Глава 3 Акаге льда Голоса над льдом

Голоса над льдом
---
Очевидцы прошедшего долго сидели разинув рты. Многие попросту не могли поверить в свои глаза, однако все они как один все видели своими глазами: как Бай линь, которую они хотели судить, вдруг заморозила залив. Снег шел только здесь, но вот дальше залива было теплая погода. Словно что-то насильно сменило погоду на сотни метров.
Кель стоял перед огромным каменным столом, вокруг которого собрались вожди орочьих кланов. Они пришли не для войны. И уж точно — не для мира. Они пришли потому, что никто больше не знал, что делать.
— Это не женщина. С такой силой, теперь понятно, от чего её не заботят погибшие от её магии, — сказал один из старых вождей, чья кожа была покрыта тёмными пепельными узорами. — Это Белая смерть. Мы должны собраться. Мы должны… решить.
Кель выдохнул. Он чувствовал, как на плечи ложится груз, который он сам пришел в этот мир.
— Я не здесь, чтобы обсуждать войну, — сказал он спокойно. — Или убийство.
Орки переглянулись: кто-то хмыкнул, кто-то фыркнул. Но ни один не усмехнулся открыто — все помнили залив. Лёд, который поднялся из воды, как клинок. И тела, оставленные в тишине.
Кель продолжил:
— Мне нужно понять, что вы знаете. То, чего не знаю я. Её слабости.
Это слово прозвучало странно — слишком человеческим. Некоторым оркам оно показалось даже смешным, учитывая, как давно он был рядом с ней. Но не старому шаману. Тот поднял взгляд, бледно-золотые глаза сузились.
— Слабость? — пробормотал он. — У всех есть слабость. Даже у духов гор. Даже у самого Огненного отца.
Кель слегка склонил голову.
— Даже у Бай Линь?
Наступила холодная тишина. Шаман улыбнулся одними уголками губ, но в этой улыбке читался страх.
— Если слабость у неё есть, — сказал шаман, — то она сама не даст нам прожить достаточно долго, чтобы мы её увидели.
Кель почувствовал, как внутри что-то сжалось. Не страх — признание. Он уже понял это раньше: Бай Линь перешла ту грань, где сила перестаёт принадлежать человеку. Но он не пришёл за тем, чтобы бросить её. Он пришёл за тем, чтобы удержать. Уж слишком сильно она отбилась от рук, перестала считаться с другими.
— Я не ищу способ убить её, — сказал Кель. — Я ищу способ остановить… Если это понадобится. Способ говорить с ней. Управлять. Направлять. То, что творит она – это не война, а нечто куда хуже.
Слово «управлять» прозвучало тихо, почти виновато.
Шаман медленно провёл ладонью по столу.
— Управлять тем, что сильнее тебя? Что шепчет льду — и он слушается? — Он посмотрел прямо Келю в глаза. — Даже духам не под силу такое.
---
А далеко на востоке, в крепости Лэй Хуа, собирался другой совет. Хрустальные шторы звенели лёгким звуком, будто замёрзшие птицы бились друг о друга. Лэй Хуа сидела на троне из белоснежного гранита, пальцы сплетены, взгляд опущен. Она слушала.
— Ваша сестра стала угрозой, — говорил один из её главных советников. — Мы закрывали глаза. Мы верили, что это временно. Что она просто… переживает трудный период. Но то, что произошло… это уже не инцидент. Нам ещё в прошлый раз нужно было ограничить её, а не развязывать ей руки. Это знак.
— Знак чего? — голос Лэй Хуа был мягким, но холодным.
— Знак того, что Бай Линь перестала принадлежать крепости. Клану. Нам. Вам.
Вторая советница, женщина с серебристыми волосами, наклонилась вперёд:
— Если другие решат, что она опасна, никто не придёт к нам за разрешением. Если они решат её уничтожить — они придут сразу с войсками.
