Источник веры и надежды

                МАМИНА ВЕТВЬ – БУРЛУЦКИЕ. ГРАНОВСКИЕ

   Повествование начну с прабабушки Марии Фёдоровны Бурлуцкой, которая в конце XIX – начале XX веков приняла баптистскую (штундистскую) веру в бога.
   Штундизм — это устаревшее название для протестантского религиозного движения, возникшего в XIX веке на юге Российской империи, преимущественно среди немецких колонистов и местного населения. Название происходит от немецкого слова Stunde (час), которое обозначало собрания для чтения Библии и молитвы.

   Мария Федоровна Родила более 10 детей, многие умерли в детстве и во младенчестве. Прабабушка достойно воспитала четырёх детей – Демьяна, Федору, Николая и Ольгу. Главное, что сумела сделать Мария Федоровна для своих детей – это привить им веру в бога на всю жизнь.
   
   Вера в бога – это прежде всего доверие к нему, основанное на истинном понимании того, что бог есть. Осознанное согласие с фактами его помощи кардинально меняют жизнь человека. Судьбы всего рода Бурлуцких тому подтверждение. Вера помогла всем детям сохранить в сердцах любовь друг к другу и передать ее следующим поколениям.
 
   Ребенок – это не сосуд, который надо наполнить, а факел, который надо зажечь. В нашем роду эти факелы удается успешно зажигать всем поколениям.

   Старший сын, Демьян, жил в селе Мацегоровка Краснолиманского района Донецкой области. У него было четверо детей. Старший Алик служил в Севастополе на Черноморском флоте. Его фотография в красивой морской форме бережно хранилась у бабушки всю жизнь.
 
   Вторая дочь, Федора, вышла замуж в село Попивка (Кировск) Краснолиманского района. Вместе с мужем Григорием Ивановичем Кобой с любовью родили 11 и воспитали до совершеннолетия 7 детей. Этой удивительной и значимой для меня семье посвящена отдельная глава в этом повествовании.

   Третий сын, Николай, имея сильную веру, отказался взять в руки оружие во время Великой Отечественной войны, был арестован и заключён в тюрьму города Артемовска. Во время бомбёжки города погиб прямо в тюремной камере.
 
   Четвёртым ребёнком была моя бабушка Ольга, мамина мама. Она сыграла очень большую роль в моей судьбе.

   Маму свою, Марию Федоровну, все дети очень чтили, периодически забирали в свои семьи погостить. Но, в основном, она жила у моей бабушки Оли.
   Мой дедушка Ваня уважительно относится к своей тёще, и как только закончил строительство дома в Северске, сразу забрал Марию Федоровну к себе на постоянное место жительство.

   Бабушка с большим сожалением и со слезами на глазах всю жизнь сетовала на то, что была безграмотна:
   – Демьян и Федора выучились, а я ни писать, ни читать толком не могу! Учитесь детки, обязательно учитесь! Я так слезно просила свою мамку отпустить меня в школу. А она мне, весь день сидящей за прялкой, отвечала: «Пряди, скажена собака, пряди!» Веретено было мокрым от моих слез! И ничего поделать я не могла.

   Действительно, бабушка была очень талантливой «тонкопряхой», ее огрубевшие от тяжелой работы пальцы, на старости лет тянули такую тоненькую нить, что удивлялись даже профессионалки. Научила она и меня прясть на старинной прабабушкиной прялке. Зимний вечер, новогодние каникулы, елка, мирно жужжащая прялка и ровный, спокойный голос бабушки, поющий псалмы:

                «Я это дерево оброю,
                ручьём, бегущим, обведу
                и летом под её листвою,
                Быть может, смоквы я найду...»

   Бурлуцкая Мария Фёдоровна ушла за несколько месяцев до моего рождения в возрасте 100 лет.
   У бабушки бережно хранились большие толстые книги матери в матерчатых переплетах. Бабушка их ежедневно читала, икон в доме не было.
   Довольно часто бабушка ездила на собрания к баптистам к своей старшей сестре Федоре в Попивку и брала меня. Помню благочестивые лица людей, мирные беседы и тихое пение псалмов. Детям никто никогда ничего не навязывал, не зазывал, не заманивал. Мы оставались просто беззаботно играющими детьми.

   Семья Бурлуцких была очень дружной, часто ездили друг к дружке в гости. Судя по фамилии, прослеживаются какие-то польские корни. С любовью интересовались судьбой и успехами детей и внуков, даже троюродные и четвероюродные братья и сестры сегодня продолжают поддерживать между собой связь.
 
   Когда приезжал дедушка Демьян в гости к бабушке, не торопясь он шел вдоль забора с палочкой и с любовью звал свою младшенькую:
   – Сестричко! Открывай! Сестричко!

   Мне было всегда интересно наблюдать за их теплыми отношениями. Мы с бабушкой приезжали к нему с ответным визитом. На всю жизнь у меня остался вкус демьянова, теплого от солнышка, меда в сотах, с ароматным горячим свежеиспеченным хлебом из печи и парным, с высокой пенкой, молоком. Одновременное сочетание этих волшебных вкусов было неожиданным даже для меня, выросшей на натуральных продуктах. Это, действительно, была настоящая ЕДА, которой можно наслаждаться три раза в день и больше ничего не надо.

   Бабушка Оля – моя незаменимая нянечка, воспитательница жизни, моя любовь. Главное её наставление: «Каждый человек, посланный тебе в жизни (соседка, коллега, одноклассник, попутчик в дороге, просто встречный) не случаен. У каждого ты, внучка, должна чему-то хорошему научиться. Плохое не замечай, а хорошее впитывай и благодари. Вот наш сосед Николай пьёт, а какие у него золотые руки! Аккуратней и краше, чем он, никто кирпичную кладку не положит. А Любушка, соседка по огороду, посмотри, как белит она глиняные стены своей хаты! Стежки от щетки так ровно и густо ложатся, что совершенно не видно полос. А какие тыквы умеет выращивать Нюрочка, просто загляденье! Надо обязательно узнать у нее секрет.»

   Моя бабуля сыграла в моём становлении очень большую роль. Все самые первые воспоминания детства и даже младенчества связаны именно с ней. После моего рождения, всего через 3 месяца, мама вышла на работу, и потому часто пестовала меня бабушка Олюшка.
 
   В качестве манежа у меня был большой ящик из-под спичек, обитый бабушкиными старыми чулками, сильно пахнущими хозяйственным мылом. У меня резались зубы и запах, и вкус этих чулок – одни из первых моих ярких обаятельных воспоминаний.
 
   Был такой эпизод в возрасте нескольких месяцев: я стою, раскачиваясь, в этом ящике-манеже. Он был поднят с пола на панцирную кровать, потому что наступило раннее утро и ещё не топлена печка. Я с аппетитом дегустирую прорезывающимися зубками бабушкины чулки…
 
   Вдруг распахивается входная дверь, и с клубами мороза входит большой улыбающийся мой отец. Одет он был в шикарное драповое коричневое пальто в крупную клетку. Папа с радостью протягивает мне руки, я бросаю борта своего манежа и протягиваю свои ручонки ему навстречу, подпрыгивая от радости и ликования. Ящик с восторженным ребенком переворачивается и кубарем падает с высоченной кровати, на которой лежала огромная пуховая перина и масса подушек. Результат приземления я не помню, а вот картина прелюдии стоит перед глазами до сих пор.
 
   Бабушка воспитывалась мамой-баптисткой, моя мама соответственно тоже, поэтому в доме царили сдержанность, строгость, трудолюбие, любознательность, немногословие, домовитость.
 
   Один из маминых девизов звучал так: «Надо знать все об одном и немного обо всем!»

   Помню фразу, оброненную бабушкой о послевоенном периоде своей жизни:
   – Дедушка пришел с войны в 1946 году, и я его встретила порядком и полной чашей: дом восстановлен после бомбежек, усадьба в порядке, огород и садок плодоносны, в сарае мычало, хрюкало и кудахтало. Главное – наш первенец (моя мама Лида) сохранён в условиях войны и оккупации.

   Они объединились с сестрой Федорой с детьми и так пережили всю войну. Во время бомбежек младших детей закрывали корытом и прятали под кроватью. Жили в Белогоровке Краснолиманского р-на. На усадьбе бил благословенный родник.

   Мама рассказывала, как она на всю жизнь запомнила скрип калитки вернувшегося с войны отца... Вот как обостренно чувствовала и жила девятилетняя девочка в постоянном ожидании своего папы с войны.

   Низкий поклон до земли отдаю правительству Советского Союза за своевременную организацию эвакуации гражданского населения во время ВОВ. Все стратегически важные города и села Донбасса в 1941 году были эвакуированы в более безопасные места, несмотря на всю сложность ситуации того времени. Многим семьям это спасло жизнь.

   К своим родителям у моей мамы было особое отношение – беспрекословное послушание, почтение и уважение. Родители – непререкаемый авторитет. Их советы, просьбы никогда не обсуждались, просто сразу исполнялись с дочерней преданностью и любовью.
 
   Также и отец относился к своей маме и тёте Дуне – бабушкиной родной сестре. Мои родители – дети войны, детство которых опалено фашизмом. На начало войны им было всего 4 и 5 лет. Звуки пикирующих немецких самолётов, ужасные взрывы, стук дождя из осколков – это звуки раннего детства моих родителей.

   Вскоре, после возвращения дедушки Вани с фронта, родилась Валюша, в возрасте нескольких месяцев она умерла от скарлатины. Потом в с. Белогоровка Краснолиманского района на свет появилась Надюша, и уже в 1951 году, в г. Яма Артемовского района Донецкой области, любимец всей семьи – Володя.
 
