Компенсация за бракованную жизнь...

Борис Иволгин родился с ощущением легкой, но какой то  неисправимой кривизны. Не физической,  с этим было всё как раз  в порядке!

Скорее, метафизической. Как будто его вырезали из не того дерева или собрали в пятницу вечером на конвейере, когда мастер торопился уже домой. Всю жизнь, ровно сорок лет, он чувствовал себя, как бы какой то  бракованной копией кого то другого. Копией  другого, более настоящего, успешного и гармоничного, которым он почему то так и не стал...

В детстве, пока другие мальчишки лихо гоняли на велосипедах и дрались, Борис предпочитал собирать гербарий и очень боялся высоты.
В юности, когда все влюблялись, страдали и пускались во все тяжкие, он тихо и преданно любил одну одноклассницу, но так и не решился пригласить её в кино, потому что был уверен: у «того», правильного Бориса, если бы он был на его месте, это получилось бы легко и более изящно...

«Тот» Борис наверняка поступил бы не в провинциальный политех, как он, а в столичный вуз, женился бы не на милой, но вечно уставшей Светлане из бухгалтерии, а на яркой женщине с искоркой, сделал бы головокружительную карьеру не скромного инженера-проектировщика в «Водоканале», как он сейчас, а… в общем, стал бы кем-то более  значительным!

Даже внешне ему казалось, что он, какой то  неудачный и невезучий  слепок. Волосы лежали не так, нос был чуть кривоват (хотя Светлана уверяла, что это очень даже мило!), а улыбка выходила какой-то виноватой, а вовсе не уверенной. Он был похож на эскиз гениального художника, который потом утратил свое  вдохновение и дописывал картину уже его неопытный ученик, да ещё и левой рукой!

Всё, за что он брался, получалось на твердую «четверку с минусом»...

Ни провалов катастрофических, ни взлётов ослепительных. Жизнь текла по накатанной, сероватой колее. Он был хорошим мужем, неплохим отцом для девятилетней дочки Маши, ответственным сотрудником. И только!

И всё время где-то на задворках сознания шелестела мысль:

— «А вот у того, другого, было бы, наверное, всё это иначе? Яснее. Ярче. Правильнее»...

В день своего сорокалетия это ощущение достигло самого  пика. Он сидел на кухне в своей стандартной трёшке, пил вечерний чай и смотрел на скромный пирог, который  испекла Светлана.
Маша уже спала.
Поздравили его родители, сестра, пара друзей. Всё было мило, душевно и… как то обыденно. Сорок лет!
Полжизни, как говорится...

А ощущение, будто он так и не начал по-настоящему жить. Будто играет не свою роль, и он  носит чужой, слегка не по размеру костюм...

«Ну вот, — думал он, отламывая кусочек бисквита. — Тому, другому Борису, наверное, вручали ключи от новой машины или устраивали сюрприз в ресторане. А может, он вообще в этот день покорял Эверест или получал Нобелевскую премию по чему-нибудь ненужному, но престижному. А я… я ем обычный пирог»...

В этот момент в дверь позвонили...

Борис нахмурился...
Десять вечера!
Кто бы это? Соседи? Опять счётчики проверять? Он нехотя побрёл к двери, посмотрел в глазок...

На площадке стоял незнакомый мужчина. Одет он был не в курьерскую униформу, а в… странный, слегка старомодный костюм песочного цвета, слишком идеально сидящий на нём. В руках тонкий кожаный портфель. Лицо было невыразительно-приятным, таким, что через минуту после разговора уже и не вспомнишь. Улыбка  профессиональная, не доходящая до глаз...

Борис открыл дверь, оставив цепочку:

— Да? Вам кого?

— Борис Сергеевич Иволгин? — голос у незнакомца был бархатным, хорошо поставленным, как у диктора советского радио.

— Я…

— Прекрасно!
Меня зовут Аркадий. Я представляю интересы… гм… Учреждения по надзору за качеством жизненных траекторий. Можем ли мы побеседовать? Это не займёт много времени...

Борис тупо смотрел на него:

— «Учреждение по надзору?…»

Звучало, как бред или очень какое то  изощрённое мошенничество?

