Д. Часть пятая. Глава третья. 7

     В гримёрке было очень тесно, но Маргарита протолкнула Татьяну внутрь и прикрыла за собой дверь. Татьяна прислонилась к вешалке для костюмов, пальцы непроизвольно вцепились в тёмный бархат платья. Ей казалось, что сознание вот-вот покинет её, и она изо всех старалась сохранять спокойное выражение лица. Получалось, впрочем, неважно.
     – После его вопроса пусть будет пауза, – инструктировала Маргарита, поправляя на плече Татьяны невидимую соринку. – Не спешите отвечать. Смотрите не на него, а поверх голов, в стену за камерами. И скажите свою фразу, только её, не думая о том, что он хочет услышать. Сосредоточьтесь на себе.
     Татьяна механически кивнула. В её широко открытых глазах читалась неуверенность.
     – Он будет пытаться вызвать вас на диалог, – продолжала Маргарита. – Не ведитесь на это, не вступайте ни в какие дискуссии. Скажете фразу – и молчите, дайте ей повисеть в воздухе, пусть все присутствующие оценят её.
     Она ещё раз поправила складку на платье, и пальцы её на секунду коснулись Татьяниной руки. Касание было лёгким, почти неощутимым, но Татьяна вздрогнула, будто от электрического разряда.
     – Помните, – тихо добавила Маргарита, уже поворачиваясь к двери, – вы здесь не для того, чтобы играть роль жертвы, пусть и потенциальной. Ваша задача – заземлить его теорию, дать ей плоть и кровь, дать ей лицо.
     Она вышла, оставив за собой лёгкий шлейф, – не духов, а чего-то прохладного и чистого...

     Домани, проходя по коридору к студии, увидел Джона и Диану Драгуновых. Они стояли у входа в зрительский зал, дорого и со вкусом одетые, и даже пространство вокруг них казалось другим, более изысканным, как мысленно определил для себя Саша. Джон смотрел прямо перед собой, лицо его хранило привычное равнодушное выражение, но уголок рта был поджат чуть плотнее обычного. Диана теребила в руках сумочку, её пальцы быстро открывали и закрывали золотую застёжку. Щелчок. Щелчок. Щелчок.
     – Джон, Диана, – кивнул им Саша, останавливаясь. – Спасибо, что пришли. Ваша… поддержка весьма важна.
     Джон медленно перевёл на него взгляд, осмотрел с чуть заметной насмешкой. В его глазах не было ни поддержки, ни одобрения. Они оба отлично понимали бессмысленность светских уловок сейчас, в этот решающий момент.
     – Сделайте всё, чтобы эфир был достойным, Домани, – сказал Джон, словно нехотя роняя слова. – Ставки слишком высоки для посредственности.
     Диана перестала щёлкать застёжкой. Она посмотрела на ведущего, и во взгляде её мелькнуло что-то похожее на страх, но тут же погасло, спрятавшись за привычной светской улыбкой.
     – Мы будем болеть за вас, Саша, – сказала она.
     Домани хотел что-то ответить, но из-за поворота донеслись шаги – чёткие, размеренные, неспешные. Все трое обернулись.
     Анастас Светозарович шёл в сопровождении молодого человека с пустым лицом, нёсшим его портфель. На Анастасе был тёмно-серый костюм, идеально скроенный, но без намёка на официальную строгость. Он выглядел так, будто шёл не на телевизионный эфир, а на лекцию в узком кругу заинтересованных слушателей.
Помощник губернатора приблизился, скользнул взглядом по Джону, Диане, остановился на Саше.
     – Добрый вечер, – произнёс Анастас спокойным, почти дружелюбным тоном. – Надеюсь, все технические детали улажены? Не люблю, знаете ли, суету в последний момент, все эти спешные смены фона и тому подобное.
     – Всё готово, Анастас Светозарович, – заверил Саша, и его собственный голос показался ему неестественно бодрым. – Свет, звук, хронометраж. Мы на низком старте.
     – Прекрасно, – лёгкая, почти невидимая улыбка тронула губы Анастаса. Он взглянул на часы, простые, с белым циферблатом. – Если я не ошибаюсь, до начала ещё пять минут. Я пройду в зал, осмотрюсь, попробую ощутить пространство.
     Он кивнул Джону, едва заметно склонил голову в сторону Дианы и прошёл мимо, направляясь к двери в студию. Его помощник бесшумно последовал за ним.
     Джон проводил его мрачным взглядом, и челюсть его снова напряглась.
     – Удачи, Домани, – пробормотал он, не глядя на Сашу, и потянул Диану за собой в зал.
     Саша остался один в неожиданно опустевшем коридоре. Он сделал глубокий вдох, выпустил воздух через трубочку губ. Рука сама собой потянулась к карману брюк, нащупала там смятый листок. Домани быстро отдёрнул её, словно обжёгшись.
     Из-за двери донёсся голос режиссёра:
     – Домани, на выход! Три минуты!
     Он поправил узел галстука, потрогал микрофон в петлице, бодрым отмеренным шагом вошёл в студию...

     Свет софитов ударил в глаза, заставив на секунду щуриться. Зал был заполнен на три четверти – приглашённые зрители, люди Смехова, переодетые техниками. В первом ряду он увидел бледное, застывшее лицо Татьяны. «Кажется, она на грани, – подумалось Саше. – Нехорошо это, у неё сегодня слишком важная роль, чтобы…» 
     Не докончив мысли, он сел в своё кресло, проверил связь с режиссёрской быстрым кивком в камеру. Всё работало, отлаженный механизм был готов к запуску.
     Через боковую дверь в зал вошёл Анастас. Он не спеша прошёл к свободному креслу напротив ведущего, сел, отрегулировал высоту микрофона. В зал он не даже не посмотрел, сосредоточенно уставился в пространство перед собой, будто изучал пляску пылинок в луче софита.
     В ухе у Саши затрещал наушник.
     – Тридцать секунд. Тишина в зале.
     Суета за пультом замерла. Оператор камеры номер один припал к видоискателю.
     – Пять, – начал отсчёт голос в наушнике.
     Анастас Светозарович медленно повернул голову и посмотрел прямо в объектив камеры. На лице его читалось сдержанное удовлетворение.
     – Четыре.
     Саша положил ладони на стол, стараясь, чтобы они не дрожали. Он чувствовал, как по спине растекается липкое пятно пота.
     – Три.
     Он попробовал встретиться взглядом с Татьяной, но она не смотрела на него. Она смотрела куда-то вверх, за камеры, лицо её по-прежнему ничего не выражало.
     – Два.
     Мысль о смятом листке в кармане сверлила мозг: «Пусть не пригодится, пусть не пригодится, не пригодится…»
     – Один.
     Красная лампочка на камере номер один зажглась.
     Саша Домани сделал вдох. Он улыбнулся той самой, выверенной многими выпусками, гостеприимной улыбкой ведущего «Вечернего эфира».
     – Добрый вечер, дамы и господа, – начал он, и голос его зазвучал ровно, уверенно, без дрожи. – В городе, живущем в страхе и ожидании, мы начинаем особый выпуск…