   Дедушка Иван Максимович Грановский всегда занимал высокие должности – был и бухгалтером совхоза, и учителем математики, и главным бухгалтером на Северском доломитном комбинате. Поэтому после войны семья жила в достатке. Все дети получили образование. В то время в нашей стране главное желание людей было – учиться. Выбор учебного заведения был за тобой, человек.
 
   Старшая дочь Лидия, моя мама, уехала учиться в Донецк в медучилище и получила профессию военного фельдшера медицинской службы. Была военнообязанная, её собранность и готовность служить Родине чувствовались всегда. Работала мама в городской больнице и в роддоме, и в хирургии, и 42 года в детском отделении.

   Помню, часто за ней приезжала машина скорой помощи – надо было срочно спасать новорожденных детей и только мама, из всех сотрудников больницы, сразу могла попасть в вену новорожденного младенца, диаметр которой был равен диаметру детского волоска. Врачи-педиатры и дедушка Ваня предлагали Лидии Ивановне продолжать обучение в медвузе, но любовь победила – мама встретила моего папу, и вскоре родилась я....

   Володя после окончания средней школы, по совету своей двоюродной сестры Жмаевой (Кобы) Любови, поступил в МИИСП им. В. П. Горячкина на факультет механизации с/х производства. 42 года проработал в сельхозтехнике. В Дедовске вместе с супругой Валюшей создали чудесную семью, подарив миру Гришу, Настеньку и Артемку. Они увеличили наш род пока на пять внуков – Ярослава, Лилю, Петю, Аню и Даню.
 
   Средняя дочь, Надежда, училась в Горловке в техникуме химической промышленности. Когда, на семейном совете, выбирали ее будущую профессию, Иван Максимович сказал:

   – Стране завтра будут очень нужны химики. Химическую промышленность надо развивать, за ней будущее России.
 
   Информация явно была считана из материалов съездов и пленумов Коммунистической партии Советского Союза. Дед был очень преданным коммунистом.

   Надежда часто приезжала со своими подругами в родительский дом. Бабушка их всех радушно принимала, вкусно кормила и заботливо стелила на полу постель. Я, совсем маленькая, ютилась среди веселых задорных девчат, мечтающих открывать новые земли бескрайней страны. На высоком крыльце дедушкиного дома, используя обувную щетку вместо микрофона, Надежда мечтательно пела, подражая Майе Кристалинской:

   «Опять стою на краешке земли, опять плывут куда-то корабли...»

   Две девчонки из группы, действительно, получили распределение на Дальний Восток. Одна из них была моя тётя Надя. Помню, как мы собирали её в дальний путь – рюкзаки с тёплыми вещами, коробки с домашней снедью.

   На полу расстилалась огромная физическая карта СССР, был найден на Дальнем Востоке город будущей работы – Сучан (ныне Партизанск). Ехать до него было 9 суток поездом, каждый день мы флажками отмечали передвижение Надежды по стране, и весь маршрут был перед нами: Донецк – Москва – Владимир – Нижний Новгород – Киров – Глазов – Балезино – Пермь – Екатеринбург – Тюмень – Омск – Новосибирск – Тайга – Красноярск – Ангарск – Иркутск – Слюдянка – Улан-Удэ – Чита – Забайкальск –  Биробиджан – Хабаровск – Уссурийск – Владивосток.
   
   Наша Надюша при встрече нам красочно рассказывала обо всех своих дорожных впечатлениях и приключениях. Я запомнила только описание батюшки Байкала, вдоль него они ехали сутки и были поражены его мощью и красотой навсегда.
 
   Наш сын Михаил в 2024 году сделал нам с супругом подарок на 45-летие совместной жизни – двухнедельная поездка на Байкал. Это, действительно, уникальное место нашей великой России.

   Письма с Дальнего Востока от Надежды приходили регулярно, и где-то через полгода в конце одного письма стояла приписка меленьким почерком:
«В следующем письме сообщу вам важную новость».

   Целую неделю, по бабушкиной просьбе, я ловила почтальона у самой почты. Наконец-то новость долетела до родителей на Донбасс – наша Наденька выходит замуж за Хаминова Виктора Кузьмича, волжского татарина, только что демобилизованного местного парня, серьезно накачанного штангой, трудолюбивого. 

   Молодоженов ждали с нетерпением, встречали хлебом-солью, с украинским щедрым размахом – постелили новую ковровую дорожку, изобильный стол, множество цветов, фруктов. Наш батя как старший зять организовывал поездки на Северский Донец, по родному краю, рыбную ловлю «кобылой».

   Приезд супругов Хаминовых, а вскоре и Грановских, наших дорогих дальневосточников и дедовчан, один раз в год, стал для нашей семьи важным и приятным событием.
   

   Приезжали поочередно родители Виктора, Валюши, их братья и сёстры. Билеты, и авиа, и ж/д по всей территории страны, были доступны для людей среднего класса. Мы лучше узнавали другие регионы Советского Союза, знакомились с национальными традициями, историей семей и народа в целом. Учились уважать друг друга, принимать, проявлять вежливость, а, значит, просто любить.
   
   Виктор и Надежда родили двух сыновей – Дмитрия и Евгения. Мне часто приходилось нянчить младших братьев. Они росли забавными и резвыми ребятишками. Дима сейчас живет в Израиле, а Женя – в Одессе.

   Виктор с детства не ел курицу, ему всегда отдельно в нашей семье готовились и голубцы, и борщ из другого мяса. У Виктора в Партизанске была младшая сестра Вера, чуть старше меня. Мы познакомились с ней по переписке. Долгие школьные годы мы обменивались с ней письмами, открытками, фотографиями.
 
   Надо сказать, что этот эпистолярный жанр был очень развит и распространен в нашей стране. На все общесоюзные праздники – Новый год, 23 февраля, 8 марта, 1 Мая, 7 ноября и дни рождения из почтового ящика все извлекали целые пачки открыток, написанных собственноручно перьевой ручкой, часто каллиграфическим почерком. Нестандартные слова поздравлений и искренние пожелания своим близким облетали планету несколько раз в год. Кстати, удивительной каллиграфией отличались наш дед Грановский, наш батя и тетя Надя с дядей Володей. Дед после Полтавской сельской школы закончил Московскую финансовую академию, батя, после закотянской сельской – индустриальный техникум.

   От Веры с Дальнего Востока мне достался адрес одной девочки из Китая. С её подругой давно переписывалась Вера. Помню причудливые китайские иероглифы, ниже на бумаге располагались русские буквы. Китайские цветные шёлковые ниточки для вышивания аккуратно с любовью вкладывались в конверт в качестве подарка. В ответ из Донбасса посылались открытки наших просторов и гербарий полевых цветов.

   Несмотря на оригинальные взаимоотношения дедушки и бабушки, они сумели объединить всю нашу семью и организовать хлебосольный, уютный и приветливый дом на высоком большом фундаменте. Река Бахмутка – приток Северского Донца, протекала в полукилометре от нашей усадьбы, и каждую весну разливалась довольно мощно.
   Место для строительства дома было выбрано дедушкой в центре старой части города Яма идеально: недалеко от вокзалов ж/д и авто, почты, рынка, школы, горсовета и всех центральных магазинов.

   Главным предприятием города являлся доломитный комбинат, куда дедушку как молодого специалиста пригласили на крупнейший в союзе доломитный завод бухгалтером комбината.
 
   Самый большой разлив на моей памяти был в 1968 году. Мы на лодке плавали от ж/д вокзала по Железнодорожной улице к родному дому, привозили хлеб и продукты бабушке и дедушке, спасали кур и поросят. Из полностью заполненного водой погреба подымались все овощи и банки с консервацией в летнюю кухню, кладовую и в дом. Дежурили круглосуточно, следили за уровнем воды. Значение высоты водяного столба звучало по телефону, как сводка информбюро.

   Бабушка умела очень вкусно готовить многие украинские блюда. Несколько тысяч, а может и миллионов вареников, пирожков, блинчиков… всего не перечислишь. Пельмени пришли в нашу семью с приездом дальневосточников. Вареники с подсоленным творогом и чесночком вприкуску, да со сметаной – это бренд нашей семьи. Вареники в умелых руках бабули получались кругленькие, пузатенькие, с аккуратным ободком. Учила она меня их лепить с раннего возраста спокойно и терпеливо:
   – Танюша, ты не придавливай пальчиками брюшко варенику, а то он будет выглядеть худым и печальным.
 
   Часто в вареники прятались монеты на счастье, предварительно вымытые содой, 3-х и 5-и копеечные, чтобы наши любители вареников не сумели их проглотить.
   Бабушкины блюда умело выходили из команды невзрачных и обыденных, и бодро входили в содружество блюд, неординарных по вкусу и ярких по виду. Наши предки умели присваивать обычным прозаическим блюдам ранг праздничных. Россия всегда славилась своим сердечным гостеприимством и хлебосолом.

   Мои родители поженились в январе 1960 года и сначала жили в дедушкином доме. В дальней спальне я помню свою маленькую кроватку, доставшуюся мне в наследство от Володи.
 
   Самая первая осознанная любимая игрушка – это сиреневый плюшевый мишка, привезенный мне папой из Ленинграда. Во время дальней поездки у него отодвинулся плюш от одного глазка, и я долго лечила ему этот глаз всякими мазями и примочками. С мишкой я не расставалась ни днем, ни ночью долгие годы.

   Во время семейных советов решались все проблемы и вопросы семьи – учеба и выбор профессии детей, здоровье родителей, посадка огородов, обрезка сада, выращивание птицы и животных, коммерческие вопросы.
 
   Сразу оговорюсь, что в нашей семье, несмотря на неоднократные попытки начать новый бизнес, удачных коммерсантов так и не появилось....

