Проводница

Посадка на поезд «Москва-Челябинск» напоминала эвакуацию из зоны боевых действий. У нашего вагона клубилась толпа отчаянных граждан, а из ее хвоста уже неслись к соседним вагонам фигуры с чемоданами, похожие на запоздавших десантников.

И вот мы у цели. Нас поприветствовала проводница, женщина лет пятидесяти, одетая так, будто ее застигли в момент переодевания между рейсами. Но главное — ее лицо. Круглые, будто на магнитиках, глаза бегали независимо друг от друга: левый изучал паспорт, правый — трещину на асфальте. Рот же, приоткрытый в тихом изумлении перед окружающим миром, закрываться, кажется, не собирался в принципе.

— Мой паспорт, — сказала я, подавая документ.
Она взяла его, как археологическую находку. Посмотрела на фото, на меня, снова на фото. Ее лицо озарилось мыслью.
— А вдруг это не вы? — спросила она с искренней тревогой. — По фото бывает не узнать. У меня двоюродная сестра после отпуска на море на три килограмма похудела и стала похожа на другого человека! Я ее сразу не узнала. А у вас тут фотография… — давняя, наверное.

 Мы простояли еще минут пять, пока она, бормоча что-то о сестре и морском отдыхе, наконец-то впустила нас в вагон. Мы вздохнули с облегчением ,как будто только что сдали экзамен невероятной сложности.

Поезд тронулся. И тут начался второй акт спектакля под названием «Паспортный контроль». К нам подтянулись пассажиры,севшие на  поезд через соседние вагоны, и проводница с новой силой принялась за свое.
— Вы в этом купе едете? — спрашивала она мужчину в кожаной куртке. Паспорт предъявите! А то знаете сколько мошенников вокруг! Надо быть бдительными. Снимите шапку, а то вы на фото на себя не похожи. Может вы этот паспорт своровали. Откуда я знаю.


Ночь принесла «ароматные» сюрпризы. Запах из туалетов был настолько густым и материальным, что, казалось, его можно было потрогать рукой. Я просыпалась от того, что мне снилось, будто я сплю в общественном туалете.

Утро перемен не принесло,хотя проводница не бездействовала! Она была воплощением суеты. Ее бегающие глаза выискивали проблемы там, где их еще не было. Запомнился ее двухчасовой моноспектакль «Шестьдесят рублей».
Она приближалась к каждому пассажиру, склонив голову набок, как печальный пудель.
— Простите, это не вы должны за кофе? Шестьдесят рублей? Ах, я дурища, сразу не взяла, а теперь мучаюсь. Не помню у кого. Может, это были вы? — в ее голосе звучала  безысходность. Обойдя всех, она уходила, а затем снова возвращалась,задавая всё те же вопросы.
Два пассажира ей показались подозрительными и к нам наведалась дорожная полиция, которая перетрясла все сумки у бедных парней, так ничего и не обнаружив.

Кульминацией  стал визит начальника поезда. За десять минут до его появления наша проводница решила навести лоск. Она извлекла из недр служебного помещения одну-единственную, явно повидавшую виды, тряпку. Последовательность была безупречной: сначала туалеты (где тряпка впитала в себя всю суть ночи), а затем, без промежуточного отжима, — пол нашего вагона. Запах не исчез. Он демократично распространился, смешавшись с ароматом чая и печенья. На полу же образовались живописные разводы.

Начальник прошел, спросив, есть ли жалобы. Жаловаться никто не стал. Пожалели или побоялись связываться.

Наконец, наша станция. Мы, вместе с девушкой, держащей на руках плачущего младенца, стояли в тамбуре, ожидая остановки.
— Девушка, милая, — обратилась проводница к молодой маме, заглядывая одним глазом ей за плечо, а другим следя за мухой на окне. — Вы не в курсе, с какой стороны будет платформа?
Девушка, пытаясь укачать ребенка, только беспомощно пожала плечами.
— Ой, я вспомнила! Мне же новое белье на верхние полки разложить! — Проводница рванула обратно в вагон,  лавируя между пассажирами и чемоданами уточкиной походкой.

Она вернулась ровно за минуту до остановки. Платформа обозначилась сама собой, её трудно было не заметить. Когда поезд замер, проводница с героическим усилием приподняла тяжелую площадку-ступеньку… и едва не отправила в свободный полет пустую переноску для ребенка.

Выходя, я встретилась с ней глазами. Вернее, попыталась. Ее взгляд был обращен куда-то вглубь себя, в мирок , где, наверное, все должны друг другу шестьдесят рублей, а полы моют одной волшебной, но очень пахучей тряпкой. На ее лице не было ни злобы, ни усталости — лишь чистое, неземное отсутствие.

Вся моя раздраженность растаяла. Я не могла злиться на природное явление. Искренне, от всей души, я улыбнулась этой посланнице хаоса.
— Всего доброго! — сказала я напоследок.
— До свидания, — ответила она голосом человека, который уже мысленно проверяет паспорта вновь прибывших пассажиров.

А я тихо помолилась, чтобы наши пути больше никогда не пересеклись. По крайней мере, в этой жизне.