Папка, как же так...

«… нет, мама, надо с этим что-то делать", - со свойственным ей напором говорила Нинка. Она всегда, с самого раннего детства была такой, резкой, напористой, бескомпромиссной. Всегда сама решала свои проблемы, всегда шла до конца. Вот и нынче, едва распаковав вещи, приняв душ с дороги, она, помогая матери собрать на стол, сразу начала прояснять ситуацию, которая ей очень не нравилась. «Да, поешь хоть, чем там в самолете кормят-то, курица или рыба, ешь давай, потом поговорим, - мать, улыбаясь, пыталась смягчить Нинкин напор – вон, пироги бери, сметан, творог, вон,  свежий. А там и отец придет, обедать будем». «Так я о нем и хочу поговорить. С ним надо что-то делать. Это ведь ни в какие ворота уже» «Да что случилось-то? Чего ты так переполошилась?» «Мама, мне Томка звонила. Он у нее деньги занимал, на выпивку». «Прям на выпивку?» «Мама, ты что смеешься? А то ты не знаешь» «Болеет он сильно…» «А не работал три месяца он почему?» «Говорю же, болеет он… колени…» Нинка в нетерпении выскочила из-за стола, пробежалась по кухне. «Мама, вы ж в прошлом году к нам приезжали, он там с Ромкой и свекром крышу на даче перестилали, помнишь. Ничего, скакал там, как циркач, по верхам». «Вот за год его и скрутило». «Мама-а…» Нинка опять пробежалась по кухне. Она ни как не могла представить своего отца немощным, слабым.  Никак. Он для нее, такой вот самостоятельной и самодостаточной с малолетства, всегда был примером силы, тихой, не громкой, но не сдвигаемой. Помнится, в школе, после девятого класса руководство решило из четырех девятых сделать два десятых, из одних отличников и хорошистов. А тех, у кого есть в аттестате хоть одна тройка, под любым предлогом вытеснить из школы. У нее их было две. Отец, выйдя из кабинета директора, спросил ее: «Ты, сама-то как? В десятый хочешь?» «Ну, так. А что?» «Они не вот не хотят?» «И что делать?" «Ну-у, можно попросить, хорошо попросить, Оставят. Только будешь ты там, как бельмо на глазу» « Я так не хочу. А как быть?» «В техникум иди…». И она пошла, опять же сама выбрала в какой, сама отучилась там. И в год, когда некоторые из ее бывших одноклассников только-только собирались поступать в институты, она уже поступила туда, переводом их техникума, сразу на третий курс. Потом она много раз вспоминала добрым словом тот поступок отца.
Нет-нет, не мог ее папка быть слабым. Это все он проклятый – алкоголь. Она приехала с ним бороться и она его победит. «Мама, надо что-то делать. К врачам идти…» «Дак, ходили же, назначают какие-то мази, компрессы, таблетки выписывают. А толку? Колени не проходят…» «Мама, да я не про колени. Я про алкоголь. Пьет же он». «Где же пьет-то… он же только пиво иногда…» «А с пива все начинается…» Мать подошла к окну: «А вон он идет с работы». Нинка тоже подошла к окну. По тропинке через пустырь между домами, что вилась между деревьями, скача по взлобочкам, медленно шел какой-то старик. Отец всегда ходил здесь, а не по асфальтированному тротуару вдоль подьездной дороги. Но он обычно пробегал эти двести метров бодрым шагом. Старик же ковылял мелкими, осторожными шажками, словно ощупывая ногами землю. «Это папка?» «Ну да» «А чего он… так идет? Устал?» «Он всегда теперь так ходит». Старик тем временем подошел к крутому спуску и осторожно, приставным шагом начал спускаться вниз. «Что это… чего он ногу-то волочит, как протез…» «Не гнется левое колено совсем». Нинка посмотрела на мать: «Ты же писала, что вы, все также, ездите на речку и в лес. А там же рюкзак, вещи, горки-овраги… Как он там ходит?». «Так и ходит. Еще и мне не отдает ничего из своего рюкзака, дескать, не женское это дело». «А работает он как же?» «А так и работает. Смеется все, мол, я ж хитрый. На метлу обопрусь, али на лопату и стою. Иди встречай его».
«Привет, кулема» Он стоял в дверях, широко улыбаясь. Обычно сдержанная на открытое проявление чувств, она кинулась к нему, обняла, прижавшись к груди и заплакала. «Э-э-э, это че за мокрота здесь?» А она плакала и шепотом бормотала; «Папка, как же так…»