Глава 9. Отступник

Случилось страшное, непоправимое…
— Стой… Шик… Хорош! — задыхался Глеб после спринтерской трёхсотметровки. — Никто нас не преследует… никто нас не видел… а бежать как потерпевшие — себе дороже. Выкупаешь?
— Выкупаю, — нехотя согласился Шики.

Минут пять шли молча, восстанавливали дыхание. Потом их внимание привлёк нарастающий и всепоглощающий (чувства, ум и, если хотите, душу) вой сирены.
Четверть минуты спустя по дороге в сторону их района, сверкая мигалками, пролетели автомобили скорой помощи, пожарной, милиции. Шики, проводив кортеж немым, но красноречивым взглядом, нервно прикурил, однако, не глядя и задом наперёд.
— Сука, — выругался он, после чего оторвал подпаленный фильтр и прикурил заново. В три затяжки справился.
— Ты чего мне не оставил? — опешил Глеб.
— Мы его убили, — процедил Шики.
— Что?
— Инвалида убили.
Конверсионная истерия охватила Шики. Он неподвижно стоял на месте и смотрел колючим невменяемым взглядом. Глебу стало чуточку не по себе.
— Допустим, — осторожно сказал он. — Дальше что?
— В смысле — что?! — возбудился Шики. — Как ты можешь быть таким возмутительно спокойным? Ты что, не понимаешь — мы человека убили!
— Да с чего ты это взял? Откуда такая уверенность? Мы даже не знаем, был ли он дома. А если и был, почему сразу убили? Да и мало ли куда скорая могла проехать?
— Нет, нет. Я чувствую — дело дрянь…
— По-моему, ты просто параноик.
С минуту помолчали, перекидываясь вопросительными взглядами.
— Решено, — с твёрдым апломбом сказал Шики. — Я пойду и во всём сознаюсь.
— Не беси меня, — начал терять хладнокровие Глеб.
— Да не переживай! Идея была моя, поэтому всю вину и ответственность я беру на себя.
— Очень благородно с твоей стороны, я оценил. Но ты тупо не вывезешь допроса, ты даже не знаешь, как шашку делать. Посыплешься и меня выдашь.
— А как её делать?
— Руками, б***дь! — терпение таяло на глазах. — Всё, Шики, погеройствовал и хватит. Забыли.
— Ммм…
Видя, что словами результата ни добиться, ни достучаться, Глеб решил действовать более основательно.
— Хорошо, — сказал он, протягивая руку. — Вольному воля.
Шики настороженно заглянул в глаза, не прочёл подвоха, ответил крепким пожатием.
— Спасибо, — улыбнулся он, а через секунду мир вокруг совершил пируэт на 180 градусов. Броском через бедро Глеб перевёл товарища в горизонтальное положение, одним рывком перевернул лицом в землю, придавил коленом меж лопаток, а руку взял на излом.
— А-а! Больно! Больно!
— И будет ещё больнее. Хочешь?
— Отпусти! Сдурел? А-а! Сломаешь же?!
— Прости, Шик, но ты не оставляешь мне выбора.
— Да я всё понял! А-а! Понял я! Понял!
— Точно понял?
— Настей клянусь!
— Барсиком клянись, — велел Глеб, но не рассчитал должным образом силёнок, послышался характерный хруст, сопротивление ушло, а рука приняла неестественное положение. — Мля-а…
— А-а-а! С-сука!!! — не своим голосом взревел Шики. — Мамочки у-и-и…
— Дружище, прости, я не хотел, — оправдывался Глеб, помогая Шики подняться на ноги. — Случайно вышло, выкупаешь?
— Аккуратней!
— Прости. Больно?
— Конечно, больно! Руку мне сломал, сволочь.
— Да, может, просто вывих? Давай, вставлю.
— Сдурел? Скорую вызывай, скорую!
— Да как же я…
Глеб не договорил, так как послышался вой сирены, а на горизонте, сверкая мигалками, показалась знакомая машина. Медлить было нельзя. Сознавая, что пришло время решительных действий, Глеб вышел на дорогу, на полосу встречного движения, вытянул руку ладонью вперёд и, игнорируя предупреждение звуковым сигналом и проклятия, извергающиеся отборным трёхэтажным матом, остановил-таки скорую.
— Тебе жить надоело, сопляк? — выскочил в бешенстве водитель.
— Человеку плохо.
— Сейчас тебе будет плохо, — сказал тщедушный мужчина. Краем глаза убедившись, что молодая хорошенькая медсестра, сидящая на переднем сиденье, напряжённо наблюдает за развитием событий, он наигранно сплюнул и попытался нанести удар кулаком в живот. Глеб ушёл от удара, схватил руку за запястье и повторил приём.
— А-я-я-й!!! Больно! Больно!