— Вы кто? Откуда? Уже ведь поздно!

— Понимаю, понимаю, — кивнул Аркадий, и его улыбка стала чуть шире и слащавей. — Поздравляю с юбилеем, кстати! Именно по этому случаю я и здесь. Это… служебный визит. С извинениями!

«Извинения?» — мысль Бориса поползла по опасному пути. Может, это розыгрыш коллег? Хотя они вряд ли стали бы так изощряться.

— Какие извинения? Я Вас не знаю!

— Это мы Вас знаем, Борис Сергеевич. Очень хорошо знаем. С самого момента… гммм… зачатия, если можно так выразиться. Если Вы позволите, я всё объясню внутри. При нас нет никаких острых предметов, не бойтесь приглашать! — он пошутил, но шутка прозвучала, как заученная фраза из какой то инструкции...

Борис, движимый смесью любопытства и смутной надежды, что это всё-таки розыгрыш, щёлкнул цепочкой:

— Ладно. Проходите. Только тихо, дочка спит...

Аркадий вошёл, аккуратно вытер ноги о половичок, хотя на улице было сухо, и прошёл на кухню.
Его взгляд скользнул по интерьеру, будто сверяясь с каким-то внутренним чек-листом. Он сел на стул, который предложил Борис, и положил портфель на колени.

— Итак, Борис Сергеевич! Начнём с главного. Вы когда-нибудь ощущали, что Ваша жизнь… как бы это помягче… не совсем и Ваша? Что Вы будто живёте не свою судьбу? Чувствовали себя этаким… неудачным каким то  дубликатом? Кого то другого?

Борис почувствовал, как у него ёкнуло внутри.
Его сокровенное, стыдное ощущение было произнесено вслух чужим, этим бархатным голосом!

— Что Вы имеете в виду? — пробормотал он, садясь напротив.

— Имею в виду, как бы  производственный брак, — сказал Аркадий, щёлкнув замками портфеля. — В Вашем случае, к сожалению, имела место редкая, но досадная ошибка на этапе формирования… скажем так, «исходного импульса» на конвейере рождения детей!

Он достал из портфеля тонкий планшет в серебристом корпусе, провёл по экрану пальцем и повернул его к Борису. На экране была схема, напоминающая то ли молекулу ДНК, то ли какой то  запутанный лабиринт.
Одна ветвь светилась ярким золотым цветом, другая  тусклым, серовато-синим...

— Видите? Золотая линия,  это предусмотренная для Вас, эталонная жизненная траектория. Динамичная, насыщенная событиями, с высокими показателями по шкалам «самореализация», «признание» и даже «драйв». Синяя, это то, что, увы, реально  реализовалось. Как видите, траектории расходятся кардинально уже на самом  раннем этапе!

Здесь,  — он ткнул в экран,  — в возрасте семи лет, у Вас был предусмотрен ключевой выбор: пойти в секцию дзюдо, что заложило бы основы лидерских качеств и уверенности.
Вы же, по стечению обстоятельств, пошли в кружок юного натуралиста.

Мило, конечно, но для золотой линии, это уже критическое отклонение!

Борис смотрел на экран, открыв рот...

Всё было похоже на бред, но… слишком уж в точку!

— Кто Вы такой? — выдохнул он. — И что это за бред?

— Я уже Вам представился. Аркадий, курьер первой категории. А это, Борис Сергеевич, уже не бред.
Это статистика вероятностей, реализованных и всех ваших  упущенных. Наше Учреждение ведёт мониторинг. И, к нашему величайшему сожалению, в Вашем случае произошёл просто  системный сбой.
Вместо предначертанной Вам судьбы «Альфа-Борис» вы получили судьбу… условно говоря, «Борис-Бета». Бракованную копию, как Вы сами, кажется, интуитивно всегда и  чувствовали...

Борис почувствовал прилив странного возмущения:

— То есть Вы хотите сказать, что моя жизнь, вся моя жизнь — это… какой то заводской брак?

