Аннотация:
Город 80-х — тот: где всё было проще, и одновременно опасней.
Да — взрослые — они умели усложнять всё…
Но юность оставалась — дикою, — независимой!
С улицами, — где можно было теряться.
И приключениями, — что захватывали сильнее правил любых.
Советское детство — мир другой совсем — испытаниями исполненный.
Приключениями, азартом, возможностями.
... Тогда — и мысли читались — легко!
И жить хотелось — наперекор всему.
— Это, что за м-Альчик, О-ксана?.. — жеманный взгляд свой косит ко мне, празднично выряженная моя маман.
Видя, как не могу я скрыть отрадного удивления своего… неожиданной нашей встречи с Андреем — которого давно довольно не видела уже — у троллейбусной остановки, в центре города.
По направлению движения нашего с ней как раз, в начале одиннадцатого утра — в универмаг «Детский мир»… который рядом находится, тут же, если перейти нам через центральную площадь.
И, оценивая, на сколько впечатлить своим расфуфыренным видом подростка сможем мы — притворно более ещё — мамочка добавляет погромче:
— … Хор-О-шенький… — так, чтобы и он тоже услышал её.
Когда напротив, не сразу заметивший нас парень, в то же время увлечён разглядыванием бронзовых яиц… у вздыбившегося на задние ноги пред ним, с возвышения постамента — девятиметрового монументального скакуна… выкрашенных за ночь хулиганьём в ослепительно белую, на фоне мрачности его, известь. Яйца — я имею в виду…
— М-А-ма, чт-О это?!!... — отслеживая взгляд приятеля, и я уставляюсь теперь туда же… смотреть, как озаряют центральную улицу — вместо зашедшего за серое облако солнца — сейчас внушительные причиндалы передового символа нашего города — конного монумента основателю его в конце 18-го века — полководцу-победителю Александру Суворову…
Для матери, идущей в новых туфлях медленно — глаза поднимать на кощунство недосуг — поскольку не вляпаться очень важно ей в десятисантиметровые пространства из грязи, меж бетонной тут плитки… экономно более чем недавно уложенной — на размокший, после прошедшего ночью дождика, с поля вывезенный чернозём.
Масленый!..
Коим край наш так славится — что куда ни попадя употребляет…
Помидоры сажать в Молдавии можно хоть на главных площадях города.
Удобреный перегной на каблуки клеится намертво… оставлять следы за собой будешь долго.
И аристократически — по мнению матери — бёдрами в длинной юбке без шлицы покачивает она… дабы равновесие на рвах таких, тем не менее, удержать — грацией называться достойное.
Поэтому выглядят они, в противовес совершенству её — шокирующе совсем непристойно.
Яйца — я снова имею в виду!..
Тогда как попадаем в поле зрения мы — наконец-то — смутившегося, что застали врасплох и смеющегося с них, нашего друга… поджимающего стыдливо теперь непослушно растягивающиеся к ушам свои губы…
Дабы радость от встречи, спонтанной такой и желанной от этого — более даже ещё — выражать попытаться хотя бы умеренней…
Чтобы выглядеть перед мамой моею «мужчиной» серьёзным — что, конечно же, получается у него весьма-таки плохо.
— Вандализм это, дочь, называется!.. — раздражаясь открытости нашей с ним, неподдельной, выкладывается удерживать она параллельно и дежурную свою на лице улыбку.
— Не см-От-ри… тУ-да!.. … — цедит родительница, разворачивая меня за плечо от объекта.
— Неужели, — выдыхает она, — не понятно тебе, что это пост-Ыдно, Оксана???… — вынуждая отвернуться от зрелища обоих с Андреем нас таким образом.
— «Побед-И-телей не с-Удят!» — Екатерина вторая о графе Александре Васильевиче Суворове, мама, сказала… Э-тОм! — указываю большим через плечо пальцем назад теперь я… на запрещённый к лицезрению мне почтительный монумент там.
Но по выражению закатывающихся материнских глазниц догадываюсь — что фраза известная кажется ей сейчас неуместной.
Поэтому договариваю:
— … Он тогда самовольно турецкую крепость штурмом, мамочка, взял…
— … А это Андрей! С садика моего мальчик!.. Максима, который друг. Он мне открытку с тюльпаном в старшей группе нарисовал… ты же помнишь!
Перебирая длинными пальчиками моими, как веером, в воздухе перед ним — я поворачиваюсь к Андрею лишь щёчкой…
Вытянув шейку навстречу и припустив вниз плечико — и глаз выше груди его не поднимая своих — изображаю приподнятый уголок ему моих губок… в шёлковом томлении зарождающейся намёком лишь только едва различимой улыбки.
Так, что от замершего без дыхания его — в неудержимом желании осыпать поцелуями эту щёчку — в воздухе разливается вокруг горячая тишина…
И, поскольку глядеть на меня оторваться и далее не может Андрюша — улыбаюсь я уже ему совершенно явно.
В обожаемые меня глаза уставившись бесцеремонно — приподняв уже подбородок и губки в трубочку вытянув… — в совершенно ожидаемом, не раз испытанным другом, в том несомненно, кокетстве моём зависнув.
Ведь иначе вести себя в обществе самцов любых — естество моё попросту не работает.
В новом, стильном сарафанчике из розовой джинсы — не виданной детям советским ещё — таком… и коротком…
Я ХОРОША!
С принтами на нём Мики Маусов — на глазах вся у парня сверкаю.
Растекаясь флиртующим заревом бессподобия моего, сквозь прозрачную белую маечку под ним светящегося…
И кручусь на маленьких каблучках для мальчика, белых тоже, моих босоножечек…
Уверенна, что бесподобна ему я — более даже, чем чарующие эти, так его яйца…
Коня, то есть, яйца… А конь сам — Суворова.
Каким-то проведением — в унисон мне тоже побеленных… Как будто бы не случайно…
А чтоб встреча наша заякорилась в памяти у его — не на всегда, если. То лет уж на 300 хотя бы.
Конь Суворова, бронзовый, как раз лишь и сможет долго пробыть так — тому свидетелем.
— Мама, а два яйца, одним словом — это яичница, что ли??? …Так правильно сказать, получается? — не смотря на неё, я подмигиваю Андрею.
Выдвигая вперёд ещё на обзор ему круглую — тоже писк моды — лакированную сумочку…
И выставляя на носочек перед жмущимся им, чтоб на вопрос мой от смеха не прыснуть — ножку. В капроновом розовом гольфике.
— Так про куриные яйца говорят, Оксана, только… — мама лопочет под нос, еле слышно, — белого цвета которые.
— А эти, по-твоему, какие, мамочка???… … Давай, и тебя в художку запишем! Мы там цветовую палитру разбираем подробно очень…
Уяснишь, что белый — не цвет это! А оттенок только… Самый светлый, цветов всех.
…
— А-ааа, что ты тут делаешь, один? — игнорируя моё предложение, как не слышала, елейным голосом нарциссиха моя отыгрывает Андрею фею. Спросонья в роль которой ещё сегодня входила она.
— Здр-А-вствуйте, тётя Наташа!.. Мне мама Максима сказала — встречать их тут… Они на работе у неё, в музыкальной школе, — показывает он направление за ёлками и площадкой дискотеки «Орфей».
Здания, по лестнице вверх в сквере рядышком расположенного, — Максим на гитаре играть там учится… — снова переводит он взгляд серых глаз, привязанных и покорённых своих, на меня.
Закинувшую теперь за голову ручку свою, с локотком вверх торчащим, и в талии прогнувшуюся весьма.
— Он песню новую написал сам тебе, Оксана! — старается донести до меня поклонник, максимально замедляясь в голосе своём тихом — сумасшествие и Максима тоже по мне… как можно более выразительнее, — «Про Огненную Королеву Оксану» — держит он паузу.
…И ещё там, О-дну-у… — впечатляет мальчик, покрывшийся весь мурашами сам — интригой меня.
— Мы в кафе «Сказка» пойдём в одиннадцать. День защиты детей отмечать!.. …
Я открытку с тюльпаном, Оксана, нарисовал тебе в этот день! Поэтому особенный для меня, — я слышу мысли, — это праздник.
Растягивается он в ностальгической и преданной мне улыбке.
— Я п-Омню!
— Приходите, пожалуйста, тётя Наташа в «Сказку» с Оксаной к нам, тоже!!!…
— И тебе, добрый день, Андрей!.. — напрягается мамочка, сменившая уже лицо своё от откровений его нескончаемых на недовольное, — Наталья Владимировна меня зовут! А не т-Ё-тя!.. Запомни уже, пожалуйста.
Почти час она накручивала мне локоны дома… Не для того, чтобы развивались они волнами по воздуху — как и всё моё в общем тело тут, соблазняя Андрея…
А семейство дешёвой музычки, вписывающееся в планы дня её очень весомого, и подавно крайне было сейчас не кстати.
Горкомовские сотрудницы матери запланировали встретиться в «Сказке» сегодня — 1-го июня.
Понтоваться любимыми чадами своими друг перед другом… И её — новенькую — пригласили.
Забронировав забитые там обычно в праздничный день столики.
А мама, огнездовавшаяся частью кабинета в городском комитете партии, только на днях совсем имела перспективу повышения — по партийной карьере ещё, в освободившемся сейчас месте.
На что очень сильно рассчитывала…
И втянуть меня в круг мажоров сегодня — давно уже сформированный их — делом было не праздничным ей, а в степени высшей потребным…
Чтобы с «избранными» дистанцию скоротить — ей самой перво-наперво.
Поэтому тащила меня, не понимающую, что для шоу лишь — предварительно в «Детский мир» ещё…
Закончившей 5-й класс уже, неожиданно полюбившая вдруг родительница пообещала настольную игру купить хорошую…
Перед детками золотыми в кафе — чтобы я, девочка яркая, знамя школы, между словом поднимающая — не опростоволосилась…
Конструктор желаемый мать не потянет уже, сказала.
Раскошелившись накануне и вовсе на подростковый уже велосипед — дорогой к тому же, из в продаже имеющихся, самый…
Заставив папу за ним ещё выдвинуться, не желающего особо, вечером после смены…
И весь вечер потом повторяла, чтоб убедить — что, кошелём это так тряхнул он сам для меня…
За успехи в учёбе — оказывается, весь такой во, дочери благодарный.
— Папа дневник мой, в отличие от тебя, каждый день смотрит!.. Что трояк по физре за год стоит там — знает прекрасно. Ругал меня! — возражала я ей.
— Не обезьяна я, — папе сказала, — чтоб по канатам для физрука этим прыгать!.. Стану королевой работать, папа, потом…
А кто-то сплетничать будет, что на канате меня в детстве выдел… Не могу я себе позволить такого!.. …
Он, мама, согласился, что не нужно имидж так портить… Смеялся только…
Не серьёзный он у тебя совсем, мама!.. …
Не то, что Максим мой… — последнее вслух ей не говорю, конечно…
— Физкультура, Оксана, предмет не существенный!.. — как учусь я до лампочки матери… На людях благополучной представилась бы лишь, — По математике же пятёрка у тебя была вроде???
— Что значит: б-Ы-ла? … Я, мама, одна с пятых классов на олимпиаде за школу в этом году выступала…
— Вот!!! Об этом завтра в «Сказке», Оксана, рассказывай!... П-О-жа-луйста!
— У меня почти по всем остальным предметам пятёрки!.. По Русскому языку «4» только… Сочинения, мама, я писать не умею… Врать мне не нравится!
— Вот, это — О-чень плохо!.. — она уверена. — Сочинять, Оксаночка, в жизни часто бывает необходимо! — делится родительница бесценным опытом своим. — На п-Олезные лучше предметы налегала бы ты… …
Какой смысл считать, так уметь, если нечего потом будет, в итоге?
— У меня по Домоводству пятёрка! Полезный предмет же?
— Нет, Оксана!!! … Вот что — убираться папа тебя заставляет — завтра точно говорить там не надо…
— Дом-раб-О-тница???... Это, как Фрекен Бок, что ли, из «про Карлсона» мультика?..
Может, и что сам он по квартире у нас летает тут — мама — там всем рассказать?
Представляю я обалдевшие лица коммунистических твоих соучастниц.
— У Карлсона домомучительница была…
— Соратницы, то есть, они тебе, мама, я хотела сказать, — поправляюсь, — А не соучастницы. Как в преступлениях…
Коллеги твои, товарищи по работе, сотрудницы или сослуживицы — ещё можно сказать, мама!
— Нет, Оксан! — угорать начинает, слушающий нас отец. — Первое слово — самое верное было! Не будет же врать твой словарь синонимов внутренний…
Все они там — бандиты с дороги большой! Возомнившие, невесть что о себе…
— П-Омолчи, Оксана, уже! — непонимания намерений очевидных мною её мать не выдерживает и без синонимов.
— Есть, Оксан, у нас домработница, — батя продолжает, как не предупреждённый, гыгыкать. — Ты не всё просто помнишь!.. Не заходила давно она — безответственная!..
Я за тапком полез под диван к себе — чуть сам в пыли там не потерялся…
Появится — пусть мне только она — сразу же и ув-О-лю!!!
— Ты у нас комментатором добровольным, Толя, устроился?..
Мы тебя в дела наши девчачьи — лезть не нанимали! Футбол вон свой — комментируй, любимый! — осаждает мамочка его снова, мне велев тем делом нести для ужина из буфета в мебельной стенке праздничный сервиз её…
Подрессировать, решив меня, так же, и в этикете.
— Покажи мне, давай, как вас там сервировать — на Домоводстве полезном учат. Пятёрку твою проверить я очень хочу прямо…
— Да, не переживай ты так, мамочка! Знаю я, что локти в «Сказке» на стол класть нельзя будет!
Бабушка меня с рождения — что руки отрубит, если увидит их там — предупреждала…
Что именно так благородные люди с детьми поступают, она уверена… — держу направленным в потолок, не склоняющимися к тарелке, идеально — я макушку головы и оба мизинца.
— Я, мама, по природе своей есть красиво люблю!..
Вас пока дома нет с работы — я этот сервиз себя после школы каждый день накрываю…
Боялась только, ты убьёшь меня — когда увидишь, что у супницы ручку твоей отколола…
— сл-Учайно я, м-Ама!… — надеюсь, что в роли назавтра заучиваемой обожать меня будет она сейчас снисходительна.
— ГД-Е-еЕ???!!! — торопиться проверять тут же дьяволица — весь столовый сервиз.
— Тут вот…, ма---моч-ка… — напрягаюсь, не зная, чего ожидать от неё сейчас. — Отколото видишь снизу — на ручке?..
Не поняла сама я, как такое случилось. Прости, пожалуйста, мамочка!..
— Я, когда назад его уже ставила — увидела только.
— Фу-ууу! — выдыхает она облегчённо…
Вспоминая, как выторговывала у заведующей комиссионки двадцатипроцентную скидку — за почти не видимый скол на столовом сервизе…
Обзывая шокированную этим ответственную к работе женщину — прохвосткой.
И угрожая проверкой из властных вышестоящих органов — сколько та списывает с накладных.
А, на ответ её, что инвентаризацию проводили в прошлом месяце только — и всё в порядке.
Мамочка изрекла, что весов проверочных у неё нет тут. В отделе керамике…
… А она, вес сервиза проверить, на коробке указанный, очень хотела бы!
Потому что не знает, сможет ли домой донести его сама. Или такси ей придётся заказывать.
— Люда, принеси весы со склада, — идёт продавщица к учётчице.
— Та, ну, её, больную такую… — шепчет та ей в ответ, — смотри, как одета!.. Сама с исполкома, небось… Перевернут придут опять, товар нам весь… Я ещё с той проверки не всё сложила. Ищу каждый раз, где и что у нас. Как принести нужно… Давай, как брак ей оформим, подпишешься. Ладно?
Так маман, довольная, что не 20 процентов выгадала она, а все 90, понести часть тарелок тяжёлых — всучила, понятно, что мне. На такси уже, размечтавшейся, домой ехать…
Сказав, что дойдём мы быстрее, чем лоботрясы эти — водилы, по вызовам выехать чешутся… И нет, у неё якобы «двушки» для телефонного автомата…
— Лошадь я, мама, что ли?.. — возмущаюсь.
— Нет, не лошадь, Оксана ты… Пока только пони!.. Вези аккуратно!
— Тыгы-дык, тыг-дык, мамочка… Я розовая пони!
— А это ещё откуда?
— Это игрушка, которую мне жадная мать не купила в детстве!
— И где ты такую видела?
— В 2025 году! Я в интернете запрос набрала: «Советские игрушки». И увидела там, что ты мне лошадку пластмассовую на колёсиках не купила! …
— Ты забыла, Оксана!.. — Это и было отколото, так, — она позволяет выдохнуть… — Но сервиз сама, чтобы больше не трогала!.. … А завтра, как дворов-Ые, красиво кушать будешь в кафе! Раз репетировала ты уже столько с ним.
— Собаки или крестьяне крепостные, мама??? — я опять недоумеваю её примерам.
— Дворяне, Оксан, мы!.. Мама сказать хотела.
— Папа, по-прежнему, ухохатывается. С серьёзности планирования материнского — сходить поесть с детьми мороженного, — Двор-О-вых…, — меняет он ударение, — …в «Сказку» завтра, дочь, совсем пускать не будут… Вход там, по результатам анализа крови, устроят… Тех только, у кого справка есть, что она у них голубая!
— А мы когда кровь сдавать пойдём, мама?!! … — переживая, смотрю на темнеющее в ночи окно, уже, — утром, что ли?.. Ты, чт-О з-Абыла, что надо???
— Хватит дурака валять уже, Толя! Посидишь завтра с Колей, мы вдвоём с Оксаной только пойдём. Обстановку проверим… … Она у нас презентабельна. В общем… — мать осматривает, на сколько хорошо я отутюжила себе на завтра одежду. — С двумя непосредственными детьми такими, как папа их…, я с ума там завтра сойду…
— В-От, те на, мать!.. Не получится так! Я с мужиками уже на рыбалку договорился… Скинулся на шашлык с ними и на пиво. Сразу, как зарплату дали ещё. Как чувствовал, что ты разгуляешься с этим великом так…
Зачем он нам, складной? В два раза дороже других — не понимаю?? Тяжёлый такой!
… Мне теперь по ступенькам таскать его для Оксанки? Она ж сама не поднимет.
— Это, чтоб в багажник, папа, складывать было удобно! Складной придумали велосипед.
— Тебе, Оксан, от жигуля багажник хватит купить?.. Или сразу от Волги уже запросишь??? … На автомобиль, пардон, я с мамиными увлечениями такими и до пенсии вряд ли скоплю…
Мне охранник у кассы на заводе сказал:
— Завидуя я вам — токарям, так! Зарплата у вас самая большая на заводе!..
А я ему:
— Это, у кого жёны как твоя, большая она. А с моей запросами…, то я тебе завидовать должен. У тебя так, она побольше.
— Я когда королевой буду, папа, то закон издам! Чтобы, по жёнам, зарплаты платили всем!
— У меня, что, тогда самая большая вообще будет, Оксан??? Что ли?
— Нет… Извини, папа! У тебя вторая по величине… Самая большая у Максима же будет!.. Ты помнишь, папа, тот день, когда… — я шепчу ему в ухо, — когда щука кольцо твоё обручальное с удочки откусила??? …
— Ну?..
— Ты мне тогда сказал:
— Знаешь, Оксан, погода такая хорошая, возьму-ка я отгул!.. На рыбалку давай, с тобой вместе сходим. Всех денег в мире всё равно не заработаешь.
— И-ии?.. — скрещивает он на груди руки, готовый слушать дальше…
— Я потом в садик пришла, мне 4 годика было, ещё… А Максим жениться уже на мне хотел… … — иронизируя над его идеей, я качаю головой и делаю круг глазами, — Я ему и говорю: — Ты, если всех денег не заработаешь мне, Максим…, то…, и не надейся, что я за тебя замуж выйду!.. На рыбалку я и с папой ходить могу!.. … Не вздумай даже отгулы брать!!!
Он меня спрашивает:
— Как я, Оксана, все деньги тебе заработаю?.. Ты мне реальные какие-то задачи можешь ставить?