Четверть минуты спустя Шики и Глеб теснились внутри салона, где компанию составляли пожилая медсестра и сосед-инвалид, что лежал овощем вдоль носилок. Постанывая на каждой кочке и яме, Шики ни о чём другом не мог думать, как о ноющей, нестерпимой боли: «Долбанные дороги!»
— А с этим что? — указал Глеб на соседа-инвалида.
— Кони двинул, — зевая, ответила женщина. — Не успели…
Шики и Глеб обменялись ошеломлёнными взглядами.
— А причина? — спросил Шики, забыв на время свои муки.
— Инфаркт.
— Инфаркт? Вот дела…
— Не пойму, чему ты, Шики, удивляешься? Дело ясное: возраст, судя по виду — асоциальный образ жизни, недоедание налицо. По-моему, всё логично. Ведь так? — обратился Глеб к медработнику.
— Так-то оно так, но это следствие, а главный фактор, причина, так сказать, — испуг.
— Гм.
— Да, молодёжь постаралась, — пояснила женщина. — Сукины дети.
— Что? Какая ещё молодёжь? — заволновался Шики.
— А я почём знаю? На голову отбитая, какая… Сестра жертвы сообщила, что видела в окно, как двое юнцов неслись сломя голову после совершения террористической акции.
— Террористической акции?! — сказали хором.
— Да. Подробностей не знаю, не моя компетенция, но будьте покойны — милиция разберётся.
Сообщение повергло ребят в лёгкий шок и уныние. Оставшийся путь ехали молча, в тяжких думах, горьких размышлениях. Разве что Шики то и дело охал и ахал, скулил и стонал на каждой кочке или яме, крутом повороте или резком торможении: «Долбанный водитель!»

Оказавшись в отделении травмпункта, Шики и Глеба оставили вдвоём дожидаться дежурного врача.
— Ну?! Как я и говорил — дело дрянь! — начал истерить Шики.
— Молодец, каркуша. Пожал бы руку, да уж больно ты хрупкий, товарищ.
— Чего?.. Что ты за человек? Как ты можешь шутить в такой ситуации?
— А я плакать должен? Не вижу ни одной причины.
— В смысле не видишь? Ты до сих пор не выкупил? Мы человека убили!
— Сто-па-ри-ки, — по слогам проговорил Глеб. — Во-первых, ори громче, кажется, на третьем этаже ещё не все слышали. Во-вторых, кто это мы? Ты же в грудь себя бил, что идея твоя и вся вина на тебе? А? Уж извини, друг, будь любезен быть последовательным — взвалил крест, неси до конца.
Шики сверлил презрительным взглядом, обдумывал услышанное.
— Друже, а ты когда так посидеть успел? — спросил не в тему Глеб, рассматривая побелевшие местами волосы Шики.
— Чего?
Этого только не хватало! Как будто мало плохих новостей. Не успел, однако, Шики по этому поводу посокрушаться, как его ждало очередное испытание.
Снимок показал вывих ключицы, и вправление на место (плёвое, казалось, дело) сопровождалось, несмотря на местную анестезию, максимально чувствительно, изнурительно больно.
— Расслабься! — орал врач. — Отдай руку!
— Не могу!
— Будь мужчиной! Не сопротивляйся.
— А-а-а!
— Терпи!
— А-а-а!
— Да что за нытик? Бабули и те могут.
— А я не могу! Не мо-гу! А-а-а!!!
— Мля…
Пытка продолжалась добрых четверть часа.
— Ладно, — капитулировал врач. — Будем делать наркоз.
— Чего?
Ещё через четверть часа Шики лежал на операционном столе. Ему ввели общую анестезию. Боль отступала. Сознание потухало.
— Закрывай глаза, — смотря материнским взглядом и поглаживая рукой голову, нежно касаясь пальцами по здоровым и мёртвым волосам Шики, сказала медсестра. — Спи.
Шики сомкнул очи и тут же погрузился в глубокий сон.