— Не заводской, — поправил Аркадий. — Скорее, бюрократический. Ошибка в документообороте между Отделом Предназначений и нашим  Цехом Реализаций.
Ваш файл перепутали с файлом другого Бориса, который, кстати, живёт в Новосибирске и вполне доволен своей судьбой «дзюдоиста-юнната», но это уже его проблемы!

А Ваша проблема в том, что Вы сорок лет прожили не свою жизнь. И за это наше Учреждение приносит Вам официальные извинения!

С этими словами Аркадий достал из портфеля конверт из плотной, дорогой бумаги с водяными знаками. Вскрыл его и извлёк лист с казённым бланком и печатями, на которых было написано что-то неразборчивое, но внушительное. И… чек... Обычный банковский чек, но с большим количеством нулей!

— Это, — Аркадий положил чек поверх бланка, — наша частичная компенсация за моральный ущерб, вызванный этой непредвиденной  ошибкой. Сумма, как видите, немаленькая!
Ровно десять миллионов рублей...

Борис посмотрел на цифры. Десять миллионов?
За свою бракованную жизнь? Мысль была настолько абсурдной, что его мозг отказался её обрабатывать.

— Это что,  шутка? Розыгрыш? Скрытая камера? — он огляделся по сторонам.

— Увы, нет, — вздохнул Аркадий. — Это стандартная процедура в случае доказанной ошибки. Мы не можем повернуть время вспять и перезапустить Вашу жизнь по золотой траектории,  это нарушило бы всеобщий баланс.
Но мы можем компенсировать неудобства материально! Примите, пожалуйста, наши извинения и этот чек. Его нужно обналичить в любом отделении «Сбербанка» в течение трёх суток. Процедура анонимная, вопросы задавать Вам вообще не будут...

Борис смотрел то на чек, то на бесстрастное лицо курьера. Десять миллионов...

Они могли бы переехать из этой хрущёвки, помочь родителям, обеспечить учёбу Маше, наконец-то поехать с семьёй на море, не в Анапу, а куда-нибудь подальше… Но что-то внутри восстало. Его вечная, въевшаяся в кости скромность и чувство какой то  «незаслуженности»...

— Нет, — сказал он твёрдо, хотя его  голос заметно дрогнул. — Я не могу это принять!

Аркадий поднял бровь:

— Простите?

— Я не могу. Это… как то неправильно. Жизнь у меня какая есть, такая есть!
Не идеальная, но моя.
Я не заработал этих денег. Я не… я не жертва!
Я просто жил. Как мог. Принимать деньги за то, что я не стал кем-то другим?… Это как-то нечестно!

Курьер смотрел на него с искренним, неподдельным изумлением.
Казалось, в его глазах промелькнуло что-то вроде уважения, смешанного с небольшой  досадой:

— Борис Сергеевич, Вы… Вы отказываетесь от десяти миллионов? Разумеете ли Вы?

— Разумею. Спасибо, конечно, за… извинения. Но нет!

Аркадий медленно покачал головой. Потом поднял вверх палец:

— Одну минуту. Мне нужно проконсультироваться!

Он достал из внутреннего кармана пиджака небольшой, странного вида коммуникатор, похожий на ракушку, и отошёл в угол кухни.

Борис слышал лишь обрывки шёпота:

— «Да, отказывается… Нет, не шутит… Честность, скромность… Да, понимаю…»...

Через пару минут Аркадий вернулся к столу. Его лицо выражало почти благоговение:

— Борис Сергеевич. Я связался со своим  руководством. Они… просто  потрясены!
За всё время существования Учреждения,  это второй случай добровольного отказа от компенсации. Первый был в 1347 году у одного монаха-францисканца, но у него были свои религиозные соображения. У Вас же… простая человеческая порядочность!

— Ну, я не знаю…

— Руководство приняло такое  решение, — перебил его Аркадий, и в его голосе опять  зазвучали официальные нотки. — Ввиду исключительности случая и демонстрации Вами редких в современном мире качеств, компенсация удваивается. Двадцать миллионов рублей!
Как знак нашего глубочайшего уважения и… попытка всё-таки загладить свою вину!