Я ему:
— Даю тебе время до завтра! Придумать как!.. Иначе я за Андрея на зло тебе тогда только выйду!!!
Он, папа, ответил, что он от горя умрёт тогда…
Пришёл на следующий день в сад и жалуется:
— Я, Оксана, всю ночь думал, не спал!!! Но не знаю я, как это сделать!.. … Денег много — у бандитов только бывает!.. А я честным человеком жизнь прожить хочу. Чтобы мама моя мной гордилась!
Но если ты за кого-то другого замуж выйдешь, то я тоже жить не хочу тогда! — он такой несчастный был, папа, аж слеза потекла у него… Я вообще не видела никогда больше, чтоб Максим плакать позволял себе.
Говорю ему:
— Хорошо!!! ... Тогда ещё тебе день даю, так и быть… Но последний!.. Как честно — у бандитов деньги забрать всех, чтобы придумал ты.
Он весь день сидел на площадке с листиком и карандашом… Планировал так: А-вариант, Б…, В… … Мы только смеялись с Андреем, как он психует.
Зачёркивает их так нервно, папа!.. Аж карандаш скрипел у него со свистом:
— И тАк т-О-же не получится!!! — как ткнёт карандашом в пень, на котором сидел… У нас тогда клёны спилили некоторые, чтобы солнце на площадке для детей было. А-то неба не видно уже было совсем, за листьями… Карандаш у него аж сломался и в кусты улетел.
А он посидел немного ещё и ко мне пришёл. Говорит:
— Я, Оксана, следователем в милицию работать пойду! Я — с моим ясновидением всех бандитов в тюрьму посажу быстро. Ничего они от меня не скроют! А деньги их — нам оставлю!.. … Только нужно сейф купить для них будет.
Я сказала, что мы в холодильнике бабушкином старом «Днепре» в летней кухне деньги прятать можем. Он всё равно не работает… Воры в холодильнике их не станут искать!
Максим сказал, что согласен… Только — секретное слово нам нужно придумать. Чтоб н-И-кто не услышал случайно, что мы про холодильник с ним говорим! Когда нам деньги из него взять будет нужно… Что можно на другом языке его называть, например.
Я сказала, что я только знаю, что в английском окончание – «-инг» к каким-то словам добавляют… Я слышала, как Аня к экзамену готовилась… Давай — раз мы не знаем, то к «холодильник» добавим «-инг»?.. «Холоди-ль-ник--инг» — получается. Как-то сложно говорить это!.. Может сократить — «Холод-инг»?
— Х-Олдинг!.. — сказал Максим. — Называть «сейф» мы наш будем!.. Во-Обще, н-Икто не догадается!
Мы так обрадовались, папа! Я аж в ладоши захлопала!!!... Мы только тебе и Максима маме решили — название наше скажем. — Прикладываю я пальчик к губкам своим, давая осознать отцу, что информация крайне секретная! — Вдруг вам срочно деньги понадобятся! А нас рядом не будет… — шепчу ему.
— А потом мы в Америку поедем, и к моему папа, Оксана!.. Там милиции нет. Я полицейским-шерифом буду… И тоже — бандитов всех посажу!
Я хотела на «сейфе», папа, нашем — звезду шерифа нарисовать фломастером. И Максиму ясновидением показать, как красиво!.. А бабушка т-Ак ругаться стала! Что я: «накалякала на холодильнике «чёрти-что»!» — так она красоту мою назвала. И мыть его — меня заставила, — Пока дверца, как новая, блестеть мне не будет! — сказала... Я, папа, плакала! Я же т-Ак старалась!.. Знаешь, как трудно звезду ровную нарисовать?
…Не говори никому, — шепчу отцу в самое ухо я, прикрываясь ладошками. — «ХОЛДИНГ ШЕРИФ» — план жизни наш называется!!!
Я ещё Максиму говорю: — Красивое название. Только я переживаю!.. Мы, что тогда, тоже бандитами станем???... Ты же хочешь, чтобы мама тобой гордилась… … И я тоже хочу, чтобы мной папа гордился!.. — Приподняв подбородок, я улыбаюсь отцу: — Мне мама не разрешила дедушкин орден Красной Звезды носить тогда, знаешь, папа? Чтоб гордились все мной… Я его на трусики себе — в 4 годика — прицепить попросила дедушку. — Я смущённо хихикаю: — За великие подвиги только ордена героям дают! — Мне мама сказала.
Максим мне ответил: — Мы на наши деньги, Оксана, всё нужное для людей будем делать! Мы Супер-Магазины во всех районах откроим… Там люди, у которых денег не хватает: бесплатно — всё, что нужно им, смогут брать. И себе, и детям их, и старикам тоже!.. И тем, кто болеет ещё — мы товары домой носить будем!
… Чтобы все были сыты и одеты, всегда! И вообще, чтобы бедных не было!
Мы — хлебные комбинаты купим — и для всех хлеб бесплатный печь будем! Чтобы все гордились нашей страной «Любви и мира»!..
А на пакетах, что мы людям с продуктами давать будем — звезду рисовать! Как в фильме «Тимур и его команда»... Только у нас шерифа будет звезда!
…Мы ею все дела — наши хорошие — помечать будем! — Он, папа, улыбнулся так и говорит: — «Максим и его Оксана»! Ты — Оксана, моя команда!
— Здорово, Максим!.. Мы можем «Максим+Оксана» — внутри звезды писать… Если места там хватит.
— Мы и имена сократить тоже можем! — он, папа, предложил.
— «Макс» и «Окс», что ли? — я подумала. — Нет, так не очень звучит красиво…
— «Кс-Кс» — мы в звезде писать будем!.. — Максим пошутил, как короче писать можно: — Люди в супер-магазине говорить будут: — Нам — «Кс-Кс», пожалуйста! И все кошки с улицы сбегаться будут!
Мы, папа, как начали с ним смеяться!!!... И решили, мы для котиков миски с едой — тоже возле магазинов поставим.
А потом Максим вспомнил, как я ему до этого ещё сказала, что замуж не выйду за него, если он спортом заниматься не будет каждый день! И самым сильным не станет для меня!
— Ну-уу, ты серьезно его к женитьбе готовишь, Оксан! — папочка посмеиваясь.
— Мне, папа, только лучший самый муж нужен!!! … Он в три года ещё вокруг квартала каждое утро начал бегать с Андреем… Мама Максима одних отпускать боялась их. И еле поспевала бежать за ними с сумкой перед работой.
… Думала: — «Оксана, что — и меня самой сильной сделать решила?»
Они останавливались, папа, и на месте — высоко колени поднимая — бежали. Пока ждали её... Чтобы пресс тоже был хороший!
И по сто раз отжимался Максим, с трёх лет каждый день для меня, папочка! Понял???
…Я ему не поверила, что он может столько. А он сказал, что — не за один раз, а в течение дня, по сто делает… … — Мечтательно закусив губку, я уношусь в воспоминания о наших детсадовских планах…
— И стадион мы — большой построим, Оксана! Чтоб все, кто хочет, могли бегать там!!!
…И в футбол играть!
А-то мы команду футбольную собрали на улице, а играть где — не знаем. Мешаем всё время кому-то… Пусть на стадионе нашем — секции разные будут — чтобы сильными быть!..
Я бы боксом, Оксана, тоже там занимался… — поглядывая исподлобья на мою реакцию, Максим напрягает передо мною рельефные в 4 года уже свои бицепсы. — Чтобы страна наша — на олимпиадах побеждала!.. И в футболе по телевизору нас показывали.
… И мама моя, и папа твой — будут нами, Оксана, гордиться!
— Да, Максим!!!... И — заправки бесплатные давай, чтобы Скорые Помощи и все, кто людям помогает, тоже бензин брать бесплатно могли!
… И алкогольный завод мы можем купить? — смущаясь и ему поясняю… — А то я сказала бабушке, что в доме пахнет — не хорошо, когда она самогон этот свой делала… Что я нос, когда вхожу, закрываю!
… А она мне:
— Это последнее, Оксана, что я и сама хочу делать. Были бы деньги — коньяка бутылку покупать каждый раз, то и не гнала бы. А мне — военкому на работе, чтобы отгулы у дедушки в госпитале сидеть давал — магарычи выставлять, как-то нужно.
Максим предложил:
— Мы коньячный завод, Оксана, купим! Будем всем людям, у кого родственники в госпитале, коньяк бесплатно давать для отгулов!
— … Что сами мы его пить только не будем!
Максим сказала, что никогда алкоголь пить не будет.
— Давай тогда ещё прибор для измерения давления моей бабушке купим? У неё после госпиталя давление скачет, а померить ей нечем… Я у папы спрошу, как он называется.
Ты, папа, не понял, что я про давление у людей говорю. Сказала «Барометр» — называется для давления прибор.
Максим руки так растянул в стороны на метр:
— Во-От Т-А-кой мы, Оксана, твоей бабушке барометр большой купим!!!
— У нас такой поставить дома некуда будет! — я засомневалась…
— Мы мне кабинет большой построим. И там поставим!.. — он важно так ответил, заправляя большие пальцы подмышки, — Я буду директор, Оксана!.. Или нет — мы для барометра рядом ещё один кабинет построим.
— Пусть там Андрей тогда сидит! И давление бабушке мерит… Его бабушка хвалит, как он ей помогает хорошо. Он и моей, значит, сможет!.. Пусть он, Максим, будет заместитель директора!.. — я вижу, как в глазах Максима побежало ревнивое недоумение… Но, раз давление мерить бабушке, а не мне… Что помощника иметь — не плохо, он принимает… — А мне ещё, Максим, чтобы ногти красивые демонстрировать, на входе всем, вестибюль построим?
— Тебе мы, Оксана, дворец построим!!! — он восклицает, — Что ты за королева без дворца?.. Мы ногти твои, великолепные самые, по телевизору тоже показывать будем! По отдельному каналу!
— … Мы тебе всё-всё, что захочешь, Оксана, купим… … И маме я шубу куплю новую! — он романтично вздыхает…
— И давай, мы завод «Молдавизолит», Максим, ещё купим!.. А то мне папа сказал, что ему удочка тростниковая больше, чем пластмассовая нравится, как выглядит… Но слишком она лёгкая. Леску закидывать ему неудобно… — Намотай мне, Оксана, с изоленты на неё колечки потолще? — он меня попросил, — Чтобы удилище утяжелить… … Только красиво, постарайся! Я чёрную и красную тебе купил, специально потратился… Не пойму, с чего они дороже… Вроде, кроме цвета, ничем от синей не отличаются…
— Я, Максим, так долго делала!!! А они на солнце потом нагрелись, и разматываться почти все стали!.. … Папа сказал: — Вот же халтуру «Молдавизолит» наш выпускает! А ещё на экспорт говорят в Европу продукцию шлют!.. Представляешь, как они Советский Союз позорят, Оксана?
— Т-О-чно!!! Мы завод купим и продукцию его улучшим!
— Хорошо, Максим!!! А то мне так за страну обидно стало!!! … Я папу спросила: — А почему они такую изоленту плохую делают?
А он сказал:
— Да, директор у них, говорят, на «Молдавизолите», дочь, безответственный!.. Ты брата новорожденного хорошо мне воспитывай!!! — давая знать, что рассчитывает на меня, папа посмотрел весьма проницательно, — Чтоб он таким же не вырос!
— Давай, Максим, мы братика моего потом в институт пошлём. На директора завода изоленты учиться?.. Пусть мама им гордиться моя тоже! Запиши, Максим, в план наш: Коля Малышев — директор завода красной и чёрной изоленты!.. … Давай, всех цветов изоленту, Максим, выпускать будем???… Чтобы у папы самая красивая во всём мире удочка была?.. И в точечку золотую, и с сердечками белыми — красную!
— И полосатую! — Максим веселиться, — И в квадратиках, Оксана, тоже!
— В клеточку, ты хочешь сказать? — я его, папа, поправила…
А он говорит:
— Нет, Оксана! С квадратиками, как у меня на подушке дома!.. Я, папа, посмотрела. А у него там квадратики разноцветные, просто на голубом… Не в клеточку, как я подумала.
Максим пошёл, в кустах карандаш нашёл тогда… Там не весь сломался. Писать ещё можно было немного… Он сказал:
— Я, Оксана, не все ещё буквы писать могу!..
— И я, — сказала, — тоже не все… Мы завод нарисовали тогда просто. И написали на нём: «КолR» и «М.»
А потом мы кулаки, папа, с Максимом разбили так: — я показываю.
— На вечную дружбу!!! — сказала я.
— Не-Е-т, Окс-А-на!!! На Л-Ю-БОВЬ вечную!.. … Не дружить с тобой я план строил. А чтобы ты замуж за меня вышла!..
— Ну, если вы рай такой на Земле построить решили… То согласен я, Оксан, вторым по зарплате быть… В королевстве этом твоём. — папа уже гордится.
… …
— Я тоже, мама, на мороженое пойти в кафе хочу! — подаёт голос, обиженно надутый уже, что не удел сидит: младший мой братик.
— Послезавтра тебя я возьму. Ладно, Коля? Извини!.. Завтра папа тебя куда-нибудь сводит… — доводы отца о программе шашлыка, она, как вроде, не слышала, — Будет два дня у тебя, сынок, праздник. Папа завтра машинку тебе купит!
— У меня уже денег нет! — отец возражает.
— Заберёшь у алкашей своих, что им дал… — не отрываясь от мыслей своих, мамочка бормочет между делом.
— Я совсем того, по-твоему, сказать им такое?.. … Что-то ты, супруга, совсем путей не различаешь уже… Друзей моих она обзывает!!! С чего это они алкаши, я не понял???... Трамваи, Наталья Владимировна, и то останавливаются. Чтоб людей не сносить, — папа разочарован, — Спать пошли быстро! Оба! — рявканьем на нас с братом заканчивает он вчера вечер…
… …
А сейчас я взбудоражена от новостей ещё, выложенных мне, так отрадно Андреем.
— Ура, мама!!! Максим тоже с нами в «Сказке» будет!.. Совпадение хорошее, правда, какое?!! — постукивая слегка пальцами одной руки по противоположной, я изображаю овации. Нахлынувшей на ягуариху светскую эйфории упоения моего… От восторга!
— Э-т-О… Я так л-И-кую, Андрей! — поясняю я ему, сего прикола не понявшего.
И начинаю слышать одновременно летящие в эфире, в сторону его, угрозы… Мыслеформы злого с урока музыки на него Максима. Встречу нашу ясновидением уже обнаружившего. И что замысел пересечься в «Сказке» его — сюрпризом со мной нарушен, благодаря Андрею, — понявшего…
Всю ночь он заучивал в мою честь аккорды... И упросил ещё помочь внеурочно ему с утра музыканта-преподавателя на материнской работе.
А важность программы такой была повышена тем ещё, что американский отец пригласил учиться Максима в Штатах. И купил уже билет на вылет ему ровно через неделю…
Как минимум весь следующий учебный год, что означало — Максим меня не увидит. Физическими, по крайней мере, глазами…
Что приближаться ко мне чревато, ибо Максим Кантемир достанет любого и из США — пацаны нашей школы в страшных снах уже видели… Но непосредственно со мной попрощаться, конечно же, мог он лишь по максимуму незаурядно!
И, как обычно, ежедневно сканируя меня, планы на поход в «Сказку» наши предвидел. И проанализировал, что значимое моей матери мероприятие более чем для воплощения задумки его подходит.
Раз так ей необходимо красиво пред другими прогнуться, то… Что сам он — яркий более чем, Максим уверен был...
А исполнив ещё эффектный, в знак преклонения предо мною, перфоманс свой на солидной публике, рассчитывал, что мамочку таким образом тоже удовлетворит. Наконец-то…
С детского сада ещё её недолюбливающую…
Ведь в планы её — подать всем красиво меня — безупречно так это вписывалось.
А для меня — он уедет в Америку, оставаясь лучшим!
… …
Ещё вчера утром ясновидением просматривал Максим, как родительница повела меня закупаться нарядами… На лимитированное, для горкомовцев только лишь, импортное отоваривание.
Где ко всему прочему ещё и нежнейшими очаровалась я белоснежными трусиками с «магическою печатью» на них! Самого могущественного влияния — магнетического — из всех, уверяю вас, возможных — Персиком!
Бархатным и упругим, до липкой навязчивости почти, оттиском. Фантастически мягеньким таким, и ощущений самых невероятных — и тактильных, и зрительных… Искусительный, распаляющий и сочный — невинно, не кусанный ещё он — красовался по центру, ниже немного, приспущенным — идеально, опять же… Там именно, где и надо быть ему!
Непогрешимо — в высшей степени. И виртуозно верно по месту.
Настоящего даже выглядящий он — в разы аппетитнее. Для впечатления развязки финальной — и выпуклый!
Словно на вышитом знамени красном — священно-патриотический. И с чего начинается Родина — объясняющий в детали доходчивой, как день ясный.
— Па-па-па--п-ААаааам! — накрывает инсайтом меня, чему симфония пятая любимая Бетховена посвящается именно. Как будто картинки лишь этой не хватало всю жизнь мне — для оркестровых монументалей внушительных постижения…
— У-ваА-у! — добавив про себя, вдыхаю — будто ближе рассматривая вид делая — и аромат я его. На витрине отметив — единственного… … Ведь что нектара не быть у фрукта райского — может не естественно и подумать… … По тому — ощущаю, даже если и нету.
Унося и Максима — эпизод лицезреющего, — в фантазии соответствующие. Что для него лишь только красоваться и будут на мне они. Иначе как же? — вообразившего уже…
В той степени, что вдохновение нахлынувшее — в запылившуюся тут же гитару берётся он… Пассивными взглядами лишь касаемую, уже с месяц.
…Направляясь во двор теперь в настроении ядрёном, порывистом, свежем. Где привести — сгонять приказывает пацанам Попова Алёшу — одноклассника его… По выданному предназначению гематомой под глаз, давненько тому уже — миссию несущего личного «поэта придворного» Максима…
А Андрею велит — нести ножницы. И остричь ему — творчества ради — ногти…
Так что Попов переписывал «Огненной Королеве Оксане Песнь» теперь. По изложенному сюжету Максимом, детсадовского романа нашего им же ранее сотворённую… Убирая мечты из неё о минете…
И сочинял ещё новую.
«Тёщу Максима» — как мать мою называли они — впечатлить крайне должную!
А Андрей, предупреждённый, что жить последний день ему, а пальцы Метатрона пострадают святые, как-то, хоть чуть, кромсал маникюр херувиму. Огромными, от бабушки унаследованными, поржавевшими местами портняжными ножницами.
Сам же «верноподданный мой», опрокинувшись на уличный стол у подъездов соседского дома, растягивал мышцы лица и гортанные связки, корча гримасы для чистоты голоса и распеваясь.
— Видела бы тебя сейчас, Оксана… — прокомментировал Андрей, усмехаясь. — С этими рожами!
— Я ей самый красивый!!! Смотри, не испорть меня гильотиной в руках своих.
— Да, постараюсь, Максим… Приподнести тебя ей шикарного. Как от меня подарок… — молча думая, Андрей старается не промахнуться, отрезая кончиками 30-сантиметровых ножниц.
— Что это за углы торчат? Охренел ты? — Максим оценивает. — Чего они все зигзагом? Ты что, тюльпаны, как в садике каждый день рисовал Оксане, вырезаешь?
— Я один раз тюльпан для неё нарисовал!
— Это ты донёс его ей один раз, а рисовал каждый день… В горшках ещё, обязательно, чтобы они не завяли. И прятал потом их везде по квартире… Надеясь, что однажды донесёшь ей.
— Не находил я ничего с тех пор. Ты сам это напридумывал! — Андрей возмущается.
— Потому что я их тогда находил! И карманы выворачивал перед садиком каждое утро.
— Как цветок нарисованный может завять? — объяснения от тебя требовал.
— Я же живыми их рисовал! — логика Андрея не продвинулась с тех пор.
— А что это за букет такой? — Максим растопыривает квадратную боксёрскую кисть с избитыми костяшками и рассматривает ногти.