— Красопулька, просыпайся, миленький…
Шики разлепил веки, и первое, что увидел, — тот же нежный женский взгляд, то же искреннее, неподдельное участие.
— Вот умница, — улыбалась девушка. — Голова не болит?
— Нет, мутно только как-то.
— Это нормально, это скоро пройдёт. Как тебя зовут, помнишь?
— Э-э… Шики?
— Правильно, молодец. А меня помнишь?
Признав медсестру, этот лучик света, Шики благодарно улыбнулся. Туман в голове рассеивался, мысли прояснялись.
— Долго я проспал? — осматривался кругом Шики, пытаясь приподняться.
— Минут двадцать, — ответила медсестра, помогая пациенту принять вертикальное положение.
— Всего-то? Ай, — тупой болью повреждённый организм напомнил о себе. — Операция прошла успешно?
— А как же, только руку не отпускай, держи в таком положении.
— Хорошо, — повиновался Шики, осматривая измучившуюся и настрадавшуюся конечность.
— Сейчас придёт врач, и тебе наложат гипс.
— Ого. А это обязательно?
— Обязательно, — строго сказала медсестра. — Видишь ли, связки порвались, и чтобы ткани срослись правильно, необходима полная неподвижность сустава, что гипс и обеспечит. Приятного мало, неудобно, понимаю, но придётся потерпеть.
— Да?
— Да. Бог терпел и нам велел.
От этого разговора, внимания, человеческого отношения (на контрасте со зверюгой-врачом) у Шики мурашки шли по всему телу, что приятно и сладко щекотало кожу, тешило самолюбие и, если хотите, гармонизировало душу.

В скором времени явился врач и пригласил пациента в перевязочную. Когда дело было кончено, правая рука иммобилизована, Шики как-то грустно и обречённо спросил:
— Надолго?
— Три недели, — был ответ.

