Нежный холодок

     НЕЖНЫЙ  ХОЛОДОК


     Как вчера и позавчера, как месяц и два назад, как первого января начавшегося и почти уже прошедшего года - проснулся в шестом часу и лежу в темноте с закрытыми глазами. Нет, на мгновенье я их открыл, чтоб посмотреть метет все еще или нет, и тут же снова закрыл. Все еще метет, по фонарю видно было, но, кажется, уже на убыль. «Всю ночь по городу метели, качая фонари, бродили…» - вспыхнула и погасла строчка, единственное, что запомнилось из книжки одного поэта, имя которого забыл и который подарил мне ее - ту свою белую книжку когда-то, сгорела давно, вместе с прежней мастерской, да и жив ли сам…?! Лежу, в общем, с закрытыми и чувствую внутренней темнотой закрытых, всем собою чувствую весь-весь снег за окном, весь-весь какой намело, на всю ширь и на всю даль, от Москвы и до Урала, от Урала и до Камчатки, от Камчатки и вниз до Владивостока, от Владивостока и до трех безликих пятиэтажек в Шкотово-17, которые, то есть место, на котором они стояли, называлось «семь ветров», - там всегда бескозырку с головы срывало ветром и катило черным перекати-полем, если забудешь ленточки зубами прихватить. Чувствую его весь-весь белый и потом вдруг еще-тоже чувствую, как на мне под одеялом что-то сжимается до точки, сжимается, сжимается и начинает вдруг болеть. Душа выход нашла - сочится, думаю. Искусственно думаю. И думаю, что думаю искусственно, что другие так подумают. Один мой приятель все, что рождается в уме человека, называет «придумкой», и улыбается всегда лукаво, как врач знающий диагноз, когда видит очередную мою на холсте «придумку». Хотел правой рукой потрогать то место…, - из-за головы чужим бревном на живот рухнула…, отлежал, мелкие колики встревожились, проснулись и разбудили руку - забегали по ней. Рука возрождалась, точка, из которой душу подтравливало, затихала. Попробовал левой…, - нормальная моя левая рука и лежит слева, - сначала убрал правую, то есть левой убрал, пока еще как чужую убрал, положил вдоль себя поверх одеяла справа, потом пальцами надавил через одеяло на примерное то место, откуда душа наружу заболела, - коже больно стало и все…, затихло совсем то место, не чувствую его…, глаза открыл - прежняя темнота, но не кромешная, фонарем и снегом отсвечивает…, а все равно болит, внутри болит, только неясно, неопределимо…, как музыка стихотворения, которое забыл…

     Из столицы в ночь возвращался - мело вокруг, долгожданно мело, хорошо мело…, и ехал я долго и не помню в каком часу к себе вернулся, и тем более не помню в каком уснул. Всегда, когда ночью возвращаюсь, долго потом засыпаю, все по инерции еду и еду, еду и еду. Вот и теперь, помню, ехал все и ехал, мело все сильнее и сильнее, становилось все кромешнее и кромешнее, совсем переставало быть хоть что-то видным, лишь фарами высвечивало присыпанные белые ёлки справа и слева и примерное направление дороги между ними, и один я, помню, был на дороге, никаких других машин, и вдруг всадники!!! - заснеженные на заснеженных конях, притормозить еле успел, почти уперся в них…, дорогу собой и конями загородили, меня будто не замечали, будто фары мои их не ослепляли…, присмотрелся, по виду гастарбайтеры, ордынцы короче, только одежды на них какие-то, как мосфильмовские, а на головах, как из снега, плоские шапки с пушисто-снежными хвостами, напугаться даже не успел, подумал - кино, что ль, снимают?!, и еще подумал, что надо бы в Орду сгонять, жёны там, говорят, подешевели, рукой же левой в кармане деньги бумажные пощупал - вдруг откупаться?!, но нет - пропали в метель так же неожиданно, как и появились… А потом вообще все пропало и я уже шар надувал, темный такой и могущий вот-вот лопнуть, размером с два баскетбольных мяча, продолговатый и слегка внутрь себя прозрачный, как бычий пузырь, и я знал, что это Вселенная такая (в старинной книжке когда-то видел), держал ее в руках такую зыбкую, - зыбилась на ладонях и собой покачивалась, будто не воздухом легким ее из себя надувал, а водой гравитационной наполнял, зубами бережно придерживал пуповину ее, через которую надувал, всем собою боялся, что каждую секунду лопнуть может…, и дырочку микронную ощущал правым глазом, нана-дырочку - на поверхности Вселенной (у Вселенной тоже есть поверхность, хоть и мягкая), через которую ее пространство наружу подтравливало, и я глаз в упор приближал - прохладной струйкой зрачок щекотало, и мне идти куда-то нужно было, непременно было, и не мог я ее, Вселенную, оставить, так вот оставить, чтоб она без меня обмякла и скукожилась целлюлитно, и идти с ней по улице я тоже не мог, боялся потревожить - напугать уличным шумом или еще хуже остудить метелью, только зрачок все к дырочке приближал и приближал…, -
пространства нежный холодок …




     2016