   Обычно инициатором выступал батя, он много читал различной литературы, анализировал, подавал информацию председателю семейного совета – дедушке. Они по-мужски предварительно обговаривали вопрос между собой, и только потом выносили на всеобщее обсуждение семьи. Вот лишь некоторые бизнес-проекты наших неугомонных «коммерсантов».

   На Кавказе, как известно, была дешёвая овечья шерсть. Батя был командирован на Северный Кавказ, привозил оттуда мешки с необработанной шерстью, специальные чесальные щётки. Первичные финансовые вложения совершал, конечно же, дедушка. Он оплачивал бате все командировки и транспортировки.
 
   Мы с бабушкой эту шерсть мыли, стирали, сушили, чесали, пряли на прабабушкиной прялке. После моя терпеливая бабуля вязала на спицах большие пуховые платки. Исполнительная мама их продавала в крупных шахтерских городах. Один ажурный платок мог стоить около 100 рублей в зависимости от величины и сложности рисунка. Месячная отцовская зарплата шахтера-электрика составляла 70 – 80 рублей, мамина – 65 рублей. Бабушка наловчилась вязать красивый ажурный рисунок по краям платка, иногда для прочности и долговечности изделия добавлялась в шерсть тоненькая нить. Маму несколько раз обворовывали на рынке после продажи этих платков. Помню её горькие слёзы прямо у порога – напрасен был месячный труд всей семьи.

   На следующую зиму от бати прозвучало предложение приобрести бишофит – бальнеологический минерал, который собирался в горах Кавказа. Его разливали по бутылкам и пробовали продавать. Этот бизнес тоже не получил своего развития....

   Позже от соседей был перенесён огромный ткацкий станок, занявший целую комнату в доме. Разрезали на тонкие верёвочки старые вещи нашей семьи и знакомых, сматывались в большие клубки и на станке прялись домотканые дорожки на пол. Они были востребованы у соседей несколько лет.

   В связи с увеличивающимся спросом на подстилки, мы начали использовать натуральные красители для тканей, и бабушка подбирала на станке даже рисунок с орнаментом. Потом эти шедевры семейного творчества некоторое время служили и нашему дому.

   Всё-таки крестьянская жилка встрепенулась у всех членов семьи и пошли более удачные эксперименты на земле: выращивали в широких масштабах болгарский перец, виноград, подсолнух, откармливали уток, гусей, кур.

   Я была еще подростком, а наш Володя, мамин младший брат, уже жил в Москве. После отличного окончания шестого класса родители мне обещали подарить поездку в Москву, но с условием, что деньги на поездку в столицу я заработаю сама. Стоял жаркий август, на нашем винограднике мы с батей собрали полную мотоциклетную люльку винограда.

   Ранним утром, до рассвета, мы с родителями выехали на рынок в соседний шахтерский Лисичанск Луганской области. Папа аккуратно разместил меня в люльке среди ящиков с виноградом, сверху прямо на меня была водружена огромная корзина, полная ароматных и сочных виноградных кистей. По дороге, на ухабах, я периодически «весело» взвизгивала и просила батю ехать еще медленнее. Я не успевала глотать сладкий тягучий виноградный сок... К рынку отец привёз дочку, доверху наполненную виноградным нектаром.

   Папа носил ящики с янтарными спелыми гроздьями на прилавок, мама продавала их людям. За нашим урожаем образовалась очередь! Моей обязанностью было охранять мотоцикл с драгоценным благоухающим грузом. Когда маме надо было отлучиться за покупками, несколько лисичанцев обслужила и я. Первый опыт обращения с весами, деньгами и главное – незнакомыми людьми.

   Благодарю родителей и всю семью за мою первую поездку в Москву. Мечтала я о ней с младенчества. Почти все члены нашей большой семьи, получившие высшее образование, учились в столице в Тимирязевской с/х академии. Поэтому и я, едва научившись говорить, на вопрос куда я еду на своей перевернутой табуреточке-машине, всегда бодро отвечала с уверенной радостью: «Мокву!».
 
   В столице Володя смог меня встретить и вкратце сориентировать в метро и в дороге домой. Далее я влюблялась в Москву самостоятельно, точнее Москва влюбляла в себя: Красная площадь, Александровский сад, Исторический музей, ВДНХ, Останкинский дворец, Останкинская башня, Третьяковская галерея, цирк с Олегом Поповым и Карандашом, Куклачев со своими талантливыми кошками и, конечно, Тимирязевка. В приемной комиссии я узнала правила поступления, факультеты, окунулась в среду абитуриентов.
 
   Москва заполонила все мои мечты! Этот удивительный город притягивает к себе человека сразу и навсегда. Теперь я стала приезжать в столицу нашей Родины ежегодно. После каждой поездки я делилась с одноклассниками яркими впечатлениями об очередных открытиях Москвы – Оружейная палата, Алмазный фонд, Манежная площадь, театры, Арбат, Лужники…. Советской школьнице все было доступно. Тогда я даже предположить не могла, что в далекие 2000-е годы вынужденно стану москвичкой.

   Дорогой мой читатель! Теперь ещё немного о цветочном бизнесе бабушки Оли. Вдохновленная успешным финансовым опытом своей родственницы Петровны, она начала выращивать пионы и другие цветы для продажи. Пионы срезались полураскрытые, помещались в ведро с водой и затем шикарный букет отправлялся в погреб. Когда их собиралось достаточное количество, бабушка везла их в города Попасную или Красный Лиман, плюс со своей грядки десяток огурчиков и сочный редис с зеленью.

   Несколько раз она брала и меня, совсем маленькую, и я видела не по рассказам, как достаются моим родным копеечки. Когда меня посылали в магазин за хлебом, маслом или крупой, я тщательно проверяла сдачу и с надеждой ждала свои проценты для копилки – 2-3 копейки. Перед поездкой в Москву копилка-лев была вскрыта и 43 рубля составляли основной финансовый фундамент моего путешествия.
 
   Все праздники семья всегда отмечала в дедушкином доме. Прежде всего, это общение друг с другом, выслушать новости, увидеть глаза, обняться, пошутить. Бабушка варила вкуснейший холодец, винегрет, готовила тушеную картошечку.
 
   Однажды на Новый год бабушка доверила мне вытопить петушиный жир на сковородке на угольной печке на открытой конфорке. У сковороды деревянная ручка была обгоревшая и неплотно сидела в держателе. Мне надо было вовремя поднять одной рукой тяжелую сковородку с раскаленным жиром и перелить его в кастрюлю. Достаточной силы в руках девочки-подростка еще не было, виляющая сковородка крутанулась, и очень горячий жир в большом количестве плеснул прямо на открытый огонь печи. Пламя от горящего жира поднялось до потолка.

   Очень интересная реакция бабушки – быстро, но спокойно и уверенно, она схватила тряпку, сбила пламя, другой рукой взяла у меня, остолбеневшей, сковородку и вылила оставшейся жир в кастрюльку. Потом повернулась ко мне, улыбнулась и сказала:
   – Танюша, иногда и на старуху находит проруха! Не переживай, внучка! Все борются сейчас с холестерином. Вот и мы внесли свою лепту в эту борьбу. Ничего, внученька, где наша не пропадала. Подписываем договор: о происшествии никому не слова. Это будет наша тайна.
 
   Уроки терпения, взвешенного, разумного принятия решений, прощения я получала в своей собственной семье. В гневе, в отчаянии никогда не принимать решения минимум сутки. Надо успокоиться, выдержать время, чтобы не было стыдно за слова и действия, принятые в раздраженном состоянии. Благодарно люблю вас, мои дорогие роднушки.

   Бабушка с мамой часто ездили в Москву к Володе. После поездки вся семья с интересом слушала их самые яркие впечатления. Бабушка всегда начинала свой рассказ с русских берез, исполнявших свой степенный танец сразу за окном поезда. «Какие же они красивые, светлые, нежные! Какая страна наша богатая – поля, леса, реки, озера! И так до самой Москвы тянутся все леса, леса, а среди них березки, березки…»

   Белоствольные подружки так впечатляли ее, что мы с Николаем с радостью посадили за двором две березушки – символ нашей родной России. На засушливом Донбассе влаголюбивая береза редкость, почти как пальма для Руси. Даже наши детишки – четырехлетний Миша и годовалая Катюша приняли свое посильное участие в посадке. Все 40 лет наши семейные березки радовали нашу улицу.
 
   – Где дом Елизаровых?- спрашивали люди у соседей.
   – Идите к березкам, там их дом.

   Только война на Донбассе не пощадила русских красавиц, осколками были сильно повреждены вершины. Ничего, выстоим, все раны на земле зарубцуются, и не только на деревьях.
 
   Я родилась через 16 лет после окончания Великой Отечественной войны, мой супруг Николай – через 11. Мы еще помним, что винегрет был праздничным блюдо. Только став взрослой, я оценила женский и кулинарный подвиг бабули – тазики салатов, вареников, пирожков.... Ведь только самых близких членов семьи было всегда 12 человек.
 
   Дедушка – доброволец, ветеран ВОВ, первый тост на любом празднике произносил:
   – За мир! Только бы не было войны!
   За новогодним столом я у него как-то спросила:
   – Дедушка, ведь сейчас Новый год, почему так важно первое пожелание – за мир?
   Он мне в ответ:
   – Внучка, дай бог, чтобы ты и все мои внуки и правнуки никогда не услышали ни одного звука войны.
   А вот пришлось, к сожалению.
   После рюмочки дед Ваня всегда смачно приговаривал:
   – Крепка наша Советская власть!
   Мужчины выпивали очень редко и умеренно, не больше 3-х. Я никогда в своей жизни не видела ни деда, ни отца пьяными.

