стеклянную дверь. Радиус дисков составлял примерно 15 сантиметров, а число знаков на цилиндрической поверхности каждого диска было равно 20. Было ясно, что угадать правильный код всех семи дисков было практически нереально. Разбить стекло мы не решались без разрешения Герасима. Поэтому с  вожделением глазели на коллекцию артефактов, до которых не могли добраться. Наконец решили взять образцы материала серебристой рамы и стекла на анализ. Однако соскрести ни одной молекулы нам не удалось ни с рамы, ни со стекла. У нас были альпенштоки из лучшей в мире стали, которыми можно было дробить гранит, но ни эта сталь, ни гранит, не могли оставить на стекле ни малейшей царапины.
На этот раз мы вернулись в лагерь очень разочарованными. Профессор задавал много вопросов, сокрушался, что не может увидеть артефакты своими глазами. И таки разрешил нам назавтра разбить стекло, чтобы доставить всю коллекцию древних артефактов в столицу. Наутро мы взяли с собой кайла, тяжелые и ухватистые, чтобы разгромить ненавистную преграду, которая мешает развивать великую науку.
От сокрушительных ударов стекло звенело и вибрировало, но не поддавалось. Потные и яростные, мы крушили и стекло и раму, но ни малейших следов наши кайла не оставили. Мы вспомнили, что у нас были тротиловые шашки армейского образца, и отправились просить их у профессора. Но Герасим придумал другой вариант: он велел заминировать узкую щель прохода в пещеру, чтобы он сам мог добраться до этого стекла.
Грохот от взрыва четырех боеприпасов прокатился в горах. Примчался даже встревоженный Никита, которого не заинтересовали обгорелые косточки. Он мрачно покачал головой, сказал, что не нужно тревожить эти древние места.
Нам снова пришлось разбирать завал, но потом оказалось, что в дыру могли пройти даже два Герасима. Мы с надеждой посматривали на плечи профессора. Он покрутил диски, велел сделать фото всех иероглифов или знаков нанесенных на них, потом взялся за кайло. Мы разбежались от града будущих осколков, поскольку не сомневались в мощи Герасима. Стекло устояло. После нескольких ударов профессор выдохся, но его вид не предвещал ничего хорошего стеклу.
Мы заложили вокруг стекла все наши запасы тротила. Никита горячо возражал, а потом показал нам тропу, по которой нам следовало уйти как можно дальше от входа в пещеру.
От взрыва обрушился целый склон горы. Он навсегда похоронил стекло, которое так помешало развиваться науке об истинном прошлом нашего разумного вида.