На крыльце Шики встретил Глеба, который с самым беззаботным видом пускал кольца дыма.
— Наконец-то, — сказал Глеб, после чего щелчком пальца послал бычок с полсигареты прямиком в урну. — Трёхочковый, видел?
— Зачем! Зачем выкинул? — негодовал Шики. — Дал бы мне, я бы докурил!
— Палево, мой друг, опасно, — сказал Глеб и приблизился вплотную, поправил рукав, заботливо застегнул молнию на куртке. — Взял на себя ответственность и позвонил тебе домой. С минуты на минуту батя твой приедет. Выкупаешь?
Через секунду-две на стоянке припарковался Михаил Васильевич на своём ухоженном, породистом, железном коне (москвиче 408-й серии).
— Что ты им сказал? — по дороге к машине спросил Шики.
— Типа мы ползали в заброшенном доме, ты запнулся за косяк и неудачно приземлился.
— Пф! Ничего оригинальнее придумать не мог?
— Зачем? Чем проще и нелепее, тем правдоподобнее.
Шики хотел было возмутиться, однако не нашёлся чем.
— Сынок, твою же мать! — встречал отец, открывая переднюю пассажирскую дверь.
— Упал, — только и сказал Шики, размещаясь на сиденье.
— Под ноги смотреть надо! — сказал Михаил Васильевич, и воспитательный процесс на этом кончился.
— Что за денёк сегодня… бомбический! — делился эмоциями, выруливая на улицу, Михаил Васильевич. — Вы, наверное, ещё не в курсе: на районе серия взрывов была, включая и наш дом, представляете?
— Да ладно?! — весьма натурально удивился Глеб. — Уж прямо серия?
— Да-да, — лихачески обгоняя иномарку, подтвердил мужчина. — Террористы, как сказали менты.
— И жертвы есть? — продолжал играть роль Глеб. Шики же было тошно и противно от этого спектакля, он предпочёл смотреть в сторону и молчать до самого дома.
Оставшийся путь прошёл за возбуждённым смакованием данной темы. Покритиковали власть, органы и даже Бога, который это всё допустил. Выйдя из машины, Шики быстро, не глядя в глаза, попрощался с Глебом и поспешил домой. В подъезде, когда отец открыл дверь, синхронно открылась и другая, из которой мрачно выглянуло мертвенно-бледное лицо соседки, что смотрело прищуренным, проникновенным взглядом. Этот взгляд сильно поразил Шики, не раз посещал в ночных кошмарах, не давая покоя как наяву, так и во сне.
— Добрый вечер, — поприветствовал он кивком головы.
— Убивец, — едва слышно прозвучало в ответ, после чего дверь быстро и бесцеремонно закрылась.

Всю ночь Шики не сомкнул глаз. У него здорово ныло плечо, из-за гипса чесалось и зудело тело, как назло, в недоступных местах. Поднялся жар, он весь вспотел, что доставляло дискомфорт как физический, так и психический. Мучили головные боли и, конечно же, душевные терзания. Словом – ад.

— Как ты, сынок? — с озабоченным видом поинтересовалась утром Ольга Владимировна.
— Жить буду, — сказал Шики и закрыл глаза, боясь расплакаться.
— Бедненький, — сказала мать, погладив его по голове. — Ого! Да ты весь горишь! У тебя жар и… что… седые волосы?
Слёзы всё-таки предательски покатились по щекам, и, устыдившись, Шики закрыл лицо здоровой рукой. Благо Ольга Владимировна вышла из комнаты, и Шики, собрав всю волю в кулак, поборол накатившую эмоциональную бурю. Ему одновременно было и жалко себя, и грешно – не имел он права после того, что сделал, роптать на муки, хоть и казались они выше его сил.
Через минуту вернулась мать, всунула под мышку градусник.
— Как же тебя, чудушко, угораздило-то так?
— Прости, мам, — только и сказал Шики, виновато смотря стеклянными глазами.
— За что?
Сын уронил взгляд и ничего не ответил.
— Ну конечно — 38 и 8! — проверила температуру Ольга Владимировна. — Что я и говорила, — сказала она, спеша за домашней аптечкой. — Вот, выпей аспирина, парацетамола, анальгинчику и постарайся заснуть. Сон — лучший лекарь…
С четверть часа мать хлопотала, суетилась, сетовала, что опаздывает, а работу сейчас пропускать никак нельзя, ибо двое на больничном и работать-то совсем некому, а надо, иначе детки останутся совсем голодные. На что Шики сказал не волноваться, так как парень взрослый, самостоятельный, справится и один.
— Постараюсь пораньше отпроситься, — сказала на прощанье мать и чмокнула горячий лоб.