Он достал из портфеля второй чек и положил его рядом с первым. Цифра с нулями стала совершенно фантастической!

Борис просто онемел...

Его принципы, его скромность зашатались под натиском такой суммы.
Двадцать миллионов! Это уже не просто «переехать и поехать на море».
Это,  полная финансовая свобода!
Возможность не думать о кредитах, о пенсии, о том, хватит ли денег на репетитора для Маши!

— Но… за что? — прошептал он. — Я же ничего не сделал.

— Вы сделали самое сложное, — сказал Аркадий уже почти тепло. — Вы остались человеком в ситуации, где можно было бы ожесточиться. Вы приняли свой это наш  «брак», как данность и жили с ним, не озлобившись ни на кого!
Это дорогого стоит!
В наших… отчетах и протоколах это отмечено...
Итак, Вы согласны?

Борис посмотрел на чеки. На свою кухню с облупившимися обоями. Вспомнил тревожные глаза Светланы, когда она считала деньги до зарплаты. Вспомнил, как Маша мечтала о собаке, а они не могли себе позволить даже на  траты на содержание.
Его внутренний «правильный» Борис, тот, золотой, наверное, гордо отказался бы и от двадцати. Но его, сине-серый, бракованный Борис, усталый сорокалетний мужчина, увидел в этом какой то сейчас шанс.

Не для себя одного. Для своих близких. Шанс, выпадающий раз в жизни. Или, как оказалось, раз в несколько столетий!

Он глубоко вздохнул:

— Хорошо. Я согласен...

Лицо Аркадия озарилось победной улыбкой. Он быстро заполнил какие-то бумаги, взял с Бориса расписку о получении «документов» (чеки он назвал именно так) и вручил ему небольшую визитку с единственным номером телефона:

— Если возникнут вопросы по обналичиванию,  звоните. А теперь, Борис Сергеевич, позвольте ещё раз принести Вам извинения от лица всего нашего  Учреждения. Желаю Вам… наверстать упущенное. В рамках возможного, конечно...

Они пожали друг другу руки. Аркадий ушёл так же бесшумно, как и появился.
Борис остался сидеть на кухне с двумя чеками в руках, ощущая себя одновременно каким то  мошенником, и даже счастливчиком и персонажем самого дурацкого сна наяву...

На следующее утро Борис проснулся с тяжёлой головой и твёрдой уверенностью, что всё это  приснилось.
Пока он не увидел на тумбочке рядом с кроватью два прямоугольника плотной бумаги. И чеки.
Он взял их в руки. Они были настоящими. На ощупь. Даже по запаху типографской краски...

Паника, тихая и леденящая, сковала его.
А вдруг это какая-то махинация? Вдруг он это обналичит, а его посадят за отмывание преступных денег? Или это точно  деньги преступников? Но Аркадий выглядел… как то не криминально. Скорее, сюрреалистично...

Он спрятал чеки в книгу,  в старый том «Войны и мира», который никогда не читал,  и пошёл на работу, как ни в чём не бывало.
Но весь день он был сам не свой. Проектировал систему водоотведения для нового микрорайона и ловил себя на том, что вместо расчётов рисует на полях нолики. Двадцать миллионов! Двадцать!
Это примерно четыреста его зарплат. Или двадцать его машин. Или…

— Борис, ты чего сегодня такой  мрачный? — поинтересовался за обедом коллега Виктор. — Юбилей вчера отметил, голова болит?

— Да нет, — отмахнулся Борис. — Просто… мысли...

— Ага, понимаю. Сорок,  не шутка. Сам через это проходил. Кажется, жизнь кончена, а на самом деле только начинается...

«Если бы ты знал!», — подумал Борис.

Вечером он не выдержал. Сказал Светлане, что задержится, и поехал в центральное отделение «Сбербанка».
Не в своё районное, а подальше, на всякий случай. Сердце колотилось так, будто он шёл на крупнейшее  ограбление...

Он подошёл к окошку, где принимали особые платежи, и молча протянул чек кассирше, немолодой женщине с строгим лицом.