— Тёлка ты, что ли, ногтями красоваться? Может, лаком красным покрасить ещё?
— Тогда уже точно тюльпаны будут… — Максим представляет. — За тёлку ответишь, как закончишь. Ровняй, я сказал! Тебе же лучше, когда гладкие они будут… — оттягивая палец, он срывает Андрею щелчок по склонённой голове. Тот уворачивается и получает царапину на лбу.
— Вот видишь! — Максим свисающей рукой стучит три раза по скамейке. — Представляешь, что с тобой будет тогда?
— Ладно… Тебе же самому играть легче… — пытается Андрей приложить ножницы иначе, чтобы резать ближе к пальцам. — По три струны сразу углами цеплять, одним когтем аккорд получится сразу!
— Теперь волнистые… — Максим снова недоволен.
— Не смогу лучше этими ножницами! Ты что, зарплату за демонстрацию ногтей получать собрался вместо Оксаны? — смеётся Андрей. — Не простит, смотри она!
— Лады… сойдёт… — соглашается Максим, беря гитару. — На ногах обрежь ещё, потом присядешь 100 раз и подтянешься 10, — указывает грифом, подкручивая струну на штанге для бельевой верёвки, служащей турником. — Потом проваливать можешь… А Попов теперь вместо минета?
— «Гордость школы» и «Мамино солнышко», — отчитывается Алёша, косясь на реакцию «хозяина». — Красиво рисует, неплохо поёт, к тому же здорово шьёт. Каждому будет желанна. Знаете кто это? Наша Оксана!
— Мо-О-Я Ок-с-ааА-на! — Максим напевает. — За «Нашу» отожмёшься 100 раз, как с песней закончишь. Подтянуться всё равно не сможешь… И на Балку до самолёта сбегаешь. Разжирел совсем… Чтобы даже в стихах не мечтал об Оксане больше. И пешком не вздумай идти! Я буду наблюдать!
Пацанов района своего Максим держал в тонусе до упоминаемого авиационного постамента, Колкотовой Балки, до которой троллейбусом двадцать минут. Алёша был мальчик полненький, и на улице уже стояла тридцатиградусная жара.
— Я же умру, Макс! Я на физре вокруг квартала бегаю, с отдышкой последний.
— Максим-я! Не называться мне собачьими кличками, Оксана велела! Ладно, назад, если деньги найдёшь, на маршрутке можешь приехать… Я, как Оксанины трусики увидел с Персиком, то добрый сегодня!
— А поподробнее можно? — вмешивается Андрей. — Я только про те, что с дедушкиным орденом Красной Звезды, слышал.
— Губу закатай! — Максим возражает. — Смотри, что режешь! Не отвлекайся.
…Как ты завёлся, что Оксана в трусах одних дома ходит и орден попросила дедушке прикрепить, чтобы и она героиней была и все гордились.
— Я тогда дырочку в трусиках просто в звезде представил не той, — хохочет Андрей. — Думал, она же розовая, быть должна! Как же покраснела-то? Помадой маминой губы накрасила?
Тогда мы нашли книжку у мастера о строении женских половых органов. Я читать ещё не умел, а ты только слово «губы» прочёл, остальное — ещё рано.
…Бабушка потом говорит: «Помажь себе рот, Андрейка, помадкой гигиенической. В коридоре лежит». А то обветрился.
Я маслом подсолнечным помазал. Чтобы губы жирные показать. Думаю, у женщин губ везде столько… Не уверен, где помадка бывала…
— Да, помню! Как ты кончал, когда я лупил тебя после дырочки в трусиках. Беспрецедентный номер был.
— Я всё придумывал, что же кроме губ ещё там есть, — озабоченный.
…Оксана меня учила рисовать человека: «Палка, палка, огуречик… Вот и вышел человечек».
— А я ей: почему у него одни письки, а руки и ноги где?
Она продолжает…
— А теперь добавим ножек — получился осьминожек.
— Не могут — ноги с письками, Оксана, одной длины быть! — объяснил я ей тогда. — Не бывает так!.. — удлинил две ноги карандашом: у осьминога её… А писек — шесть, теперь! — посчитал. И говорю:
— Не умеешь рисовать ты, Оксана!
Она пальцем у виска покрутила мне… Моего… Объяснила, что у своего — ей мама сказала: показывать не красиво…
— Да, не мешай, ты!.. Ми-минор тут будет. Ре-мажор… — проводя большим пальцем по струнам, Максим сосредоточился на составлении мелодии.
Но Андрей, всё ещё пересмеиваясь над прошлыми воспоминаниями, указывает кивком головы ему на возбудившегося от рассказа весьма Попова… Не задумываясь вообще, он строчит текст песни о достоинствах всевозможных моих — весьма прямо, резво… Как в транс погрузившись, до стояка друзьям видимого, увлечённо.
— Ты куда разошёлся так, Лёха?!! — вырывает Максим тетрадь у него… На полтора листа в ней — созерцая стихов мелким почерком… — Давай, беги уже к самолёту!!!
… Мне бы и трёх куплетов хватило… Исполнить их ещё надо же… Так, чтоб тёща до возвращения из Америки моего: «Солнышком» этим только Оксану и называла…
Обрадованный, что про 100 отжиманий позабыл гитарист, Алёша срывается поскорее с места… А Максим, изнуряя двор весь, слушает его, весь оставшийся день дрыньчит… Перед длинной — на квартал пятиэтажкой по Энгельса 15, через дорогу от своей первой школы…
Пока остальные пацаны записывают в тетрадке для него аккорды… А жильцы дома закрывают окна от жары, задыхаясь… Не в состоянии больше слушать триста раз повторенный Максимом, и всем домом выученный, припев… Про «мамино солнышко и гордость школы: мою Оксану».
И сегодня Максим был готов уже исполнить свою программу…
Да так, чтоб партработницы в «Сказке» остались сражёнными наповал… И лежали бы там под столами все… Из последних сил — ему аплодируя…
… …
— Не пойдём мы сегодня в кафе, Оксана, значит! — улыбка мамочки исчезает… как и не бывало её… — Совсем забыла я, что кое-что мне сделать нужно… — не терпится «фее» теперь перейти поскорей по зебре, через дорогу…
И, не понимая, что происходит с ней, торопливо я сообщаю Андрею:
— Приходите в гости ко мне, с Максимом! У меня велосипед новый!.. Будем по очереди на нём кататься!.. — шепчу я ему… — Я на улице 9-го Января живу теперь, Андрей… Вверх туда… — указываю кучкой направление… — За рынком и второй школой, квартал ещё…
Но, опережая недоумевающую меня, он выкладывает мне, отскакивающий от зубов его, наизусть заученный, оказывается, им уже адрес наш…
— У нас у всего класса, где ты живёшь, в «Дневнике Наблюдения за Оксаной» на первой странице записано… — на вопросительное выражение непонимания в моём взгляде он так объясняет…
— За ч-Ем вы, Андрей??? Наблюдаете всем классом?.. — хочу убедиться, что не ослышалась…
— Мы так, Оксана, «Дневник наблюдения за природой» по Природоведению в школе у нас называем… — сдерживает он стыдливую улыбку, понимая, что по привычке, встроенной в него уже, оговорился на автомате…
Пока, взятая я за руку нервною матерью, двигаться от него, желательно пошустрее, машу другу ручкой… На сегодня прощаясь…
И просматриваю по ходу — в желании прояснить информацию: что же в школе у них происходит…
Открывая для себя очаровательнейший совершенно эпизод!
Как Максим объяснил одноклассникам во втором классе: «Природа» — это ничто иное, как Богини Персефоны творение!.. Которая — любимая девушка его, между прочим, Королева Оксана!
… Потому наблюдать за ней — Природою — они должны точным образом, по настроению у Максима… Каждое утро, через ясновидение своё, как Оксана просыпается, наблюдающего… И ничего вообще о мне пропустить не позволяющего себе…
Это — его жизни закон!
Поэтому настроение его от моего напрямую зависит всегда… Он всё абсолютно со мною переживает!
С каким настроем Максим в школу приходит утром — пасмурным, ясным или «с переменной облачностью», так и кружочки в разделе «Погода» в Дневниках Наблюдения будут заштриховывать…
Он специально заходить будет в класс с выразительной самой для всех их миной…
И адрес мой записали на первой странице дневников все тут же, под диктовку его… Чтобы точно знать, куда им приближаться — на километр нельзя!
И встречному каждому пацану или девке стрёмной тоже это передавали!!!
Иначе он… … …
Кто такие — урки, и что именно вытворяют они с Максима ослушавшимися второклашками — не все в силу возраста постигли тогда… Но кружки рисовать старались весьма… Потому что верноподданный Богини Природы проверял их периодически…
— Не пове-ЗЛО тебе с погодой сегодня! — доставал Максим шариковую ручку с крутой по тем временам чёрной пастой… Вместе с пеналом, у кого-то в школе пацанами отобранную… По запросу: найти ему непременно только чёрную самую, что ни на есть!.. Для ритуала такого — специально…
После чего вырисовывал аккуратный ею самый кружочек напротив фамилии провинившегося, в клетке назначения дежурного по классу, в журнале старосты его… Зачерняя далее его слоями — до самого адского…
— К школе подходи в 8 вечера… Кружки рисовать с тобой будем учиться — такие вот!.. Вместо овалов твоих неряшливых… Кровью на асфальте лица твоего… Уважать научишься, Королеву Оксану! — тщательно рассматривал Максим перед прегрешившим побелевшие на кулаках его фаланги от ежедневного битья по боксёрской груше…
… …
И только сейчас, в центре города, поняла я!.. Почему в дверь нашей квартиры однажды ломилась незнакомая гражданка…
Уверенная, что пришла она в ботаническую оранжерею, цветочную… Как ученики 2-го «Б» её уверяли… На вопрос: что за адрес этот, такой, в дневниках наблюдения у них…
И что метеорологическая тоже у нас тут должна быть станция, была она уверена…
— Я тут живу, женщина! — пыталась не пускать её, желающую неуклонно войти в квартиру…
— В музее живёшь, прямо? — усмехалась она… — Что родители тебя из дома выгнали, что ли?
— Я с родителями живу здесь! Это квартирный дом, неужели не видно? — сканируя мысли её, я вижу, что она представляет, и правда, музей биологии какой-то у нас… Так хорошо её убедили…
— Чего ты в форме — тогда? На дежурство, со школы назначили?
— Я только со школы вернулась! Мы стенгазету с девочками рисовали — после занятий!
— Не обманывай меня — я на тебя пожалуюсь, наглая! — выталкивая меня, она всё же входит. — Я с улицы видела, с метеорологическими приборами, за окном панель — у вас тут!
Решив, что мать моя насочинять могла небылицу какую-то, необходимую ей в горкоме, на всякий случай приглашаю настырную — посмотреть моих рыбок в аквариуме. И показываю часы с термометром и барометром, что выставляю на парапет за окно, рядом с большим там ещё термометром… Чтобы сверять для Природоведения температуру погоды.
Так она и представилась тогда — преподавательницей Природоведения из 1-й школы. Желающей выяснить, что за данные такие ученикам 2-го «Б»-её выдают у нас тут… Почему это: погода в дневниках наблюдения отличается, в одном только во всей школе, классе???…
Состоянием водорослей в аквариуме моём — шикарных, поняв, что ворвалась она всё же в чужую квартиру — восхищалась педагог! И что улитки только в очень чистой воде приживаются — мне заметила. Умнице!..
… Как однокурснице её — в нашей школе преподающей, здравие интересовалась, ещё — за бесцеремонность свою смущаясь.
— У меня и кормушку для снегирей за окном тоже есть там! — раз, энтузиасты в реальность врываются — я рада повысить рейтинг в натуралистике свой. — Посмотрите, пожалуйста…
— Ой, спасибо — пойду я уже. Забыла совсем, что на встречу опаздываю… — слышу я мысли её, что с дневниками наблюдения она и встречается только, как педагогический окончила. С ума спятила так уже — что даже тут оказалась. — Не водятся снегири в нашей зоне.
— Мама тоже не верит, что синицы колбасу «Любительскую» клевать на 7-м этаже будут!.. Что им зерно нужно, и деревьев нет вокруг у нас даже тут, — говорит она. — Вы вот посмотрите сами! Сало они любят! — тяну я её к окну в моей комнате. Насиженном птичками, с красными и жёлтыми грудками.
— «Точно — с ума сошла я! Снегири…» — думает визитёрка. — Ты по природоведению — отличница, должно быть, да???… Раз природу так любишь?
— «Четвёрка» у меня… — я выдыхаю. — Светлана Фёдоровна зачеркнула мне красным всё. И замечание в дневнике наблюдения написала: «Что это за — светофоры?»
… Не нравится ей, что кружки у меня разноцветные… Не понимает, что погода — бирюзовая, когда свежий ветерок дует, лёгкий… Или оранжевый с фиолетовым пополам кружок, в крапинку — если парило перед грозой с дождём… Малиновый, когда закат был, как в песнях красивый…
… Вы считаете — голубятню на крыше дома можно организовать как-нибудь?
— В ЖЭК, я думаю, заявление написать нужно… — пятится на выход она…
— И что — построят?
— Возможно…
— И голубей купят???… Я декоративных — очень-очень хочу! Кудрявые нравятся мне, и павлины…
— Павлинам в голубятне — тесно, думаю, будет… … Ты, Оксана, что заходила — не рассказывай, пожалуйста, никому… А то я стесняюсь.
— Я породу голубей «Павлины», имела ввиду.
… У них хвосты из девяти позвонков состоят — длиннее, чем у других… И сорока расположенных веером перьев. — как и вторгалась до этого силою гостья, так и вырывается теперь, меня недослушав.
— Спасибо, Оксана!.. Очень интересно мне… До свидания!
— Грудь вперёд выступает сильно у них — выше головы, порой… Но летают плохо… — я слышу уже стук каблуков её, не дожидающейся лифта, убегающей поскорее по лестнице…
— Небольшими кругами летают только… — договариваю, не успев ещё я… Когда доносится снизу какой-то грохот.
— Вам там помощь нужна??? — стоя в комнатных тапочках, в дверном проёме ещё — третьим глазом я вижу, что женщина упала. И разбила коленку в кровь… Крупные стрелки, с которой предательски разъезжаются по разорванным колготкам… До отчаянья доводя её. Как знают советские женщины в таких случаях, у которых лишними не были они — максимально…
— Нет, нет!!!… — стараясь плакать тихо, чтоб не услышала я — собирает рассыпавшееся она содержимое своей сумки… Думая при этом, что павлиниха тоже… Только побольше летает кругами. И лучше сдохнет, чем помощи сейчас попросит моей… Так ей стыдно… — Всё хорошо у меня, Оксана! Ключи обронила… Нашла уже! Иди домой, пожалуйста!
… …
Не желая добивать морально её, я сканирую, кто из соседей ниже дома сейчас… И обнаружив мужчину в одной из квартир, внушаю — что мусорное ведро ему выносить пора… Направляя к мусоропроводу, у которого и сидит пострадавшая…
Зачем полотенце мокрое и пластырь ему — не понимая, мужчина выходит из квартиры далее… Ведро позабыв…
А я захожу уже… Что разберутся без меня там, судя по разговору их — удовлетворяясь…
… …
— Идём скорее!.. Не хочу, чтобы видели меня тут… — вижу, как и у матери моей, точно также теперь — в центре города, превращающейся так же в ракету: первая отходит ступень…
Пронося меня, оборачивающуюся, через дорогу стремительно. Когда из сквера у музыкалки выбегает по ступеням вниз — к остановке Максим… И хватает Андрея за шкварки.
— Почему мы в «Сказку» не пойдём, мама?
— Ты хочешь, чтобы я там — людям приличным, что за бастарды: друзья твои, объясняла?.. Не поймут они привязанностей твоих, Оксана. К низшего общества — слоям населения!.. … Из детского сада мне ещё: хулиганьё это — ободранное, убрать от тебя надо было!
— Мама, что ты говоришь такое??? Максим — самый мальчик, в школе их — лучший! Он староста в классе!.. И мама у него — педагог уважаемый, в музыкальной школе… С чего это он бастард, чтобы ты стыдилась их?.. Папа подарки ему — из Америки аж присылает!
— Папы в Америке, Оксана — у бесстыжих женщин детей только в СССР бывают..!
— А Андрей этот??? Вообще — беспорточник!.. Что он на остановке делает там один? Побирается, что ли, у людей с рынка идущих???… — мать протаскивает меня теперь, и мимо уже «Детского мира».
— Он тебе объяснил же, что Максима с мамой ждёт… Они живут рядом тут, что страшного-то, такого?.. Андрею — мама его тоже посылки присылает: с вещами! Она хорошо зарабатывает — на севере там… Опрятный он, даже очень, мальчик!
… Максим же ему шею свернёт сразу, если он маму его опозорит.
… Андрей в 5 утра встаёт — каждое утро!.. Спортом занимается, форму утюжит и завтрак себе сам готовит!.. Максим ему: постель заправлять — так, чтоб «перо стояло», приказал. Не знаю я только, как это…
— Так, в армии говорят! — мамочка понимает, что в дрессировке моей не всё она, в сравнении с Максимом, учитывает.
— А!!! Поэтому мальчики Максима — комбат-батяня называют, — смеюсь я… — Он песню под гитару такую — во дворе им играет… Её потом музыкальная группа «Любэ» исполнять будет. Только Максим её быстрее играет — как дерзкий такой…
— Не слышала я группы такой! Не выдумывай мне опять — ты!
— Она, мама, через 2 года, в 89-м появится только!.. Максим плакат с Николаем Расторгуевым — солистом её, в комнате у себя повесит, мама. И мышцы будет качать ещё больше свои… Как у Расторгуева — этого, мама, что были.
… В-от так-и-е б-ицепсы!!! Как ветчина — толстая самая на базаре! — я показываю ей размер обхвата. — А Максим мальчикам школу молодого бойца, мама, проводит… Чтобы они ему в армии потом — он говорит — спасибо сказали.
… «Уп-Ал-отж-Ался! Три отр-Я-да в неочереди!!!» — так он им говорит… Стараюсь передать я командную его — хоть и сдержанную для парней интонацию. — Тихо он так умеет командовать, мама, — восхищаюсь я, конечно, верноподданного моего неповторимостью.
— Нар-Я-да, а не отряда! — поправляет она меня. — Ты, чт-О, видишься с ним, Окс-Ана?
— Не-еЕТ!.. Я просто рисую его иногда… С натуры.
— Эт-О, кАк ещё? — она напрягается: совсем злостно.
— Смотрю на него — третьим глазом! И рисую.
— Больше рисовать некого тебе??? Что ли?
— Кого ещё я должна, по-твоему?
… Кого люблю — того и рисую. Так все художники знаменитые всегда делали… Вдохновлять: нас в художественной школе учили — должны музы нас, мама!.. Чтобы шедевры настоящие получались.
— А мать тебя значит — не вдохновляет никак???… За художку твою, между прочим — платящая.
… Портрет семьи нашей — за лето, чтобы ты написала, Оксана, мне… Метровый! В зале повесим… А то, вижу, не туда ты внимание растрачиваешь своё!
— Дневников наблюдения за Максимом, мамочка, не ведут пока у нас в классе… Надо будет мне это исправить…, — хихикаю я в ответ ей. — Я, мамочка, в армии не была, как ты! Откуда знать мне, что за наряды там у них?.. … Я — девочка, мама! У меня: платьица-наряды. И розовые, чтобы желательно!
— А у меня, Оксана: папа — подполковник!.. Вот — и знаю я!
— А маму свою ты совсем не слушала, что ли?
… Между супругами в паре: пятьдесят на пятьдесят — должна быть ответственность, я читала. Для отношений — гармонии.
— Я ношу свою — тащу в семье! Не волнуйся ты так… Это папа твой — на спущенных жить лишь, всё время мечтает…
— Пятьдесят на пятьдесят — это другое вообще, мама, значит…! Это — на сколько ты женщина, на столько и папа тогда мужчина… … Потому ты и тащишь спущенного. И в долю мужскую впрягаешься его. Что, как женщина — не вдохновляешь его!..
