Рыжая песня Дебют 4

  Барсук Тихон Петрович стоял в небольшой растерянности. С одной стороны, он должен исполнить свой долг блюстителя порядка - немедленно прекратить имеющиеся в наличии безобразия и восстановить тишину и правопорядок в вверенном ему участке.

  Простим Тихону Петровичу такие сложные слова. Долгая служба лесным участковым, к сожалению, давала о себе знать, и даже думал он фразами из протокола.

  С другой стороны – красиво поют, черти!

  А над полянкой разносилось четырёхголосное:
    О-о-ой, то не ве-е-че-е-р, то не-е-е ве-е-е-е-че-е-ер,
    Мне-е-е-е ма-а-алым мало-о-о спало-о-о-о-ось...

  Четыре весёлых таракана обнявшись сидели на берегу пруда.

  Четыре рыжих брата-усача, двое – погодки и два младших-близнецы, были неразлучны. Всегда помогали друг другу, и стояли друг за дружку горой. Хорошие, в общем-то, ребята. Первыми в драку не лезли, в помощи никогда не отказывали, старших уважали.

  В кого только уродились такие голосистые?..

  И ведь не для озорства, не для пакости какой-то, а для удовольствия. Любили попеть. От всей молодецкой тараканьей души.

  Одна беда – тараканы жители ночные. И пела неразлучная четвёрка в самый разгар своей ночной жизни, говоря иными словами, когда все спят. Поэтому, вместо восхищения и благодарности, получали братья всеобщее возмущение и регулярные воспитательные беседы от Тихона Петровича.

  Вот и сейчас… Уже тревожно зажигались огоньки в траве, слышались возгласы:
  - Прекратите безобразие!
  - Дайте поспать! Мне в 5 утра на опыление за 5 километров лететь!
  - Фулюганьё!

    Ой, да про-о-опа-а-адё-о-от он говори-и-и-ил,
    Тва-а-а-ая-а-а буйна-а-а голова-а-а-а-а!

  Четырёхголосный ураган, легко перекрывал слабенькую волну возмущения.

  - Хорошие голоса! Чувство ритма неплохое...

  Тихон Петрович удивлённо обернулся на такие слова.

  Маэстро Кузьма Кузьмич, стоял в пижаме и ночном колпаке, зябко переступая с лапки на лапку и внимательно вслушивался в неуместный ночной концерт.

  - Кузьма Кузьмич!!! Вы моё спасение! Сделайте что-нибудь с этими шалопаями! Ведь жалко, пропадут ребята.

  Кузнечик на минутку задумался:
  - Пожалуй… Я бы мог позаниматься с ними, но я не люблю, когда опаздывают и пропускают занятия…

  - Будут! Будут ходить, Кузьма Кузьмич! Лично прослежу!

  На следующий день Кузьма Кузьмич, возвращаясь с утренней репетиции, обнаружил возле своего дома рыжеусую компанию в полном составе. Завидев дирижёра издалека, старший из братьев, вскочил на ноги и лихо затянул:
  - В траве сидел кузне-е-ечик! В траве сидел кузне-е-ечик!
  - Совсем как огуре-е-е-ечик, - подхватил второй из братьев.
  - Зелё-о-оненький он бы-ы-ы-ыл! - протяжно закончили близнецы.

  Возникла многозначительная пауза. Братья хитро улыбались и во все фасеточные глаза внимательно смотрели на кузнечика, ожидая его реакции.

  - Молодцы! Я тоже не люблю терять время попусту. Приступаем к занятиям немедленно! – бодро произнёс маэстро, доставая свою дирижёрскую палочку, — Начнём с распевки по гамме!

  В этот день горластая семейка узнала, что правильно дышать, тоже нужно учиться. Что конкурс, кто дольше прошипит как змея на одном дыхании, не забава, а серьёзное упражнение. Пение оказалось ох, каким непростым занятием, а уж пение вчетвером – непростым во много раз, ведь нужно было слушать-слышать братишек и следить за жестами дирижёра. Всё было очень непросто и очень интересно. Мало-помалу шалопаи втянулись. Сами, без указаний Тихона Петровича, ходили на занятия, а обитатели полянки стали спокойно спать по ночам.

  На занятиях Кузьма Кузьмич был строг с вчерашними проказниками, но в душе был доволен. У братьев оказались бас, альт и два великолепных сопрано. Не хватало только тенора…

  В один из дней, выходя на очередную репетицию новоиспечённого квартета, маэстро столкнулся с застенчивым молодым сверчком. Гость робко пошевелил роскошными рыжими усами, и прострекотал нежнейшим тенором:
  - Извините… Я очень хочу петь…

  Квинтет сложился.

  Дебют квинтета «Неистребимые» прошёл при полном аншлаге. Пели романсы. И конечно, специально для обитателей полянки – «Старый клён», «Соловьи», «Чёрный ворон» и «Лесной олень». Закончили программу песней «Ой, то не вечер», с которой и началась наша история. Те, кто ещё совсем недавно ругали рыжую шайку-лейку, писали на них жалобы – бешено аплодировали и кричали «Браво! Бис!». «Вечер» на «бис» исполнили три раза, и на третий раз вокалистам подпевала уже вся публика. Участковый Тихон Петрович гордо посматривал на своих подопечных и улыбался в густые усы.

  В один из августовских дней, когда трава уже потеряла сочность и зелёный цвет её стал менее задорным и ярким, маэстро застал неразлучную братию с чемоданами у порога своего дома. Усато-шестилапый коллектив нерешительно переминался, смущённо кашлял и отводил глаза…

  Наконец, сверчок набрался духу:
  - Дорогой, Кузьма Кузьмич! Мы искренне благодарны Вам, за неоценимый вклад в наше развитие. Несомненно, во многом благодаря Вашему труду, стал возможен наш успех, но мы считаем, что на данном этапе переросли масштабы нашей полянки и хотим расширить охват публики!

  Повисло неловкое молчание.

  «Четыре четверти… Полная пауза», - мысленно отметил кузнечик.
  - Что-ж… Мне очень грустно расставаться с вами, но, если вы так решили… Пойте от души. Любите свою публику. Не забывайте нашу лужайку и пруд. Ни пуха вам!

  Кузьма Кузьмич обнял всех пятерых на прощание. Все молчали, и только старший из братьев глухо пробасил:
  - Ты… Это... Не серчай… И спасибо…

  Квинтет «Неистребимые» в полном составе, с чемоданами, не оглядываясь, удалялся от домика кузнечика, который смотрел им вслед и думал, что единственные искренние и правдивые слова, услышанные им сейчас – от старшего из братьев. Всё остальное было какое-то не настоящее, притворное. Фальшь маэстро слышал сразу. Но вот откуда она взялась у этих доселе бесхитростных парней? Кто внушил им ложные надежды?..

  Нужно было готовить вечернюю программу без квинтета.

  Как сложилась дальнейшая судьба наших героев – неизвестно. Обратно они не вернулись, и над прудом больше не разливалось пятиголосное «Ой, да во сне-е-е при-и-ивиде-е-ело-о-о-о-сь».

  Однажды прилетала сойка, и рассказывала, что живёт компания тараканов и сверчка у какого-то старичка за печкой, и называет его странным словом «продюсер». Дед ими вечно недоволен, возит на гастроли только в сундуке, и однажды увёз их аж на Антарктиду.

  Но болтунье-сойке мало кто верит.