— Они найдут на неё управу. На всех можно найти управу, — тихо добавил третий. — Хотя многие не верят в эти слухи о ней. Все же слухи часто приукрашивают. Долго ли они будут откладывать проблему с ней?
Лэй Хуа подняла взгляд. В нём не было страха — только боль.
— Она не чудовище.
Советники переглянулись.
— Мы это знаем, госпожа, — сказал первый. — Но люди за пределами крепостей, орки — нет. Она сама начертила на себе «крест». Другие акаге боятся её силы, боятся Бай Линь.
Лэй Хуа сжала подлокотник так сильно, что на пальцах выступили белые точки.
— У всех есть слабости, — осторожно сказал кто-то.
И тут один молодой советник, тот, что раньше всегда молчал, вымолвил:
— Даже у Бай Линь.
Снова — тишина, острая, как холод.
Лэй Хуа побледнела. Её губы дрогнули.
— Я не уверена… — прошептала она. — …что это правда.
---
Один из орков, молодой, горячий, ударил кулаком по столу:
— Она сильна — да. Она страшна — да. Но кто-то же должен был её остановить в бою! Кто-то пытался?!
Старик буркнул:
— Мы пытались.
Кель поднял бровь.
— И что?
Орк молча разжал ладонь. На коже — след глубокого ожога, но от чего? Ледяной ожог — идеальный круг, словно на него положили замёрзший металлический символ.
— Она… даже не посмотрела, — Он отвёл взгляд. — Она проходила мимо. А наши бравые войны, закаленные в боях, становились подобны льду.
Кель медленно кивнул. Да, это было в её духе — обратить своих врагов в лед.
Старый шаман поднял палец:
— Но ты прав в одном, человек. У всех есть слабости.
Шаман медленно, очень медленно, прошёлся взглядом по столу.
— Но, прежде чем искать слабость Бай Линь, — Он сделал паузу, — …убедись, что, найдя её, ты не уничтожишь сам себя. У нас ходит в народе поговорка: «человек возжелавший убить монстров должен быть в силах пожертвовать чем-то важным. Если такому человеку потребуется одолеть монстра, он должен быть готовым отбросить свою человечность».
Кель посмотрел ему прямо в глаза.
— Тогда скажи мне, — Он наклонился вперёд, — Ты старше всех здесь. Ты видел ледяные бури двадцать лет назад. Скажи: у неё есть слабость?
Шаман задумался. Тишина стала такой плотной, словно её можно было потрогать.
— Есть, — наконец произнёс он.
Все переглянулись.
Кель выдохнул:
— Какая?
Старик склонил голову:
— Та, которой она сама боится. Самая человеческая из всех.
Кель замер.
— И какая же?
Шаман шепнул:
— Связи. Привязанность. Тех, кого она не может потерять. Тех, кого она пустила в своё холодное сердце. Таких — мало. Очень мало. Думаю, первое что она отбросила ради силы как раз и были связи.
Он поднял взгляд.
— И ты — один из них.
Его взгляд устремился к Келю. Пожирающий взгляд, тишина, все стали смотреть на него, словно это был ключ к её слабости.
-- Вы ошибаетесь. Думаете, если бы это была правда я бы стоял здесь перед вами? Я в такой же проигрышной ситуации, что и вы.
Но орки лишь молчали.
---
Кель почувствовал, как что-то холодное собирается под рёбрами.
— Один из них? — переспросил он.
Старик опустил голову.
— Думаю, в твоих словах есть смысл. Вряд ли она бы подпустила к себе такого как ты.
Шаман слегка улыбнулся, но продолжать не стал.
Орки притихли. Даже те, что презирали Келя, молчали — слишком опасная тема.
— Привязанность, — повторил шаман. — Это её сила. И её слабость. Но пользоваться этим… опаснее, чем войти в шторм с огненной костью в руках.
Кель задумался.
