Молчун

Магазин игрушек заметен издали, по ярким краскам витрин, по всплескам радости и смеха, по оживленным голосам выходящих оттуда детей. Но двое взрослых замялись на пороге, щурясь, словно глаза им резал яркий свет. Переговаривались вполголоса, пока продавец сам не высунул голову из дверей и не пригласил:
- Заходите.
Они вошли. Мужчина в сером костюме и женщина в джинсах и свитере, и с желтым рюкзачком за плечами. Огляделись. В огромном, заставленном стеллажами зале было ярко и шумно. Игрушки пели и плясали. Некоторые на полках, другие – прямо в проходе. Путались под ногами, суетились, играли на скрипочках, гитарах, флейтах, кларнетах и каких-то вовсе непонятных музыкальных инструментах, бормотали – громко или очень громко – бессмысленные попугайские фразы. Целая армия плюшевых мишек маршировала под барабанную дробь. Слоненок-пылесос с длинным гибким хоботом, утробно воя, всасывал в себя пыль со стеллажей. Огромная, в человеческий рост кукла в белом переднике, завязанном сзади кокетливым бантом, поливала цветы на подоконнике.
- Ну, - сказал продавец, - я к вашим услугам. Добро пожаловать в игрушечный рай. У вас кто, мальчик или девочка?
Мужчина и женщина переглянулись.
- Мы можем поговорить в каком-нибудь тихом месте?
- Конечно, - согласился продавец. – Понимаю. С непривычки здесь можно оглохнуть. Но дети любят весь этот тарарам, - пройдя впереди растерянных гостей до конца зала, он распахнул неприметную дверь в торце, замаскированную под увитую лианами тропическую пальму. – Вот сюда, пожалуйста. Это мой кабинет. Игрушкам сюда вход воспрещен.
Вероятно, это была шутка, но странные покупатели даже не улыбнулись.
- Итак, - сказал он, присаживаясь за большой, увенчанный монитором стол и указывая гостям на стулья, - слушаю вас. Чем могу помочь?
Мужчина в сером костюме смущенно прокашлялся.
- Видите ли, - начал он, - какое дело...
И запнулся. А  женщина подхватила:
- Мы с Яном опекуны. Заботимся о маленьком мальчике. О Марке... ему пять лет, и он вывезен из горячей точки. Если вы понимаете, о чем я.
- Понимаю, - кивнул продавец.
- И он, Марк... несколько месяцев был в плену. Его родители погибли. И через что ему, ребенку, пришлось пройти – Бог знает... На его глазах убивали и пытали. И сам он отощал от голода, был весь изранен, избит, и... Вы понимаете?
Продавец снова кивнул.
- Надеюсь, теперь с мальчиком все хорошо?
- Физически – да. Его вылечили. Но он ни слова не говорит и всего боится. Темноты, яркого света, людей, машин, игрушек... Да, от игрушек он тоже шарахается, и мы не знаем, что делать. Как ему помочь?
Продавец глубоко вздохнул, и словно тень пробежала по глазам – он смахнул ее рукой и встал из-за стола.
- Я знаю, что вам нужно. Подождите здесь.
Он ушел и спустя несколько минут вернулся с кем-то огромным и плюшевым в руках. Мишка – не мишка, заяц – не заяц... Длинные мягкие уши, янтарные глаза-пуговицы, стеклянные и как будто живые. Короткий бурый мех. И длинные лапы, которыми удивительный зверь словно обнимал продавца за шею.
- Что это? – в один голос спросили опекуны.
- Не что, а кто, - усмехнулся продавец. – Игрушки, они как дети. Каждая со своей манерой и характером. И – верите или нет – но иногда мне кажется, что у каждой из них есть душа. А это Молчун. Просто Молчун.
- А что он умеет делать? – поинтересовался мужчина по имени Ян.
- Молчать... Всего лишь молчать. И поверьте – этого достаточно.
Покупатели расплатились и ушли, прихватив с собой Молчуна. А продавец еще долго сидел в своем кабинете, плотно притворив дверь, и задумчиво барабанил пальцами по столу.

Марк сидел, забившись в угол постели, весь обложенный разноцветными подушками. Спрятавшись за их радужную кучу, он казался совсем крохотным и потерянным – маленький мальчик в синей байковой пижаме. Горел тусклый ночник, а за окном мягко серебрился подсвеченный городскими фонарями вечер.
Скрипнула половица – и малыш насторожился. А потом дверь отворилась и вошла женщина, которую он никак не мог назвать мамой. Правда, у нее были добрые глаза и тихий, ласковый голос. От нее даже пахло, как когда-то от мамы – молоком и печеньем. Но слово не шло на язык, застревало в горле горячим комом, отчего хотелось зареветь в голос. Но Марк сдерживался и молчал – только крепче сжимал кулачки.
Женщину звали Хлоя, это он знал, и про себя называл ее так. А мужчину – совсем не похожего на папу – не называл никак. Только весь сжимался при виде него, сворачивался в клубок, точно испуганный еж.
- Привет, Марк, - сказала женщина по имени Хлоя и осторожно протянула ему что-то мягкое, ушастое, меховое. – Смотри, что мы тебе купили. Это твой новый друг.
Мальчик замер. Он не любил игрушки и боялся их. Они кричали на него, шумели, дергались, иногда брызгали водой или громко втягивали в себя воздух. Наверное, они могли ударить или укусить. Особенно большие и похожие на собак. Марк так и ждал, что они вот-вот залают и кинутся... И сам кидался наутек, натягивал на голову одеяло или забивался под кровать.
- Это Молчун, - улыбнулась Хлоя. – Так его зовут. Не бойся, он тебя не обидит.
Она ушла, оставив Молчуна на кровати, и мальчик со странным зверем долго сидели – неподвижно и настороженно изучая друг друга. Вернее, изучал Марк. А Молчун словно дремал с открытыми глазами. Крупные стеклянные пуговицы на мохнатой мордочке переливались теплым отраженным светом. Коричневый мех слегка золотился. Игрушка кого-то напоминала малышу – не врага и не собаку, а кого-то из прошлой жизни. Она молчала – и в этом молчании рождалось давно забытое доверие.
Когда через два часа Хлоя и Ян заглянули в детскую, мальчик и большой плюшевый зверь крепко спали, обнявшись и прижавшись друг к другу.
С тех пор они не расставались ни на минуту. Вместе сидели за столом, вместе гуляли, ходили к врачу, вместе играли... И только Марк знал, что его друг на самом деле не молчит. Если прижаться к нему щекой и прислушаться – можно услышать, как он мурлычет, тихонько, точно сытая кошка. Через месяц мальчик впервые заговорил. И говорил, не переставая, и плакал, и рассказывал – сбивчиво и по-детски, как умел, свою несчастную, коротенькую жизнь. А Молчун слушал.