Глава 30. Когда сердце шагает врозь

Телефон завибрировал, настойчиво нарушая тишину. Люй Цзиньфэн не торопился отвечать. Он дочитывал последние строки уходящего дня за окном, наблюдая, как город медленно застывает в свинцовых сумерках, становясь безжизненным и плоским, как старая фотография. Лишь затем он нажал на кнопку.
— Господин Люй, — донёсся из трубки голос. — Госпожа Ли добралась. Вошла в квартиру. Всё спокойно.
— Принято.
Голос в трубке на секунду замешкался, затем добавил:
— Были некоторые осложнения.
Мышцы на спине Люй Цзиньфэна непроизвольно напряглись. Он чуть сдвинулся вперёд в кресле, и тень от его фигуры на стене резко качнулась.
— Что именно?
— Её затянули в проулок двое подростков. Она действовала быстро. Вырубила обоих. Ушла.
Он кивнул, хотя собеседник этого не видел. В горле застрял ком горькой гордости и досады.
— Случайные или по указке?
— Парни из банды Чжао. А тот, как вы знаете, держится близко к Сорок второму Вееру.
Люй Цзиньфэн долго молчал, слушая, как в голове с тихим, зловещим щелчком сходятся нити. Но Синьи справилась, не растерялась. Таковой была его цель. Такой её и готовили. Почему же тогда в груди похолодело?
— Последствия?
— Вероятно. Банда не забудет.
— Наблюдайте.
Трубка замолчала. В комнате воцарилась тишина, которую лишь подчёркивали приглушенные звуки города за витражным стеклом. В воздухе витал запах старой бумаги, сухого чая и невысказанных тревог. Он остался сидеть, не двигаясь, и знакомая тяжесть ответственности вновь легла на плечи, в точности повторяя давящую прохладу кожи кресла.
Всё идёт как должно. Она справилась. Блестяще. Но теперь вопрос стоял иначе: сколько ран оставит на ней эта закалка, прежде чем она возглавит «Багряный Феникс»? И сможет ли он успеть подставить плечо, когда она споткнётся?
Он встал и подошёл к окну. Город внизу походил на гигантскую шахматную доску, где каждое освещённое окно — чья-то незнакомая, но разыгрываемая жизнь. Этот город не прощает слабости, но уважает точность. Он воспитал в Синьи эту точность. И теперь ему оставалось лишь смотреть, как его лезвие впервые вонзается в плоть мира, затаив дыхание и сжимая кулаки в карманах.

Вэй Чэнь вернулся так же тихо, как и ушёл. Возник на пороге, внося с собой прохладу вечерних улиц. Поставил у входа два пакета с чистящими средствами, тряпками, щётками и даже сменными лампочками. Потом, не говоря ни слова, принялся возиться с новым замком. Прикрутил, проверил, положил ключи, карту и сдачу в семьдесят юаней на единственный стул и, бросив в пространство короткое: «Всё», — развернулся и ушёл, так и не взглянув в её сторону.
В нём было что-то… неуловимо знакомое. Голос, осанка, и это упрямое напряжение в плечах, будто постоянно носил на себе невидимый груз. Он напоминал Байхэ в минуты предельной собранности. Или Уцзи, когда того накрывало чёрной меланхолией.
Синьи медленно обошла свои новые владения. Квартира оказалась большой, пустой и пропахшей чужими жизнями — в воздухе застыли призраки незнакомых голосов, запахи готовки, чужие ссоры.
Начала с ванной. Губка в руке была слишком мягкой, от средства несло едкой хлоркой. Сжала пальцы, заставила себя привыкнуть. Затем кухня, комнаты, зал, коридор. Шаг за шагом она стирала следы прошлого, втирая в эти стены простое утверждение: «Теперь здесь живу я».
К рассвету почти всё было готово. Горло пересохло от пыли. Она подошла к раковине на кухне, но рядом не было ни чайника, ни кружки, чтобы вскипятить воду. Она достала пластиковый контейнер, до половины наполнила его водой и залпом выпила. Холодная влага обожгла воспалённое горло. Вот он, новый быт. Не чашка ароматного чая, поданная в нужный момент, а глоток сырой воды из-под крана.
Она села на подоконник, достала блокнот и стала составлять список.
Матрас. Стол. Стул. Чайник. Чашка.
Список казался бесконечным. Она перечитала его ещё раз и подумала: даже если и хватит денег всё купить, как это донести?
Мысленно она возвращалась в свой дом, и контраст был разительным. Там новое полотенце в ванной и зубная паста появлялись сами собой, как по волшебству. Теперь же даже матраса не нашлось. Вспомнился Байхэ, вбивавший в неё своды законов и заставлявший заучивать наизусть стихи. «Смотри, — говорил он, — линия должна дышать». А теперь её рука, державшая кисть для каллиграфии, выводила в блокноте: «Туалетная бумага».
«Интересно, а Лунцзян сам так выживет? — с горьковатой иронией подумала она. — Или это эксперимент для будущих лидеров ордена?»