Она взяла его, взглянула, и её брови сразу в разнобой поползли вверх.
Она посмотрела на Бориса, потом на чек, потом снова на Бориса.
Потом что-то быстро застучала по клавиатуре, сверяясь с какими-то документами. Борис приготовился к тому, что сейчас вызовут охрану и его повяжут....

Но кассирша вдруг улыбнулась,  впервые за весь день, судя по её уставшему лицу:

— Всё в порядке, Борис Сергеевич. Компенсация по страховому случаю, как я вижу! Как Вам удобно получить? На карту или наличными? Только наличными такая сумма… это будет целый чемодан...

— Н-на карту, — прошепелявил Борис. Он не имел никакой карты, кроме своей зарплатной.

— Можете оформить у нас премиальную. Сейчас, мигом сделаем!

Через сорок минут у Бориса в руках была тёплая, только что выпущенная платиновая карта.

И на её счёте лежало двадцать миллионов рублей. Он вышел из банка, сел на лавочку в скверике и просто сидел, глядя на проезжающие машины. Ощущение было таким, будто у него внутри взорвалась маленькая звезда. Не радость даже. Шок. Глубокий, всепроникающий шок...

Теперь нужно было решать, что делать. И главное,  как сказать Светлане об этом...

Он не мог просто прийти и сказать:

— «Дорогая, мне одна известная небесная канцелярия выдала компенсацию за бракованную мою жизнь по их ошибке, вот Вам двадцать лимонов рублей!».
Она подумает, что он сошёл с ума. Или связался с чем-то тёмным и преступным...

В итоге он придумал версию, которая была почти правдой, но без всякой этой  без мистики.

Вернувшись домой, он усадил Светлану на диван и сказал, опустив глаза:

— Свет, я должен тебе кое-что сказать. Ты помнишь, я несколько лет назад вкладывался деньгами в один стартап? Друг Вадима, тот самый  программист? Помнишь?

Светлана нахмурилась, вспоминая:

— Смутно. Ты говорил, это у вас тогда   провалилось!

— Так и думал. А сегодня выяснилось,  не провалилось. Их купила крупная компания. И мои акции… они теперь стоят очень дорого. Я сегодня получил за это  деньги...

Он показал ей приложение банка на телефоне. Светлана посмотрела на баланс, побледнела, потом густо покраснела.

— Боря… это… сколько же здесь нулей? Это… двадцать миллионов? — её голос сорвался на шёпот.

— Да.

— Ты уверен, что это… законно? Там нет подвоха?

— Всё законно. Всё проверено. Деньги уже наши!

Светлана даже заплакала.
Не от радости, а от снятия того многолетнего напряжения, которое копилось годами. Потом она бросилась его обнимать, смеясь и всхлипывая одновременно. Маша, разбуженная шумом, вышла из комнаты, и им пришлось объяснять и ей. Девочка, конечно, не понимала масштабов суммы, но поняла главное:

«Значит, мы теперь богатые? Можно тогда мне щенка?»

В ту ночь они не спали...

Строили планы. Борис, к своему удивлению, обнаружил, что его бракованная, осторожная натура не рвётся сразу  скупать яхты и машины.
Первое, что он предложил,  погасить ипотеку за эту квартиру (крошечную, но свою) и купить новую, просторную, с комнатой для Маши и кабинетом для него.
Потом  вложить в образование дочери.
Потом  помочь родителям и Светкиной маме.
Потом, наконец-то,  съездить в путешествие. Не в Турцию, где  «всё включено», а, например, в Италию. Посмотреть искусство. Борис всегда тайно любил живопись, но считал это непрактичным...

Светлана смотрела на него влюблёнными глазами.

«Ты знаешь, Боря, — сказала она. — Я всегда думала, что в тебе есть что-то… особенное. Спокойное, доброе. И сейчас это подтвердилось. Другие на твоём месте уже бы сразу зазнались».

Борис смутился.
Он-то уже знал, что его эта  «особенность»,  результат брака на производстве небесной канцелярии.
Но, глядя на сияющее лицо жены, он впервые подумал: а может,  это и не такой уж брак?