   Когда в Северск переехали наши дальневосточники, Виктор позволил себе с однополчанами лишнее на день пограничника. Возвращаясь из кафе, он посмел на улице затянуть свою любимую:

                «Спят курганы тёмные,
                Солнцем опаленные,
                И туманы белые ходят чередой,
                Через рощи шумные и поля зелёные,
                Вышел в степь донецкую парень молодой...»

   Народ тут же доложил о нашем солисте главному бухгалтеру завода... «Военный патруль» семьи во главе с дедом нанес дружественный визит к проспавшемуся погранцу...

   Помню дедово наставление, произнесённое в назидание всем потомкам: «Есть в жизни красная черта, которую человек ни при каких обстоятельствах переступать не имеет права! Честь семьи и саму семью предавать НЕЛЬЗЯ! Прежде всего ты предаешь самого себя. Подобные вольности в нашей семье не позволительны никому!»
   У Виктора это было первый и последний раз. Наш батя в подобных инцидентах замечен не был.

   Дедушка Грановский Иван Максимович ушёл на фронт добровольцем. Так как дед имел большой опыт бухгалтера, в 37 армии ему было поручено обеспечение личного состава обмундированием, питанием, средствами личной гигиены и БК.
 
   У дедушки был очень красивый каллиграфический почерк. Ему доверяли оформление основной и наградной документации воинской части. Дед был несколько раз ранен. Шрамы от осколков на его теле я видела не раз. Дедушка участвовал в освобождении почти всей Европы – Молдавии, Польши, Румынии, Болгарии, Венгрии, Австрии... Был награждён Орденом Отечественной войны 1 степени и многими медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 г. г.», «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «Наше дело правое Мы победили» и многие другие.
Помню, в детстве у нас с дедом была такая игра. Он брал меня на колени и с улыбкой спрашивал:

   – Танюша, ты хочешь конфетку? Ответь мне без слов, только кивком головки.

   Я весело кивала в ответ. А дедушка мне снова квест
:
   – А теперь покажи свой ответ по-болгарски!
 
   Если я ошибалась, он заразительно смеялся. Ведь по-болгарски да – это нет, а нет – это да.
 
   Запомнились дедушкины короткие рассказы о том, как встречали их во всех странах – цветами, улыбками, аплодисментами, едой. Женщины и дети бежали навстречу колоннам советских воинов-освободителей и искренне благодарили их за освобождение от немецко-фашистских захватчиков. В освобожденной от фашистов Болгарии русских солдат называли «Братушки». «Когда наша часть входила в любой населенный пункт, мы всегда старались накормить прежде всего голодных детей» – вспоминал дедушка.

   Эта правда о святой миссии нашей России в ВОВ должна быть сохранена в чистоте и без искажения.

   Первые уроки человеколюбия, организации своего труда, смелости в общении с незнакомыми людьми я получила именно от деда Вани. Он был требователен прежде всего к самому себе – ежедневная утренняя зарядка с пробежкой по двору открытым телом, в одних семейных трусах. Не смотря на погоду, зимой и летом, в тапочках на босу ногу, рысцой, широко размахивая руками – такое начало дня организовывал себе глава нашего рода. Единственное послабление было у деда в сильный мороз, зарядка тогда сокращалась до 20 минут.

   Как-то дедушка завел меня в свой гараж и показал, в каком порядке и аккуратности у него хранятся инструменты и запчасти. Все разложено и развешано по номерам, в чистом виде. «Внучка, вдруг не будет света или сложится экстренная ситуация, но я все равно смогу все быстро найти». Такой же порядок у него всегда был и в кабинете, и на рабочем столе, да и в душе.

   Дедушка был неравнодушным, довольно весомым в партии, коммунистом. До конца верил в истинные идеалы коммунистической партии и делал все, от него зависящее, для чистоты рядов коммунистов. Был в курсе всех политических и экономических событий в стране и за рубежом. На память цитировал материалы съездов, пленумов ЦК КПСС.
 
   Во время своих визитов в Москву всегда посещал Красную площадь и территорию Кремля. Передавал приветы Сталину, Хрущеву, Брежневу, Косыгину и др. членам Правительства и политбюро. Уверенна, что наша страна и держалась на таких преданных коммунистах. Жил наш дед всегда честно и добропорядочно. Когда строил дом, выписывал и оплачивал все до последнего гвоздя и доски. Потом эти все квитанции хранились в дедовом довоенном портфеле. Детей своих воспитал по-коммунистически: «Родина сказала: надо! Человек (коммунист) ответил: есть!» Мама была именно такой, хотя и не была членом партии.

   Поведение детей, особенно, девочек, корректировалось в семье сразу. Чаще на чужих примерах – какой-то поступок или слова осуждались, точнее не принимались, а какие-то восхищали, вдохновляли, обучали. Важные полновесные зерна нравственности сеялись в наших детских душах с малолетства.
 
   От папы я часто слышала одобрительно-поучительные рассказы о героях войны, челюскинцах, Гагарине, океанографе Жаке Иве Кусто и его экспедициях, от мамы – о Сталине, Гуле Королевой, Зое Космодемьянской, Павке Корчагина, наших олимпийцах....

   Во время проведения Олимпийских игр, возвращаясь с ночной смены домой,  мама прежде всего включала прямые трансляции и искренне поддерживала и болела за всю нашу сборную команду.

   У меня с самого детства формировалось понятие, что я должна работать над собой, своим характером, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...» Любить Родину, навсегда вместить в себя свою малую родину, чтить стариков, помогать нуждающимся людям – этот фундамент закладывался в нас с детства именно в семье.

   Помню, в детском саду Вовка Лось взял меня за руку выше локтя. От меня, чисто интуитивно, тут же ему прозвучал резкий запрет! Сохранить себя в чистоте для своего будущего мужа, быть верной, преданной и единственной – четкая программа работала внутри всегда. По-девичьи мечтала, а значит, программировала – какой он будет у меня сильный, верный, надёжный, благоразумный, и программа сработала – мой супруг Николай именно такой и есть.

   Подрастая, я как старшая внучка во время семейных встреч, стала проводить различные конкурсы, концерты, мини спектакли. Видимо, вдохновила реакция семьи на мои первые детские песенки и стихи Агнии Барто, исполненные на детской табуреточке.
 
   У дедушки первого на улице появился телевизор «КВН-49». Это был по-настоящему народный телевизор. Вся улица приходила смотреть программу «Время», новогодний «Голубой огонёк», футбольные матчи.

   Дедушка был активным участником хора ветеранов городского ДК имени Ленина. Неоднократно они выступали на различных конкурсах, проводимых по всей Украине. На областных выступлениях в Донецке их часто показывали по донецкому телевидению. 4 или 5 рядов бравых ветеранов, пиджаки которых украшены орденами и медалями. Камера медленно показывает мужественные лица воинов – уже седовласых ветеранов. Мы все, затаив дыхание, ждали, когда же покажут, крупным планом, нашего главу семьи. Дедушка казался нам самым красивым и сильным.

   Однажды на телевизоре появилась полосатая, в цветах радуги, пленка, делающая изображение цветным – имитация цветного экрана. Во время очередной телетрансляции хора, снова стали показывать вблизи лица выступающих. Дошла камера до дедушки Вани и наша трехлетняя Алёнушка закричала:
 
   – Деда полосатый, как наш Рыжик!
   С тех пор цветная пленка исчезла с экрана, и изображение снова стало адекватно черно-белым.

   С соседями вся наша семья всегда жила мирно и дружно. С одной из них, тетей Мусей, было сделана калиточка между усадьбами внутри двора. Этой калиткой чаще всего пользовалась я, маленькая. Соседка была любительницей косметики, особенно духов. Пустые флакончики с двумя ароматными каплями часто доставались мне, счастливой! Бабушка и мама косметикой вообще не пользовались. Однажды маме на работе подарили губную помаду на 8 марта. Мы с сестрёнкой в течение года использовали её на свои зеркальные рожицы.

   Дедушка с бабушкой жили дружно, слаженно вели своё хозяйство. Я никогда не слышала повышение голоса, криков, все вопросы решались в спокойной форме, сообща. Особых проявлений  любви тоже не было, и причина мне была открыта уже перед окончанием школы.
 
   Дедушка родился в Полтавской области, Шишацком районе, селе Жабокрики (Сосновка). По маме дед был еврей. В то время евреи подвергались сильным гонениям и унижениям. Их лишали настоящих фамилий и присваивали уничижительные, так семью деда записали – Курячие. Дедушка во время войны служил в штабе и имел возможность сменить фамилию на Грановский. Он работал учителем математики в школе и стал жить с молодой женщиной, у них родилась дочка.
   
   Потом он уехал в Красный Лиман, встретил там бабушку Олю, они поженились, и у них в 1937 году родилась моя мама. Дедушка всю жизнь ездил к себе на родину 1-2 раза в год, помогал своей маме, дожившей до 100-летнего возраста, и этой женщине поднимать дочку. Бабушка Оля этого простить так и не смогла, но прожить жизнь достойно, создать дружную семью, воспитать и поднять хороших детей, обеспечить их квартирами, главное – поселить в нас, их потомках, жизнелюбие и благодарную любовь.

   Дедушка был ярым коммунистом, но никогда я от него не слышала осуждение веры жены и тещи. Икон у них в доме не было, были лишь толстые книги Святого писания и псалмы. Когда мы оставались одни, бабушка их вдохновенно читала.

   Отца деда звали Максимом, занимался крестьянством. Родной брат Василий тоже работал бухгалтером в Полтаве.


















                МОЕ   ДРЕВО

              Воспоминания 88-летней Порфилкиной (Кобы) Надежды Григорьевны,         
                моей тети, маминой двоюродной сестры.