Она перевернула листок и вывела новый заголовок: «Люди»:
Чжао Минь. Лю Ань. Вэй Чэнь. Дедушка-лапшичник.
Странно, но имени лапшичника так и не узнала. «Взяла в долг и не спросила, как зовут кредитора», — мысленно поморщилась она, ощущая на себе незримый осуждающий взгляд Байхэ. Вычеркнула «дедушку», но для себя отметила: будет есть только у него. Очень уж вкусно.
Вэй Чэнь…
«Не обманет. Но и не заступится. Держится за свою жизнь слишком крепко, чтобы бросаться ради чужой. Интересный, но подручный из него не выйдет».
Твёрдой чертой она вычеркнула и его.
Лю Ань.
«Хитрый. Уважаемый. Достаточно силён, чтобы бросать вызов Чжао Миню. Ворует, мошенничает. И учится в моей школе… Надо разузнать больше. Может, пригодится».
Чжао Минь.
«Торгует дурью. Этот точно не подходит. Хотя… Торгует, а не торчит. Злой, но, возможно, умный. Я уже отделала его ребят, так что скоро с ним встречусь. Вот там и посмотрим».
Она обвела два оставшихся имени — Лю Ань и Чжао Минь — и чётко вывела напротив:
«Кто они? Откуда? Чем дышат? Кто за ними?»
В животе настойчиво заурчало, напоминая, что за стенами этой пустой квартиры кипит жизнь. Она отложила ручку, размяла затёкшую спину. За окном совсем рассвело.
«Пожалуй, хватит на сегодня.»
Дорогу она помнила. Десять минут неспешным шагом — и вот уже тёплый, густой воздух лавки обволок её, пахнущий свежей выпечкой и румяными жареными пирожками. Она направилась к стойке, где за прилавком стоял молчаливый Вэй Чэнь.
Парень даже бровью не повёл — будто ждал её. Молча поставил перед ней тарелку с тремя пышными баоцзы , от которых поднимался сладкий пар. На дне тарелки золотистой лужицей растёкся мёд. Словно он знал, что она любила именно так.
— Привет, — заговорила она.
Он кивнул, не улыбнулся. Его взгляд был тяжёлым, оценивающим.
— Спасибо, — сказала чуть теплее, чувствуя неловкость.
— Десять юаней.
Десять юаней. Протянула купюру, запомнила сумму. Это почти ничего, если есть раз в день. Но если три — уже тридцать, а это почти тысяча в месяц.
— Я ещё за вчерашние пельмени должна.
— Уже вычел вчера.
Тут у стойки появилась ещё одна девушка. Лет шестнадцати, может чуть больше. Подбежала, села на табурет около Синьи и звонко воскликнула:
— Гэгэ , мне тоже!
Синьи успела заметить, как изменилось лицо парня. Исчезла привычная хмурая маска, взгляд смягчился, в уголках глаз заплясали морщинки. Он быстро достал ещё одну тарелку и аккуратно положил в неё три баоцзы.
— А сегодня мы будем выступать? — спросила девушка, повернувшись к нему.
— Вряд ли, — Вэй Чэнь снова стал серьёзен.
— Нууу, — протянула она. —  Я уже приготовилась! Ты же обеща-а-ал.
Он не спешил с ответом, сосредоточенно лепил булочки. Девушка казалась бойкой, улыбчивой, но её душа звучала фальшивой цитрой — слишком яркие переливы, слишком нарочитая трель, резавшие слух. Синьи нахмурилась.
Прислушавшись, она уловила под этой вычурной мелодией старую, глубокую вину. Вся эта показная доброта, вся милота — была всего лишь тонким флёром, попыткой заглушить тяжёлый, давний диссонанс внутри. Она не была злой. Просто ещё одной сломанной душой, чья истинная музыка давно перестала быть гармоничной.
— Сегодня, скорее всего, банда Лю и Чжао снова появятся на рынке, — наконец произнёс Вэй Чэнь.
— А, понятно, — кивнула та, и беззаботное выражение лица на мгновение померкло.
— А почему они воюют? — интерес Синьи был не праздным.
— Нууу, — откликнулась девушка, улыбка на мгновение стала деревянной, не дойдя до глаз. В них на секунду мелькнула усталость, будто она повторяла заученную роль. — Чжао считает Аня слабым, типа кишка тонка. А тот ненавидит Миня, потому что слишком уж он жесток. Лучше держаться от них по дальше на самом деле.
— Предупреди отца, — снова сказал Вэй Чэнь, и его взгляд на секунду задержался на Синьи, словно пытаясь что-то прочесть.
— Конечно, — кивнула та и повернулась к Синьи, с изучающим вниманием. — А ты откуда? Раньше не видела.
«Осторожнее», — просигналил внутренний голос. Хоть девушка и не походила на врага, все же странная и непонятная.
— Я только вчера приехала... — нейтрально ответила она.
— И уже подружилась с гэгэ? — Мо Лан улыбнулась, потом бросила взгляд на Вэй Чэня. — Я же говорила: ты нравишься девушкам.