А девичью ношу — не тянут, мама… Она сама несёт тебя! Как шарик воздушный! Лёгкая она, потому что… Как парус, мама — белый!!!... По штилю судьбы — парит себе легко и изящно! Раздуваясь от счастья…
— Поэтесса ты, конечно, Оксана! Посмотрю я, как ты лучше будешь справляться… У тебя уже — кавалеры проблемные… Стыдно бы мне было, чтоб их в «Сказке» с нами увидели.
— Они самые красивые и опрятные во всём городе, мама, мальчики! Глаза разуй ты уже!.. Одной тебе только, почему-то — это не видно!.. … И у Андрея, мамочка, если уж пошло на то…, — выкладываю на чистоту я несправедливость рассуждений её, — квартира с 9-ти лет своя есть! Настоящая!.. А не, как твоя — эта: в общежитии семейном с общей кухней две комнаты… Не беспорточник он! Перестань уже — комплексы свои на друзей моих перекладывать!.. Это ты своим уровнем не довольна так, а не их, мне поверь!
— У меня, Оксана — дом у реки ещё, позабыла ты… А квартиру — через полгода папа получит уже. Там отделочные работы в новом доме ведут уже.
— Ты — бабушкин дом: себе что ли присвоила?.. Средняя дочь из троих, наследницей считаться может — условно весьма, мама. Я бы сказала — последнею, по человеческим всем законам...
— А это — мы посмотрим ещё… — мать представляет себе дачу у речки, где проведёт потом свою пенсию.
— «На краю города — на десятом этаже твоя будет пенсия, под крышей!.. Текущей зимой, и летом парящей… В доме пожар будет. И квартиру — не получит папа!.. Из-за твоего сейчас поведения…» — телепатирую я ей молча.
— Ты что-то сказала?
— Не-Ет!!! Показалось тебе… ... Я просто подумала, мама, громко.
— И о чём же?
— О том, что законы есть мироздания… — я выдыхаю, — их даже люди простые понимают! «Что посеешь — то и пожнёшь», — говорят они, мама… …
— И что тогда?.. Королевой родишься, как ты у нас? — подтрунивает надо мной она, ухмыляясь.
— Королевы, мама, и бензоколонок бывают… И помоек тоже, всяких! — не уступаю в сарказме я ей.
— Про бензоколонок — я фильм смотрела, Оксана!.. А помойки королева — о чём это ты??? Поясни мне. Не припомню такого, извиняюсь я, что-то… — косится мамочка на меня, уже готовая оскорбиться.
— Папа нашей Маркизе так говорил: — Открываю я тебе, кошечка, самое ценное, что есть у меня вот. Кильку в томатном соусе — за 33 аж, копейки!.. Ибо борщ жены моей людям не приятен особо…, не то что другим животинам.
… … Так что — я тебя понимаю, Мурка!.. — всех кошек СССР называл отец одинаково, — хоть и мешок меховой — ты всего лишь. Но тоже, понимаешь, видно мозгами кошачьими что-то… — я копирую манеру разговора отца, — я эту консерву: лет 6 назад купил, как прикорм на рыбалке попробовать. И носил как дурак в боковом кармане рюкзака, позабыв о ней. Всё это время… Ну хоть ты у нас с голоду не помрёшь. Нашёл вчера, как раз её — ангелы кошачьи, видать, нашептали.
… И попробуй мне только после этого — вытворить что-то не то!!!
Королевой бака мусорного за домом тогда ты у нас сразу станешь. Таких краль там пушистых — и не бывало ещё!
… Так ухаживает за тобою Оксанка. Что и выкидывать, средь бела дня тебя — неудобно мне будет… Причёсанную такую!
— В парикм-А-херскую! — люди скажут, — кошку водит жлобяра. Так-Ая: у токарей наших зарплата — огромная! На что деньги тратить, уже не знают.
… Я тебя, Мурка, тогда — в пакет положу, потемнее… Либо ночью вставать придётся, чтобы не увидел никто. Как я от тебя избавляюсь… — так папа говорил, мама. — По уровню поведения кошечка — королевства разные получаются, по итогу!
— На меня он пакета не найдёт. — слышу, как думает она. — Тоже стыдно будет перед людьми. Жену стильную такую выкидывать… Буду, где есть, пока править я…
— Максим, мамочка, т-Оже стильный! — возвращаюсь я к незаконченной теме. — Он в будущем смотрит, как я сына своего одевать буду там, и учится… … А за то, что мама его над Андреем опекунство взяла — нормальные люди напротив уважать тебя только будут! Что ты с женщиной бескорыстной такой и отзывчивою знакома!
— Сомнительные — это качества!.. Для н-Ормальных, как говоришь ты, Оксана, людей! — она возражает.
— Разве не все люди равны, мама, в Советском Союзе? — я понимаю уже, что поворачиваем мы по следующей улице — обратно к дому…
— Все равны, Оксана, конечно! Некоторые только — р-А-внее ещё.
… Ты на велосипеде покатайся разок, ладно уж…, и Коле его оставишь!
… Дорастёт, когда будет ездить… … Надо было мне его с собой брать сегодня. Чтобы лучше ты смыслы равенства уясняла! … … Чтоб парней я этих в жизни больше не видела!!! Надеюсь, что хорошо ты урок сегодняшний зафиксировала себе в памяти?
— Мне, мамочка, кажется сейчас, что это по суждениям этим твоим «Преступление и наказание» Фёдор Васильевич Достоевский писал… Нам папа читал уже!.. Чтобы мы с Колей как ты не выросли…, — так сказал он.
— Поговорю я с ним!.. Что за депрессивную тематику такую ребёнку он выбирает? — не смущаясь даже, мать демонстрирует, что одно лишь — по факту имеет дитя.
— Это — папина любимая книга!!! Вообще-то… Он, знаешь, как эмоционально читал?!! … На р-А-дио даже так, мама, не выступают… … Надр-Ывисто! Чтоб вс-Е ч-Увства траг-И-ческие Родион Раскольников передать нам!.. Об этой теории вашей с ним, мамочка: «О двух типах людей»…
… Коля, знаешь, как плакал?!! … А я крепилась, мама, как старшая… … Потом спать ночью боялась, правда. Топоры мне мерещились.
Почти так же страшно, как когда ты мне «Голову профессора Доуля» в девять лет на ночь посоветовала почитать, было… — я медленно и жеманно перекрещиваюсь перед оглядывающейся ею коммунистической секретаршей, от этого по сторонам…
— Не д-Елай тАк!!!... — её передёргивает, — Что за: «2 типа людей», Оксан??? Приписываешь ты мне… «???»
— Обыкновенных, мама — серой массы, чтобы слушаться и размножаться лишь, существующих… И необыкновенных — лидерах!.. Которые любое преступление могут позволить себе: в представлениях блага его для общества…
— Т-Ак, Родион Раскольников, верил, что в мире есть…
… Что «Необыкновенные» созданы для великих свершений! Могут быть выдающимися личностями: правителями и полководцами... А обыкновенные — это быдло только. И материал, к тому же, расходный.
… Ты, мама, вот: чем мотивируешься, что должность престижную получить так хочешь? — смотрю на неё заинтересованно. — Если ты и так: на работе у нас всё время… Мы ночами тебя и видим только… … Во сне, в смысле — я хотела сказать.
— Коммунистическая партия, Оксана, играет руководящую и направляющую роль для нашей страны! Определяет основные её направления развития… — заученно выкладывает она начало лекции по Теории Коммунизма… Но продолжать далее ленится. Сама, поскольку мотивирована лишь первой фразой только: «О Влиянии Руководящем».
Про «развитие» же — это всё…, перечисляемое…, далее там… Прилагается, думает она, как бы по факту.
… — Ж-Ить нар-Оду страны нашей Компартия помогает! — сокращает мать. — И Я!.. Значит, тоже!
— Раскольников, мама… — продолжаю, — Молодой, высокий и красивый он… Кстати… … Но Максим, мама, красивее гораздо его, — пропустить информации сей не могу я, конечно, — Верил тоже, что полезен другим может быть он, поскольку совершенно особенный.
… Надеюсь, до каторги, мамочка, не дойдёшь за убийство ты???
— П-Омол-чи, Окс-Ана!.. — раздражается она совсем… — Силы побереги, лучше… Тебе сейчас дома — картошку чистить. И пол под диваном мыть, ещё!.. … Чтобы папа в пыли у нас не терялся… Как в бермудском треугольнике, — сказал он, — тапки его там в пыли пропадают.
— Тварь я дрожащая, или право имею??? — я возмущаюсь в ответ ей. От творчества писателя Фёдора, всё ещё не отвлекаясь…
— Где-то я это слышала уже… — молча думает мать.
— Это тоже, мама, Родиона Раскольникова слова! — отвечаю ей, так же молча, снова телепатически.
— …Ты оп-Ять, Окс-А-на?!! … Эти свои ф-Окусы…, … Мент-А-льные мне… демон-стрируешь??? — презрительно глядя, маман останавливается посреди улицы. Чётко услышав на этот раз, — Я, по-моему, ясно тебе делать запретила такое??!
— Ты сама: помолчать мне сказала!!! А разговор продолжаешь при том!..
… К-Ак я должна отвечать ещё тебе, мамочка, молча? — буркаю я в ответ обиженно. — Записки мне, что ли, писать?.. В следующий раз я блокнот с ручкой в сумке возьму с собой… … Тебе так хочется злиться на меня, что ты даже не помнишь: что тапок у папы не было отродясь. Чтоб в пыли их терять… Пошутил он!.. … Я пол под диваном мыла позавчера!
— Не будет у тебя следующего раза, Оксана!!! Чтоб я тебя ещё куда-то взяла… Это что??? Не блокнот у тебя там, что ли? — она уставляется на мою сумочку. — Что за углы у круглой сумки вдруг выпирают — спросить хотела давно?... — она с трудом открывает новую, ещё не разъезженную молнию. И наблюдает — перпендикулярный, размером с красный керамический кирпич, внутри сумки: старый будильник… Тот самый… — с градусником и барометром на нём. Который — «Приборная панель метеостанции ботанического музея».
— Ты сумку мне на выходе только вручила, мамочка… Я и сунула в неё то, что рядом стояло!.. — оправдываюсь, понимая сама, что предмет неуместный. Глядя на готовую к истерике, она встаёт как вкопанная и часто моргает, чтобы слезами от потрясения не прыснуть. Даже тушь с ресниц не потекла… — Пустая сумка, мама, лёгкая слишком, с плеча спадает…
— Вставать раньше надо, чтобы собраться!
— Я и встала рано!.. Ты мне сказала — в кровать лечь обратно, чтоб под ногами у тебя не болтаться, пока ты не будешь готова лежать.
… О-оой!.. Он зазвонит через семь минут, мама, будет!.. Подожди, я стрелки переведу. Хорошо, что ты открыла, как раз — он же у меня на одиннадцати стоит.
— То есть… Мы бы в «Сказку» зашли сейчас, — она хватает панически воздух, — е-С-ли б-Ы!!!... То прямо со зв-О-ном, Оксана?!! Да???
— Так ты и хотела войти э-ФФЕ-ктно туда! — я позволяю себе шуточку… Но тут же понимаю, что перегнула совсем. Лучше выгородиться, пока не поздно… — Мне бабушка часы эти забрать себе разрешила, мама, потому только, что будильник в них не отключается.
— Да, бери, ради Бога — всё равно бракованные они, — сказала она. — Всё лишнее — детям!
… А на одиннадцати давно они стоят у меня… Чтобы звонили, когда дома нас нету.
— И звонят за окном они, Оксана?.. Д-АААА???… Там, где ты его у нас держишь, обычно? — мать накрывает жёстким инсайтом. — Про это мне соседки намекают?!!… Что не знают они, у кого будильник каждый день трещит полчаса в нашем доме…
— 10 минут звонит он всего, мама! Проверяла я… «П-иииии, п-ииии, п-иииии» — так… Не трещит ничего, — уверяю я её, что не так всё ужасно.
… …
— Девочки эти, что ты мне лекцию прочла… Что, как плот в море ходят… — моя метафора в её исполнении с конфигурации сильно съехала. — В сумочках своих пупсиков носят!.. Фенечки и помадки гигиенические… Оксана, ещё… … Для «Э-того!» — я тебе её покупала, — продолжает тихо, проявляя так, что в исступлении она от меня, далее поясняет. Когда подходим мы уже к центральному рынку…
— Я себе приготовила всё в столе у меня. Ты меня плойкой крутить закончила только и за дверь сразу выскочила: «Побежали!», — сказала… — продолжаю объясняться, пока нагружает родительница дочь свою увесистым пакетом с уже купленной рыбой… И выбирает, не вникая, что говорю я, овощи к обеду, который мне же и готовить приказывает по приходу домой.
… …
— Так вкусно, Оксан!.. Не воображал даже, что умеешь ты этак! — нахваливает отец меня, вкушая позже. Вернувшись с братом из парка аттракционов.
— Я, папа, т-Оже не воображала!.. — оглашаю обиженно в ответ. — Я до сегодняшнего дня омлет только жарила пару раз… А тут — всё сразу пришлось…
— Дочь наша сказала, Толя, что рецепты из учебника по Домоводству, любимого её, попробовать очень хочет!.. Я ей всё и купила!.. — пробует в придачу он, и материнское ему «заливное».
В то время как Колька хвастается купленной ему ещё заводной машиной.
— Смотри: мы тоже в «Детский мир» с папой, Оксана, ходили!.. А тебе мама что купила?
— Мне, Колечка, рыбу!
— Это игра такая?.. Покажи мне!!!
— Съели её уже… — развожу я руками.
— М-А-ма, Окс-Ана ж-А-дни-чает! — жалуется он.
Пока слышу я взбудораженные мысли его, в предвкушении поиграть, где он представляет игрушку с рыбками, о которой мечтал давно. Предел фантазии советского ребёнка… Рыба ловится удочкой на магнитик.
— Не интересная, Коля, игра оказалась! — вклинивается маман. — Мы завтра поменяем её, пойдём с тобой… Выберешь любую, какую захочешь.
— Да! Бракованная, Коля!.. Магниты забыли они на фабрике в рыбок вставить… — поясняю, видя, как готов он рыдать… От несправедливости в доме, притеснения младших. — Мама на стенку её закинула высоко… Там пыли больше, чем под диваном у папы… … Лучше не трогать!
— Папа, скажи Оксане, чтобы убиралась хорошо! — младшие продолжают отстаивать права, дискредитируемые ограничениями детства.
— Хорошо она убирается!!! Умник, тоже мне!.. Пошутил я вчера! — папа зло напрягается. Думая, какой же говнюк растёт брат у меня… Которому всегда всего мало. И самый несчастненький он у мамочки — её мальчик.
… — Лист дежурства я вам напишу…, Товарищ Жуков! (домашнее прозвище брату, отец дал: Главный Маршал СССР по холодильнику, четырежды герой бутербродов и полководец сосисок)… Оксанка своё отдежурила уже! На 3 месяца вперёд… Так что В-А-ша очередь теперь на все летние каникулы! Николай Анатольевич, выс-Око-чтимый…
— Мама сказала: «Мальчики уборкой не занимаются!» — загребя, чтоб не взяла я машину его, Колька чешет от нас реветь к матери.
— То есть… М-моя мама обм-Анывала меня???… Ты это, что ли хочешь сказать? — отец повышает ему вслед голос, но остаётся без ответа…
— Что, пр-Авда я, п-А-па, убираться всё лето не буду? — обрадовано шепчу я ему в лицо.
— Б-У-шь, конечно, Окс-Ан!.. Мы же: видишь все какие… — уставившись нагло в глаза мне в обратку, он сочувственно выдыхает, — совЕр-шЕнно безрукие!!! Инвалиды практически — сожалею весьма я, конечно. Что не справедливо всё в жизни так твоей… Но и помочь, пардон, вот н-И-чем не могу!..
… На понимание твоё, дочь, рассчитываю я, в ситуации такой сложной! Парторги от рук видишь отбились совсем…
… Но не так часто теперь — обещаю!.. Уж, ладно!
… Напугать я Кольку просто, Оксан, хотел… Что нормально убраться может он: уж очень, говоря честно, сомневаюсь я… … Мне с ним, нахалом, в парке сегодня — знаешь, как стыдно было?..
ИстЕ-рику он закатил!.. Что в очереди стоять — не обязан, видите ли…
— «Маленьких уважать надо!» — заявил там всем, — «И место уступать должны ему — люди порядочные»… — закатив глаза, папочка тычет вилкой в уже пустую тарелку.
Демонстрируя, что от добавки рыбки жаренной он бы не отказался…
— Что, закончилось всё, да: уже?.. — притворяется он, что не знает. Собирая остатком хлеба масло тщательно. — Вкусно, Оксан, наготовила ты… Мама так не умеет! Правда!.. — тихо засовывает в карман мне новенький хрустящий червонец, — За обед — благодарность, дочь, тебе!.. Не показывай только «ей». — Подмигивает, улучшая мне настроение…
— Ты же сказал вчера, что у тебя денег нет… — шепчу отцу прямо в ухо.
— Если мать, Оксана, думает, что я ей отдаю всё… То это не значит, что заначек нет у меня… … Не на столько я умалишённый, пока что. Как мечтает она.
— Врёт она, папа, всё!.. — теперь жалуюсь ему, — Я — шить, а не готовить люблю. По Домоводству… … А она сказала: «Если до прихода мужчин наших рыбу с картошкой жареной и салат не приготовишь нам… На себя пинай!»
… Я её спрашиваю, папа: — А если я не буду себя пинать? Тогда что???… Сама ты — пинать меня начнёшь, мама??? … Как мяч: что ли, пинают в футболе?
А она мне: — С удовольствием!!! … Все голы тобой забью — не сомневайся даже, Оксана!.. Представляешь, папа, как я испугалась!!!
… Растолковываю, вдруг не понимает она, — А если я: головой об батарею или об угол стола ударюсь? У меня же сотрясение мозга будет, мама!
А она: — Нечему там у тебя сотрясаться!.. — и пакет с картошкой мне в руки суёт…
— М-ддда… Интересный, я вижу, Оксан, день ребёнка тебе мать устроила… — не то, чтобы папа мог удивляться чему-то ещё. Но принять такое тоже само собой не готовился. — Что-то в «Сказке»: не так пошло, что ли? — уточняет.
— Мы до неё и не дошли!.. Психанула мама: что друзья мои ей неудобные…
— Уууу-ууу, Оксан… … Ну, держись теперь!.. Покажет тебе «Кузькину мать» — твоя, если должность не дадут ей ту… — оставшийся край хлеба в руке папа инертно роняет в почти пустую тарелку, — … Это, чтоб ты не решила, что мыть её не надо теперь.
… А я у Кольки в парке — уточняю, — видя, что скривила губки, отец уносится рассказывать снова про брата, — Ничего вы не перепутали, б-Арин? Точно маленьких уважать? Не стареньких, случайно???
А он мне: — Стариков на чёртово колесо не нужно вообще пускать! Это парк д-Е-тских развлечений!
— Так…, а я то не мешаю вам?.. Сами, быть может, любезный вы, проехаться желаете? — интересуюсь я.
Потрясённо разводит папик руками — изображая подчеркнуто обалдевшее от сына лицо.
— Представляешь? Нас вся очередь на колесо вперёд пропустила… Жирдоса восьмилетнего, чтобы только не слышать… Сына моего… Уваж-А-емоего!
— Ты можешь остаться! — сообщает ещё… — Держать, чтобы из кабинки не выпал, кто-то же должен меня.
… … Открой-ка форточку, дочь?!! Задохнусь сейчас я — от впечатления… Воспоминаний тех, Ярких! … Как вкопанный на колесе я сидел. От словечек его таких…
… Как круг проехали — не заметил! — смеша меня далее, отец артистично изображает, что задыхается в приступе эмоций.
— У тебя инсульт, папочка??? Или давление, может? — заливаюсь хохотать.
— Думаю, почки! — хватаясь за горло, предок имитирует невыносимые страдания, — Не уверен я, Оксан… — хрипит, откашливаясь ещё.