-- «Её сестра. Она знает о ней больше, чем кто-либо».
Он поднялся:
— Тогда нам нужен не способ убить её. А способ… Говорить с ней, когда она перестаёт слушать. Я поеду. Она знает её лучше всех.
Орки загудели — но не возражали.
Старик едва слышно пробормотал:
— Берегись… иногда те, кто ближе всего к чудовищу… — он криво усмехнулся, — …падают первыми.
Кель не ответил. Он уже уходил — быстрым, решительным шагом.
---
Серебристые огни в хрустальных лампах дрожали, будто боялись собственных теней. Каждый советник говорил тише, чем обычно.
— Мир потребует от нас действий, — сказала пожилая женщина с белыми косами. — И если мы не покажем, что контролируем ситуацию, другие решат… контролировать нас.
— Мы не можем ослабить её, — добавил другой. — Мы не можем ограничить её. Она сильнее всех нас вместе.
— Мы можем попытаться, — тихо произнесла Лэй Хуа, поднимая взгляд. — Но силой нельзя давить на неё. Это плохо закончится.
Советники замолчали.
Она медленно продолжила:
— Давление делает её опаснее. Запугивание — яростнее. А одиночество делает её непредсказуемой.
Сереброволосая женщина мягко сказала:
— Вы говорите так, будто знаете это наверняка.
Лэй Хуа закрыла глаза.
— Знаю. Она — моя сестра. Её не сломали враги. Не сломал холод. Не сломал даже наш народ. Но если её предадут она не остановится, пока не разрушит всё.
Советники переглянулись. Последний советник — молодой маг льда — решился спросить:
— А какая… по-вашему… её слабость?
Лэй Хуа медленно, очень медленно открыла глаза. Взгляд был острым, как грани кристалла.
— Те, к кому она привязана.
— У неё есть такие? — удивлённо спросили.
— Да… — прошептала Лэй Хуа. — И это страшнее всего.
Она хотела назвать имя, но остановилась. Если она скажет, другие попытаются использовать эту слабость. А значит — Бай Линь понесёт ещё один удар.
— Я буду думать, — произнесла она твёрдо. — Мне нужно время.
В этот момент в зал вошёл гонец, покрытый инеем, словно бежал через собственный страх.
— Командир Кель… просит встречи, госпожа.
Лэй Хуа поднялась мгновенно. Глаза вспыхнули интересом — и тревогой.
— Пусть войдёт.
Советники загудели — одни встревоженно, другие с облегчением.
Кто-то даже шепнул:
— Он её друг. Может, он знает больше.
Когда Кель вошёл в зал, тишина накрыла всё пространство, как снег пустыню.
Он поклонился, коротко, но с уважением.
— Госпожа Лэй Хуа, — Он поднял глаза, — Нам нужно поговорить о вашей сестре.
Она смотрела так, будто читала каждый микродвижение его лица.
— Мы тоже обсуждали это, — Она сделала несколько шагов навстречу, — Мы боимся, Кель. Мы не должны бояться собственной сестры… но боимся.
Кель сжал руки.
— И я боюсь, — честно сказал он. — Но не её. А того, что сделают с ней другие.
Эта фраза заставила её замереть. Как будто нить, которую она держала, перестала тянуться в сторону.
— Продолжай, — тихо сказала Лэй Хуа.
Кель приблизился:
— Мне нужен тот, кто знает её лучше всех. Тот, кто видел её слабые стороны. Кого она слушает. Кому доверяет. Может быть ты знаешь, как с ней говорить, когда она становится слишком близка к тому, чтобы потерять контроль.
Лэй Хуа смотрела очень долго, но в конце концов прошептала:
— Ты хочешь не остановить её, — она прищурилась, — ты хочешь направить её.
Кель кивнул.
— Если мы не направим её, она сама выберет направление. И тогда уже никто не успеет.
Лэй Хуа выдохнула — это был почти облегчённый вздох, но со вкусом боли.