Вэй Чэнь фыркнул, отводя взгляд. Синьи почувствовала, как по спине пробежал холодок. Но быстро успокоилась, ревнивые нотки в тоне расставили все по местам. Они встречались. Девушка была не особенно красива — лицо простое, но в нём жила лёгкость, которая притягивала.
— Не говори ерунды, — бросил Вэй Чэнь.
— Ладно, ладно, — рассмеялась она. — Но я права.
Повернулась к Синьи:
— Сестрица, как тебя зовут?
— Ли Синьи.
— Красивое имя, — сказала девочка, — меня Мо Лан. Я здесь часто бываю. Мы с гэгэ учимся в одной школе. А живу я вон там, — махнула рукой в сторону соседнего дома, за лавкой.
Её болтовня была щитом. Синьи уловила за звонкими нотами её цитры фальшивую струну, как будто Мо Лан смотрела на себя со стороны и старалась играть идеальную, добрую соседку. И от этого старания становилось немного жаль её.
— Я же просил не болтать всем подряд, кто ты и откуда, — хмуро заметил Вэй Чэнь.
— Да ладно тебе. Я ведь знаю, кому можно, а кому нельзя, — ответила Мо Лан так же легко.
— И кому же можно, а кому нельзя? — раздался голос за спиной парня.
В лавку вошёл старый повар.
— Дедушка Ма-а-о! — воскликнула Мо Лан и кинулась к нему, словно разом уменьшившись лет на пять.
— Здравствуйте, — поклонилась Синьи.
— Доброе утро, — мягко ответил старик. — Гулять собираетесь?
— Да-а, — расплылась Мо Лан, — Гэгэ сказал, надо помочь Синьи с покупками. Школа же всё-таки.
Синьи застыла. О чём это она? Дружба? Покупки? Сама мысль казалась чужой. Мо Лан говорила так, будто всё уже решено. Наверное, с Вэй Чэнем договорились заранее.
В этом был смысл. В таких вещах девушки разбирались лучше. Байхэ, как и дядя, всегда выбирали ей одежду сами. Она не спорила. Что наденут, то и надето. Но сейчас, когда это вдруг вынесли на обсуждение, внутри всё съёжилось от неловкости. Не то чтобы было всё равно — просто она не умела этого. Не знала, как.
Хотя… если подумать, то выбрала бы что-нибудь свободное. Чтобы не стягивало, не мешало дышать. Байхэ ворчал: такие вещи путаются под ногами. «Смотри на Лю Мэйлина, — говорил он, — одевается как надо. Удобно, но не бесформенно».
Взгляд Синьи скользнул по Мо Лан. Та была полной противоположностью. Ни намёка на женственность, ни украшений. Мешковатые штаны, потрёпанная толстовка, кепка, под которую были заткнуты все волосы. Со стороны — обычный пацан, каких полно во дворах. Даже грудь под плотной тканью почти не читалась.
— Хорошо, идите, погуляйте, — улыбнулся дед Мао, его морщинистое лицо расплылось в добродушной улыбке.
Вэй Чэнь молча кивнул, скорее самому себе, и вышел, чтобы переодеться.
Синьи, оставшись наедине с пожилым мужчиной и Мо Лан, не удержалась от вопроса, который вертелся у неё на языке с момента их встречи:
— Дедушка, а Вэй Чэнь... ваш внук?
Старик мягко рассмеялся, вытирая руки о фартук.
— Нет, дочка. Просто поселился у меня несколько лет назад, помогает по хозяйству. Мы как-то привыкли друг к другу.
— Он из детдома сбежал, — тихо, но без всякого смущения, добавила Мо Лан. Её взгляд был полным живого участия. — Родственники сдали его туда, когда родителей не стало. А он не смог там... и нашёл себе дом здесь. — Она помолчала, а потом, склонив голову набок, спросила с любопытством: — А ты? Тоже... сама пришла? Твой дядя, он... хороший? Или обижает?
Синьи покачала головой.
— Нет. Он... поселил меня здесь, чтобы я училась.
Мо Лан внимательно оглядела её с ног до головы, и на её лице появилось лёгкое беспокойство.
— Странный он... Район тебе выбрал… ммм… не подходящий. И ходить тут так, как ты... опасно. Сразу видно, что ты не отсюда.
Дед Мао согласно закивал, замешивая тесто на большом столе.
— Наверное, хочет, чтобы ты жизнь узнала, не по учебникам. Может, и мудро по-своему... Но место-то он выбрал правда не хорошее. Будь осторожна, дочка.
В этот момент вернулся Вэй Чэнь. Он, не говоря ни слова, подошёл к Синьи и нахлобучил ей на голову простую тёмную кепку.
— Волосы спрячь, — коротко бросил он.
Ей показалось — перегибает. Она и без того не походила на парня. Разве что лет двенадцати. Самое странное — ведь шею-то не скроешь. Но он, видимо, считал эти меры необходимыми.
— Так подойдёт?