   «Мой прадед Бурлуцкий Андрей был довольно зажиточный крестьянин: имел крепкое хозяйство – пару волов и землю. Его сын, тоже Андрей, мой дед, стал инициатором переезда всей семьи из хутора Колодези Изюмского уезда Харьковской губернии (ныне Краснолиманского района Донецкой области), в Сибирь в Кустанайскую область.

   В то время 85% населения страны жило в деревне, но треть крестьянских хозяйств считались малоземельными. Революционные настроения витали в воздухе. Россию начали сотрясать аграрные бунты. Премьер-министр страны Петр Столыпин видел спасение Родины в массовом переселении людей в Сибирь, на Дальний Восток и в Среднюю Азию.

   Столыпинская аграрная реформа 1906-1911 гг. включала в себя активное переселение крестьян прежде всего, в малонаселенные районы страны. Более 3млн.крестьян отправились на новые земли. Государство предлагало им разнообразные льготы: бесплатные или льготные участки, денежные пособия, проезд за счет государства, налоговые каникулы.
 
   Ехала наша семья зимой с новорожденной Федорой (1904-1994), моей мамой и многочисленными братьями и сестрами – Марко, Тихон, Кузьма, Демьян, Юхим, Мария, Серафима. До глубокого возраста дожили Демьян, Федора, Николай и Ольга, последние двое малышей родились уже в Сибири. В теплушках, в которых перевозили скот, оборудованных буржуйками, ехали больше месяца. Как рассказывала мне бабушка Мария Федоровна (в девичестве Роменская), купали в теплушке даже новорожденную Федору.
 
   С собою везли семена, саженцы украинских фруктовых деревьев. Где и как жили не знаю, но мама ходила в школу две зимы, а в теплое время года, весной и осенью, не училась, т.к. была занята на текущих деревенских работах.
В возрасте 8-9 лет мама была отдана на заработки в богатую семью в «срок» – нянчила маленького сына этой семьи, заодно помогала по хозяйству. Отец получал за это какие-то гроши.

   В 1914 году дед Андрей вернулся на Украину вместе со старшим сыном Демьяном. Семья оставалась в Восточной Сибири. Вскоре он тоже вернулся к жене, матери и детям.

   Но в 1922 году семья решила вернуться на Родину, в родные Колодези. Шли пешком, рядом с телегой, нагруженной домашним скарбом. Вышли в мае, а пришли в сентябре. Лошадь поменяли на верблюда и на этом «корабле пустыни» они доехали до Старобельска Луганской области. Моя прабабушка Лукерья умерла по дороге из Сибири. Непростая судьба сложилась у Лукерьи – замуж она вышла в 19 лет за вдовца Андрея с пятью детьми. В браке они родили еще пятеро детей – Андрея, Ивана, Ольгу, Ганну, Степаниду.

   По приезде мама пошла в работники к родному дяде Стефану Федоровичу Роменскому, проживавшему в селе Попивка Краснолиманского района. Там мои родители и познакомились. Григорий Иванович Коба из семьи зажиточных середняков-тружеников.

   Поженились и жили в семье родителей в центре села. Семья Коба была большая – Гриша, Вера, Нюся, Вася, Андрей, Валя. Вскоре у родителей в 1924 году родился первенец Вася. Молодую семью отделили в дом напротив. Это был бывший постоялый двор для православных менгрелов-богомольцев – грузинских евреев, ходивших на поклонение в Святогорскую или Киево-Печерскую Лавры.

   Дети рождались почти каждый год: 1925 г. – Маня, 1926 – Петя, 1928 – Николай.
В 1930 году малыши Петя и Маня умерли в один день, 30 января, от скарлатины. В 1931 году родился сын, его назвали снова Петя. В 1933 году – Анатолий, в 1937 году – Надежда.

   Немного коснусь истории моего имени. На момент, когда мама забеременела мной, в семье было уже 4 мальчика, а мама очень хотела девочку. Она объявила отцу, что если снова родится мальчик, то она из приюта возьмет еще и девочку. Тогда это не было проблемой. Но, к великой радости, родилась я. Назвала меня мама Надеждой, вкладывая в это имя все свои надежды. Всю жизнь мама повторяла, что я оправдала это имя. Не хвалюсь, но было приятно слышать это от мамы.

   Через 3 года, в 1940 г. родилась Люба, а еще через два, в 1942 г. – Вера. Когда началась война, отца призвали лишь осенью на рытье противотанковых рвов под Изюмом. Немцы активно наступали, и из-за плохой организации оборонительных работ все призванные на окопы разбежались. Отец тоже дезертировал, вскоре маме кто-то сообщил, где он прячется. Она его нашла и на коленях умоляла его: «Гриша, иди на войну. Ведь у тебя растет 3 сына, 3 сокола. Не порти им жизнь. Как они будут жить с таким позором». Уговорила, тем более, его обещали не судить. Армии нужны был скорняки – обрабатывать, чинить шкуры для кожухов комсостава. Отец был зачислен санитаром, ушел вместе с частями и вскоре попал в окружение вместе с армией. Был угнан в Германию, работал у бауэра (жена фермера). Вернулся в 1947 году. О том, что у него родилась дочь Вера, отец даже не знал.

   Отец был репрессирован, направлен на отработку в шахты Донбасса. После четырехлетнего безвестия, мы получили от него долгожданное письмо.  Отец обращался в письме ко всем детям по имени, а пятилетнюю Веру не упомянул. Она это уразумела, залезла под кровать и горько плакала. Когда у нас у всех схлынула первая волна радости, мы обнаружили отсутствие нашей младшенькой. Узнав причину слез, мама стала утешать дочку. Снова все читали письмо, где было написано: «Моя самая дорогая, самая маленькая доченька Верочка» ... Счастье ребенка было безграничным. Она всем запрещала говорить: «Мой папа», папа был только ее. Как легко поверил ребенок, так мало надо для счастья маленькому человечку…

   Первенец Вася утонул 17 мая 1939 года в речке Черный Жеребец в 15-летнем возрасте. Не умел плавать. Они поплыли с друзьями на дырявой лодке и бравая девица, умеющая плавать, сильно раскачала лодку, и она перевернулась, ударив нашего парня по голове. Он потерял сознание и ушел под воду. Все растерялись, и никто не сумел ему помочь. Помню брата только отрывками. Мама тужила по нему всю жизнь.

   В 1946 году родился наш младший Вася.
   Николай окончил ж/д училище и работал помощником машиниста паровоза. Был призван в армию в летные войска, служил воздушным стрелком. После армии женился. С Любой они вырастили 3-х детей: Леонида – 1948 г.р., Люду – 1951 г.р. и Любу – 1952 г.р. Леонид был убит в «лихие» 90-е. В Дедовске осталась дочка Оксана. Девочки вышли замуж, нарожали детей: Люда – Наташу и Ирину, Люба – Алексея, Сергея и Катю.
 
   Петр и Анатолий тоже окончили ж/д училище в Красном Лимане, Петя – ремонтник ж/д путей, а Анатолий – помощник машиниста. В 1955 году после окончания с/х училища Петя уехал поднимать целину в совхоз «Днепропетровский» Целиноградской области. Затем переехал в Северодонецк, потом в Луганск. Женился на Лиде, и они воспитали 3-х детей: Валя, Боря (1957 г.р.) и Зина (1961 г.р.). Погиб в 1980 году от удара током.

   Анатолий служил в армии в г. Ростов-на-Дону. Был дважды женат. Со второй супругой Любой родили Ирину (1959 г. р.) и Анну (1970 г.р.). В 1961 году переехал в Бухарскую область в Узбекистан, работал в геологических структурах. Оттуда был командирован на 2 года в Афганистан по оказанию технической помощи по бурению скважин. Умер в 2002 году в Зарафшане.

   Надежда после окончания Днепропетровского горного института была направлена в Узбекистан вместе с мужем Порфилкиным Алексеем. Занимались разведкой урановых месторождений в пустыне Кара - Кум. Так как скорость разведки опережала добычу урана, разведку значительно сократили, и ряд экспедиций был ликвидирован. Переехали в Луганск на разведку угольных месторождений. Позже работали в Иране, Болгарии по той же теме – оказание технической помощи.

   В 2014 году, в связи с жестокими событиями на Украине, переехали в Подмосковье к детям – Ольге (1960 г.р.) и Дмитрию (1963 г.р.) в Красногорск.

   Люба, моя средняя сестра, окончила МИМЭСХ им. Горячкина, вышла замуж за Жмаева Геннадия. Жили в Бутово Московской области. Родили Игоря (1962 г.р.) и Ульяну (1971 г.р.). Работала Люба в районной сельхозтехнике ведущим инженером с/х производства, долгое время возглавляла отдел по ремонту геологической техники. Люба умерла в 1986 году, Геннадий ровно через 10 лет.

   Наша младшая сестра Вера закончила медицинское училище и работала фельдшером в Белоруссии на станции Лида. Затем, вдохновленная геологическими подвигами старшей, Надежды, поступила во Львовский государственный университет на геологический факультет. После окончания приехала в Луганск вместе с мужем Коворотным Виктором, адвокатом. Работала вместе с сестрой Надеждой. Родили Марата (1967 г.р.) и Оксану (1969 г.р.). Умерла Вера в 1996 году.

   Наш самый младший, Вася, после окончания средней школы поступал на исторический факультет МГУ, не прошел по конкурсу. Заочно учился в с/х вузе и возглавлял партийную ячейку большого подмосковного совхоза. Жена Лида, сыновья Роман (1969 г.р.) и Валера (1972 г.р.). Василий страдал от диабета, ослеп и лишился обеих ног. Умер в 2014 году.
 