Лекарства вскоре подействовали, Шики заснул. Снились, однако, преимущественно кошмары. Он всё время куда-то, от кого-то убегал (благо сил во сне было много и не мучила одышка). То его преследовала Айза, только почему-то она была раза в два больше и дьявольски худая, кожа да кости. Стоило чудом оторваться от собаки, как её заменил Лев Николаевич, у которого три четверти тела занимала плешивая голова. Он что-то страшно сопел, ворчал, брюзжал, ужаса, однако, не вызывал, скорее даже наоборот. От него Шики улизнул без особого труда, но выдохнуть с облегчением было не суждено, ибо откуда ни возьмись появились Иваны с петардами. Начался натуральный экшен: взрывы, паркур, взрывы… После очередного, несвойственного маленькой петарде, мощного взрыва Шики снесло волной. Поднимаясь лицом к преследователям, он заметил, что их число увеличилось. Помимо Иванов с жуткими, грозными лицами, потирая руки и издавая нечеловеческие, леденящие кровь звуки, на Шики наступали: Емельян Малютин, Алёна Пирогова, сторож с карманной шавкой, прапорщик с пассатижами вместо рук. Наступали медленно, не спеша, словно зомби, предвкушая предстоящее торжество расплаты, но Шики не мог этим воспользоваться, силы покинули. Всё тело, все члены, каждый мускул парализовало…
«Только бы подняться, только бы встать…» — молил Шики, ибо больше ничего и не оставалось в его безвыходном положении. Молитвы были услышаны. Некий незнакомец подошёл сзади, схватил за подмышки и лёгким воздушным движением поставил на ноги. Незнакомцем оказался Глеб. Прикоснувшись рукой к груди, он зарядил космической энергией или энергией солнца, а может, и… впрочем, неважно.
— Беги, Шики, беги-и-и! — крикнул Глеб, после чего самоотверженно, рыцарски бросился на нечисть.
Только Шики разогнался и набрал ход, как на дороге появился, восстал из-под земли сосед-инвалид. Шики попытался затормозить, но у него не получалось, слишком велика была скорость. Тогда он повернул налево, но коварный дед подставил костыль, Шики запнулся и полетел в пропасть — в тартарары…
В тартарары…

Тзыыыыыыыынь...
Тзыыыыыыыынь...
Тзыыыыыыыынь...

Продолжительный, неумолкающий звонок в дверь вернул Шики из страны грёз.

Тзыыыыыыыынь...

— Да иду я, иду! — крикнул Шики, пытаясь облачиться в халат. Получалось из рук вон плохо, Шики плюнул и пошёл открывать как был — в трусах.
— Ты?
— Здорово, француз, — приветствовал Глеб и, не дожидаясь приглашения, переступил порог. — Чилишь?
— Чё? — не понял Шики.
— Забей, — сказал Глеб, снимая обувь. — Видончик у тебя, дружище…
Не успел Шики возмутиться, как Глеб, не дав вставить и слово, начал допрос:
— Один? Как рука? Жрать есть?

Проводив незваного гостя на кухню, Шики указал на холодильник:
— Что найдёшь, угощайся. Только самообслуживание сегодня, — показал на гипс в качестве объяснения. — Я один, так что можешь не церемониться.
Вняв указанию, Глеб досконально изучил содержимое холодильника, достал колбасы, сыру, майонез и кетчуп. Вынул из хлебницы батон, отрезал три куска.
— Будешь? — заботливо спросил гость.
— Не, — страдальчески прозвучало в ответ.
— Аппетита нет?
— Сейчас скажу что, и у тебя пропадёт, — интригующе растягивая слова, сказал Шики.
— В смысле? Что случилось опять? Шики, хорош мутить, говори, ну? — заволновался Глеб, знавший по опыту, что от Шики можно ждать чего угодно.
— Спалили нас, — обречённо сказал Шики. — Меня, по крайней мере, точно.
Повисло напряжённое молчание. Сканирующим взглядом сверлил Глеб, пытаясь определить — шутка это или нет. Измученное страданием и болью лицо двусмысленности в словах не предусматривало. Нет, не в том состоянии парень, чтобы шутки шутить. Значит, всё серьёзно и дела дрянь. Сука…
— Кто спалил? — спросил наконец Глеб. — Может, приснилось?
— Если бы, — глубоко вздохнул Шики. — Соседка вчера, сестра инвалида, когда домой заходил, выглянула в подъезд и назвала меня убивцем. И смотрела так: прозорливо, осуждающе… Сомнений нет, она всё знает.
— Гм, — хмыкнул Глеб, почесал скулу, а потом грубо отпихнул ногой кота, что, учуяв запах еды, прибежал клянчить. — Пошёл вон. Терпеть не могу кошаков. Наглые, хитрожопые…
— Не пойму только, если она меня узнала, почему тогда не сдала?
— Резонный вопрос, — похвалил Глеб, после чего откусил разом полбутерброда.
— Шантажировать будет? — предположил Шики.
— Может, а может, просто пожалела, — сказал Глеб, а по завершении трапезы, на которую ушло не более пяти минут, предложил: — Нечего тут думать, нечего гадать и трястись от неизвестности, пошли к ней и прямо в лоб спросим, чего она хочет.
— Сейчас?
— А когда?
Шики понимал: Глеб тысячу раз прав. Идти надо сейчас же, немедленно, пока не вернулась мать с работы, пока вдвоём, пока соседка, не дай бог…
— Идём! — решительно сказал он, направляясь в коридор.
— Погоди ты, чудик, — остановил Глеб у самых дверей.
— Что?
— В трусах пойдёшь?