Деньги меняют всё, даже если меняешь в жизни ты совсем мало.
Они,  как мощный растворитель,  разъедают старые проблемы, но могут разъесть и саму личность.

Борис старался держаться скромно. Они купили хорошую, но не роскошную квартиру в новом доме.
Машину,  надёжную иномарку, но не «мерседес». Одежду  качественную, а не с броскими  логотипами.
Он даже не уволился с работы, хотя сократил нагрузку до частичной занятости,  ему, как ни странно, нравилось проектировать. Это давало какое то  ощущение нормы...

Но искушение пожить жизнью «того», золотого Бориса, порой тоже  накатывало.
Особенно когда он сталкивался с людьми из того, другого мира...

Однажды он пошёл в дорогой магазин электроники купить новый ноутбук (старый окончательно сдался).
К нему подошёл молодой, гладкий консультант...

— Выбираете для работы? Можем посмотреть топовые модели для серьёзных задач, — сказал он, оценивающе глядя на скромную куртку Бориса.

Раньше Борис смутился бы и стал что-то мямлить про «бюджетные варианты». Но теперь в кармане у него лежала платиновая карта. Он ощутил странный прилив уверенности:

— Давайте посмотрим самый мощный. И чтобы лёгкий...

Консультант, чуть удивившись, принёс ультрабук аж за  стоимость подержанной «Лады».

Борис кивнул:

— Беру. И вот эту беспроводную мышь. И наушники вот эти!

Он расплатился картой, не глядя на терминал.
Консультант сразу же  преобразился.

Его лицо озарилось сиянием почтительной радости:

— Отличный выбор, сэр! Позвольте помочь донести до машины?

«Сэр»?
Бориса это одновременно позабавило и всё таки смутило.

Он вышел из магазина с пакетами, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Он купил не вещь, а какое то другое отношение. И это было… даже  приятно. И противно одновременно...

Дома, настраивая новый ноутбук, он поймал себя на мысли:

— «А что бы сделал „тот“ Борис? Наверное, купил бы не один, а три. Или нанял бы ассистента, который бы это сделал за него».

Он отогнал мысли. Он не «тот»! Он,  свой, хоть и бракованный.
И теперь, богатый бракованный! Нужно искать свой путь...

Он начал позволять себе маленькие, но важные для него радости.
Записался на курсы итальянского,  язык этот ему  всегда нравился своей мелодичностью.
Купил хороший набор для акварели (в детстве он неплохо рисовал, но забросил).
Стал брать в библиотеке те книги, на которые никогда не было времени,  не по специальности, а «для души»: философию, историю искусств, поэзию...

Однажды, листая альбом с репродукциями импрессионистов, он наткнулся на картину, где было изображено что-то простое,  стог сена в разном освещении.
И его вдруг осенило: вся его прежняя жизнь была,  как этот стог,  один и тот же, день за днём. А сейчас свет это изменился. Угол падения, оттенки. И стог заиграл новыми красками. Он всё тот же, но уже  выглядит совершенно иначе...

Возможно, дело не в том, чтобы стать кем-то другим. А в том, чтобы увидеть себя при правильном свете?

Прошло полгода...

Жизнь вошла в новую, спокойную и насыщенную колею.
Борис почти перестал думать о своей теперь  «золотой» траектории.
Он был слишком занят: учил язык, рисовал ужасные с точки зрения академического искусства, но искренние акварели, много гулял с новой собакой,  лабрадором по кличке Аркадий (в честь курьера, куда уж деться?), проводил время с Машей, помогая ей с уроками и открывая мир заново вместе с ней...

Однажды вечером, когда он возился на новой, просторной кухне, пытаясь по рецепту из интернета приготовить ризотто, в дверь позвонили.

На пороге снова стоял Аркадий. В том же безупречном костюме, с тем же портфелем.

— Борис Сергеевич! Разрешите войти? Плановый контрольный визит!
Борис, вытирая руки о фартук с надписью «Шеф-повар», впустил его:

— Аркадий? Проходите. Что, хотите  проверить, как я трачу Вашу  компенсацию?