— Папа: в горле — это печёнка у тебя! — подыгрываю ему. — А почки — на деревьях, а не на людях распускаются! Не знаешь ты, что ли???...
— Точно, Оксан: печ-Енька у меня??? … На той неделе, когда ел её — что ли, застряла?.. Как это ходил я столько — не чувствовал?
— У меня по анатомии, папочка, «пять» стоит!!! Если я говорю, значит, точно знаю!
— Где стоит-то, дочь???… Вы ж её и не проходили ещё, вроде…
— В карточке в военкомате, папа, моей!.. Мне невропатолог там её в садике поставил ещё. Что «развита я отлично», писал когда.
— Не знал, Оксан, что и на девочек детсадовских карты там заводят уже… Вояк так сильно: в стране не хватает??? … Ты у нас: в войсках-то каких хоть?
— В волш-Е-бных! — вспоминаю, как «Фея-я» врача тогда убедила.
— И что: звание имеешь, небось?.. Может, мне по форме отчитываться перед тобою нужно?.. А я и не знал, расселся тут раскорячившись…
— А про какие, папа, звания анекдоты в армии не рассказывают?.. А то я только «прапорщика» знаю одного… — отжигаю я.
— Ну—ууууу… — папочка прикидывает, — про маршала, Оксан, побояться разве что, думаю…
— Тогда я… «Маршала» звание себе беру!.. Позвони им в военкомат, пап, пожалуйста. Скажи, а то я забыла… Вдруг война начнётся?.. А они и знать не будут даже, кто у них Маршал в войсках… … Карты все перевернут — а не найдут его! Потому что не записали… — рассуждаю я довольно серьёзно. … Скажут противнику тогда: «Вы извините нас, пожалуйста! Но не можем мы сегодня воевать с вами… У нас для этого маршала нет даже, оказывается! … Вы в другой раз на нас нападать приходите, когда он найдётся».
— А-ааааа!.. Так даже… — отец вытягивается ровно на стуле. — Принеси мне, Оксан, головной убор какой-нибудь из прихожей?.. Я тебе честь отдам — не к пустой голове хоть…
… А то у меня второй маршал в семействе… А уважать его один всего заставляет.
… Вставать, извини уж, для волшебных войск я только — можно не буду?.. Не призывной я: по зрению…
— Вот, пап! — кладу на темя ему мою панамку в ромашках. — Такая в волшебных войсках у нас униформа… Ещё юбочку положено из пёрышек носить, но у нас размера твоего нет… И волшебная палочка нужна ещё! …Вот! — не найдя ничего более подходящего, вручаю ему пластиковую трубочку.
— Служу Маршалу Анатомии!.. — прикладывает он руку к панамке.
— Н-еет!!!... Не так у нас честь отдают! — продолжаю вносить коррективы в отбившегося от устава боевой магии война. — Ты одну руку на сердечко, суда, папа, положить должен… А другую вперёд вот так, с волшебной палочкой вытянуть… — поправляю его, чтобы выпрямился. — И ногу правую согни, как у балерины в заводной шкатулке, пожалуйста… — наблюдаю, как он корчится.
— Теперь говорить можешь!
— Так правильно, Оксан??? Да?.. — к военному обучению он — отбракованный, понимаю я. Поскольку лениво разъезжается — тут же, по стулу обратно, — Может, не подхожу я, …а??? Для войск ваших анато-магических, дурак такой?.. Я ж что почки — это органы внутренние — считал до сих пор… Представляешь?
— Сердечко и печенюшка — только органы человеческие!.. — обучаю я новобранца. — И аппендицит, конечно, ещё.
— Вот, и этого не знал тоже!!!... Голова моя — ослиная!.. Думал же: воспаление червеобразного отростка кишки слепой — аппендицитом врачи называют.
…Наврали в медицинской энциклопедии всё там, Оксан, что ли?
— Так откуда они знать такое могут???
Медики эти — не анатомы совсем!.. Врач наш, вот, тоже знаешь, такие глупости несёт! Ты, папочка, даже не представляешь…
«Свинка!» — он говорит, по городу у нас сейчас — св-И-репствует.
Это как надо, папа, поросят бояться???
— Остерегайтесь! — предупредил нас. — Руки намыливайте получше.
…У нас — собак здоровых стая бегает за домом, вообще-то! А не — Пяточки с заточками…
— Такие вот они, врачи, пап… — недоумевая, развожу руками. — Не верь ты лучше энциклопедиям этим их…
— Ты, Оксан, где собаки не ходишь, хоть??? Я надеюсь?.. — папик переживает.
— Это собаки, папа, не ходят, где я… Руки мылом же натирала, когда на улицу вчера пошла… Хозяйственным! — вот понюхай: запах до сих пор какой… Пять раз смывала — у самой от него нос болит уже… А у собак какой нюх чувствительный, ты знаешь, папа??? За 10 метров меня обходят…
…Свиней — не видела, пока я, в нашем районе. Думаешь, успею убежать, если в кабана та свинка вырастит скоро?.. Не хочу я руки мылить так больше…
— М-да-аааа… — он морщит нос. — Бедный тот кабан… Рыдать будет.
— Ладошки, папа, шелушатся — видишь у меня теперь?.. Мама мне детское мыло купит. А-то на «Земляничное» аллергия, — говорит она, — у меня.
…А, я же — земляничное даже не трогала! — рассуждаю вслух. — Может, папа, от вида мыла аллергия быть у меня??? Неприятное оно такое — лежит там в мыльнице, размокшее… Что и трогать не хочется… Ф-иии! — морщу носик.
— М-а-ААть? — папочка повышает голос, чтобы жена услышала его с другой комнаты. — Почему у нас химия в доступных для детей местах лежит?.. Чтобы отравились они, что ли, ты хочешь?
— «О чём?» — это ты, — откликается она.
— Хозяйственным мылом, Оксанка, пользуется, — говорит.
— Успокойся, Толя!.. Нет, вообще, у нас его.
— А дочь мне что есть, говорит!
— Ну, и где же…??? — мамочка выходит в прихожую.
— Тут, мама! — достаю припрятанный ею пакет из шкафчика под раковиной.
— Это «Дустовое», вообще-то!.. Я кота соседского от блох у мамы в доме помыть купила. А то приходит вечно. А где шатался до этого — я не знаю… Заразит Аполлона чем-то нам, — она говорит про нашу собаку. — Оно же запакованное, даже ещё… Как она пользоваться им могла? Я специально замотала в пакет поверх дополнительно, чтоб в квартире не пахло.
— Ты, мама, ругалась, что я распаковываю всё сразу и не ем, потом — портится… …Я теперь запаковываю аккуратно обратно, как было, что трогала!.. Я руки намылили и завернула, как и было мыло, потом!
— Булка в хлебнице, в полотенце укутанная, Окс-Ана… тоже твоя работа?.. — раздражённо догадывается она.
— У неё упаковки не было!.. Тебе, мамочка, никак не угодишь!!!
— На-А, вот тебе! Шампунь — руки мыть! — убирает она дуст в шкаф повыше… И направляется уходить обратно в комнату. — Куплю тебе я мыло завтра — Ин-ди-виду-Альное!.. Раз земляника, хуже ДДТ, по-твоему… — переворачивает она все смыслы по-своему…
— Папа, ты как думаешь, запах шампуня свиней отпугивает?.. Я же специально, вонючей, руки мылила, самой отдушкой, чтобы свинка не набросилась…
— Я, Оксан, по правде сказать, сомневаюсь, что с этой именно целью доктор руки мылить советовал.
— «Сиреневый» — тут на шампуне написано… — доводы его я пропускаю мимо. — Производители, вероятно, как цвета пахнут — люди знают, вообразили?.. Синий ванилином — всем же понятно. А малиновый — естественно, огурцами же… Благоухать, по мнению их, должны что ли???
— Может, они цветы — сирень имели ввиду? — тактично папочка даёт мне наводку. — Раз на упаковке, дочь, она нарисована…
— А на «Жёлтом» шампуне — «желтень», по логике твоей, тогда, папуля, нарисуют?.. Не знаю я цветов таких, извини!
— Чет не пойму я, Оксан… — он серьёзно уже напрягается. — Ты курсы: «Блондинок» посещаешь, что ли, в тайне от нас?.. Не узнаю я, дочь, сегодня совсем тебя!
— Не-Ет..! Я, папочка, к эгрегору «Дур» подключаюсь так… Теория такая есть, что мужчины — перспективные самые — женщинами глупенькими вдохновляются, напротив. Тренируюсь я: музой быть…
…Но, честно если, сложнее, чем в шахматы, мне — тупую играть. Знаешь, сколько мозгов, папа, иметь надо, чтобы такое вот всё придумывать?
— Ах, вот оно что!!!.. Ну, ты не заигрывайся только сильно, Оксан???... Выходной возьми, хоть. А-то напугала ты меня анатомией своею — не то слово… Почек нет у людей, — заявляет она так уверенно. Я сам аж засомневался…
— Тебе печенюшки недостаточно, что ли, твоей? — подмигиваю отцу я. — Квадратной???
— Да, я ж без выслуги ещё совсем — пьяница, Оксан. Не профессионал даже, а так — стажировщик-любитель… …С чего она у меня квадратной-то уже стала?
— «Топлёное молоко» — потому что печенюшка у тебя, папочка. Из пачки, знаешь, такая?
— Голубям покрошить говоришь, дочь, печень отца твоего лишь годиться? Хммм… Мож, овсяное всё же печеньице у меня? Или кукурузное? — выражает он глазами надежду.
— Ага, размечтался ты!!! … — я подыгрываю. — Овсяная печень у девочек красивых бывает лишь!
— А я бы вмял на десерт сейчас ещё… — мечтательно воображает он, растягивая слова. — «Пе-чее-ени» добротной, с орехами какой-нибудь, 200 грамм… …Не знаю, дочь, как ты так выбесить умудрилась сегодня мать, что готовить пришлось тебе… Но ты в другой раз, чтоб «Наполеон» уже потребовала испечь — доводи её сразу… Ладно?.. — смотрит он, как я молча демонстрирую ему кулак.
— Ну… хоть «Медовичок» на сметане?.. — жалостливо выпрашивает он. — Сделаешь папке с печенью квадратною, пока не помер, Оксан?.. Цирроз — болезнь в кругах творческих, благородной даже, считается… Геморроя постыдного я более куда боюсь, Оксан. Не вылез бы только…
— Ты ко мне, или к себе сейчас обращался? — не поняла я… Сперва — «Оксана» сказал. А потом ещё — «Толька»… — подкалываю я его. — Гем-О-ррой — это тоже человеческий орган?
— Это, дочь, когда на чёртовом колесе сидеть — в попе больно… Прикажет сынок держать его, а я не смогу тогда!
…Настучит же он на меня сразу маме.
…Я картошку — сразу учтите — чистить не буду! «В мундире»: с колбасою сварю вам вместе.
— Это мама Коле — сказала так, папа, на колесе. Давно уже!..
Я предложила, что с другой стороны люльки сяду — не поместимся втроём мы все на сиденье одно.
А она:
— Нет, Оксана, с нами садись — Колю будешь держать! Чтобы не выпал он вдруг… Поместишься ты с задом — с кулак твоим.
— Я так — сама раньше выпаду!.. Тут поручень, мама, снизу оторван!.. — я припоминаю, как пыталась возражать ей.
Но мать, рассевшаяся комфортно с копирующим в точности её четырёхлетним тогда ещё братом, в сторону мою даже не посмотрела…
С важными лицами взирают непреклонно куда-то вперёд они, вздёрнув подбородки синхронно — к виднеющемуся, вероятно, впереди где-то за оградою парка им коммунизма рассвету…
С расстоянием между ними — на все два «кулака» мои…
Хоть и один у меня «он» — Творцом выданный, и прелестный. Но и речь — не о количестве вовсе… Как прекрасно понимаете вы — а об отношении к детям различном.
И послушно впрыгиваю я в поднимающуюся кабинку уже, последней. За не двигающимся нисколько сынком ненаглядным — «непорядочными личностями», по обыкновению, обделённым.
И ноющим, конечно… Что с сестрой ему рядом — тесно так будет.
— Не напирай мне на Колю! — вынуждают свисать меня в воздухе за скамьёю, опасно, родственнички… Когда выпрыгивать, я понимаю, уже слишком поздно. От платформы отъехали мы… И лишь тонкая трубка перил ограждает худенькую меня — восьмилетнюю тогда ещё девочку.
Проскочить в пространство под которой — полуметровое почти от сидения — довольно ребёнку при толчке малейшем — легко…
Да и та, оказывается, отпаялась от днища кабины. И далеко отходит — при попытке на неё опереться.
Поэтому держаться пытаюсь я — ухватившись доступной рукою одной за сидение позади брата…
Боком пристроившись к нему, не довольному тем…
И — доступным мне так обзором позади нас — вижу я, как в следующую же люльку за нами влетают стремительно двое парней. Года на 3-4, меня постарше…
Вернее — один из них, что выше на голову почти, загоняет со злостью, откровенной весьма, другого туда.
На свободное, так как день будний — за исключением нас только лишь — на нём, колесо обозрения.
Необычно спортивного, атлетического вида даже — парень этот встаёт спиною ко мне, перед сиденьем своим… И раскачивает начинает, держась за верхнюю перекладину: их кабинку их, как будто качели.
Сперва кажется даже, что делает это он — только ради забавы…
Но до тех пор лишь — пока не начинает угрожать второму парню на противоположном сидении, стоящему тоже, но лицом ко мне… Что скинет он вниз его с колеса.
— Чёртова как и жизнь твоя! — добавляет… Как только наверх оно их поднимет,
— Молись, придурок!.. Чтобы сдохнуть сразу тебе!!! А не инвалидом остаться, — угрожает он обеспокоенному весьма такими словами в свой адрес и перепуганному, вижу я, компаньону…
Не достающий, кроме как спинки сидения, ничего более. Тот пытает надежду вцепиться, как и я в него попрочнее…
Но вынужден перехватываться: опять и опять — быстро руки свои убирая…
Поскольку приятель бьёт его и со всей дури — кулаками по пальцам.
— И не думай даже, что мать моя за тобой ухаживать тогда будет!.. Я тебя в «Скорой» придушу ещё, Андрей! Или капельницу кислородом надую… Она до лечгородка, квартал всего тут, не успеет доехать. Подохнешь!!!
…Я вижу, как запугиваемый им, молочного цвета кожи, блондинистый парень — альбинос — бледнеет более ещё… До совсем мелового и даже прозрачного, от страха переживаемого им оттенка.
Перед, цедящим спокойствие — рассуждая о роке, подчёркнуто зло так, брюнетом, демонстрирующим в словах своих абсолютную уверенность… И более чем таким образом впечатляюще!
Что, мать моя с братом, рядом сидя, совсем не слышат их, — признаюсь, удивляет меня по отсутствию каких-либо, относительно происходящего позади, реакций на лицах их… Как и то, впрочем, что парни эти — смазливые оба и спортивно тренированными выглядят весьма для возраста их, что взгляду слегка непривычно. И воспринимаются оба статней и красивее, поэтому, насколько достоверно я старших по возрасту оценить могу — чем обычные, заурядные вокруг люди…
Сложены, по-моему, они превосходно… Сердитый — особенно.
Но не уверена я…
И, дабы мнение сформировать окончательно моё, — рассматриваю продолжаю попутчиков…
Ведь напряжённый стиль активности их, как разворачивающегося боевика предо мною, завораживает меня. Ровно как и стращает одновременно.
Для младшеклассников — подростки и без того притягательные и авторитетные весьма личности… С дерзкими тайнами внутри них, секретными, воспринимаются такими уверенными. Будто на вершину горы Независимости взлетели уже… Куда маленькие попасть мечтают тоже, но пока ещё страшновато.
С «рыком» — парни такие, как драконы — характером твёрдые, от мнения взрослых воображаются мне свободными вполне. Решения вольными свои принимать, что, конечно, прельщает.
Не будучи угрозою — вылететь на просторы мне из кабины, качающейся сейчас. Резонансные, двое эти такие… Воспринимались бы мною и вовсе не реалистичными.
Может быть…
Последние дни я погружена была в изучение по пособию для художников — типов штриховки. Карандашами, углём, мелками пастельными и перьями. Поэтому и вижу всё сейчас привычными к иллюстрациям в учебнике этим глазами… Как через фильтры — иллюстраций стилей различных и свето-теневых графических элементов… И на парней накладываю сейчас машинально тоже эти шаблоны.
…
— Ты пока мусорное ведро выносить можешь — жить в моём мире, только смысл имеешь, … Андр-Ю-ша! — пренебрежительно ударяет, как углём прорисованный темноволосый, на уменьшительную форму имени второго: — ПО-нял?.. К-ааАААк в башку пришло: тупую твою, что мы в «Сказку» придём тёще выложить моей?..
Монолог его — ибо второй молчит лишь — воспринимается мною как странный.
Хотя смыслов суть их ловить я и не стараюсь особо… Но подросток, насколько маленькая ещё я, рассудить могу: женатым быть — слишком юн пока. А он сильнее всё и сильнее растрясывать продолжает в тоже время кабину их. Для применения такого фривольного конструкцией её не предусмотренную совсем.
Отчего и наша тоже эпизодически подёргивается… И сидящую меня, опасно довольно как упомянула уже, изрядно этим пугает.
Весьма стройная — лёгкая в весе я, девочка. От вздрагиваний конструкции подо мною — подскакиваю каждый раз над сиденьем... И слабыми руками моими — удержаться за него могу, без сомнения — весьма ненадёжно. Отшлифованного катающихся тут спинами, к тому же — до совсем уже скользкого.
Поэтому, дабы толчки предстоящие предвидеть ещё — не отрываясь и вовсе — смотрю я лишь вниз теперь. Через плечо моё — на безумствующих там подростков.
В надежде, что «Скорую» вызывать нам с блондином тем будут сразу двухместную… И капельницу, бешеный этот, надувать мою не посмеет!
… Уж слишком — для смерти красивою — покажусь ему, я поправляю волосы ручкой, и сажусь поровнее… Пусть влюбится, сразу же в мою сторону посмотрев. И убивать нас всех передумает.
— Да! — мечтает, несокрушимая ничем во мне муза. По ходу паники… — Пожалеет он ещё, что женился так рано…
Когда встречаемся в мгновение взглядами мы — с другим из них, «нарисованным мелом», этим Андреем… Отчего взгляд напуганный, и без того его, увеличивается разительнее ещё.
Так что, вглядываясь и рассматривая, замерев, не обращает он внимания более даже и на побои. Будто видит что-то совершенно невозможное во мне…
— Смо-три-иии, М-А-ксим!.. — в тихом шоке подаёт, наконец-то, он голос.
— Чего ты вылупился на людей? — оглядывается брюнет за взглядом его. Но — куда-то сквозь меня… Растирая между делом избитый кулак свой о сиденье, когда блондин успевал от него уворачиваться.
И я улавливаю, что общается каким-то образом он — рта не открывая совсем. Странно…
И слышать — понимаю так — могу лишь я его, из нашей кабинки. Будто мысли перехватываю невольно, блондину транслируемые как-то им… Что и объясняет отсутствие каких-то реакций — на слова парней, у моих рядом родственников.
Взгляд его — в игре света, рассеянного сквозь листву вокруг буйную — кажется мне неестественно тоже синим. Слишком ярким, на фоне пасмурной материальности за ним… Снулых вагончиков тира и билетной кассы, давно выцветших.
И воспринимается он потому мной — заштрихованным не мелками уже... а дорогими довольно, подытоживаю я, фломастерами из ФРГ!.. Совсем новенькими!.. Словно в альбоме-раскраске: на фоне не тронутых ещё контуров остальных — идеально, в цвете, он завершён уже.
Стоя на движущемся, метрах в десяти от земли уже, устройстве качающемся — так уверенно. Будто на земле он вовсе…… В равновесии своём, как и в поводе для ярости таковой — положительно не сомневается, я вижу ясно.
Вероятно, что про таких вот в классе мальчики говорят: «Он — прямо как Рэмбо: кр-у-той!»