— Она слушает тебя, — сказала она. — Иногда даже больше, чем меня.
Кель отвёл взгляд.
— Я не уверен… — начал он.
Но Лэй Хуа подняла руку:
— Я знаю Юнь Сюэ. И знаю её сердце. Она сломана — но не пустая.
Кель тихо выдохнул.
— Тогда помоги мне. Помоги нам всем.
Лэй Хуа подошла ближе, так, что между ними оставался только холодный воздух.
— Хорошо, — сказала она. — Но ты должен понимать одно. Если ты приблизишься к ней слишком сильно, она может сломать тебя так, как ломает лёд под ногами.
Кель ответил:
— Она ломает тех, кто идёт на неё с оружием. Тех, кто идёт к ней с доверием, она… — он опустил взгляд, — …она не трогает?
В его голосе было сомнение.
Лэй Хуа впервые за долгое время улыбнулась — устало, по-сестрински.
— Ты плохо знаешь Бай Линь. Тот, кого она любит… — она прикрыла глаза, — …страдает всегда сильнее остальных.
Тишина. Не угроза — а предупреждение.
---
Когда двери совета закрылись, и советники остались за стенами, в комнате стало тише. Хрустальные занавеси едва звенели от сквозняка — будто шептались между собой. Лэй Хуа жестом указала Келю на низкий стол из синего льда.
— Садись. Здесь мы можем говорить честно. Никто не подслушает.
Кель сел, Лэй Хуа — напротив. Лёд под ними не чувствовался — оба привыкли к холоду. Несколько секунд они просто молчали, собираясь с мыслями. И лишь после этого Кель начал:
— У Бай Линь… есть моменты. То, как она смотрит. Как дышит. Когда она… теряет связь. Ты такое видела?
Лэй Хуа чуть опустила голову.
— Видела. Слишком часто.
Кель внимательно слушал.
— Тогда скажи. Как ты это называешь?
Она вздохнула.
— Тишина.
— Лэй Хуа посмотрела в сторону. — Не… покой. Не усталость. Именно тишина. Будто она перестаёт быть человеком. Будто она тонет в своём внутреннем снегопаде.
Кель кивнул. Это совпадало с тем, что он видел у залива — когда Бай Линь стояла, а ледяная буря слушалась даже малейшего её движения.
— В такие моменты, — продолжила Лэй Хуа, — она становится сильнее. Но… И хрупче. Она перестаёт видеть мир. Перестаёт понимать боль других. Она не злая, Кель. Она просто… исчезает.
Кель опустил взгляд.
— Вот этого я и боюсь. Не того, что она ударит. А того, что она исчезнет. Или скорее, что останется, если она утратит контроль.
Лэй Хуа посмотрела на него внимательно — слишком внимательно. Как на человека, который долго жил с болью и понял её вкус.
— Ты хочешь удержать её в мире?
— Да, — честно сказал Кель. — Если она уйдёт в эту тишину полностью, она перестанет видеть последствия. А значит, мы все погибнем, даже не успев понять как.
Лэй Хуа закрыла глаза. Потом тихо сказалa:
— Тогда тебе нужно знать одну деталь. Ту, о которой не знает никто.
Кель поднял голову.
— Её сад, — сказала Лэй Хуа. — Он не просто место силы. Он — продолжение её души. То, что происходит в саду — то происходит и в ней.
Кель нахмурился:
— Я знаю, что сад важен, но…
Лэй Хуа покачала головой:
— Не так, как ты думаешь. Когда сад безмолвен — Юнь Сюэ стабильна. Когда сад кричит — Юнь Сюэ разрушается.
— Кричит? — повторил Кель.
— Да, — ответила Лэй Хуа. — Когда лёд там растёт слишком быстро. Когда трещины идут по стенам. Когда её куколки двигаются будто в панике. Это значит, что внутри неё идёт борьба.