   Дядя Демьян Андреевич (1898 г.р.) – брат моей мамы, слыл образованным, много поездил по свету. Оседло жил в Мацегоровке Краснолиманского района. Знаю его как опытного пасечника, садовода, травознавца и всего, что связано с землей и природой. Выписывал много литературы по этой тематике. Мог грамотно, со знанием дела, обсуждать любые темы, включая политику. Очень любил своих сестер Олю и Федору. Всегда обращался к ним нежно – «Сестричко». Его жена Килина (Акулина) родила ему детей: Николая, Веру, Сашу, Алика. Трое старших пошли по стопам отца, Алик жил в Севастополе, был моряком. После смерти жены, дядя Демьян стал жить с ее сестрой – Ориной, которая проживала вместе с ними».

   На этом повествование тети Нади заканчивается.
   Благодарим за искренность нашего любимого аксакала всего рода от всех наших любящих сердец.

   Вот несколько истории из детства семьи Кобы, рассказанные тетей Надей во время наших встреч и общений.

   «Перед войной нам с Лидой около 4-х лет. Мы часто встречались семьями, благо жили недалеко друг от друга. Дядя Ваня Грановский нас, малышек, повел гулять в садочек. В Белогоровке надо было спуститься в глубокий ярок (балку) и перейти деревянную кладку через разбушевавшуюся весной речушку. Бурлящие сильные потоки воды грозились не только намочить нам ноги, но и захватить нас, крошек, вниз по течению. Я набралась храбрости и кое-как самостоятельно перебралась на другую сторону. Лида долго не решалась, примерялась, раздумывала. Дядя Ваня молча наблюдал за развитием событий. С Лидой мы были очень дружны, беззаветно любили друг дружку всю жизнь. Я не выдержала и, не выговаривая еще всех букв, крикнула сестренке, будучи гораздо меньше ее росточком и весом:

   – Лидочка, не бойся! Я тебя сейчас «пеленесу»! Ты только не бойся!

   Потом эту историю взрослые всегда вспоминали с улыбкой на семейных ужинах.
 
   Наиболее яркие воспоминания связаны с войной. Когда наши войска оставляли родную Попивку, нам было велено в короткий срок покинуть свой дом и эвакуироваться в Ковалевку Краснолиманского района. Дедушка Ваня, папин отец, соорудил нашей многочисленной семье арбу на двух колесах, куда мы сложили свои пожитки. В оглобли была запряжена наша кормилица – корова Хвыля (Волна).

   Маленькая Люба примостилась среди узлов, а мы с 3-мя братьями шли своими ногами. Мне, пятилетней, как старшей из сестер, мама доверила почти годовалую Веру. Через довольно короткий промежуток времени я перестала чувствовать руки и наша крошка, мирно спавшая почти весь путь, тихо сползла на дорогу. Мама, увидев ребенка, лежащего на дороге с закрытыми глазами, в ужасе закричала:

   – Убилась! Дочка убилась!

   Еще больше испугалась я и за маму, и за сестричку. Ведь наша семья только недавно потеряла двух малышей и 15-летнего Васю.

   Сначала мы заехали в Белогоровку к деду Андрею и бабушке Марии. Там уже жила тетя Оля с Лидой. Дед был очень озадачен приездом нашей футбольной команды. Все время кричал на нас, замахивался батогом. Однажды мы посмели съесть его любимую меленькую картошку, запеченную в печке в чугунке. Снова свистела кожаная плетка, и стучал кулак деда по столу. Долго нам пожить у родственников не пришлось, отправились мы дальше. Фронт гремел совсем рядом…

   Когда мы уже жили в Ковалевке, старшие братья добывали нам, малышам, необычные пчелиные угощения. Хозяйственные постройки были укрыты камышом, и в его полых стеблях, пчелы приловчились закладывать пыльцу. Донце стебля запечатывалось снизу вощиной, крылатые труженицы наносили на своих лапках пыльцу-обножку с различных растений и складывали разноцветные микрошарики в камышинки. Они были совершенно разные – белые, желтые, сиреневые, бежевые, зеленоватые – почти все цвета радуги. Для нас, голодных ребятишек, это было удивительное лакомство. Но добывать его было очень опасно, ведь мы разрушали хозяйские крыши. Меня, как старшую из сестер, ставили на «шухере». Анатолий научил кричать «Атас!». Я исправно старалась нести сторожевую вахту. хотя и росточком, и весом я далеко не дотягивала до нормы. «Недоросток» ...

   В вожделенном малиннике мне снова пришлось стоять на страже, пока старшие братья собирали сочные ягодки. Объездчик появился над моей головой внезапно, и я, нарушив все инструкции братьев – в случае провала, ни в коем случае не называть свою фамилию, закричала в ужасе:

   –Коба! Коба!

   Во время ВОВ братья Коба со своими друзьями, гуляли на вершине меловой горы. Завидя колонну немецких мотоциклистов, мальчишки решили столкнуть вниз на дорогу большие валуны мела. По мере передвижения по склону, валун захватывал за собой целую сель. Немцы остановились и выпустили несколько автоматных очередей в направлении вершины. Наши юные партизаны успели надежно спрятаться в посадке. Отсиживались они там довольно долго, потом взахлеб рассказывали нам о своих подвигах.
 
   После войны, во время весенней распутицы две сестрички Надежда и Лидия отправились в своих новых ботиночках в соседние Колодези. Грязь была такая, что они еле-еле выбрались. Украинский чернозем жирный, богатый и очень липкий. Когда матери увидели своих возвратившихся дочерей, ох и досталось им на орехи! Больше всего за главную ценность – ботинки. Во-первых – страшный дефицит, во-вторых – дорогой, в-третьих – передача по наследству. Сапоги после мамы перетягивались на меня, потом на следующих сестер и т.д. Собственно, и к одежде было такое же бережное отношение

   Зимой я приехала в город Яма в гости к тете Оле после первого курса института. Мы с Лидой пошли в ДК на просмотр фильма «Овод». Стоял очень морозный январь, кинотеатр почему-то не отапливался. Но фильм так захватил нас, советских девушек, что мы даже не замечали ужасного холода. Несколько дней мы были под впечатлением и говорили только о подпольном революционере под псевдонимом «Овод» в исполнении актера Андрея Харитонова. «Овод» смело присоединялся к революционерам и вел активную вооруженную борьбу в Италии, наводя ужас на австрийских захватчиков. Фильм очень вдохновлял всю советскую молодежь.

   Семья Кобы Григория и Федоры была очень значима для нашей семьи Грановских. Федора была на 8 лет старше своей сестры Ольги, моей бабушки, потому она с любовью наставляла, подсказывала, помогала своей младшенькой.
Эта забота передалась и дальше на все поколения. По инициативе Кобы Любови, Грановский Володя выбрал для учебы именно Москву, и именно ТСХА, потом и я подтянулась в столицу. Связь между всеми членами семьи была и остается очень тесной. Мы продолжаем встречаться, интересоваться новостями друг друга, поддерживать в радости и горе.

   Во время СВО на Донбассе один из наших братьев добровольно пошел на фронт. Вся многочисленная семья чем может поддерживает наших ребят – кто молитвой, кто материально.

   В моем детстве через месяц - полтора мы обязательно ездили в Попивку в гости, «в собрание», за курчатами… У моей бабушки Оли было особое отношение к курочкам, Она могла любоваться ими часами, ухаживала за своими хохлатками с такой заботливой любовью и сумела передать эту бережность нам.
 
   У бабушки Федоры куры гуляли вольно, были крепкими, красивыми и яйценоскими. Федорины наседки выводили цыплят и для нашей семьи. Мы бережно, в широкой сумке, везли их домой, обычно с мамой-наседкой. Это был мой детский сад «Пискленочек» на все лето. Ежедневная забота о малышах требовала аккуратности и ответственности – накормить спец. кормом по федориному рецепту, следить за чистотой воды в поилке, нарвать и измельчить обильную зелень и минеральные прикормки…

   Подросших курчат (стадо пополнялось птицей с птицефабрики) надо было пасти возле двора. и не дай бог соседский кот утащит именно федориного цыпленка… А выросшие федорины курочки были действительно породистые – чубатые, хохлатые, в разноцветных сапожках из перьев и со шпорами.

   Но возвращаемся в нашу милую Попивку. Мне очень нравился дом наших дорогих родственников – просторный, светлый, с высоким большим крыльцом. Настоящий постоялый двор конца ХIХ века. Комнат было много, и простое убранство позволяло нам, внучатам, отлично играть в прятки.

   Летом появлялись первыми внуки из Луганска, Москвы, Узбекистана. Нам в Северск делался телефонный звонок или посылалось письмо с указанием даты приезда первых гостей. И тогда все домашние дела нашей семьи были подчинены этой дате: «5 июня приезжает Надя с Олечкой и Димой, а потом – Люба с Игорьком и Ульяной. Позже прилетит Анатолий с Любой и Ириной…»

   Насколько мы были дружны и связаны семейной любовью между собой свидетельствует только одна история. Старшая из сестер Надежда вместе с мужем Алексеем и маленьким Димой уехали в Иран в командировку. Школьницу Олюшку оставили у сестры Любы в Москве, устроив ее в интернат. На выходные ее забирала Люба с Игорем, который очень скучал без сестренки всю неделю. Как-то раз, Игорь, задумчиво глядя в окно на гуляющую девочку, говорит:

   – Мама, посмотри, пожалуйста, какая грация!
   – Сыночек, а что такое грация?
   – А это фигура как у нашей Олечки…

   Сегодня нашим грациям за 60, но мы по-прежнему встречаемся и тепло общаемся, укрепляя друг друга сердечной любовью.

   Возвратимся в наше золотое детство. Обычно в августе объявлялся общий сбор всех семей. Нас съезжалось до 70 человек. Какая была радость встречи и семейной любви. Словами это не передать!