… Уточнить будет надо мне…
— Да посмотри ты!!! Там Окс-аа-на! — проговаривает медленно. Вижу, что и уверенный, и нет одновременно — ему «недокрашенный».
— Ты с ума спятил? От страха?!! — отвернувшийся от меня опять «синеглазый» передёргивает вызывающе шеей... Так, что чёрные кудри его дорисовываются в «моей раскраске» несколькими, поверх, выразительными ещё завитками… — Может, в дурку тебя отвести мне лучше? А, Андрей???... Квартиру чтобы оформили там — на опекуна, — вижу, как указывает он на себя отведённым от кулака большим пальцем, — распишешься мне там для этого: краа-сии-во!
— Спятил, может быть… — блондин соглашается. — Сам посмотри, я тебя умоляю!.. Вдруг реально — кукушку уже свернул ты мне???... Но я вижу, что там Оксана!.. И маленькая она, как давно была — раньше…
… Будто бы.
Резким рывком головы, как если осознал вдруг, что и ему тоже показалось что-то синхронное, «синеглазый» разворачивается ещё раз... И, уставляясь в лицо мне, подробнейше рассматривает — сменяя неистовое выражение своё на факты взвешивающий, в его взгляде: анализ.
Стоящий на сидении своём, всё ещё — меня, получается, он сейчас — напротив прямо. На приостановленном — для подошедшего пассажира, колесе в тому же в момент.
Поэтому смотрим друг на друга мы — совершенно непоколебимые ничем, будто в замороженном находимся кадре…
Что, в пространстве над землёю поднятом, специфически для людей других представлялось бы необычным… Но для нас двоих — как естественным, чувствую я, и даже знакомым каким-то процессом...
Словно бы только так, в эфире паря, натурально и общались мы уже с ним когда-то.
Потому погружаюсь я — в самообладание обратно своё... И, прищурив глазки лукаво, на взгляды парней в ответ отворачиваюсь вперёд — не глазели чтоб, якобы.
Что колесо дёргать более они не будут — точно убеждена уже.
И перебираю сидения позади я пальчиками — как играют по клавишам на фортепиано, на глазах их. Предоставляя «кудрявому» время — во влюбления в меня процесс погрузиться.
С глубиною всей, безысходною.
Ведь намерение моё — я вижу — срабатывает.
… А действие чар моих — разумеется перепроверю ещё…
Только чуточку позже!
Ведь сейчас непосредственно, пропустить не могу я — поглощающего и затягивающего в себя так — подъёма величия.
Раскрывающегося предо мной… Как не терпится, приближающего — к клёнов верхушкам нас —
Желтеть начинающих лишь в середине уютного сентября.
Событий течением — изобильного, завсегда…
Древ — бывалых, преклонных тут. Знающих всё:
И о детстве блаженном, и о студенчества вдохновении молодом...
Да и, в сущности, — о влюблённых всецело.
В жизнь, в друг друга, в качелей вокруг — романтику...
В шелест листьев — безмятежный и кроткий,
Невозможно плавный здесь такой, добродушный,
В окрыляющую мечтать — в любом возрасте —
Деликатнейшую атмосферу...
Рисуя носком туфельки от кабинки сбоку кружочки в выси воздушной,
машинально — под контролем я держу так, и с парнями позади ситуацию...
Размышляя, что одеты тоже странно — не по погоде как-то, они… В упоительную рефлексию окунаясь побочно — бесшумности крон магнетизма.
В так любимом мной парке. Обворожительном не менее — сверху… Хоть по-другому совсем!
День тёплый сегодня, отрадный — не спорю. Но осенний же!
Пару деньков уже хожу я в демисезонном своём, наконец-то, пальтишке — обожаемом...
А «они» — в одних лишь только футболках... Будто лето прямо — в «гондоле венецианской» их. Соседской от нашей — «загорать» уже вне сезонной.
«Гондольеры», — смеюсь, шутя про себя о них, — «разде-Е-тые!»… — с растянутым ударением, будто играю я с этим словом…… — Стилистическая композиция «Обнажённые гондольеры»! — прячу, наклонившись, смешок свой по поводу придуманного парням прозвища... Как кажется мне — уморительного прямо.
— Максим, что про-исх-Одит?.. — слышу голос «бесцветного» тут же, непромедлительно я… Взгляд ловя, и от мамочки — недовольно губы поджавшей опять... Улыбкам моим подросткам пример плохой подающим.
От направления коммунизма оторвавшаяся теперь она — и могу ли я знать их, расценивающая, впяливается взором сверлить меня… Что поведение парней, буйное — вина, как и любая, впрочем, другая — моя… Возмутиться необходимо ей, хотя бы на всякий случай.
… Потому, отвернувшись от неё — пока не начала — смотрю я с головокружением, слегка охватившем от высоты меня — вниз.
Дух перехватывающее упоение — простора воздушного — мне кажется родным мучительно почти ощущением... Каким-то — элементарным, и базовым даже. Духа моего состоянием…
Я уверена, что когда-то ходить могла — совершенно спокойно по воздуху. Так же точно, как по земле сейчас… Куда бы только не захотела.
За облака любые… Недостижимо, пусть даже высокие.
Заоблачные облака — там, которые...
И сейчас тоже хочется очень — встать мне.
И точно так же попробовать… Прогуляться по воздуху, как манекенщицы-девушки по подиуму ступают — красивою походкой от бедра, потрясающей.
Наверняка ведь получится! — я рассматриваю незначительное преграждение к выходу. Всего-то лишь закрывающую кабинку цепочку — предо мною, из покачивающихся кольцами звеньев. Выкрашенных в единственный, вероятно, из в природе существующих всей — отвратительный самый оттенок зелёного. Прекрасного, по мироздания замыслу цвета — всю планету нашу живой, сотворяющего.
Цепь открыть мне — трёхсекундное дело, эту…
А опрокинуться в дырку под поручнем — просто, и подавно быстрее — секунда...
И, оборачиваясь опять на непоколебимые — в солидности — мероприятия нашего — увеселительного, физиономии «истуканов» рядом моих, я раздумываю... Сильно будет ли мамочка возмущаться, если выйду я вторым способом… Лёгким более, и точно в глазах её — не культурным...
А то встать сразу так — голова слишком кружится… Не хотелось бы с выхода пошатнуться уже.
Я — чтоб хлопали все, хочу сразу же — с первого шага признание в небо-хождении завоевать.
Без изъянов личный бренд должен быть — мой!
— Сиди на месте, Оксана…!!! Пожалуйста, я прошу тебя!
… И не вздумай мне даже — выходить из кабины. Нет в Тирасполе «Скорых» двухместных! — мне кажется, слышу голос я странного опять, того парня… Но как знать, о чём думаю — может он?..... Да и какое, собственно, его дело.
— Я уверен — это она, Максим! Я эту одежду, помню на ней!.. Не знаю — как куртки её называются… Она всегда по-другому одевалась. Красивее всех — ей важно!..
Помнишь, какая Оксана в дом пионеров на рисование пришла?
… Мы с пацанами из класса на авиамоделирование записались тогда…
… А она — как прошлась мимо двери там, открытой. Такая вся — вау!!!... То мы всем кружком в коридор посмотреть на неё побежали.
… Почему вообще все одеты тепло вокруг так, Максим?.. Мы что, не 1-е июня? — импульсивно, вспоминая что-то, я слышу, как парень хватает ртом воздух — отмечать с утра собирались, — голос слышится от меня почти уже снизу.
— Дождь ночью был!
— И что??? — Замёрзли так прямо? — Ты мне хочешь сказать — от того, что немного покапало?.. От жары вчера все задыхались…… Ты один — на солнцепёке с гитарой сидел.
… Что, сгоришь — и за это тоже ещё меня отметелишь — я думал.
— Я за тобою, и побежал… Кого я ей, ещё, — лучше Максима-то, найду? — подумал.
— Это — то время было, когда ей Илья мозги промывал, — и она нас не помнила.
… Он меня проклял, — за то, что розы Оксане в школу 1 Сентября — раньше него принёс… Сказал мне в мозг прямо: — Убить тебя, М-итрофан, — слишком просто будет… Я человек творческий! — Вирус птичьего гриппа, — скину тебе ритуалом магическим!.. Что людей в Аргентине и Уругвае массово убивает, — в новостях показывают.
… А врач участковый телевизора не смотрел… Сказал маме, — Фантазия у ребёнка богатая вашего, несуществующие придумывает он болезни.
— Орлы? — спрашивает меня, — Такие, как ты…??? Или, быть может, — кукушки? — болеют этим.
Я ему: — Вообще-то к-уры, — в новостях говорят!
А он: — Ой, — бедные птицы!!!... Они ж — и летать-то, не могут.
… Бегали к нам сюда — с Аргентины, чтоб тебя заразить, да???
…Представляю те ляжки накаченные их, бройлерные — холодец из них должен быть заглядение!
Прописал мне — коклюш лечить… И санэпидемстанцию на дом вызвал. Проверить, где мы кур — на балконе, которого нет у нас даже, держим.
Они у меня под кроватью смотрели — нет ли помёта куриного…
… Хорошо, что я в восемь лет, спермой не кончал, ещё… А то, как сейчас если бы, — то по всей комнате мой «помёт» за куриный приняли… И до потолка порой долетает.
…Меня тогда, как черти в аду, жарили. Всё тело горело — без пота, пламенем.
А ты мне штаны свои принёс — садиковские ещё. Говоришь:
— Только эти вот, — в клетку, есть.
… Они на тебе не сходились уже, а на мне и подавно — яйца в ширинке зажали…
— В пижамных, говоришь, — поведу к Оксане тебя тогда, они клетчатые… Куртку не расстёгивай сверху только… Думай, — что ты в жилете под ней, с петлицей, какой-то там... — Так, чтобы Оксана твои мысли слышала, и верила...... А бабочку я из носового платка завязал вот, — булавкой приколю тебе к куртке.
… — Сейчас, подожди, причешу тебя ещё, — грабли грязные намочил свои, и по голове водишь мне…
… Я думаю: —Если выживу, Андрей, — то ты за это, тогда уже вряд ли. Так отдубасю.
— А-га, я тебе ещё: — Иди, Максим лучше!.. А-то, если не можешь — то самому мне нести тебя ей придётся, — говорю, — Не могу я, пойми, пожелание Оксанино не исполнить! — Она, что я Ангел Любви верит!
— Толкал меня во Дворец пионеров, как паровоз — три квартала...... А Оксана со студии вышла — такая, Принцесса вся:
— Фу-УУ!!! — говорит, — Неопрятный этот какой! ... Что это за бант у него на груди это? И платочек из петлицы и бабочка — два в одном? Клоуном он работает, что ли?
… В п-иии-жа-ме — пришёл ко мне!!! — как взглянет на ноги презрительно мои. Я чувствую — воспламеняются.
— За огнетушителем, Андрей, беги скорей! — телепатирую тебе. — Она мне дыру в штанах прожгла взглядом! — и сама не поняла даже… Нос зажала рукой, и удивляется стоит: — От-куда, дым э-тот?...
… А я, с места двинуться не могу — больно так.
… Думаю: — Я же термометр специально сбиваю, — чтобы мама не плакала, что за 40 градусов температура… Таблетки те — от коклюша, вообще никак не способствуют… « Что 37 у меня…» — ей показываю.
… А ты, — любимая, Оксана — Королева моя, ещё жжёшь меня?.. Да???... — Что за розы тебе, умираю... Которых ты, и не помнишь...
…У меня же — кровь сварится, — если за 42 температура будет!
А Оксана, как услышала мои мысли, говорит:
— Извини, мальчик, — не поняла я, что ты болеешь…… Некрасиво — с моей стороны —что-то требовать от тебя, в такой ситуации… Подожди, помогу я тебе сейчас. — И канал мне целительский свой открыла.
… Я сперва, — как в снегу себя вдруг почувствовал — остыл сразу… А следом, и вовсе — хорошо стало. Вылечила меня она тут же.
… И стою, — смотрю на неё — очумелый, слов в голове нет. Будто в космос я вышел бескрайний — гармония накрыла. Всё в груди расцветает — от потока Любви Божественной её... Такое блаженство — а-ж… вст-А-л у меня! ...... И тут — ты прибежал — порошком вонючим из огнетушителя в лицо мне шпаришь.
… А за тобой — вахтёр ещё гонится — объяснять, что анальгином надо другу температуру сбивать. А не огнетушителем…… Он за ложную сигнализацию, от пожарной бригады получит — она, при снятии огнетушителя, включается автоматически.
—А Оксана потом помнишь, Максим, говорит ещё:
—Ты, больной, долечивайся — домой иди… А ты, Ангел Любви, — мне троих приводи теперь, сразу — мальчиков... С разного цвета волосами всех, пожалуйста, — я сама из них выберу.
… И тебе добавляет: —Ладно, тоже приходи, как поправишься совсем… Не поняла я, что про розы ты думал… Но балл один — зачту тебе.
… Учти только — я вам тестирование всем устрою!.. — «бесцветный» снизу заходится смехом…
— А я думаю: — Стесняюсь спросить, конечно, — но мне самому-то — одним из мальчиков, что ты, Оксана, ждёшь от меня, побыть можно?.. Вдруг — «О, чудо!» случится. И я — твои уровни, как-то пройду, кто знает… Я с детского сада, как ты наказала мне, — причёсанным на пробор, каждый день хожу.
— Она тебя тогда услышала! … Подумала, — что ты ничего так, в общем…
… Но она читала, что ангелы — бесполые существа… И не хочет она — сюрпризов от тебя позже… Узнать после свадьбы, например, потом аж — что нет у тебя в штанах ничего…… Скажешь ей:
— Прости, дорогая, — только пописать у меня там трубочка… А детей получиться у нас не может… — «синеглазый» ехидно рогочет, — И решила Оксана тогда, что не подходят ей варианты такие —Не-пол-но-цен-ные!
— А чего ты мне раньше этого, не сказал-то?.. Я бы, может, и доказал, — что есть у меня всё —ей, как-то.
— Потому, и не говорил… Что меня это устраивало — О-о-очень!
…
— Нравится мне девочка та — моя тёзка, что они обсуждают, — я думаю, — Подружилась бы с нею — вместе мальчиков выбирать… Прямо, как я — в «Блокноте Желаний» своём написала, — чтобы Самый Лучший пел мне — по три в день куплета, —говорит она!
… В другую группу Оксана их — в изостудию, что ли, ходит?
И на авиамоделирование их — заходила я тоже. С парнями-изобретателями, думала, — полезно же познакомиться…. Вдруг там — техник-мальчик, как Сергей Королёв умный, будет такой... Вырастет — миллионы заработает! Сразу в космосе мне подиум — для показа космической моды построит.
… Пошла туда — а они бездельничают, ходят кругами!!!
Я главного там спрашиваю парня:
— Мне так тема эта интересна… Не могли бы вы мне ознакомительный тур — по секции провести вашей? ..... Почему, например, на кружке авиамоделирования у вас тут — яхт только модели —стоят повсюду??? … А — самолёты, где же, тогда? — очень мне интересно…… Вас как зовут? — осведомляюсь.
А он мне:
— Васников Дима — я…… Тут раньше морской клуб просто был. А сейчас мы ждём, когда самолётов — заказ моделей придёт... Их достать очень сложно.
Я говорю:
— Они же в магазине «Сделай Сам» есть, — какие угодно! На набережной, — рядом тут совсем… Мы с папой всё время их клеим! ...... Разве только, — вам особенные какие-то поставляют.
А он, слышу, думает про себя:
— Я живу в доме этом, Оксана, — где магаз этот...... Попросил отца мне конструктор на день рождения купить... А он —самолёты увидел там эти. Сказал:
— Мы лучше бизнесом займёмся с тобою! — «Авиа-клуб» откроем, — чтоб нам зарплату платили.
… И в запой ушёл, — как открыл… Три недели ждут пацаны — «заказ моделей из Таганрога»...
Он мне ключи выдал — двери им открывать... А бабки, что на самолёты у директора взял, — пропил, наверное, уже с лемуром — друганом своим закадычным…
(с животными — отец его выпивает, что ли ???)
… Не попадает он в магазин самолётов — из ресторана домой по дороге. Там проход у нас через клумбу есть — на метр короче…
А мальчик другой говорит ему:
— Я не знаю, что происходит, — извините… Но у меня сейчас парень в голове, какой-то — Максим Кантемир говорит, — как, я тоже не знаю…… Что он просит — передать тебе, Дима, чтобы от девушки его — Оксаны этой — ты подальше отошёл… А то не нравится ему, каким ты на неё взглядом похотливым смотришь…
Дима этот спрашивает:
— Крыша у тебя поехала???
А другие парни говорят, — что, и они тоже слышат — Кантемира этого… И что он — по боксу чемпион, говорит им.
Дима руки скрестил важно, — на груди так, перед парнями:
— Я, Оксана, — на карате записался недавно… Позанимаюсь месяца три, тогда приходи на экскурсию. Вместе с парнем этим твоим — покажу я вам всё тут…… А про себя думает:
— Батю моего к тому времени уволят, надеюсь… … А ещё лучше, когда сиськи у тебя — лет в 12 появятся — ко мне на дом в гости заваливай. На х*е тебя покатаю… … Сдалось мне пламенем синим на карате ходить… Я в фотостудии занимаюсь — этажом выше тут.
…Мне Лемар (ах, это имя такое — ослышалась я) сказал, что фотографам — все девки дают… Мы там объявление на двери студии — для этого повесили:
«Приглашаем девушек на фотопробы!»
Я думаю:
— Не знаю я, чего ты там хочешь, чтобы давать тебе… Я как-то больше, — чтобы мне дарили чего-нибудь, предпочитаю…… Но вот — «про покататься» уточнить мне хотелось бы… Спрашиваю его:
— А чт-о т-акое «Х*Й», Дмитрий? — погромче, чтоб приятно было ему перед всеми. — На котором катаете вы — этот???... Мотороллер, что ли? Или байдарка, какая-то? — Не особо я в разновидностях разбираюсь их…… Тут же — гребли школа недалеко тоже. Может, вы — и там занимаетесь?
А мальчики остальные — переглядываться так в шоке стали.
И говорят:
— Кантемир этот, Дима, передаёт, что он ТЕБЯ раньше — гребалом твоим (каким-то, сказали они) — по лестнице прокатит.
—Весло от х*я, этого его, — я думаю, — гребалом называется, наверное — вроде логично …
— Прямо в подъезде твоём — они уточняют, — чтоб вспоминал каждый день ещё, когда ходить ты там будешь. — Что Оксан на буях катать — это грех большой! Очень!!!
… Не поняла я, почему х*й — буем стал уже?.. Две —у него, что ли, байдарки?
Или — и байдарка, и мотороллер — есть?..
Дима сказал, — его в фотостудии ждут… И сами парни теперь двери пусть закрывают, и ключи отцу относят его — бухому... Адрес назвал им, и ушёл сразу.
… И я — ходить туда больше не стала! —Бесполезно!!!
Ни портреты мои — рисовать не хотят в изостудии !.. Ни женихов перспективных — в кружках этих — нет…
…… А то — мне мамочка выдала неделю назад:
— Ты, Оксана, взрослая уже — 8 лет! А мне водить по кружкам тебя некогда!
Я ей:
— Так ты и не водила никогда… Я ещё в садике — в шоу-балет «Ариэль» записать меня просила, когда они детскую группу открыли. И на гимнастику… Ты сказала мне с Аней договариваться, чтоб водила меня.
… А она — что я не её дочь, чтобы ей это делать…
… С чего вдруг — сейчас ты так переживать начала?
— Раньше я не водила, — но, и чтобы сама ты ходила — не требовала… А теперь я — партийный работник! Развитая — у меня дочь должна быть, если кто-то о детях спросит!
… Составь на завтра для меня — развивающих себе занятий план, внешкольных.
… Куда ты — без сопровождения родителей можешь по городу добраться… И чтобы, к будущей деятельности твоей, взрослой, они тебя подготавливали.
