Встреча на велодорожке... ч. 2

Последняя неделя Лики в Карибсе стала похожа на яркий, немного горький карамельный леденец. Каждый день был сладким, но сквозь сладость явственно проступала горечь скорого расставания. Они уже не строили планов на день, а просто жили, ловя моменты: утренний кофе на веранде, когда солнце только поднималось над водой; долгие вечерние велопрогулки, теперь уже не ради открытий, а чтобы еще раз проехать по самым любимым местам; ночи, которые стали еще более жадными и откровенными, будто они пытались вложить в них запас прикосновений на все будущие дни разлуки...

Антон познакомил Лику со своими немногочисленными, но верными друзьями в городке: с владельцем веломастерской Михалычем, вечно недовольным и вечно ему и всем  помогающим, с хозяйкой кофейни «У маяка» тетей Машей, которая с первого взгляда на Лику многозначительно подмигнула Антону.

Они стали уже парой в глазах этого маленького мира. И это ощущение,  что они часть чего-то целого, что их связь признана и одобрена, было странно утешительным...

За три дня до отъезда они устроили пикник на том самом пляже, где всё и  началось. Вина не пили, просто ели фрукты и смотрели на звезды.

— Я договорилась, — тихо сказала Лика, не глядя на него. — Сдам финальную версию рукописи через месяц. Редактор в восторге от новых глав!

— Это же здорово!, — откликнулся Антон, хотя сердце у него сжалось.

— А потом… а потом у меня уже нет контрактов. Я свободна месяца на три. Могла бы… Могла бы вернуться сюда. Написать следующую книгу. Если, конечно, предложение насчет интернета и меня все еще в силе!

Он перевернулся на бок, чтобы видеть ее лицо, освещенное луной.

— Ты это серьезно?

— Так же серьезно, как и ты, когда предлагал бросить всё и уехать со мной, — в ее голосе зазвучала улыбка. — Я не могу бросить всё. Но я могу всё это  перестроить. Писать я могу откуда угодно. А вдохновение… — она коснулась его губами, — оно теперь здесь!

Это был не итог, не решение, а мост, уже перекинутый в будущее. Хрупкий, из света и обещаний, но всё же какой то мост.

Последние дни пролетели в суете сборов и сладкой тоске.

В последнюю ночь они не спали. Любили медленно, почти болезненно нежно, запоминая каждую деталь, каждый вздох, каждую молекулу запаха друг друга.
Под утро, когда за окном посветлело, Лика, лежа у него на груди, прошептала:

— Давай не будем говорить «прощай». Давай скажем «до скорого!».

— До скорого, — поклялся он, целуя ее в макушку.

Он проводил ее до автобуса, следующего в аэропорт. Их велосипеды стояли рядом, как верные кони, нашедшие друг друга.
Прощальный поцелуй был соленым от ее слез.

— Пиши, — сказала она, забираясь в салон.

— Каждый день, — пообещал он.

Автобус тронулся, оставляя за собой облако пыли. Антон стоял и смотрел, пока красные огни не растворились в утренней дымке. Городок внезапно стал пустым и беззвучным, будто из него выключили цвет и жизнь...

Первые дни были самыми тяжелыми...

Антон пытался вернуться к старому ритму: работа, велопокатушки в одиночестве, вечерняя гитара. Но всё было не то.

Набережная везде напоминала о ней.
Кофе вообще казался безвкусным.
Даже велосипед скрипел как-то обиженно.

Они теперь говорили каждый день: долгие видеозвонки по вечерам, когда она, уставшая после трудного и насыщенного дня в городе, рассказывала о встречах с редактором, а он показывал ей закат над морем.

Переписка была постоянной: смешные мемы, внезапные «соскучился!», фотографии, где  он ей показывал сосны у обрыва, она ему  небоскребы в дождевом тумане.

Но расстояние давалось тяжело. Особенно ночью, когда так не хватало тепла ее тела рядом.

Однажды, после особенно трудного дня у Лики (была неожиданная критика от редактора из-за небольшого срыва проекта), их разговор по Ватсапу стал немного эмоциональным.

— Я не знаю, справляюсь ли я, — голос ее задрожал. — Здесь всё другое. Шумное, быстрое, холодное. И тебя нет!