Она засунула волосы под кепку, как умела. Пальцы чуть дрожали от неловкости. Он шагнул ближе, поправил козырёк. Теперь она видела только его подбородок да сжатый рот. Эта близость человека, который пытается уберечь, но не знает, как это сделать, была ей знакома.
Ли Синьи и Мо Лан шли впереди, плечом к плечу, а Вэй Чэнь отстал на пару шагов, сохраняя свою вечную внутреннюю стойку, будто даже на обычной прогулке продолжал нести незримый караул.
— Руки в карманы, — велела Мо Лан.
Сама сунула руки в карманы штанов и задала походке какой-то небрежный тон. Перестала поднимать ноги, зашаркала, как пацан во дворе. Даже смешно стало.
Синьи с детства учили идти ровно. Байхэ бил по ногам, если волочила их. Ей казалось это жестоким, но сейчас вспомнила, как впервые обратила внимание на шаги Столпов. Особенно Мэйлин, шёл, будто не касался земли. А они тут... топают, как табун лошадей.
«А ведь раньше и я так топала».
Они свернули за угол и через три квартала вышли на рынок. Он встретил их шумной пестротой — будто кто-то сгрёб в одну кучу десятки чужих разговоров, перемешал с пряными запахами жареного мяса и сладких фруктов, и рассыпал эту смесь среди разноцветных палаток. Где-то звенели велосипедные звонки, над головой хлопали на ветру пластиковые тенты, а под ногами хрустела шелуха от семечек — настоящая симфония уличной жизни.
— А почему не в магазин? — спросила Синьи, когда Мо Лан уверенно свернула вглубь рынка.
— Потому что в магазинах — всё втридорога. Что тут за двадцать юаней купишь, в магазине за сто не возьмёшь.
— А сто — это много?
Мо Лан удивлённо засмеялась.
— Ещё как! Мама говорит, что нам на три четыре дня хватает.
«Семьсот пятьдесят в месяц... — цифра сама собой отпечаталась в сознании. — А Лунцзян говорил о полутора тысячах в неделю. И квартиру он брал на себя. Выходило, всё, что она получит, останется при ней. Если не сорить деньгами, то даже смогу откладывать. Потихоньку. Про запас».
— У неё своя арифметика, — буркнул сзади Вэй Чэнь.
— Эх, не обращай внимания, — Мо Лан махнула рукой, но в её улыбке промелькнула тень чего-то знакомого и горького. — Ворчит, значит, ты ему не безразлична. Это у него... ммм… в общем боится, что привяжется, а потом... — она резко оборвала себя, и лицо снова осветилось искусственной беззаботностью. — Короче, не парься! Пусть ворчит.
— Не приписывай мне свои сказки, — буркнул парень, даже не взглянув.
Утро на рынке шумело. Торговцы кричали, ругались, зазывали. Они шли от прилавка к прилавку. Мо Лан подбирала вещи, щурясь и примеряла на глаз. Вэй Чэнь кивал или качал головой, иногда бурчал что-то про «практичность» и «не вздумай это брать». Синьи мерила неохотно, за прилавком, стараясь делать всё быстро. Но они не давали спешить. Вэй Чэнь становился рядом, заслоняя от чужих глаз, и тогда ей становилось легче.
Голова у Синьи уже гудела, и казалось, что этому бесконечному шествию между прилавками не будет конца. Все эти переодевания, примерки и споры о цене окончательно вымотали её. Заметив лоток со сладостями, она, не раздумывая, купила троим молока и по порции сладкой ваты.
— Тоже мне, сладкая жизнь, — пробормотал Вэй Чэнь, пушистый розовый ком в его руках так и не исчез. Он прислонился к стене, оторвал клочок ваты, отправил в рот. Сахарная пыль мгновенно облепила губы.
И всё же Синьи на миг почувствовала призрачное тепло. Оно пробивалось сквозь одиночество.
Но внезапно привычный гул рынка дрогнул. Словно гигантский камертон, вбитый в землю, вывел всё вокруг из резонанса. Ветер, секунду назад трепавший полотнища, замер, притаился. Толпа, ещё миг назад беспечно шумная, застыла в странном оцепенении.
Синьи замерла. Невысокий рост мешал разглядеть источник угрозы, но она слышала, как мелодия сбилась, и в паузу между тактами вползла чуждая нота.
— Вон она! — выкрикнул чей-то голос.
— Ты уверен?
— Да! Это она! Та самая дрянь!
Гул толпы сгустился, воздух дрожал от натянутой тишины между криками торговцев. И сквозь толпу она поймала взгляд. Под рёбрами ёкнуло, словно сердце споткнулось о собственный ритм.
Это были те самые хулиганы с прошлого раза. Уже продирались сквозь толпу, уже целились в неё пальцами, ухмылялись. Кровь ударила в виски: опять они?!
Вэй Чэнь замер, переводил взгляд с лица на лицо, будто надеялся, что обойдётся, пронесёт, но ничего не менялось.
Он закусил губу, устремив взгляд в землю. Неужели это она? Та самая девчонка, что побила людей Чжао. И теперь, похоже, обречена.