Через пять минут Шики, облачённый в халат и с прилизанными волосами, Глеб, потреблявший очередной вкусный бутерброд, и Барсик, возбуждённо урчавший и гипнотизирующий взглядом, стояли в подъезде и ждали, кто чего, но все вместе безуспешно.
— Мяу-у! — как-то резко, истерично, с претензией рявкнул кот, после чего, импульсивно виляя хвостом, пошёл на улицу. Шики, проигнорировав истерику животного, протяжно надавил кнопку звонка, а после стал стучать кулаком в дверь.
От второго стука дверь отворилась, ибо была не заперта. Юноши переглянулись и, поняв друг друга без слов, вошли внутрь.
— А-у! Есть кто дома? — голосил Глеб.
Не дождавшись ответа, Глеб заглянул в ближайшую комнату — ту самую, где вчера бомбануло. Жуткий запах, прожжённый ковёр с осколками разбитого стекла, прочий бардак и холод, идущий от голых окон, что закрывала лишь клеёнка, — всё это обнаружили визитёры.
— Никого, — поспешил затворить дверь Глеб, дабы лишний раз не травмировать покалеченного друга. — Идём дальше.
Скудная обстановка, смердящий душок нищеты и старости, мрачное освещение нагнетали атмосферу.
— Лампочки, что ли, перегорели? — Вхолостую щёлкал выключатель за выключателем Шики, продвигаясь вглубь квартиры. Сделав пару шагов, он запнулся за что-то неодушевлённое и полетел было гипсом вперёд. Благо, отменная реакция Глеба позволила поймать товарища в последний момент за здоровую руку и резким движением на себя вернуть Шики устойчивое вертикальное положение.
— Под ноги смотреть учили? — в воспитательных целях спросил Глеб. Ответа, однако, не последовало. Шики лишился дара речи, узнав силуэт соседки, что без признаков жизни распласталась на полу.
— Это она, — наконец выдавил он.
Глеб перевёл взгляд на пол.
— Пьяная, что ли?
Шики, к своему леденящему душу стыду, очень надеялся, что нет.
— Может, мертва?
— Может, — сказал Глеб, после чего нагнулся к телу, напряг слух, пытаясь уловить свист дыхания. — Шики, тишину поймал.
Шики внял указанию и поймал тишину, однако секунду спустя её нарушил звонок в дверь. Звонящим был не кто иной, как сосед со второго этажа Миша Муляк. Целью визита являлась моральная поддержка и обычное любопытство — мельчайших подробностей из уст первоисточника требовала душа. Ну и выпить с кем-то надо было (чай не алкаш в одно рыло лыкать).