— Я могу приехать, — мгновенно предложил Антон. — На неделю. Или две...

— Нет, не надо. У тебя же тоже работа. И это… это, как побег. Нам нужно научиться вот так тоже. Через расстояние...

Но через пару дней он получил от нее странное сообщение поздно ночью:

— «Не сплю. Представляю, как лежат твои руки на моей спине. Там, где всегда болит от сидения за ноутбуком. Только твои пальцы знают, как снять эту боль!».

Сообщение было эротичным и грустным одновременно.
Он ответил не сразу, обдумывая.

Потом написал:

— «Ложись на живот. Закрой глаза. Представь, что я там. Что я начинаю с плеч. Медленно. Большими пальцами. По кругу. Потом вниз, вдоль позвоночника…»

Он описывал подробно, нежно, точно помня каждую ее родинку, каждую реакцию.
Через полчаса она ответила:

— «Ты волшебник. Боль ушла. Но появилась другая… Та, что только ты можешь утолить!».

Это стало их новой, и немного  странной и невероятно интимной игрой. Как бы их  цифровая эротика.

Они описывали друг другу свои фантазии, вспоминали подробности их ночей, рассказывали, чего бы хотели сейчас. Это было мучительно и очень  возбуждающе. Это поддерживало огонь, когда все эти  мили и километры угрожали его задуть.

Однажды ночью разговор по видео перешел в нечто большее. Они остались на связи, с выключенными камерами, только голос в наушниках, тихий, интимный…
Это был самый отчаянный и самый близкий, как бы виртуальный секс на расстоянии.
После всего, уже шепотом, она ему  сказала:

— «Я никогда так сильно никого не хотела. Это сводит сейчас  меня с ума!»...

Месяц растянулся в целую  вечность.

Но день возвращения Лики всё же, наконец то,  настал...

Антон встретил ее на том же автовокзале. Когда она вышла из автобуса, стройная,  с новыми светлыми прядями в рыжих волосах и огромной улыбкой, время как то щелкнуло и встало на своё место.

Они бросились друг другу в объятия, и этот поцелуй был, как первый глоток воды после долгой жажды. В нем было всё: и тоска, и страх, и обещание, и будущий  жар объятий...

Она вернулась не на три месяца, а с твердым намерением остаться подольше.

Сняла не домик на мысе, а небольшую квартиру в старом городе, в пяти минутах езды от дома Антона. Казалось, сказка продолжилась. Но очень скоро стало ясно, что «навсегда» — это не бесконечный отпуск. Это обычный быт...

Лика работала дома, ее день был хаотичным: ночные бдения за текстом, утренний сон, раздражительность из-за творческих кризисов.

Антон, хоть и удаленно, был привязан к более строгому графику звонков и частых  презентаций.

Их велосипедные прогулки стали немного реже, потому что надо было обоим  работать. Иногда они могли целый день просидеть в своих ноутбуках в одной комнате, почти не разговаривая...

Первая серьезная ссора случилась из-за какого то пустяка.

Антон, уставший после сложного рабочего дня, забыл купить хлеб, который она просила.

Лика, не спавшая почти всю ночь из-за «неидущей» главы, взорвалась.

— Ты даже не можешь запомнить одну простую вещь! — крикнула она, и в ее голосе звучала усталость от всего мира.

— Извини, я зашивался по работе! Может, тебе стоит иногда выходить из своей раковины и покупать себе хлеб самой? — огрызнулся он.

Они просидели весь вечер в разных комнатах, остро ощущая щель непонимания, которая вдруг возникла между ними.

Потом Антон пришел на кухню, где она сидела, уставившись в темное окно. Он молча поставил перед ней чашку ее любимого чая с мятой. Она взглянула на него, и в ее глазах стояли слезы.

— Прости, — прошептала она. — Я просто так боюсь, что у нас ничего не получится. Что эта магия исчезнет в этой… самой  обыденности...

— Она не исчезнет, — сказал он, садясь рядом и беря ее руку. — Она просто станет другой. Более крепкой. Но и настоящей...

Они помирились, и примирение было страстным, почти отчаянным, как будто они хотели физически стереть эту трещину. Но осадок всё же  остался.

Они учились...
 Учились говорить не только о прекрасном, но и о раздражающем их.
Учились давать друг другу пространство.
Антон стал оставлять ей милые записки, когда уходил рано утром, а она ещё спала.