Синьи не ждала, сунула карту Вэй Чэню.
— ПИН-код знаешь. Купите что нужно. За мной не надо, — выпалила и побежала сквозь толпу устремившись к щели между домами.
— За ней! — закричал Чжао Минь, и оскалившись подошёл к музыкантам: — Что, Вэй Чэнь? Кажется, тебе все неймётся?
Мо Лан стояла с прямой спиной. Лицо не выражало ничего, кроме лёгкого удивления. Она медленно повернулась к нему и сказала тихо, почти ласково:
— Братец Минь. Оставь Чэнь-гэ. Он ни при чём. Это я обещала показать ей, где купить кроссовки.
Чжао Минь всмотрелся в неё, как в мутную воду, стараясь угадать врёт или нет. Помолчал. Потом поморщился — словно зуб разболелся — и шагнул в сторону.
— И всё-таки, кто она такая?
— Я не знаю, — сказала Мо Лан. — Просто подошла. Спросила. Я подумала — мало ли. Девочка как девочка. Вроде не дерзкая.
— Смотри в оба. В следующий раз врать будет поздно. И брат твой — не бог.
Он тяжело выдохнул, сквозь зубы, и раздражённо махнул рукой. Рядом уже раздавались короткие команды — людей отправляли прочесать соседние улицы. Голоса звучали всё жёстче, срываясь на крик. Торговцы тут же отвели глаза, делая вид, что не замечают криков. Кто-то даже начал громко торговаться.
Мо Лан долго смотрела в пустоту. Улыбка медленно сползла с лица, оставив после себя лишь пустое, усталое выражение. Она судорожно сглотнула и быстрым движением смахнула несуществующую пылинку с рукава. Лицо вновь стало спокойным, но теперь это было спокойствие отчаяния.
Чжао Минь не спешил. Пусть все видят: тот, кто тронет его людей, поплатятся. Старик у лотка с дынями крякнул: «Опять эти уроды...» — и тут же сделал вид, что чихает.
Мо Лан сжимала в руке пластиковую карту. Взгляд скользнул по имени, задержался на Вэй Чэне — он хмурился, глядя туда, где скрылась Синьи. Со стороны не скажешь, но она-то знала: он снова переживает.
Вспомнились те две туристки из Пекина. Приехали погулять, остановились здесь — подешевле. Хорошенькие, умненькие. Их так и не нашли. Потом хозяин съёмной квартиры сдал их вещи в полицию.
А весной... Вэй Чэнь встрял за одну местную. Ему тогда всю аппаратуру переломали — динамики, усилители, гитару. Сам еле выкарабкался, долго потом отлёживался. И то только потому, что её брат тогда подоспел вовремя. Не будь его — Вэй Чэня бы уже не было.
Район за пять лет изменился. С тех пор как брат укатил в Шанхай, тут пошли другие порядки. Много кто полёг — в разборках, в «несчастных случаях», а чаще просто так. Потому что мимо шёл.
— Ну… и как думаешь? Выкрутится?
Он пожал плечами, но тут же качнул головой.
— Не знаю. Но если она вчера избила Мин Хао, значит, не такая простая.
— Ну всё ясно. Подождём? А потом пойдём купим что надо. Ты ведь знаешь, куда нести?
Он кивнул. Смотрел в ту сторону, где скрылись люди Чжао. Словно ждал, что Синьи сама сейчас выйдет из проулка, как ни в чём не бывало.
Спиной к шершавой, влажной кирпичной кладке, Ли Синьи ловила ртом воздух. Он обжигал горло, вырываясь с хрипом. По спине, под грубой тканью куртки, ручьями струился пот. Один уже лежал, скрутившись калачиком в пыли. Но проулок, пахнущий затхлой водой и мочой, уже заполняли пятеро.
Синьи скользнула по ним взглядом, мозг автоматически отмечая детали, раскладывая по полочкам. Двое вчерашних. Тот, что посмелее, — с лейкопластырем на переносице и заплывшими синевой глазами. Второй, что поосторожнее, — ковылял, опираясь на костыль, но взгляд из-под нахмуренных бровей был ядовитым.
Их было достаточно, чтобы создать шум, задержать её. Но настоящая угроза входила сейчас, не спеша, перекрывая выход. Чжао Минь. Коренастый, с могучими, как у землекопа, руками, сложенными на груди. На его лице Синьи прочла не злобу. Нечто худшее — скучающую уверенность хищника, который пришёл завершить начатое. Холодок страха, острый и знакомый, скользнул по позвоночнику, но она тут же заставила его уйти. Сейчас бояться было нельзя.
— Хочешь сказать, это она вас уделала? — донёсся его насмешливый голос.
Синьи прижалась спиной к стене. Позади — глухой тупик. По бокам — мусорные баки, развалившийся стул. Путь был один — сквозь них. Сердце колотилось где-то в горле, но разум уже анализировал поле боя.
— Господин Чжао, — голос Синьи прозвучал тихо, но чётко, вопреки дрожи в коленях. — Думаю, нам стоит остановиться.