   С благодарной радостью делюсь только своими детскими светлыми впечатлениями.
Дедушка Гриша и бабушка Федора встречали нас тихой и спокойной радостью. Они были уже в глубоко почтенном возрасте, немногословны и всегда приветливо улыбчивые. Дедушка клал мне теплую ладонь на голову и тихо улыбался в седые усы. Думаю, они нас, бесчисленных внуков, путали даже по именам, и кто есть чей. Но любви их хватало всем сполна. Бабушка Федора задавала легкие вопросы и, тепло обняв меня, внимательно слушала ответы.

   Говорят, что возле счастливых людей и солнце ярче светит. Так было и у нас во дворе. Мужчины через весь огромный двор ставили столы и лавки, женщины кашеварили, священнодействовали у печки.

   За общим столом звучали новости «из народа» со всех уголков России – начиная со столицы, Нечерноземье, Севастополь, Крым, целина, Средняя Азия и заканчивая Дальним Востоком. Все были счастливы прежде всего тем, что жили в собственном доме или квартире, работали на любимой, самостоятельно выбранной работе, рожали и воспитывали собственных и приемных детей, имели возможность помочь стареющим родителям и даже раз в году обнять их и всех своих родных.

   Мы, счастливые дети, слышали только одобрительные комментарии взрослых о нашей Родине, о государстве и его власти, о взаимодействии со странами-соседями. Чем больше счастливых и крепких семей в стране, тем счастливей и крепче наша Россия.

   У нашей босоногой команды были дела поважнее – проследить, в каких кустах молодые куры стали нести яйца, аккуратно на кирпичах препарировать лягушку, похоронить со всеми почестями выпавшего из гнезда птенца, раздавленного жука или погибшего цыпленка…

   Иногда нам «дарили» в Северск на целую неделю-две одного из внучат. Тут сфера детской деятельности значительно расширялась. Батя возил нас на Донец, в степь, в лес.

   Золотое детство… Оно именно такое – счастливое, радостное, беззаботное. Низкий поклон вам за него, дорогие наши родные. Спасибо, дорогая Родина, за наше счастливое детство.












                «Есть только миг
                между прошлым и будущим,
                именно он называется жизнь.»


                ВОСПОМИНАНИЯ ГОДОВ УШЕДШИХ

             Свидетельства Грановского Владимира Ивановича, маминого брата.             
                Октябрь 2025 года

                Босоногое детство

   Родился я 23 марта 1951 года ранней весной, когда в природе возрождалась жизнь после зимней спячки. Родители жили в поселке Яма Артемовского района Сталинской области, в небольшом доме у железной дороги, рядом с доломитным комбинатом.
   
   Папа работал на комбинате, мама вела домашнее хозяйство. Нас, детей, было трое – старшая сестра Лида, Надежда, родившаяся раньше меня на 3 года, и я. Жили небогато, но и не бедствовали.

   Когда я находился в деревянной плетеной люльке, то очень сильно раскачался, и ударился лбом о перекладину, на которой торчал не аккуратно забитый гвоздик. Шрам от гвоздя из родного дома остался на всю жизнь.

   По выходным дням папа брал меня к себе на кровать. Я играл в машинки, представляя, будто бы я застрял и буксовал в одеяле, шлепая губами. Папа любил класть свою руку на мой живот, так ему было приятно.

   Первые мои игрушки были пластмассовые: медведь, лев, верблюд, слон и крокодил. Все зверушки были покусаны в период прорезывания зубов у детей. Позже мне подарили деревянную сопилку. Папа купил железную грузовую машину, покрашенную яркой коричневой краской. Запах долгожданной настоящей игрушки помню до сих пор.

   Память хранит такую картинку: выхожу я за ворота и вижу – на здании комбината горят большие буквы «36 лет Октября».

   Когда в 1957 году запустили первый космический спутник, папа поздним вечером наблюдал за ночным небом и очень обрадовался, когда увидел движущуюся точку и радостно показывал ее нам.

   В детстве я и Надя носили чулки, в конце надевали широкие цветные резинки, чтобы чулки не сползали. Соседка Муся постоянно ходила к нам, угощала пирожками. Мне это очень нравилось, и я уплетал их за обе щеки. Неожиданно она скончалась, и когда я узнал об этом, то очень расстроился и с грустью сказал: «Нема Калаевны (Николаевны), кто теперь будет пирожки варить…» Все были поражены таким признанием.

   Помню свою бабушку Марию. Мама ее мыла мочалкой в корыте. Она была небольшого роста, уже с глубокими морщинками, сгорбленная. Мама заботливо кормила бабушку, ухаживала за ней. Умерла она в 100 лет. Похоронили ее в селе Черногоровка, за рекой Бахмуткой.

   В 1961 году после смерти бабушки, старый дом сломали. Мы временно жили у соседей Кириенко через 4 двора. Ходили к ним только ночевать. Помню, как привезли крупные камни для фундамента, их закладывали в вырытую траншею. Я принимал активное участие – таскал всякие железки, все это заливалось бетонным раствором. Слева от входной калитки к тете Мусе в углу выкопали глубокую яму для гашения извести. Когда привезли известь, залили водой, то она там долго кипела (гасилась). Потом ее добавляли в цементный раствор при штукатурке дома.

   Лида дружила с Неллей Волошиной – своей школьной подругой. Летом ходили купаться на совхозный ставок, часто приглашали и меня, я с охотой соглашался. С собой брали яблоки на перекус. Дорога на ставок шла грунтовая, по обе стороны росли большие тополя. Место для купания было небольшим и неглубоким, немного песка на берегу, вокруг рос густой камыш, в котором прятались дикие утки.

   В центральном ставке совхоз разводил рыбу, и потому рыбалка была запрещена. На противоположном берегу паслись коровы, их пригоняли к ставку на водопой. На горе были большие камни, на которых студенты Донецка, работающие в совхозном лагере труда и отдыха, установили барельефы Ленину, Сталину и советским летчикам. На обратном пути мы заходили на криницу (родник), пили прохладную чистую воду. Однажды увидели там ужа в непроходимых зарослях камыша.
 
   Папа несколько раз брал меня на свою работу. Здание конторы было одноэтажное, аккуратно покрашенное снаружи, с пышными цветочными клумбами. Коллектив бухгалтерии 7 – 8 человек, меня встречал всегда радостно, особенно Алла Ивановна – заместитель главного бухгалтера. Папа затачивал карандаши, как копье, давал мне бумагу и просил что-либо нарисовать. Папа сам часто любил рисовать мне больших зайцев-страшилок и дом с дымящейся трубой: «Это мама варит нам на печке вареники с капустой!»

   У мамы действительно были самые вкусные на свете пирожки и вареники с картошкой, капустой и сыром (так называли у нас на Донбассе творог, сыров тогда еще не было в свободной продаже).

   Я очень любил пить чай «с ахаром» (сахаром). Сахар был кусковой, большие бесформенные грудки продавали из огромных мешков. Раскалывали их специальными щипцами, накладывали в стеклянную вазочку долевыми нетолстыми кусочками. Аккуратно откусывали эти сахарные дольки и аппетитно запивали ароматным травяным чаем. После обильного чаепития часто случался конфуз – мокрые штанишки… Лида сообщала маме: «Володины штаны уже вешать не куда, вся веревка завешана».

   Из детского сада принес веселую песенку, и дома часто ее напевал: «Утю-баламутю», «Чижика, собаку, Петьку-забияку». Моей сестричке-няне это очень нравилось, и она просила меня повторять ее чаще.

   Родители уделяли большое внимание моему становлению – рассказывали и объясняли азы жизни. Отец водил меня в сад и наглядно показывал, как из цветка появляется плод, как обрезать деревья. Мама много раскрывала бытовых секретов жизни.
 
   Когда немного я повзрослел, с друзьями по улице мы часто катали железное колесо, ездили на велосипедах, удили рыбу в Бахмутке.

   Мама ходила за хлебом, он был круглым, румяным, внутри чуть сыроватым. Селедка продавалась крупная, жирная и малосоленая. Ситро (лимонад) было праздничным напитком только на дни рождения детей. Украинский борщ мама варила очень вкусный, со сметаной, на второе была каша, вермишель, тушёная капуста. А по воскресеньям – вареники с сыром или картошкой, либо пирожки с той же начинкой. В борще мне доставалась куриная шейка или пупок. Сало было всегда, и солили его сами в деревянном ящике.

   Из птицы всегда держали кур, а еще раньше – гусей. Всегда была пара поросят. По осени приглашали родственника по маме опытного Павла Салогуб. Он профессионально выполнял свою работу и получал за это кусок мяса и сала. Часть мяса шла на продажу, сала хватало семье на год. Женщины делали вкусную и сытную домашнюю колбасу с чесноком. Кровь жарили на сковородке, получалось вроде запеканки.

   Ранней весной мама сеяла редис, и первые пучки шли на продажу в Артемовск. Я помогал их мыть в большом чане, который мы называли «козой». Летом я с удовольствием купался в «козе», пускал кораблики, чистил и мыл наш водоем.

   Друзьями детства у меня были Коля Кузнецов, Валера Солодовников, Сергей Вишневский, Саша Спицын, сестра Надя, Таня Волошина, Нина Кузнецова, Нина Косик, Люда Белостоцкая. Играли в «классики», «сракача», «испорченный телефон», строили шалаши у железной дороги.

   Осенью огромные тополя, украшавшие нашу улицу, сбрасывали листву. Они шуршали толстым слоем у нас под ногами. Мы сгребали их в большие кучи и жгли огромные костры. До позднего вечера мы сидели на бревнах у манящего огня из тополиных ароматных листьев, пока мамы не позовут нас домой. У вечерних костров мы любили мечтать о нашем будущем.

   Родители устраивали нам щедрые дни рождения. Соседские девчонки мне подарили альбом, который служит мне до сих пор.