Кель вспомнил, как куколки хором шептали имена погибших. Как сад вибрировал, будто от глубокого голоса.
— То, что ты видел после боя у залива? — Лэй Хуа сделала паузу, — сад был в бешенстве.
Кель медленно кивнул.
— Ты понимаешь, что это значит? — спросила Лэй Хуа.
Он ответил без колебаний:
— Она была на грани.
— Да, — сказала Лэй Хуа. — И если она ещё раз туда упадёт — удержать её будет невозможно.
Кель глубоко вдохнул, будто вдыхал мороз.
— Тогда нам действительно нужен план. То, что сможет вернуть её назад, когда она… тонет.
Лэй Хуа положила ладонь на стол, и лёд под её пальцами слегка посинел
— Нить… — повторила она. — У нашей семьи… у всех наших предков… была только одна такая нить.
Кель замер.
— Какая?
Лэй Хуа медленно подняла взгляд.
— Привязанность. Сильная. Честная. Живая.
Кель молчал, но в груди кольнуло — так, что дыхание перехватило.
Лэй Хуа продолжила:
— Юнь Сюэ не понимает жалости. Не понимает «долга». Но если она… чувствует, что кто-то рядом по-настоящему, не ложью, то она возвращается.
Кель тихо сказал:
— Если она привязывается — она становится человечнее.
Лэй Хуа кивнула.
— Но именно это и делает её уязвимой. Для тебя. Для меня. Для всех, кого она пустила в свой мир.
Она наклонилась вперёд:
— Ты понимаешь, Кель? Если нить оборвётся… если она потеряет того, к кому привязана… Она сломается. И больше никогда не станет прежней.
Кель закрыл глаза. Он знал это. Но услышать — было сложнее.
— Тогда скажи, — наконец произнёс он, открывая глаза, — что мне делать?
Лэй Хуа ответила без пафоса и без тени сомнения:
— Быть на её стороне. Но не спасителем. Не героем. И уж тем более — не тем, кто пытается командовать. Она слушает тех, кто стоит рядом с ней… — Лэй Хуа тихо улыбнулась, — …а не тех, кто встаёт выше.
Кель задумчиво провёл рукой по щеке.
— Значит быть для неё якорем.
— Да, — сказала Лэй Хуа. — И быть готовым, что якорь иногда рвётся. И когда она утянет тебя в свой холод — тебе придётся удержать её там, в глубине, и самому не утонуть.
Лэй Хуа медленно встала. Подошла к окну. Снаружи падал мягкий снег — но он кружился странно, будто слушал чужую музыку.
— И есть ещё кое-что, Кель, — сказала она, не оборачиваясь. — О чём никто не должен знать.
Кель поднялся.
Лэй Хуа повернулась к нему — и впервые за всё время в её глазах был настоящий страх.
— Юнь Сюэ — она сделала паузу, — бьёт своих куколок. Её методы воспитания. Эти куколки приходят и уходят, но Юнь Сюэ остается. 
Кель резко выпрямился.
— Не из жестокости, — сказала Лэй Хуа. — Она делает им больно, чтобы почувствовать хоть что-то. Эмоции. Тёплые или холодные — ей всё равно. Она не умеет иначе. Её мир -- пустой.
— И куколки… принимают это? — тихо спросил он, -- Не все равно ли на них? Кольты есть кольты.
— Они считают это любовью.
Комната стала слишком тихой. Слишком холодной.
— И если одна из них когда-нибудь будет разрушена, то появится другая, но если все разом, то Юнь Сюэ будет очень опечалена. Она может отбросить всё, что удерживало её человечность.
Кель схватился за край стола.
— Значит… куколки — часть нити. Её семья, отражение её самой, последнее «я».
Лэй Хуа кивнула.
— И если она потеряет их всех, — она посмотрела прямо в Келя, — …не думаю, что мы сможем её остановить.