… После 8-го класса профессию чтобы имела мне ты! Дольше я на шее своей не собираюсь держать тебя!
— Я Музой — вдохновительницей мужа своего, мама, — когда вырасту сперва быть хочу! Потом уже — королевой… Ты меня в художественную школу отведи — один только разочек сейчас. Пожалуйста! Больше от тебя не требуется ничего.
— Рисовать — ты хочешь учиться? Этим — без таланта большого, много не заработаешь… Не надёжное дело совсем…
— Нет, мама! Я — позировать для художников хочу!.. Уроки натурщиц брать.
— Голой, что ли — как сидеть?
— Красивых женщин, мама, изображают повсюду! Голые все они что ли? На плакатах коммунистических, например, — обнажённых, что ли, ты видишь девушек?
— Я на них — Ленина, Маркса и Энгельса вижу, Оксана…
… Голыми мне их — и представить страшно… Так обхохочешься, что в тюрьму посадят, думает она про себя.
— А живописи ты, конечно, не видела, мамочка, — никогда!
— В художке — рисовать учат только!
— А на натурщиц или манекенщиц красивых — где учат, мама, тогда? Таких, что вдохновляют мужчин Самый Лучших? Миллионеров…
— В кулинарном ПТУ, Оксана… Мужики все — пожрать любят только.
… Узнаю я, есть ли для школьников у них курсы. Торты свадебные на заказ печь — к концу школы научишься.
— Там девушка перья с мёртвых уток обрывает, мама, сейчас. — Смотрю я ясновидением в кулинарное училище, — В котёл с кипятком — огр-о-мный такой! — обмакивает их сперва…
Пар из него валит — горячий. И воняет ей!..
А она — сама — в грязном халате — белом когда-то… Пот со лба рукавами его стирает — руками раздувшимися.
… Хотя вся она, мама — раздулась уже… А ей всего лишь — 16!
На табурете ободранном сидит. Плитка убитая лишь вокруг неё — одинаковая: и на полу, и на стенах — Всё её счастье!!. И ты мне такого желаешь! — Мне хочется плакать…
— Так бы плохо было — не учились бы там, — мать возражает.
— Есть, конечно, мама, кто по призванию — людей вкусно кормить хочет по жизни… Но, вообще, — недобор в ПТУ там был учащихся, и общежитие до экзаменов вступительных всем давали. Она и пошла, чтоб в селе своём не оставаться… А торты они — на 4-м курсе аж, в «Кондитерском деле» печь начинают.
… Ты меня можешь хоть на улицу выгнать, — я и за общежитие даже не пойду туда.
— И что, — хвосты коровам в поле крутить будешь?
— Ты, мама, мне фразу эту — с рождения, через день повторяешь!.. Но ты одна её — и понимаешь только! Сама, что ли — крутила их?
— Так про ленивых людей говорят.
— Залениться с такой матерью — мне мечтать только можно!
… Ты каждый день, — что сделать мне, как рабыне повелеваешь.
… Поняла, наконец-то я — Что ты, когда «Золушка» сказка твоя любимая сказала — мачехой в ней восхищалась!
… Ты, мама, тем, кому достижениями дочери парторга хвастаться — не водя меня никуда, планируешь. Что ленивая развивать — так и объясни просто.
… А то — обидно очень!!! Я же — знаю свои таланты.
— И какие же, это?
— … Я, мама, — М-Узой — во всех жизнях была!
… Художникам прерафаэлитам, например, хотя бы — позировала.
… Элизабет Сиддал — меня в той жизни звали… А портреты мои находятся — в галереях всемирной известности! И в коллекциях — богатых самых в мире людей.
… Один из прерафаэлитов, — в художественную школу, в нашем городе сейчас ходит — Олег Ткач. А в той жизни его имя — Форд Медокс Браун было.
… Ты меня туда отведи только, — я с ним сама договорюсь, — чтобы он меня позировать возил ему. Раз ты занята так! … Он большой уже парень — пятнадцатилетний!
— Ничего больше не придумала, Оксана?.. Только — такое сопровождение?
— Друг его, тоже — Вадим Андрющенко, — прерафаэлитом был, мама! … Он портреты Персефоны — известные самые написал — в 19-м веке! Данте Габриэль Россетти — звали его…
… Он меня — на станцию юных натуралистов водить может с собой… У него — кролики ангорские и лошадки, там есть… Даже — пони!
— Вот это — хорошая идея — очень, Оксана! … Я на выходных такси возьму, — крольчат на рынке куплю — к бабушке отвезу.
… Ты туда ездить — знаешь как… Чтоб к Новому году они мне — откормленные, жирные были! — Мясо я продам.
— Ты, мама, — шутишь, надеюсь? На базар — торговать ты мясом пойдёшь, со своим партбилетом? У тебя самой — таланты внешкольными занятиями горкомовцев удивлять — оригинальнее вижу, моих куда!.. — Голой — покупателей зазывать будешь? — как ты буду спрашивать.
… Не сама ты это придумала, — а Марина — ведьма из будущего, шепчет это тебе — меня убить хочет.
Мало ей, что ты, и сама — всё прекрасное во мне уничтожаешь…
Мне, знаешь, мама, как страшно!
— Ладно, Оксана, — угомонись! Что за чушь ты — про ведьм несёшь?
… Запишу я тебя — в художку, на следующий год. Они раньше 9 лет — не берут, всё равно.
… Но там — экзамены вступительные сдавать надо! … Походишь в кружок рисования во Дворце Пионеров, — подготовишься пока. Пешком дойти можешь туда сама — я на транспорте, как раз сэкономлю…
… Пошла я в ту изостудию…
Нарядилась! Волосы — распустила красиво, лаком «Прелесть» побрызгала…
Говорю ребятам там:
— Учительница — заболела ваша! Я на замене вместо неё, сегодня… И будем мы портрет учиться писать, человека — с натуры! Хотите меня нарисовать???
… Там учащихся всего то семь человек собралось — в начале года учебного. А мальчиков и подавно — двое…
Но очень они захотели!..
… Поэтому и девочек, тоже — втроём убедили мы, даже завистливых…
Объяснила я, как законы мироздания работают:
сперва — ты кому-то портрет пишешь, потом и тебе напишут… Добро всегда возвращается!
… Но одна — спорить стала.
Не верит она, мол, что я тоже потом всем портреты их сделаю…
А я этого и не обещала!
— Я на вас, мадмуазель, — бесценное время своё — бескорыстно собираюсь потратить.
А вы — мелочность, как торгашка, выказываете в ответ…… Я сейчас развернусь и уйду — будете объясняться тут перед всеми, что это было,
— так, прямо в мозг, и сказала ей. Чтоб сидела тихо.
…Все подумали: одного моего было взгляда — молчаливого — ей достаточно.
— Итак, — в ладоши хлопнула над плечиком моим для внимания, — Я вот тут сяду перед вами!
А вы мольберты свои — по кругу расставляйте, пожалуйста, чтобы всем меня было видно.
…Пошустрее располагаемся: материал у меня для вас сегодня обширный.
И ушки — ко мне все держим, по ходу, — объясняю им.
— Портрет начинается — с построения карандашом его!
И с-а;мое сложное в этом процессе — разметка лица пропорций…
… Я буду — объяснять, как это делается, — а вы — строить.
Потом проверю, кого поправить надо, пройдусь.
И далее мы последуем.
— Меня, пожалуйста, поправляй почаще! — мальчик, который первым мольберт принёс, запросил.
— Хорошо, Лёва!
… Ты — только подальше отодвинься чуть, — не упираясь в человека, портреты пишут.
— А откуда ты — как зовут меня — знаешь?
— Я — Волшебница! —
снова в ладошки хлопаю красиво — зашёл мне очень этот приём педагогический.
… И для построения лица сперва — линию провести, осевую — необходимо вам.
А от неё уже, много всяких других отложить измерений. Зап-У-тан-ных…
Не скрою от вас… весьма.
В-Есьма! — повторяюсь — чтобы осознали, насколько.
…Поэтому я технику для вас — под любительскую адаптировала пока — упрощённую.
Вижу, как с благодарностью улыбаются ребята, приветливее от поблажек таких. Напряжённые, до этого, иные: «Что это за девочка, младше — командует ими? С чего вдруг???» Подростки по большинству — лет десяти–четырнадцати.
— Я вундеркинд, просто… — коротко поясняю. — Пожалуйста, нарисуйте на листе вашем сейчас, — овал — красивый самый, на какой вы только способны.
Это будет лицо моё!
… Делаем, не ждём! — активно тормошу пробуждаться — Гениев — … в практикантах я моих.
— Немного под наклоном — можно, — склоняю головку к плечику, элегантно развёрнутому едва вперёд, — шейку вытянув и подбородочек приопустив мой… Взгляд — так, из-под бровей — подаю выразительнее, слегка ещё сщурив.
Это для образа глаз — поясняю, — проникновенно-сосредоточенных. Чтобы вы глубину захотели изобразить их… Неподражаемо — как, — н-Икто потом, больше не сможет…
— ТАКУЮ! — что остановиться творить уже, были бы сами не в силах! Искушающих таинством глаз — жерло самое!..
Но — нутром поглощенных своим, погружённых в мысль при том, как — на портретах выдающихся всегда они… Понимаете? — Отрешённых их.
Как… (я задумываюсь) … Лимана Дно — глаза нарисуйте мне.
Тёпло-карее — оно тоже, но и с лучами света — в иле играющими! С волнением водорослей в них — живым… Представляете, д-А? — КАКИЕ???
……
— Прозерпины, точь очи на портретах Данте Россетти — в темноте от других сокрытые, — бездны бездонной невольник, тоже — как, и тина в глубинных водах оседшая.
Но доверчивые, при том — как юнца любовь,
мягким светом сочат… в их лимане немом —
к тайнам судеб с Великим сочувствием…
Она — Солнце Весеннее — в Аду,
… в его вечности. —
Затихаю я в паузе.
— Понимаете теперь — «КАК?» — глаза вы писать должны???
… Будто стих сочиняете… кистью ведя —
о души в них зеркала опыте! Судьбах, в них отзеркаленных… мирозданья существ всего.
Лишь одной Прозерпине, — там в тартаре — видимых.
Если НАСТОЯЩИМ Портретистом стать возжелаете!..
— Шёпот сердец — продолжаю, — в глазах царства теней Царицы,
В шахтах мира — потустороннего… заупокоенных!
И ш-ааа-ги их… — оглядываю я притихших ребят вокруг, в представлении Преисподней реалий.
Продолжая для перформанса впечатляюще тихо:
— Шорохи штолен, шатающихся!
Шёпот, швыряющий в шок
Шизофрении — в шершавых шрамах.
… Шпилях, штыках… Шнурах шевелящихся.
Шкурах шакалов.
Шимпанзе шустрых — шерсти! — ликую немного внутри я, что запугала неведомым художников — натур впечатляющихся, как принято считать. Смягчаю далее голос — неожиданным поворотом для них. —
… Шелест Шопена — шальной, шаловливый— поднимаюсь в тональности.
Шуршание Шумана,
Шестаковича… Штиль — Широ-ооо-кий…
Шторм Штрауса — ШУМНЫЙ! Шатающий.
Шампанским шипящий! Шелестом шлейфов шикарных, штор. Шквалом шарфов из шёлка
Шарахающий. Шляпок шармом, Шпагами. Шоколадный шутник.
Шиповник, шалфей, шафран.
Шестикрылый шелковиц шелест…
ШЕДЕВР —
глаза её! — донести я до вас хочу! Понимаете???
— Я — «шалаш» ещё — на «Ш-э» знаю! — семилетний Лёва, в группе заметно маленький самый, впечатлён подачею моей до предела. Так, что вперёд весь вытянулся, не пропустить ничего дабы.
— А я — «шлюха»! — кто-то с задних рядов, постарше, выводит из пограничной всех атмосферы, мной созданной, заставляя смеяться над вариантом слова на ту же букву, оригинального.
— О;- чень! — я делаю акцент. — Приятно нам познакомиться! — хохотать более даже, животы надрывая, вызвав ребят. Осаждая персону, внимание их от меня отвлекающую...
— Я — имела в виду, что слово такое знаю, — обиженный тот же голос, поясняет теперь. Пока держу я паузу, чтоб угомонился мой коллектив взбудораженный.
— А … Я — не знаю Таких слов! — вспоминаю, как лет ещё в пять попросила папу «запретить мне знать плохие слова». Дабы не вырвались случайно — если буду… «Королевы не говорят такое!» — пояснив, —
А кто отвлекаться смеет — уток будет ощипывать потом, … в ПТУ кулинарном, — доношу и смыслы жизни по ходу. Усвоенные мною наглядно, более чем уже,
… — И ненавидеть себя тогда:
— что Художником Великим стать — упустил сегодня возможность!
— Я — букву «Ш-а» употребила, дабы пример нестандартности творческого подхода — вам подать… Мне увлечь вас важно — Стиль Особенный свой обрести — Сольный, Собственный, Индивидуальный!.. Заразить идеей — что вы неповторимыми личностями можете стать… Гениальными мастерами — человечеством признанными. Понимаете?
Смыслом окрылить хочу вас — творения мук отрадные постигать!
Чтоб не я вас заставила — написать сегодня меня… и забыть уже, к ужину…
А чтоб сами — одержимыми стали, … спать не могли больше. Ночами — глаза в головах своих вымышляли, вынашивали.... Судьбоносные вам. Главнейшие! Памятью после — потомкам оставленные…
— Ш-икарные — я глаза тебе нарисую, Оксана! — клянётся Лёва, с открытым ртом… на коленях на табурете его привставший. И загипнотизированный совсем... Заражая, эмоциональным собою — сконцентрироваться, и сомневающихся согруппников — я вижу в силах своих. Малевать — кружок посещающих, в основном для родителей удовлетворения, более своего.
Поэтому погружение в облик — артистический, как педагог мотором пламенным пылающий в груди, — не прерываю я. Видя, что к цели — предназначения путь внушить — искусства отпрыскам, близка почти...... Я — прикасаюсь пальчиками, изящно под скулою теперь, — выделяя округлость приятной более, так её — для портретистов внимающих… И молочной всей шелковистостью, трепетной — выворачиваю к ним и запястье своё.
В интимность профессии — чувственную — погружая впух, целиком, окончательно всех и начисто, — я мечтаю:
— О-ВА-ЛЫ — мы ваяем сейчас, — Напоминаю! — прерываю переглядывания детей я… — Когда мне далее объяснение продолжать можно, — по тому, что младший самый из вас — карандаш опустил, пойму я… Учтите, пожалуйста!
… Лёву, конкретно, — не упоминаю. Не задеть, дабы. Мужское начало, процессом вдохновлённое его, — так, — что взобрался он уже — на перекладину мольберта с обратной стороны его.
— Я, Оксана, О-вал — только сверху красиво нарисовать могу. Поэтому, … Низ я — вверх ногами сделаю, — как будто верх тоже. —
Перекинувшись через мольберт — в потолок задом, вычерчивает старательно он форму.
— И линию проводим — уровня глаз теперь, …посередине овалов своих, — Го-ризон-т-а-льную!
… Так — классически, размещаются глаза — головы посредине!
Я — линейкой, чтобы не переживали вы, — всё замерила на себе... Идеально-Классические — мои пропорции!.. Смело, — как говорю вам — рисуйте! — сомнениям предотвращаю сразу, —
… Опытные же художники — для тех, кто в развитие своё далее пойдёт, информация, — Вот так производят замеры:
Театрально изображаю я несколько поз. Заученных мною — с обложки учебника художественного… Где, при помощи отведённого карандаша и прищурясь, на фото — грациозно подают себя в технике живописцы. Ленинградской академии художеств студенты.
Максимально экспрессивно выкладываясь в пантомиму мою — дабы погрузились обучаемые, опять же, — в эпохальность профессии сей исключительной: мастер портретный, и в подачу влюбляясь тоже.
— И далее… — вертикальной разделяем линией — пополам овал, ещё! … По которой — построение носа предполагается… губ, … складок носогубных… И, конечно же…, — снова в паузе обвожу я всех взглядом поочерёдно, — Ямочки — на моём подбородке!
… Она, — когда улыбаюсь я… — появляется иногда… — развеиваю в значимости архиважной детали недоумения, — умиляясь влюблённо. Так, что и не усомнишься уже — жизнь без неё, не та совсем, у не посвященных… —
… И на щеках!.. — тоже есть у меня они тогда, учитывайте…
— Хотя… — приукрашать вы можете — и без улыбки изображая даже, — по желанию.
… Портреты — гениальные самые, … знаете ли, — на индивидуальный стиль автора опираются всегда! …… А — Нереалистичность — и уникальным даже, сделать образ портретный поможет, — чувственное наполнение отразить его, или символистическую атмосферу.
… В зависимости от цели, — художник для создания стиля — применять может подходы оригинальные самые:
Искажение пропорций, например, — дабы акцентировать черты, необходимые.
Или же, — цвета использовать неестественно — для абстрактности. И передачи эмоций образа.
… А отказ от детализации, — как не прорисованное, обобщённое более воспроизведение — впечатление в целом может глубже отразить в портрете … Смысловые усилить его нагрузки!..
— Вы только — Малиновое! — не рисуйте мне лицо, пожалуйста, попрошу.
Или — как у Фантомаса — сине-зелёное...
И… — с ямочками уж тоже, не увлекитесь — так, что дыры в мольбертах просверлите… — шучу.
— Я тебе, Оксана, — дырочки в носу ещё нарисую, можно? Которыми дышат.
— Ноздри, Лёва! — Они называются… Смотри, чтобы — на хрюшку портрет твой не был похож, только... Такие — миллиардеры не покупают!
— А гла-А-за??? — обязательно два, Оксана, тебе?
...Я — одинаковые — не смогу сделать, наверное.
— У волшебниц их — три, вообще-то! …
Один — на лбу, ещё, — невидимый…… То есть, — мне видимый, а другим, Лёва, — нет.
… Ты — если два хотя бы, нарисуешь — идентично, — то я тебя Поцелую, — шуточный предлагаю стимул ему, к успеху активней ещё стремиться.
Но Лёва, — неожиданно мне, — предложение принимает серьёзно-таки:
— Ты ч-е-стно, Оксана, говоришь???— стеснительно потупив взгляд свой, вниз, — как, и намеривалась я — немного смутить я его — разговорчивого… , он вдруг заливается краской… Но, растягиваясь при том, и в предвкушения улыбке, — тему, только глубже развивать начинает…
— Ты — при всех пообещала!.. По-це-луешь???
— с выражением обязательства, он поднимает взгляд — обнадёженный вдруг. И оглядывает далее — остальных ребят, как свидетелей.
…
— Не верю я, Лёва, — собираюсь в незапланированном событий повороте, отбривая строго, — что ты глаза одинаковыми нарисуешь!.. Ты, — и один — закрытым вон, сделал уже… — подхожу я посмотреть, как прогрессирует работа его.
На которой — глаз уже есть, — но… в виде вниз дуги… полукруглой…. И с забором палок —торчащих из неё, как трёхлетние дети солнце рисуют.
… Как догадываюсь — ресниц моих.
Приём искажения пропорций, с целью достоинства подчеркнуть — Лёва применяет — виртуозно излишне. Опыт — демонстрируя, что имеет большой.
— Мухлюешь??? — полюбопытствую я!
— Это я, Оксана, только снизу его нарисовал пока, — раз уж вверх ногами, уже стоял. Он же — тоже овальный… — объясняет мне добродушно парнишка.
— Не совсем! — отвечаю… (отмечая — «ногами» — уже про себя … — пятой точкой ты более кверху… Внизу пока, слава Богу, ноги — у максималиста такого, тебя…)
— Что не совсем, Оксана? Не понял я…
— Глаз Овальный, — поясняю. — Тут вот — железа слёзная, где, — пониже, он у меня опускается… А здесь, — внешний уголок — наоборот, приподнят поболее! — поправляю, извлёкши карандаш из ладони его, — эскиза интерпретацию, как считаю халтурную.