Она научилась готовить его любимую пасту и не злиться, когда он, увлекшись, весь вечер что-то паял, ремонтируя очередной велосипед для своего друга  Михалыча...

Однажды, в особенно дождливый и унылый уик-энд, когда творческий кризис Лики достиг апогея, а у Антона болела голова от переработки, они просто  устроили «бунт».

Забросили всё...

Купили кучу вредной еды, включили старый, дурацкий фильм ужасов, который они оба любили, и устроились на диване под огромным пледом. Они смеялись над плохими спецэффектами, кормили друг друга попкорном, и постепенно напряжение ушло. А когда фильм кончился, они просто лежали, слушая дождь, и Антон расстегивал пуговицы на ее старой, растянутой кофте, а она помогала ему, не открывая глаз. Это был не жаркий секс страсти, а медленная, ленивая, глубокая близость двух людей, которые нашли друг в друге тихую гавань.
Это было даже намного лучше...

Их испытанием стала не только бытовая рутина.
Через четыре месяца после возвращения Лики пришло письмо от ее литературного агента. Предложение о долгосрочном контракте и участие в книжной ярмарке в Европе. Поездка на два месяца. Прекрасная возможность для карьеры, о которой она и мечтать не могла...

Она показала письмо Антону молча.

Он прочитал и почувствовал, как пол уходит из-под ног.

— Это фантастика, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал искренне. — Ты должна согласиться.

— Два месяца, Антон. Мы только наладили всё здесь...

— И наладим снова. Мы ведь справились с одним месяцем?

— Это другой масштаб. И… — она замолчала.

— И что?

— И они хотят, чтобы я писала не только детективы. Они видят меня в «большой любовной прозе». На основе той самой книги. Нашей книги. Они хотят, чтобы я погрузилась в эту среду, путешествовала, искала новые сюжеты. Это… это может надолго  затянуться...

Тишина повисла тяжелым одеялом.
Антон всё понял...

Это был не просто отъезд. Это был возможный поворот всей ее жизни. И их отношений...

— Что ты хочешь? — тихо спросил он.

— Я не знаю! — воскликнула она, и в ее глазах было отчаяние. — Я хочу тебя. И я хочу и  это. Я боюсь, что не смогу иметь и то, и другое!

Они долго говорили той ночью. Спорили, молчали.
В конце концов, Лика приняла решение: она поедет, но только на два месяца, как и планировалось изначально. А там  видно будет...

Это была не уверенность, а компромисс, на который она могла решиться.

Перед ее отъездом Михалыч, который всё это  знал и всё понимал, вручил им два ключа.

— Это от моей мастерской, — буркнул он. — Там на антресолях каморка есть. Маленькая. Но с окном на море. Я ее под сдачу не готовил, так и пылится. Можете пользоваться, если что! Как штаб-квартира ваша будет... Чтобы не в разных углах мира, а точка одна общая была!

Этот жест, грубый и невероятно трогательный, растрогал их обоих. Каморка оказалась крошечной, заставленной старыми рамами и покрышками. Но они вычистили ее за один выходной. Притащили туда маленький диванчик, повесили гитару Антона на стену, поставили старый стол для ноутбука Лики. На окно  занавеску в морскую полоску. Это было их теперь тайное убежище. Место какой то силы.
Здесь, среди запаха резины и машинного масла, они провели последнюю ночь перед ее отъездом. И эта ночь была не о сумасшедшей и прощальной  страсти, а о их прочности.
Они просто держались за руки в темноте, слушая, как за окном бьется о скалы морской прибой...

Эти два месяца были в разы тяжелее первого...

Разница во времени, ее очень  насыщенный график, его растущее одиночество и страх, что она привыкнет к другой жизни.
Их цифровые свидания стали ещё  короче, реже.
Иногда они просто отправляли друг другу голосовое сообщение со словом «устал(а)» или фотографию места, где сейчас  находились.
Но они держались...

Антон начал писать музыку. Просто аккорды, какие то мелодии. О море, о соснах, о рыжих волосах в лучах заката. Он никому не играл, только всё это  записывал на телефон.

Лика на ярмарке просто  блистала...

