Заноза

Есть у меня один друг, грузин, сам себя назвал Занозой. Даже в паспорте поменял имя. Говорил: «Не будешь занозой — жизнь просвистит мимо». Фортуна, мол, любит тех, кто колется.
Познакомились мы в девяносто втором на Крымском Валу, перед ЦДХ. Памятника Петру ещё не было, Музеона тоже, только голова Дзержинского одиноко лежала на снегу. Заноза её пожалел, унёс домой и поставил на полку: «Варвары, человеку даже рюмки не поставили».
Мы вешали картины на красный деревянный забор недостроенного техникума. За забором целовались Вася с Анжелой. Придут, снимут мою работу, раздвинут доски, займутся делом, потом стучат: я снимаю картину, они выходят, вешают её обратно. Вежливые.
Заноза влюбился в Анжелу по уши. Ставил гнилый поддон на штабель кирпичей и подсматривал. Однажды поддон сломался, Заноза рухнул, ногу ушиб, но сиял: «Видел! Огромная, белая, как луна над Кавказом!»
Наутро принёс холст 30;40. Издали — портрет кудрявой женщины. Вблизи — вместо лица идеальная круглая жопа на фоне зелёной травы и клубничек. «Портрет Анжелы», — гордо сказал он.
Очередь выстроилась только к нему. Подошёл мужик: «За любые деньги». Заноза заломил пятьсот баксов. Мужик дал сто. Заноза посмотрел на меня, я кивнул: бери, дурак, таких задниц ещё нарисуешь. Продал. День радовался, потом неделю ходил как в воду опущенный: «Больше такой не сделаю».
Вася с Анжелой поженились, к забору больше не ходили.
Прошло время. Галерейщик позвал на выставку «Ускользающая красота». Повесили работы, я продал натюрморт, Занозу три дня не видел. Нашёл в дальнем зале: сидит на паркете, глаза круглые.
Весь зал был увешан огромными жопами. Под каждой подпись: «Оля», «Таня», «Марина». А в центре, три на четыре метра, висела та самая Анжела. Если на маленькой 30;40 родинка смотрелась изящно, то тут на гигантской заднице видны были даже волоски, а родинка смотрела как тату среднего пальца — ровно так, как показывают в минуту особого оскорбления.
Автор проекта вещал толпе: «Надо быть жопой, чтоб не пропасть!»
Заноза сидел и смотрел на свою картину, которая теперь была чужая. Сидел долго. Молчал. Я тоже молчал. Понял: всё, что он хотел сказать миру, уже сказали за него. И сказали громче.
С тех пор я его больше не видел.
Говорят, кто-то где-то видел рыжего грузина с паспортом на имя Заноза Ильич Занозашвили. Вешал маленькую картинку 30;40 на новый забор, стоял рядом и ждал очереди.

Очереди не было.
Вся очередь стояла у того, кто когда-то заплатил сто долларов.
Оказывается, настоящей занозой был не Заноза,
а тот, кто умел занозы  вынемать  , подписывать своим именем
и продавать как высокое искусство.
Я окликнул его вослед:
«Эй, Заноза! Хорошие вещи не создают, хорошие вещи воруют!»
Он не обернулся.
Просто поднял руку, показал средний палец,
и пошёл дальше,
навсегда.