… — И ресницы — не такие!.. По крайней мере, надеюсь… — Валь-яжные, у меня! — пафоснее подобрать я считаю нужным слова… Не обидеть дабы Лёву, постаравшегося, как смог уже, — тем, что стираю их ластиком, — инициативу захватив решительно, в свои руки… —
У Домовёнка Кузи, только, — так отчаянно торчат они!
… А я — в мультфильмах — ещё не снималась!!! Таланта не хватает… — вызываю я смех у ребят опять, — одобряющий, — что удачно Кузю так, милого им, упомянула.
Прошедшая премьерой в 84-м году, — за неделю всего, до описываемого мной описываемого, советская анимация — полюбилась детьми и взрослыми моментально. Шумихи наделав вокруг неё, повторяемыми героев цитатами.
— Посмотри внимательно, «Нафаня»! — продолжаю я, уставляясь очами своими в Лёвины. —
У меня реснички — культурные, характером более... Не выпячиваются — выделяться так нагло; цивилизовано себя подают!.. — снова за карандаш берусь, штриховать, — Вот так вот, — Элегантно располагаются!
Прорисовываю их, на виду сгруппировавшихся вокруг нас, подошедших остальных творцов изостудии… Примером исполнения моим, заинтересованных тоже.
— А здесь — Сверху?.. Как у тебя, Оксана?
— В-ооо-т-Так! — продолжаю рисовать, как изучила по художественному самоучителю. —
… Тут — складку века верхнего — нужно отобразить, ещё. И тень затушевать — в уголке вот, сверху…
А тут, — по центру, радужку — цветную часть глаза, нарисовать нужно правильно тоже — «Не кругом просто!». Она… — веком перекрывается, — посмотри…
Зрачок — по центру… — вниманием группы увлечённой, я вдохновлённая уже, с трудом останавливаюсь — построив весь практически глаз мой, на портрете Лёвином...
То есть, портрет — тоже мой!.. И мною же, по большей части, исполнен пока. Лева – лишь автор, — Красиво! — выдыхаю довольная, как у меня получилось.
……
— Теперь, Оксана, мне только — второй, такой же, — нарисовать надо???
— Да! — киваю я, — ведь логично.
— Да, — поцелуешь???...
Лёва — настойчивей, чем предположить я могла! Ловко как — уловил меня на отвлечённом…
Под уставившимися взглядами, остальных рядом, — на слабо проверить, и саму меня — тоже не против… Выбора — не подтвердить вознаграждения, им ожидаемого, — мне и шансов то, не остаётся.
В азарт всех вводя, преднамеренно слово, — мелкий этот, неожиданно обнаруживаю я, — в группе любимчик, оказывается!.. В противовес мне — незнакомке, так бурно внедрившейся в коллектив уже слаженный.
Обидеть малыша — мне не позволят тут, — вижу…
— Д-ааа! — повторяюсь я. Хоть, и — не справедливым требования нахожу… В условиях, что сама уже — первый глаз весь нарисовала. Факт, что заслуженного добьётся он, — даже так вызывает мои сомнения.
— Договор — дороже денег! — осмелев совершенно, в тени повзрослее ребят, Лёва подходит ко мне, чтоб подергать за руку... Соглашение наше, — дабы разбили.
… «Как ты выкручиваешь — на себя всё… , то я — из принципа не уступлю теперь!» — думаю, в запал входя, — поединка мне всеми негласно устроенного. — «Пиши портрет — мне! Себя превосходя, малыш наивный…», — когда в дверь заходит, нежданная уже совсем нами, преподавательница изостудии. Чей персонаж — я, якобы, замещаю…
— Та-д-А-м! — вырывается озвучка аккорда, у кого-то из группы детей. Не понимающей, на меня оглядывающихся теперь... И я — совершенно с ним согласна, (хоть и про себя), — Что Дама эта — Не кстати…
— Извините, пожалуйста, что опоздала я, так сильно… — разматывает она по ходу шарф с себя. — Получать бумагу поехала, а завхоз приболел видеть — не вышел… Прождала зря… — Хорошо, хоть вы расселись уже, — молодцы у меня такие!
(Ага, — расселись бы они… у тебя, — думаю, — если б я их не усадила…)
— Сегодняшняя тема рисунка — «Олень на фоне живой природы», — объявляет далее она... — Ты новенькая — Оксана — Да???... Мне твоя мама звонила… — сюда вот, пересаживайся, — за мольбертами мы рисуем, — несёт она мне один, — с другими учениками скопом смешаться… Пока размышляю я, — что внушить завхозу телепатически —что Воскресенье сегодня, дабы на работу не вышел, — недостаточно продуманный был план мною.... Я-то представила, —что застрянет она, на всё занятие там — в ожидании… Планы считывая, вчера ещё её.
… — Мы уже без Вас, извините, начали! — пытаюсь сопротивляться я, ещё. — Чтобы время не терять, — портрет человека научиться писать предложила ребятам! — Вложившись в предприятие уже на столько — срывать мне его, конечно, прискорбно…
— У нас тут — полупрофессиональное обучение, Оксана — портреты не пишем…
Для позирования — подсветка специальная нужна. У нас её нет…… Ты в художественную школу поступишь, когда — будете там, портрету тоже учиться... А сегодня — Олени у нас!
Не отступаем мы, от плана методического…
— Ладно, — думаю насупившись, — нарисую я, формалистке этой, из регламента не выходящей, — по плану её — Оленьему…
Б-ааа-бочку!
… Которая — у оленёнка Бэмби — на носу сидит… Будет автопортрет мой первый.
Извините, у меня — план тоже… «Фея с оленем» — портрет будет, ладно уже… Раз так хотите… — рисую я выпуклость в углу листа, в самом низу. — Это оленя нос, — находке усмехаюсь моей. — Если спросит — «—Где же он? Олень мой…», — будет…
И — бабочку вывожу, — на весь оставшийся ватман размером.
… А она мне замечает:
— Ты, Оксана, — лист — кнопками прикрепи на мольберте, повыше!.. Чего он у тебя? — внизу лежит так — неудобно же…
— Откуда?.. я знаю… — отвечаю… (итак, день испортила… придирается, ещё!) — Я за мольбертом — не сидела никогда!
— А, зачем ты… — что портреты писать наизусть знаешь как, ребятам тогда, сказала? — настучала ей уже, на ухо пошла — девчонка, что рисовать меня не хотела.
— Я — теорию выучила… наизусть всю… — по самоучителю! — (оправдываться ещё вынуждает «тётенька»), максимально гордо держу я спину. — Чтобы портреты писать мои помогать другим, — эффектно!
… Про кнопки — в книге, там, — не было ничего, извините!
— И зачем тебе столько портретов?
(… ухмыляется с меня, она что ли??? Х-ххх…)
— К будущему, — мне мама сказала, — сейчас уже нужно готовиться! — выдыхаю, …с видом, что докучает неотвязная, —
… Попросит меня потом муж миллиардер, — показать ему — как я музой училась быть… А я ему что скажу? — «Извини, дорогой, моей маме некогда было к профессионалам меня водить. Нечего мне тебе предоставить»… Так, по-вашему, что ли?
… Я сама — на портретистов, желающих выучить всех могу… раз уж так.
А она думает: — Да, у нас тут, хотя бы — простого, путёвого мужчину найти…
— И, если не встретишь миллиардера, Оксана, ты? — (присосалась прямо, пиявка.) — План «Б» — тоже, есть у тебя? — думает, что: поучиться бы ей у меня жизни планированию надо.
— Портреты продавать буду! — обрубаю, буркая ей так, чтоб отстала. — К тому времени их — Много! накопится…
А Лёва — этот, — сел дальше всех. У окна аж самого, в студии просторной такой, развернувшись, чтоб работу не видно было... И заявляет ей, — Вы только не смотрите у меня, пожалуйста! Я — сюрприз вам сделать, Ольга Михайловна, хочу.
Мадам — аж, оживилась вся. Что он льстит ей, — при том, что меня осадила… Улыбается розовеет, — как старается, неё ради мальчик.
— Пр-А-вда??? — с удивлением таким, наигранным — она ему…
… А он, — Да! Я вас — cамым-пресамым красивым оленем удивить хочу!
(Вот же — Преее-датель!)
… Пыхтел, пыхтел там — занятие всё.
А в конце, — говорит громко так, — на весь класс, выдыхая, — В-сЁ!!!
… Нарисовал я — оленя прекрасного самого!!! … — и мольберт ко мне тащет, зачем-то, свой. Работу не открепляя:
— См-Отри, Оксана! —говорит.
… А там — портрет мой им доделываемый, оказывается!
Когда у остальных, всех — олени унылые, как и авторы их, на листах. А Лёва — улыбается до ушей, счастливый. Заявляя голосисто, дальше:
— Два Одинаковых Глаза! —
и правда — сделать смог малыш. Чтобы я его поцеловала……
ОБА ЛЕВЫХ!
… — Они — только цвета разного, — это краски самые любимые мои!.. ... — вздыхает аж снова, от восхищения он. Аккуратно довольно расцвеченными им — бирюзовым и лимонным, — очами моими прекрасными. —
… Но, по форме — одинаковые глазки сделал я!!! Один в один, Оксана, с твоего — всё скопировал! — мольбертом по полу тарахтя, двигает на рассмотрение мне их он. —
Этот — видишь, да? — как будто на свету больше, — я выразить хотел… Лёва таит от любви — к творению своему, и желания его и меня с головою окунуть в него. Необъятного, от страстей авторских,
— У меня — Электро-Малиновая! ещё, краска — о-о-чень красивая!
Я ею — щёчки сделал тебе, — Посмотри-Как! — у мальчика сводит дыхание всё больше, от чувственности живописности изображения им созданного, — Только я с водой смешал, — и не видно поэтому, какой необычный он — Электро-Малиновый! — повторяет Лёва, название пигмента совершенно восторженно. —
… Ты же — малиновое, сказала — не хочешь лицо… — поясняет он действия свои, по осветлению тона.
— Ультрамарин — есть цвет. Но — фиолетовый он, Лёва. — что название существует, околдовавшее так его, сомневаюсь я.
— Нет! — Это другой!.. Посмотри, темнее — он крас-Ивый какой, вот! — тыкает пальчиком рисовальщик в квадратик краски цвета марганцовки, в большой коробке-фурляре пластиковом —Ленинградской акварели «Белые ночи». Что сокровище — для профессиональных даже художников… А первоклашки его, и тем более — инструмент драгоценный.
— Цвет потрясающий! Не могу я — не согласиться, Лёва… — даже думаю, что завидую такому-то богатству, невиданному… Надо будет потрясти и мне родаков. —
… Но, — где же губы мои на портрете?.. Не вижу!!! — Меж трёх розовых ямочек, дарованием изображённых юным, выделяется на бумаге — пустое пространство. Лишь предполагаемого там рта.
— Ну…, — мнётся в усмешке он сдавливаемой, — я потом, Оксана, скажу тебе... Почему я — губы, не нарисовал, ещё. Ладно? — Снова опуская глаза и смущаясь он, краснеет — до электро-малинового отлива, излюбленного... —
…И знаешь, что, Оксана??? … Я ч-Естно вижу, — как светишься ты!.. Вот, так же, — как глаза я сделал тебе, — цветами двумя... Только — акцентирует, притормаживаясь он, с удивлением в голосе выраженным, — Из сердца!
… Я так раньше — никогда не видел!
Это — у волшебниц лишь, бывает? — мальчик так покорился гипнозом обучения моего сегодняшнего, и о третьем глазе упоминании… что и свой раскрыл, погрузившись под впечатлением в транс… И энергии Максима с Андреем, — в груди моей лицезреть теперь может……. Хоть, сама я, — о чём говорит он, — не понимаю сейчас. С памятью о них — Ильёй мне стертою.
— Клёва, Лёва!!! Изумительные — цвета ты сделал! Глазам моим — карим… И одинаковые, взаправду — совершенно они!!! — Стараниями его, как и стремлением смелым — к цели идти, несмотря ни на что, — впечатлена я немало. Перехватывая взгляд в нашу сторону, преподавательницы, уже недовольной…... Как, и качествами душевными тоже, —искреннее более куда, чем подумала я изначально.
… Так, — что, и не знаю, как разъяснить мне ему теперь, что глаза — симметрично должны быть развёрнутыми, того кроме... По Божьему замыслу у людей.
— Как-то —пр-Авее, более бы, — мнусь я, тоже, — второй левый — развернуть мне хочется, — тенденцию пожелания, скромным тоном оповещаю ему...
— Не-ееет!!! Левее! — тая в улыбке нежной совершенно своей, автор — не то, чтобы возражает мне... А — позицию упорствуя так, продвигает понять свою:
— Я ведь — ЛЕВ, Оксана!!!... У меня значит — ЛЕВОЕ ВСЁ — должно быть!!!
«!!!!!!»
В следующую секунду — Лёва вырастает во мнении моём его относительно!
… Ребенок — я-то подумала, дурачок просто — так с глазами напутать… А он — оригинальный бесконечно такой, оказывается!
— Бееез-брежный — ты, Лев! — выражаю в слове я, ощущений моих поток, нахлынувших. От идейности в Лёве глубины…
— Без Брежнева я, Оксана? — вопросительно показывает он, что слов моих — не догнал значения.
— Без берегов!!! — поправляю смеясь, — это — неограниченных означает резервов мироощущение твоё. Особенное… Редкий та парень! — если маленький такой — себя нашёл уже.
— Я, Оксана, третий по росту в классе… — «мужчина» снова позицию свою подчёркивает, —
Не м-Аленький! — пока отхожу от мольберта его — в пару метров назад я. Дабы композиционную идею — нагляднее рассмотреть саму его, за деталями.
— «Я Лев — рисую всё левое!» — повторяю за ним ещё раз, чтобы осмыслить полнее. —Отличнейшая находка — для персонального бренда!
Пока привлекаются к нам, и остальные теперь ребята. Расходится собирающиеся уже, но обсуждением нашим привлечённые. И любопытствующие теперь, —что же такого сотворил их меньшой?..
— Авангард! — не многим даётся, знаешь ли, Лев… — выказываю радикальное мнение критика я, в стилях осведомлённого. — Искренне написано!.. Задушевно!.. Глубоко!.. Прочувствованно!.. Впечатлена я — как ухватил ты смыслы, — чему научить я сегодня хотела!
… Всех вас… — добавляю, группу осматривая… Впечатлённую весьма эпитетами — портретисту, созданному мною всё же, одному. — Принимаю я портрет в твоём исполнении! — завершаю значительно. Под признательными, и завистливыми даже, иными, товарищей его взглядами.
— И-иии?-??? — вытянув губы трубочкой, Лёва закатывает глаза к потолку в ожидании.
— И…, что-ооо?
— По-це-луууй меня…, — тихо протягивает он рдея, перед болельщиками своими. Педагога просьбу домой поторапливаться нам игнорирующими, в разворачивающейся сцене. — Ты мне обещала, Оксана!
— Так я, и не отказываюсь… — поцелую!!! ... … Когда ты — известным художником станешь, Лев! — нахожусь, как увернуться мне, с видом на будущее. —
Портрет — сохраню я, как первый твой… — он миллион денег будет потом стоить! ...... Вот — тогда… — и целовать тебя будет респектно! — Заслужишь…
— Я же думал — ты сейчас имела ввиду! — Лёва-милый улыбаться продолжает стеснительно. Что расстроен — чуть не плачет, скрывая вот так…
— Если — я сейчас поцелую, сразу… — у тебя развиваться — не будет стимула уже, дальше… Поцелованному такому! … Сам посуди. — поворачиваю я рассуждение его, в стратегическом на рост направлении. —
… А я вижу, что в будущем ты — знаменитым художником в Москве! — будешь. — сочиняю я плодотворные, жизненного пути мишени ему. — Не променял потому, что — шанс свой сегодня ты, — на оленей-бедняг. По методичке пастись обречённых… — подшучиваю, надеясь вызвать его улыбку, образом таким, прощающую меня. —
… Не хочу я, Лёва, извини, — будущее великое твоё — подорвать сейчас поцелуем! Понимаешь?
… Не предавать себя — это самое главное в жизни, запомни! Чему ты, и научился сегодня…
— Ты что, как Алиса Селезнёва, Оксана?.. Кто кем в будущем будет — видеть можешь тоже???
— Могу! — о функции такой ясновидения, не задумывалась я до сих пор как-то... Но отступать теперь уже невозможно.
— И-ии… чт-ооО??? — весьма напряженная лицом, в разговор вступает вредная та девушка. — Мы все уток ощипывать теперь, в ПТУ будем — в будущем???... Ты — поэтому так сказала??? Видела, потому что? — я вижу сомнения охватывают её — в позициях ранее выбранных...
— Н-ееет!.. Я — образно сказала… — пытаюсь успокоить её, — другое делать ты будешь, Таня!
— Что-ооо??? — Говори давай!.. Получше уток, что-то — надеюсь??? — выказывает она, что злится весьма, и на себя теперь. К вскрытию гения в ней — шансу, отнесшуюся несерьёзно… И на меня, — что убедительной недостаточно была, когда — за призванием всех в очередь зазывая.
… Так, что начинаю, и вину испытывать даже я, — что переусердствовала в роли, видать, мошенничая ранее... Как казалось — из соображений лишь благих.
И настроится пытаюсь — судьбу дальнейшую —разглядеть её вс же, интуитивным каналом. Переживания желая развеять девчонки.
— Скажи, что, — и Я! — гениальной художницей стану! — Напирает, в боевом она тоне. — Зря езжу сюда, что ли??? — Пока, замедляюсь я — информацию осмыслить, и действительно нахлынувшую на меня, легко нежданно.
— Ты…, —… как Валентина Терешкова, будешь — первая женщина в своей профессии... Только не космонавт. — Как сказать мне, что — и, вовсе, вижу — слесарь-сантехник будет она? К изумлению моему, я и не представляю.
— А кт-О? — Таня, постарше годами гораздо, с Лёвой нас, бесится. Переживать меня теперь вынуждая — демонстрируя, что конфликтная, более чем.
— Ключевой специалист! — По системам комфорта современного человека... Без тебя будет — никуда просто, в будущем там. — подыскивая слова аккуратно, надеясь смягчить гарпию. Атмосферу, — что я будущее тут всем испоганила, создающую напористо так. Ответственность перекладывая за судьбу свою нерадивую…
(мне домой сейчас выходить, вместе со всеми, вообще-то…)
— Гением станешь ты, … как и Лёва, почти. — уверяю её. — Но, только в смежном ремесле художественному…… — слышу в голове, как под трубами лёжа — в завтрашнем своём, с прорвавшей водою горячей, — эмоциональные задаёт Татьяна в пространство вопросы. В словах, что — с сапожникам, ассоциируют общепринято. О смыслах рождения своего — Всевышнему… И родственницам ещё, по линии материнской. —
… В обувном направлении, — будет хобби у тебя, так же. — Вербальное.
— Ка-кооо-е???
— Речевое устное. — загружаю разбираться в каламбуре фраз её, раз вынудила сама.
— Хорошо, Оксана! — перебивает нас, раздумывающий тоже, это время Лёва. — Мы договорились, тогда!.. —
Я тебя в Москву приглашу, — на выставку картин моих.
И ты меня перед всеми журналистами — поцелуешь там! Да???...
… И губы — я тебе тогда дорисую!.. — Ответа — вдохновлённый на позитивное развитие он, не дожидается теперь. — А то, я думал — ты поцелуешь сегодня меня. А я потом тебя, — но на портрете тут, только... —
Чтобы скопировать —твоих губок с моих отпечаток, … и краской обвести потом, только.
… Не отдам я пока портрет, Оксана, тебе. А то — ещё в Москву не приедешь!
Музой — одного элитарного мужчины в будущем, — похоже я уже стала!
... ...
Развязка захватывающих более еще событий в парке далее - следует.
Подпишитесь и следите за поплнением!
И- пожалуйста оставьте отзыв- дабы вдохновить меня продолжать мою удивительную книгу. Я буду крайне вам благодарна!
Дневник наблюдения за Оксаной
© Copyright: Оксана Де Буро, 2025
Свидетельство о публикации №225120800054
Свидетельство о публикации №225120800054
Рецензии