Ее книга, та самая, с их историей в основе, имела огромный  успех. Но в одном из звонков, уже под конец поездки, она призналась:

— Все спрашивают, откуда такая пронзительная любовная линия. Я им говорю «из воображения»!

А сама думаю о нашей каморке в мастерской. Оно там, мое вдохновение. В пыльной комнатке с видом на море!

Она вернулась...

Не через два месяца, а через два месяца и три недели. Похудевшая, сияющая от успеха и смертельно уставшая. Антон ждал ее в мастерской. Он не поехал на вокзал. Он приготовил всё там: зажег свечи (в безопасном месте, вдали от покрышек), поставил на стол бутылку местного вина и две тарелки с ее любимыми морепродуктами. А на диване лежала распечатка нот с заголовком «Ликина мелодия»...

Когда она, скинув сумку на пороге, увидела это, она не закричала от восторга. Она просто медленно опустилась на пол и заплакала. Тихими, облегченными слезами. Он сел рядом, обнял ее.

— Я теперь дома, — сквозь слезы прошептала она. — Я так по тебе скучала, что болело всё внутри!

— Больше не уезжай так надолго, — попросил он, целуя ее мокрые от слез ресницы.

— Не уеду. Мы что-нибудь придумаем. Вместе придумаем...

И они придумали...

Не грандиозный план, а просто свою  жизнь.
Лика отказалась от постоянных разъездов, договорившись с агентством о редких, коротких командировках. Она продолжала писать, и ее новая слава принесла не только деньги, но и интерес людей  к Карибсу. В городок стали чаще приезжать туристы, искавшие «те самые места из книг Лики Калиной». Антон, к своему удивлению, не возненавидел это. Он даже стал иногда водить небольшие велоэкскурсии по немаршрутным тропам, а Лика помогала ему составлять тексты для этих экскурсий...

Их любовь не замерла в идеальном состоянии.
Страсть никуда не делась. Она просто стала немного  другой: не всегда спонтанной, иногда запланированной (потому что у них были свои  графики), но от этого не менее жаркой. Они узнали тела друг друга так хорошо, что могли довести до исступления одним шепотом, одним точно поставленным прикасанием...

Был как то очередной вечер. Не юбилей, не годовщина первой встречи, просто один из многих обычных...

Они вернулись с велопрогулки, усталые, счастливые. Помылись, и Лика, стоя перед зеркалом в ванной, вытирая волосы, вдруг замерла.

— Антон!

— М-м? — он чистил зубы.

— У меня задержка! Небольшая... Но… — она обернулась, и в ее широко открытых глазах был целый вихрь эмоций: страх, надежда, паника, восторг...

Антон даже выронил зубную щетку. Мир сузился до ее зеленых глаз.

— Ты… проверяла?

— Нет. Боялась. Может, сходим за тестом? Прям сейчас?

Они поехали на велосипедах, как в тот первый вечер, только теперь они знали каждый поворот, каждый камень на дороге. В маленьком круглосуточном магазине у заправки они купили две упаковки, поймав понимающий взгляд продавщицы...

Они не поехали домой. Они поехали в мастерскую. В их каморку. Там, среди старых рам, под звуки прибоя, они узнали правду. Две полоски. Яркие, неоспоримые...

Лика плакала, смеялась, вся  дрожала.
Антон держал ее, целовал ее лицо, ее живот, шептал бессвязные слова. Страх был, конечно... Огромный. Страх перед будущим, перед этими всеми  переменами. Но поверх страха было что-то большее...
Ощущение, что их история, начавшаяся со сломанной цепи на пустынной дороге, не заканчивается. Она просто берет новый, невероятный вираж...

— Что будем делать? — спросила Лика, уткнувшись лицом в его шею.

— Будем любить. И будем жить, — ответил Антон, глядя в окно, где над темным морем поднималась первая, самая яркая звезда. — И купим детский велосипед. С самой надежной цепью!

Она рассмеялась, и этот смех был самым красивым звуком на свете. Потом они сидели на их старом диванчике, обнявшись, и строили планы. Сумасшедшие, пугающие, прекрасные планы. Их путь только начинался. И теперь они ехали по нему не на двух отдельных велосипедах, а на одном тандеме, где педали нужно было крутить синхронно, доверяя друг другу, смотря в одном направлении.
В будущее...