Он усмехнулся, лениво почесав щёку.
— «Остановиться»? — передразнил он её, нарочито переводя её слова буквально. — А я как раз думал, кому из моих ребят приложить руку к вашей особе. Приступайте.
Один из бандитов, долговязый парень с шрамом, шагнул вперёд, протягивая руку, чтобы схватить её за ворот.
Всё решило мгновение. Вместо того чтобы уворачиваться, Синьи резко шагнула навстречу, проскользнув под его рукой, её кулак с силой вонзился ему под рёбра — точно в солнечное сплетение. Воздух с шумом вырвался из его лёгких, тело на мгновение обмякло. И прежде, чем он успел понять, ребром ладони второй руки она ударила снизу вверх, припечатав его собственные губы к зубам. Глухой, сочный хруст, и он уже валится на землю, перекрывая собой узкий проход.
Воспользовавшись секундной неразберихой, Синьи отшвырнула ближайший мусорный бак под ноги следующему нападающему с пластырем на носу и заплывшими глазами. Тот споткнулся о разлетающийся хлам, ругаясь. Она уже метнулась в образовавшийся проход, к выходу, но третий, приземистый и вёрткий, оказался проворнее. Из-за пояса у него блеснуло лезвие.
«Нож. Справа», — просигналил в голове голос Байхэ.
Она успела отпрыгнуть, но не полностью. Острый холодок ожогом скользнул по её левому предплечью, разрезав рукав и кожу. Боль, острая и точная, пронзила мозг. Тёплая кровь тут же начала заливать руку.
В глазах потемнело от ярости и адреналина. Когда приземистый занёс руку для второго удара, она вновь рванулась вперёд, в его слепую зону, и со всей силы вогнала ему в пах колено. Он сложился пополам с булькающим стоном.
Осталось двое. Калека и Чжао Минь. Он уже не улыбался. Его лицо исказила холодная злоба. Он медленно снял куртку, обнажив жилистые, покрытые татуировками руки.
— Иди не мешайся, — рыкнул он.
Синьи стояла, тяжело дыша. Левая рука горела, кровь капала на асфальт, отвлекала. Она понимала — в прямом столкновении с ним шансов нет. Он сильнее, тяжелее, и у него не ранена рука.
Она отступила на шаг назад, к стене. Чжао Минь пошёл на неё, как бульдозер.
Когда он сделал решающий выпад, Синьи не стала уворачиваться от его кулака. Вместо этого она резко присела, и могучий кулак Чжао Миня со свистом пролетел над её головой, с глухим стуком врезавшись в кирпичную кладку позади. Пока он на мгновение застыл, оглушённый ударом и болью в костяшках, Синьи, скользнув между его ног и развернувшись, изо всех сил, с хриплым криком, вмазала ему обеими ладонями по ушам.
Раздался глухой, сочный хлопок. Мир для Чжао Миня на мгновение погрузился в ватную, оглушительную тишину, пронзённую лишь высоким звенящим писком. Его тело затряслось в конвульсивном спазме, глаза закатились. Он замер, пошатываясь, полностью дезориентированный. Этот миг его полного ступора стал для Синьи подарком.
Рванувшись к выходу, она на полной скорости пролетела мимо ошеломлённого калеки, не дав ему опомниться. В ушах стоял звон, в висках стучало, рана пылала огнём. Она бежала, не оглядываясь, чувствуя, как по руке течёт кровь.
Когда Чжао Минь и его прихрамывающая банда вывалились из проулка, шумная жизнь рынка замерла на мгновение, будто кто-то выключил звук. Даже вечный стук ножа о разделочную доску у мясной лавки стих, и в раскалённом воздухе осталось лишь надрывное трещание мопеда, проехавшего за палатками.
Торговцы и покупатели провожали взглядом побитую шайку Чжао Миня. Первым нарушил тишину седой старик с лотка вяленой рыбы, почесав щетинистую щёку:
— Шестерых… одна мелкая… Да она же совсем кроха. Гном какой-то.
Его слова будто сорвали пробку. Встрепенулась полная торговка, поправляя соломенную шляпу:
— Какой к чёрту гном! Ты видел, как она двигалась? Настоящий призрак! Ни звука, ни следа!
Свист ножа и тяжёлый удар топора по прилавку мясника вернули в реальность людей. Он мрачно проворчал, разрубая свиные рёбрышки:
— Красивая девушка — несчастливая судьба . Чем ярче красота, тем короче век. А Минь ещё вернётся и с нас всех шкуру спустит за эти сплетни. Помолчите уж!
Но было уже поздно. Шёпот, как цепная реакция, пополз по рядам.
— Гном… хе-хе… а как дала! — прыснула продавщица воздушных шариков, но тут же суеверно постучала по деревянной стойке. — Тьфу-тьфу-тьфу, сглажу!
— Глянь-ка на него, — вполголоса вставил молодой разносчик лапши, кивнув на Чжао Миня. — Весь в пыли, лицо перекошено, будто встретил упыря. Значит, правда получил по заслугам.