После третьего безответного звонка Муляк последовал примеру Шики — стал стучать кулаком. Обнаружив дверь незапертой, ни секунды не колеблясь, вошёл внутрь.
— Хозяева! А-у! Есть кто дома? — голосил Муляк, осматриваясь, прислушиваясь и принюхиваясь (обладал шикарным выразительным римским носом с горбинкой).
— Безобразие! — прокомментировал Муляк увиденное в большой комнате. — Варвары, с-сука…
Затворив дверь, чтобы не впускать холод, он последовал дальше. Интуиция подсказывала: в квартире кто-то есть.
— Спиридоновна, хорош дрыхнуть, встречай гостя-а-а-а! Сука!
Запнувшись за хозяйку, Муляк потерял равновесие и полетел лицом вперёд. Приземление было крайне неудачным: разбитый римский нос, разбитая непочатая бутылка.
Во время происходящего, стоя в метре от событий в запертом изнутри туалете, Шики испытывал двоякие чувства, противоположные эмоции. И страх, и смех. И то и другое действовало парализующе — стоял с глупой ухмылкой на лице, боясь пошевелиться. Глеб, в свою очередь, жизненный опыт которого был богаче (на различного рода курьёзы), владел собой полностью. Когда Муляк, чертыхаясь и проклиная всё и вся, пошёл в ванную комнату, Глеб решил воспользоваться случаем.
— Валим, Шики, — сказал он, услышав шум воды. — Только тихо, без суеты…

Четверть минуты спустя Шики закрывал дверь собственной квартиры на все замки и даже цепочку. Глеб тем временем хозяйничал на кухне, а точнее, в ванной, где по обычаю табачили родители Шики.
— Что за дрянь курят твои предки? — возмущался Глеб, бесцеремонно пуская кольца дыма.
— Ты охренел? — поражался невозмутимой наглости товарища Шики. — Мать может в любой момент прийти, а если спалит, что сигареты не хватает?
— Суета, — протянул хабон Глеб, включил воду, отворил форточку.
Шики жадно, глубоко затянулся.
— Что скажешь? — спросил он.
— Не знаю, — пожал плечами Глеб. — Надо ли?

Прежде чем комментировать случившееся, Глеб предпочёл подождать дальнейшего развития ситуации. Ситуация развилась следующим образом: в скором времени приехала скорая помощь и правоохранительные органы, вызванные Муляком. Медицинское освидетельствование констатировало смерть ненасильственного характера. Списали всё на старческую дряхлость и эффект от пережитого. Так впоследствии узнал Шики от подслушанного разговора матери с соседом со второго этажа, о чём и рассказал Глебу, который навестил его вечером следующего дня.

— Одного не понимаю, — сказал Глеб, назидательно смотря на Шики. — Лицо чего такое страдальческое? Всё обошлось, раз тебя до сих пор не обеспокоили, без последствий. Радоваться надо. Или ты что? За старое? А?! С повинной хочешь податься?
— Тише-тише, — поднёс палец к губам Шики.
— Гм. Видимо, не очень.
Шики устыдился, покраснел, уронил взгляд.
— Знаешь, Шики, я долго думал об этой ситуации…
— И?
— Философски надо ко всему относиться.
— В смысле?
— Смысл в том, что смерть для этих людей — считай, своего рода избавление. Они не жили, мучились, страдали, а если верить церковному учению, то сейчас пребывают где-то на кисельных берегах и блаженствуют в райских кущах.
— Думаешь?
— М-м… Пойми, — после небольшой паузы продолжил Глеб. — Ты теперь ответственен, не грызться уколами совести, ибо это бессмысленно и тупо, а наоборот — жить полноценной жизнью. Выкупаешь?
— Типа, за себя и за них?
— Да! Хорошо сказано. За себя и за них…
Глеб лукавил, он придумал это только что, на ходу, но расчёт был верный, слова возымели эффект. Будучи ведомым, Шики нашёл в этом смысл, нашёл себе оправдание, отступил и отпустил.
— Вот и правильно, — подбадривал Глеб. — Правильно.