Когда фамилия ржот
- Тебя уже забыли, - шипел злобствующим предательским аспидом неуловимый Шендерович, ухватив за пуговицу на нарядной жакетке в веселенький цветочек Новоженова, отыскав того на бульваре Монпарнас, зная о сказочках коалы о Бурцеве и Савинкове, - в России - то. Потому я и неуловимый. Это надо понимать.
Встретившиеся посреди Парижа два еврея никак не могли обойтись без третьего, хотя третий чаще всего присущ русскому народу, но неумение товарищей евреев наливать и пить, для чего, собственно, и необходим пресловутый третий, приводит к несколько забавным последствиям, стоит этому самому третьему нарисоваться.
- Вон он !
Они задрали парховатые головы и воззрились на отважно балансирующего на натянутой между двух зданий барона Османа веревке мужика, судя по всему, отчаянного и бесстрашного, раз уж взобрался тот на такую высоту.
- Гудини, - предположил неуловимый, - идет на площадь.
- А декабрь нынче такой теплый, - сожалеючи поддакнул Новоженов, втайне неимоверно завидуя отчаянному. - Но, скорее всего, не Гудини, а привидение Навального.
Мужик, неожиданным сальто спрыгнув с веревки, твердо установился на дрожащих от ярости ногах поблизости от дискутировавших, и они воочию убедились в своей жуткой оторванности от народа, так как оказался эквилибрист именно третьим по имени Абрам Смуилыч Шнеерзон. Веревка, по - прежнему натянутая между зданиями, с оглушительным звуком лопнула, опадая вниз.
- Жид, - пренебрежительно процедил Шендерович, ковыряя бок павшего носком ботинка, - вот его веревочка - то и прихлопнула.
- Ну, а мы, стало быть, евреи ! - обрадовался Новоженов. - Как говорится, всё русские люди.
- По культуре русские, - назидательно поднял вверх указательный палец неуловимый, растекаясь жидким калом по булыжной мостовой бульвара.
- Ыка, - изумился Новоженов, разлагаясь на плесень и липовый мед.
- Собакам собачья смерть, - философски констатировал мимохожий выходец из Камеруна, мудро избегая наступить на жалкие и презренные останки незадавшейся эмиграции из далекой, заснеженной России, крайне невыгодно отличающейся от предыдущих трех волн, даже третья, самая гнусная и брайтон - бичевская, выигрывала по культурному уровню у этого недоразумения, вызывающего лишь устойчивое чуйство омерзения.
Натурализовавший чернокожий француз шел в публичную библиотеку, желая узнать историю капитана Менжу, потерявшего руку при штурме Камерона.
Свидетельство о публикации №225120800493