— Что Вы, что Вы, — курьер
поднял руки в умиротворяющем жесте. — Мы не фискальный орган. Нас интересует качество жизни после этой  компенсации. Эмоциональный коэффициент, так сказать. Могу расчитывать?

Он сел на барный стул на кухне, достал тот же планшет и начал что-то там водить пальцем.

Борис продолжил помешивать ризотто:

— Ну, как видите! Переехали. Собаку завели. Я уволился с полной ставки, теперь консультирую. Учу итальянский. Рисую...

Аркадий поднял бровь, глядя на экран:

— Да, вижу. Показатели… любопытные. Уровень стресса снизился на 78%. Удовлетворённость жизнью возросла на… ого! На 140%! Креативная активность с почти нулевой до устойчивых значений.
Любопытно!
А финансовая грамотность как?

— Мы с женой положили большую часть в депозит и накопительные счета для Маши. Часть вложили в нормальные акции. Живём на проценты и мою зарплату консультанта. Без излишеств...

— Мудро, — одобрительно кивнул Аркадий. — Очень мудро. А сны?

— Какие сны?

— Не снятся ли Вам какие то  альтернативные сценарии? Тот самый, «золотой» путь? Например, Вы  владелец успешного IT-стартапа? Или знаменитый путешественник?

Борис задумался, помешивая рис:

— Знаете, сначала снилось... Будто я лезу на Эверест и ругаюсь с шерпами- носильщиками  из-за большой цены. Или стою на сцене перед толпой с какой-то премией и вдруг  забываю текст речи. Странные, нервные сны. Потом прошли. Теперь иногда снится, что я просто гуляю с собакой по новому парку. Или что мы с семьёй в какой-то маленькой итальянской деревушке. И это очень… сейчас спокойные сны!

Аркадий что-то отметил в планшете. На его обычно бесстрастном лице появилось подобие улыбки:

— Поздравляю, Борис Сергеевич. Вы прошли адаптационный период успешнее, чем даже ожидалось. Большинство получателей компенсации либо транжирят всё за год, впадая в ещё большую душевную  пустоту, либо, наоборот, боятся потратить ни копейки, живя в полной  тревоге.
Вы же… нашли хороший баланс! Используете ресурс, как инструмент, а не как цель!

— Ну, я же инженер, — пожал плечами Борис. — Привык всё оптимизировать. Да и… — он запнулся. — Я чувствую, что эти деньги даны мне не просто так. Не для того, чтобы стать кем-то другим. А чтобы стать… более полной версией себя! Бракованная-то версия, может, и не такая уж плохая, если её правильно «запитать»? Как думаете?

Аркадий смотрел на него с нескрываемым интересом:

— Вы знаете, Борис Сергеевич, в нашем Учреждении есть одна теория. Что так называемые «бракованные» траектории… они иногда дают неожиданные, и самые  глубокие плоды!

«Золотые» линии, они эффективны, предсказуемы, но… как то  шаблонны.
А в отклонениях, в сбоях иногда рождается настоящая уникальность. Та самая, которую не заложишь в алгоритм.
Ваша реакция на компенсацию, Ваш выбор… это, пожалуй, самое интересное отклонение из всех, что я видел за триста лет своей  службы!

Борис от неожиданности выронил ложку в кастрюлю:

— Триста… что?

— Ой, — Аркадий смущённо поправил галстук. — Фигура речи, конечно! Так сказать, профессиональный жаргон. В общем, Вы  молодец! Продолжайте в том же духе. На этом наш контрольный визит завершён. Следующий,  через пять лет, если доживёте, — он как то  опять пошутил, но шутка снова вышла немного  неуклюжей...

Он собрался уходить, но на пороге обернулся:

— И, Борис Сергеевич… насчёт того «другого» Бориса, золотого. Не зацикливайтесь. По нашим данным, его траектория, хоть и блестящая, сопровождается хронической и тяжелой  язвой, двумя разводами и постоянным чувством, что он чего-то не успевает.
Иногда брак,  это не дефект, а… иная уже комплектация. С дополнительной опцией душевного спокойствия, которую не всегда видно в спецификациях. Всего доброго!

