По извилистой дороге

Морщины в уголках глаз как никогда красны. Благо из-за пара от воды в зеркале я не разгляжу своего невежества, а может, и из-за потери собственного зрения. Надо бы к офтальмологу сходить. Если зрение действительно ухудшилось, то опять непредвиденные траты будут. Очки нынче дорогие. Хотя... я ведь сам иду на то, чтобы убедиться в ухудшении состояния здоровья, и, впоследствии, купить очки. Получается, траты будут запланированными. Так... Что за ересь я сейчас понадумал? Какие траты? Я же ещё не знаю, пойду ли к нему в ближайшее время. Свободного дня на это в этом месяце вообще нет, записи к нему тоже нет. Так и что это я себе напридумывал?

Вдыхать с каждой выкуренной сигаретой становится тяжелее, однако бросать сейчас не приведёт ни к чему, да и привычка стала одной из обязательных рутин.

Я начал курить, когда пошёл на первую работу. Я продал принцип, который был во мне с детства, за уклон от обязательств. Смысл отходить на перекур, если всё равно не отвлекаешься от монотонности? Поговорить? А мы и не говорили-то в принципе. Каждый думал о собственных проблемах, а я, своеобразно протестуя, думал о том, что же у них на уме: старался сам для себя подмечать изменения в позах, эмоциях, да даже то, с какой силой они стряхивают пепел сигарет. Нравилось мне всё это осмыслять, потому что у самого в жизни ничего не происходило.

Помнится, на корпоративах мы заполняли тишину светскими беседами. Только в таких условиях начинаешь обращать внимание, какая погода на улице, какая атмосфера в помещении, а в повседневной жизни мысли не доходят до таких пустяков. Раскрываться им не хотелось, мы были никем друг для друга, и я даже побаивался сказать лишнего или завести разговор в неправильное русло. Не хотелось бы конфликтом из-за, образно говоря, политики порушить отношения с людьми. Им же даже ничего хорошего не припомнится во мне, из-за чего о разногласиях можно было бы забыть.

Возможно, я зря «сохранялся», и впервые покурить стоило в кругу близких друзей. Мой кашель перекрыл бы коллективный хохот. И пусть они бы смеялись надо мной, зато я заслужил бы уважение, о котором вспомнил бы, когда застукал своего ребёнка за курением в будущем.

Тех друзей, к слову, лица я не помню. Да что уж там… Я и голосов их не вспомню.

Я отлипнул руками от раковины. Прошлое, увы, не вернуть. Вспоминать такое для меня имеет смысл непосредственно с теми, кто разделяет мои воспоминания. А без них всё это — томление в тоске по ушедшему, предающее контраст с реальностю, а не приятная ностальгия.Чтобы пересфокусировать внимание, я открыл кран с холодной водой и в быстром темпе умылся, чтобы избежать дурных мыслей. И вот теперь я такой красивенький, прихорошенный могу выйти из ванной. Вот и славно. Вот и хорошо.



Прижало к кровати. Потолок либо грязный, чего я раньше не замечал, либо усеян моими новыми сожителями, если от семейства сверху полезли опять "эти". День выдался сухим, ничего такого, что могло бы отличить его от остальных дней моей жизни. А у других разве лучше? Работа она и в Африке работа. Я никогда не слышал, чтобы мои знакомые из «Африки» жаловались мне на жизнь. Хотя у всех этих «Африк» вечно голодают дети, бывает засуха, денег нет, они не хотят очернить о себе мнение, хотя все уже давно догадались по внешним признакам.

В детстве я лицезрел, как мой сосед с непоколебимостью кидал всякую тварь в воду, словно гальку. Вмешиваться в это не хотелось. Помню как он смотрел на меня - будто при желании мог меня в этом мелководье утопить. Мне тогда лет двенадцать бело, а он постарше, лет шестнадцать или около того. У каждого свои моральные устои. Хоть он и был верующим, его бог ему не запрещал губить что-то живое, хоть и маленькое, неосознанное. Крестик на шее не приговаривал к православию в том понимании от которого он отказался. А я с детства атеистом был, потому что сложно было верить. По мере моего взросления взгляды не менялись, но приобретали разную форму: от богохульства до зависти к тем, кого не тревожит свой конец. Я пытался разговорить мать на счёт этого.

Почему христиане просят о помощи не бога, а его сына? А Будды вообще не было потомства?

«Вер много, но Бог один. Мы все обращаемся к одному Богу».

Позже она сказала: «Веры существуют, потому что это выгодно для государства».

А следом за этой мыслью пришло и то, что люди веруют в трудное время, дабы получить поддержку самообмана. Как я понял, точного ответа в этой жизни не дождусь, а все противоречия уйдут со мной под землю. Стыдно будет перед ребёнком, если он спросит меня о вере, а я лишь разведу руками и оставлю его думать об этом всём так же как и я.