— Гном говоришь? Да кой там, эт ж призрак! — перебил кто-то сбоку.
— Призрак, гном… всё одно. Призрачный гном , вот тебе и сказка, — усмехнулся другой.
Толпа загудела, словно разворошённый улей. Сплетни сталкивались в воздухе, обрастали невероятными подробностями.
— Видел, она его так огрела… ух!..
— Я сам видел — как прыгнула на стену, да как пнёт его в загривок!
— Врёшь! Она их всех поодиночке, как котят, швыряла!
— Да что вы орёте, дураки! Минь ещё живой, вот он идёт… — но голос затерялся в общем гвалте.
И именно в этом гуле, в пересмешках и перебранке, слово зацепилось. Сначала в насмешку, потом — уже с оттенком суеверного страха: «Призрачный Гном».
Реакция на это имя была разной. Практичный хозяин лавки с хозяйственными товарами мрачно заметил:
— Теперь-то они озвереют совсем. Весь гнев на нас выльют. Лучше б ей не связываться.
Но в глазах других, годами терпевших произвол, вспыхивала искра. Женщина, торгующая овощами, прошептала, быстро крестясь:
— Может, наконец-то найдётся на них управа?
И пока одни качали головами, шепча «маленький бес», «сгубит она всех нас», а другие молились Гуаньинь , нашлись те, кто увидел в этом возможность.
Мо Лан, наблюдая за этим, сжала локоть Вэй Чэня. В её глазах читалось не страх, а странное, щемящее волнение.
— Её теперь все запомнили, — тихо сказала она.
И правда, все запомнили. Но ярче всего эта новая надежда горела в глазах самых обездоленных: у уличных чистильщиков обуви, сборщиков мусора, старух, продающих за юань пучок зелени. Она вспыхивала там, где безнадёга годами сходилась с отчаянием.

Синьи бежала. Ноги, будто налитые свинцом, едва слушались, но инстинкт гнал её вперёд, прочь от того проклятого тупика. Держась здоровой рукой за окровавленное предплечье, она сворачивала за углы, теряясь в лабиринте знакомых за два дня улочек. В ушах всё ещё стоял гул, смешанный с хриплым криком Чжао Миня.
Мысли путались, набегая обрывками. Шестеро. Проход узкий. Они мешали друг другу — это и спасло. Цель была не победить, а вырваться. И она вырвалась. Ценой пореза, который пылал огнём, и адреналиновой дрожи, от которой теперь сводило челюсть.
«Договориться с Минем теперь не получится», — холодным камнем упала в сознание простая мысль. Она прожила здесь всего два дня и уже нажила врага, с которым другим приходится годами лавировать. Эти дались ей куда сложнее, чем вчерашние мальчишки.
«Шестеро это много…»
Она моргнула, пытаясь прогнать туман усталости. Веки были тяжёлыми, как будто к ним привесили гири. Почти полтора суток без сна. Тело кричало об отдыхе, но сейчас нужно было добраться до дома.
Наконец знакомый подъезд. Каждая ступенька казалась неприступной скалой. С трудом преодолев четыре пролёта, она, буквально плывя вдоль стены, добралась до двери. Металлический ключ выскальзывал из онемевших окровавленных пальцев.
Её встретила гробовая тишина. Густая, тяжёлая, она обрушилась на плечи, как плед. Одиночество ощущалось почти физически, проникая в самые кости.
Синьи спиной скользнула по косяку, медленно оседая на пол в прихожей. Только сейчас размытый взгляд зафиксировал детали: содранные колени, пальцы, испачканные засохшей и свежей кровью. Рана на руке кровоточила.
«Двигайся», — приказала она себе мысленно, отталкиваясь от стены. Прихватив рюкзак, поползла в ванну, достала аптечку. Действовала на автомате: антисептик, который обжёг рану ледяным огнём, марля. Попыталась приклеить пластырь… не вышло. Руки тряслись и не слушались. Потянулась за бинтом, но пальцы не смогли ухватить скользкую упаковку, и она укатилась под раковину.
В этот миг силы окончательно покинули её. Голова тяжело опустилась на пол, прижав щеку к шершавой поверхности. Веки сомкнулись, а под ними поплыли обрывки сегодняшнего кошмара — ухмылки, блеск стали, хруст и тяжёлое дыхание Чжао Миня. Но теперь это были всего лишь тени. Тело, доведённое до предела, выключилось, погрузив её в глубокий, беспамятный сон.

Они дошли до улицы, где начинались общежития. По пути зашли в лавку дедушки Мао: взяли еды на троих. Мо Лан несла пакет осторожно, как будто там была не еда, а драгоценности.
— Думаешь, она уже дома?
— Если не забрали — значит, ушла. Думаю, с ней всё в порядке, — сказал Вэй Чэнь.
Они постучали. Тишина.
Парень вынул из кармана ключ, повернул. Дверь поддалась.
— У тебя откуда ключ? — Мо Лан уставилась на него, прищурившись.
Он пожал плечами.
— Я вчера замок менял. Один себе оставил. На всякий случай.