И он исчез в подъезде, оставив Бориса на кухне с томившимся ризотто и кружащейся головой...

Прошли ещё годы.
Борису было уже под пятьдесят. Дочь Маша поступила в медицинский, как и хотела.

Светлана, освободившись от вечной денежной тревоги, открыла в себе талант к ландшафтному дизайну и теперь с упоением обустраивала их загородный дом и помогала соседям.
Сам Борис… так и не стал тем «другим».
Он не покорил Эверест, не получил Нобелевскую премию и не основал никакую империю...

Но он выучил итальянский настолько, что мог читать Данте в оригинале (с словарём, конечно!). Его акварели стали лучше, и он даже рискнул выставить несколько на местной ярмарке,  одну даже купила какая-то женщина, сказав, что в ней есть какая то  «искренняя тишина».
Он написал и издал за свой счёт небольшую книжку, сборник эссе о простых вещах: о первом снеге, о вкусе кофе по утрам, о том, как меняется свет в его мастерской.
Критики её как то и не заметили, но несколько человек написали ему тёплые письма, и это им  ценилось дороже любых рецензий...

Он по-прежнему консультировал «Водоканал», потому что ему нравилось решать сложные задачи и чувствовать, что он приносит практическую пользу. Деньги с компенсации, грамотно вложенные, приносили стабильный доход, которого хватало на всё, что было по-настоящему важно...

Однажды весенним днём они с Аркадием (собакой) гуляли по лесу за домом. Воздух пахнул сырой землёй и почками.
Борис остановился на опушке, глядя на проталины, на которых уже пробивалась первая трава. И тут его осенило!

Он прожил сорок лет с чувством какого то  брака.
А потом получил компенсацию не за то, чтобы исправить этот брак, а за то, чтобы увидеть его ценность.
Его «кривое» детство с гербариями дало ему внимание к деталям и терпение. Его нерешительность в юности уберегла от многих ошибок. Его скромная работа научила его ценить стабильность и тихий порядок вещей. Его верность Светлане, выросшая из недостатка смелости искать что-то «лучше», обернулась глубоким, надёжным союзом!

Он не был неудачной копией кого-то другого. Он был черновиком. Но не черновиком «того» Бориса, а черновиком самого себя.
И теперь, с годами, этот черновик обрёл глубину, мягкость, свою собственную, ни на чью не похожую историю. В нём не было глянца «золотой» траектории. Зато были шероховатости, которые теперь  приятно чувствовать под пальцами. Трещинки, сквозь которые прорастала своя, уникальная жизнь!

Он вспомнил слова Аркадия:

— «Иная комплектация».

Да!
Он был собран с отступлениями от другого, настоящего проекта. Без «опции» безрассудной храбрости, но с «дополнением» своей  вдумчивости. Без «пакета» карьеризма, но с «функцией» преданности! Возможно, на небесном конвейере действительно произошла какая то ошибка. Но в результате получился не брак, а немного лимитированная серия. Единственный экземпляр!

Пёс Аркадий ткнулся носом в его ладонь, требуя внимания к нему...

Борис потрепал его по загривку:

— Пойдём домой, дружище. Светлана, наверное, пирог испекла!

Он шёл по лесной тропинке к дому, из трубы которого вился дымок, и чувствовал то, что можно было назвать счастьем. Не ликующим, а тихим, и уже  укоренённым.
Счастьем человека, который наконец-то перестал примерять на себя чужой размер и оценил удобство своего, пусть и не идеального, покроя!

Он был Борисом Иволгиным. Неудачной копией?
Нет!
Оригиналом со сложной, но своей судьбой. И двадцать миллионов были не платой за брак, а просто… неожиданным бонусом, который позволил эту оригинальность рассмотреть и теперь  лелеять без лишней суеты...

А где-то там, в параллельной золотой реальности, другой Борис, вероятно, в этот момент подписывал многомиллионный контракт и хватался за живот, где ноет язва...

Наш же Борис шёл домой, к пирогу и к своей семье, и думал о том, что, возможно, он всё-таки выиграл в этой странной лотерее!
Не в ту, что с деньгами. А в самую  главную в его жизни!