— Вот ты змей. И ты ещё говоришь, что не друг?
Он усмехнулся.
— Я и не говорил, что святой.
Войдя в комнату, Вэй Чэнь невольно остановился. Обои — те же, облупленные в уголках, с разводами у потолка, но воздух изменился. В нём больше не было запаха плесени и затхлой пыли. Пахло чистотой. Слабым отблеском мыла и чего-то ещё — может, дешёвым порошком или апельсиновой коркой. Пол блестел. На дверных косяках не было больше жирных пятен, ручки были протёрты.
— Синьи? — окликнула Мо Лан.
Тишина.
— Может, её нет…
Они обошли комнаты, заглянули на кухню, потом в крошечную ванную. И там, на полу, свернувшись в клубок под своей кофтой, спала Ли Синьи. Руки у неё были в красных разводах от крови, волосы чуть липли к вискам, дыхание — медленное и тяжёлое.
Мо Лан ахнула и опустилась рядом.
— Она что… Всё время?..
Вэй Чэнь стоял неподвижно. Его привычная маска отстранённости дала трещину. В уголке глаза дрогнула мышца, а сжатые кулаки в карманах выдавали внутреннюю борьбу. Он смотрел на эту девочку, которая выжила в мясорубке, а теперь спала на голом полу, потому что у неё не было даже матраса. В его памяти всплыл её список, который он видел краем глаза: «Кровать. Стол. Стул...». Он жил в лачуге у деда Мао, но у него была кровать. А у этой, с её картой и непонятным прошлым — ничего.
Мо Лан достала из кармана сложенный листок. Развернула. Пробежала глазами.
— Это список… — прошептала она.
Она задержала дыхание на мгновение, затем, с едва уловимой ноткой вины в движениях, аккуратно сложила листок. В глазах читалось нарастающее напряжение — будто внутри медленно раскручивалась пружина беспокойства.
«Нужно хотя бы промыть рану», — мелькнуло в голове. Осторожно, чтобы не разбудить Синьи, она потянулась к рюкзаку, лежавшему в ногах. Расстегнула молнию и на ощупь стала искать аптечку или хоть что-то, похожее на платок.
Пальцы наткнулись на свёрток в грубой ткани. Мо Лан машинально потянула его, и из складок выскользнул небольшой предмет, тихо звякнув о кафель. Она замерла, бросив взгляд на Вэй Чэня — он не шевелился, уставившись вглубь комнаты, — и подняла находку.
Это был кулон. Старый, золотой, гладкий, с причудливыми золотистыми узорами, расходящимися от центра. Та самая редкая работа мастера.
Лёд пробежал по спине. Воздух перестал поступать в лёгкие. Мир сузился до холодного металла в её ладони и до спящей девушки на полу. Она? Не может быть...
Рука сама сжалась вокруг кулона, пряча его обратно в свёрток, а затем и в глубину рюкзака. Молча. Быстро. Сердце колотилось где-то в висках.
— Ей даже… — прошептала она, но теперь в её голосе была не только жалость. Теперь там поселился страх.
Он медленно подошёл. Плечи чуть ссутулились, будто на них взвалили новый груз. Он бросил последний взгляд на Синьи, на её окровавленную руку, прижавшую к полу тот самый список.
— Ладно, — тихо выдохнул он, больше себе, чем Мо Лан. — Пошли. Достанем этот грёбаный матрас.

_____________________________

  Баоцзы — популярное в Китае паровое блюдо: пышные булочки из дрожжевого теста с различными начинками (мясо, овощи, сладкая бобовая паста). Подача с мёдом для сладких баоцзы — распространённый вариант завтрака.
   Гэгэ — «старший брат». Обращение, выражающее близкие, почти родственные отношения. Мо Лан использует его, чтобы подчеркнуть свою особую связь с Вэй Чэнем.
  Синьи говорит: остановиться (Шоу шоу - досл. "убрать руку" "остановиться"), а Чжао Минь отвечает: приложить руку (Ру шоу). Здесь игра слов: Синьи использует вежливое выражение «шоу шоу». Чжао Минь в ответ издевательски противопоставляет ему грубое «ру шоу» («приложить руку», «взяться за кого-то»), намеренно искажая её призыв к миру в угрозу.
  Распространённая китайская поговорка, буквально «красное лицо — короткая жизнь». Она отражает традиционное суеверие, что выдающаяся красота у женщины часто приносит ей несчастья, зависть и трагическую судьбу.
  «Призрачный Гном». Спонтанно данное уличной толпой прозвище для Синьи. «Призрачный» отражает её ловкость, тишину и неуловимость. «Гном» — ироничное указание на её малый рост и юный возраст, который контрастирует с её невероятной боевой эффективностью.
   Гуаньинь — бодхисаттва сострадания в китайском буддизме, одна из самых почитаемых божеств. К ней обращаются за помощью и защитой в трудных ситуациях. Упоминание показывает, что некоторые жители видят в происходящем нечто выходящее за рамки обычной уличной потасовки.