   В старших классах попробовал писать стихи. Общая тетрадь оранжевого цвета была первым творением грез юного мечтателя.
 
   С радостью поделюсь одной из практик советских школьников. Каждый из нас мог написать письмо-предложение знакомства со сверстником из любого города мира. Моя сестра Надежда переписывалась с девочкой их Китая, они обменивались открытками, фотографиями, сувенирами. Я тоже заинтересовался и выбрал Чехословакию город Брно. Мне ответила чешка Кайя Конэчна и даже прислал свое фото, чем меня, подростка, очень смутила.

   Часто мы ездили на карьер, в котором добывали глину и песок, строить землянки. Весной мы там забавлялись с лягушками. На карьере я впервые увидел тритонов. Однажды Коля Кузнецов предложил пойти на рыбалку на Бахмутку. Мне он тоже дал удочку, и мне так понравилась рыбалка, что со временем я ею очень увлекся. У Коли отец был заядлым рыбаком, ему удавалось ловить даже сомов. Я с увлечением вставал в 5 утра, и иногда мой улов достигал 150 штук. В основном ловили на червя, реже – на хлеб.

   С Колей ходили за шелковицей ко второму ж/д мосту. Купаться на Бахмутку бегали на греблю. Там было глубже, больше песка, но было много подводных камней. Один раз во время плавания я сильно ударился коленом о камень и вырвал кусок мяса. Хлынула кровь. Рана потом долго заживала, остался шрам.

   С закадычными друзьями Колей и Валерой мы стали первыми генералами пузыречной армии. Роль солдатиков исполняли маленькие стройные пузырьки из-под духов «Красная Москва». Танками и артиллерией были флаконы из-под одеколона «Тройной» и «Шипр». Вооружали свои армии мы в окопах возле городской парикмахерской.

   Однажды на улице у перекрестка Резниковых, наблюдал военные учения. Стройными колонами проезжали военные автомобили с солдатами, бронетранспортеры, пушки. Грунтовая дорога по переулку Резниковых доходила до деревянного моста через Бахмутку, и по ней челноками сновали самосвалы ЗИС, перевозя мел с меловых гор села Черногоровка к железнодорожному переезду. Там они разгружались на большой специальной площадке. Бульдозер ДТ-54 кучковал мел, а экскаватор потом грузил мел в ж/д вагоны на отгрузку потребителю.
 
   Часто в весенне-осеннюю распутицу самосвалы буксовали в этом переулке и даже застревали. Мы, вездесущие мальчишки, любили наблюдать за подобными происшествиями.

   Все лето бегали босиком и потому очень часто ноги и руки были в «цыпках». Бежать по густой теплой от солнца пыли было особенно приятно. Мягкая пыль тучей летела из-под ног во все стороны! Случались порезы от стекла или гвоздя, в этих случаях выручал подорожник.

   Мать Коли Кузнецова работала в райпо (районное потребительское общество), в котором появился первый телевизор. Самым спокойным ребятам из нашей компании разрешали вечерами смотреть в красном уголке это чудо техники и символ новой эпохи. Для нас это были первые открытия мира, потому вели себя тише воды и ниже травы.

   Когда мы с ребятами подросли, то повзрослели и наши игры. Рядом пролегал переулок Кириенко, был небольшой простор для игры в футбол. В качестве ворот мы использовали стену склада райпо, по которой мы со всех наших подростковых сил лупили мячом. Поодаль росли деревья колючей акации, которая обильно цвела крупными белоснежными кистями в конце мая. Мы с неподдельным удовольствием наслаждались сладким нектаром нежных цветов акации. Вдали от тропинок и глаз взрослых находилась мусорная свалка, очень привлекающая наше внимание. Мы часто удовлетворяли на ней свои мальчишеские интересы – взрывали карбид, который закладывали в банки или бутылки с водой. Карбид мы с трудом «добывали» на комбинате.

   Здесь же, в тайне от взрослых, мы с пацанами проводиди свои Олимпийские игры. Вот лишь некоторые состязания послевоенных мальчишек. Любимая игра в «ножичка». Нужно было ловко бросить нож так, чтобы он воткнулся лезвием в очерченный круг и отрезать свою долю. У кого в конце большая доля, тот и победитель. Еще была игра в «цурки»: в центр очерченного круга помещалась круглая палочка («цурка»), заостренная с двух сторон. Специальной дощечкой ударяли ее по одному концу. Она резко подпрыгивала, и теперь надо было как можно сильнее ударить по «цурке». У кого она улетит дальше, тот и победил. Еще расставляли бутылки и банки на подмостки и с значительного расстояния били камнями по ним. Кто больше разобьет бутылок и опрокинет банок, тот самый меткий.

   В том же переулке в крайнем угловом доме за высоченным забором мы воровали клубнику у старого полковника в запасе. Забор был для меня очень высокий, потому во время своего скоростного возвращения меня поймала хозяйка. Отобрала картуз и отвела домой на расстрел. Родители меня тщательно пропесочили.

   В нарушении всей техники безопасности, мы иногда ходили на доломитный комбинат через железную дорогу. Там всё мощно грохотало, двигалось, громко перемещалось – грузовые автомобили, маневровые локомотивы, вагонетки, оборудования, тележки….
 
   Нам, любопытным мальчишкам, было интересно вблизи рассматривать маневровые паровозы. Густой дым валил из трубы, паровоз, как живой, пыхтел паром, густой запах машинного масла, нарастающее движение шатунов, приводящих к оборотам огромные колеса, резкий гудок паровоза погружали нас в восторженное восхищение.
Это была громадина энергии. Машинистом был нам знакомый дядя Коля Олейников, проживающий на соседней улице. Для нас он был авторитетом и хозяином стальной мощи. Один гудок чего стоял! У дяди Коли был большой красный очень запоминающийся нос.

   Грузовые паровозы (черного цвета, пассажирские – зеленого) тянули по 58-67 вагонов, не редко была сцепка по два, грохотали литером (экспрессом) напрямую без остановок, тряслась земля и весь наш дом, т.к. до железной дороги было всего 70 метров. Наш дом ежегодно получал новые трещины. Пришлось уже Елизарову Николаю стягивать отцовский дом стальными прутьями и уголками. Иногда проскакивал паровоз «Кукушка» ОВ, но это уже были последние экземпляры ж/д истории страны.

   Еще было интересно смотреть на огромные вращающиеся печи для обжига доломита, гудящие гаражи. И вся эта махина круглосуточно работала и в жару, и в холод, в постоянных густых облаках доломитной пыли. Отдышаться мы могли только у автомата с бесплатной газированной водой.

   Символом Ямского доломитного комбината были две высокие трубы, которые круглосуточно активно дымились, и из них летела плотная доломитная пыль. Когда ветер дул в сторону нашего дома, то весь двор засыпало этой пылью – деревья, дом, фрукты, одежду. К этому постепенно привыкаешь и приспосабливаешься – закрываешь двери и окна, бережешь глаза и продукты. Единственная польза для почвы – шло раскисление земли.

   Во дворе у нас был колодец, оставшийся от прежних хозяев. Мы долгое время пользовались колодезной водой, но потом возник запах застоявшейся воды, видимо напор подземной водяной жилы ослабел. Папа обратился в горсовет, чтобы провели водопровод вдоль всей улицы. Вскоре выкопали траншею и проложили трубы для подачи воды. За нашим двором поставили колонку, и вся улица приходила к нашему двору за водой и за новостями. Образовался импровизированный уличный клуб по интересам. Много грузовых и легковых машин останавливалось, чтобы попить воды и залить радиатор. Летом стояла сильная жара, растениям в саду и на огороде требовался полив. Поэтому вскоре поставили колонку и у нас во дворе.
 
   В августе-сентябре поспевал лох (дикая маслина). Мы с ребятами с радостью налетали на серебристые деревья, обильно усыпанные сладко-терпкими плодами, и набивали полезной ягодой свои животы.

   Зима наступала обычно рано – в ноябре. Помню, как сверху летели огромные лапти снега, и я ловил их ртом. Зимы стояли морозные и снежные, много катались на лыжах и санках с горок. Я выбирал горки покруче, вначале часто падал, но упорно добивался положительного результата. Когда на дороге появлялась гужевая повозка, мы смело цепляли свои саночки к большим саням и лихо мчались по заснеженной трассе. Иногда попадался не очень добрый извозчик и, бывало, получали кнутом по рукам, а то и по лицу. Было обжигающе очень больно.

   На улице я был негласным лидером, но этим не кичился. Однажды Славка Натаров, старший от нас на три года, приходящий на нашу улицу, из ревности и зависти неожиданно ударил меня в солнечное сплетение так сильно, что я не мог разогнуться несколько минут. Такой оказался подлец. В другой раз он подговорил всю ватагу, и они бросились ловить меня. Славка погнался за мной с другой стороны. Я стал бежать от него, и когда вся гурьба приблизилась ко мне, я, с горяча схватил камень, и все расступились. Мне удалось беспрепятственно убежать домой. И такие истории случались в нашем детстве.

   Одним из популярных развлечений у нас было коллекционирование этикеток спичечных коробков. Среди мальчишек это было одно из страстных увлечений. Особенно ценились более стойкие и яркие лощенные этикетки. Я сам сообразил, что надо обратиться с просьбой прямо на спичечную фабрику. На мои письма директорам фабрик городов Каунас, Барнаул, Калуга пришли конверты, полные драгоценных этикеток. У меня появился даже фонд для обмена с друзьями.

   Мы с ребятами подолгу ходили у магазинов, вдоль ж/д полотна и собирали спичечные коробки, выброшенные пассажирами из окон вагонов. Это было небезопасно, но разве могли существовать преграды для исполнения детской мечты. Родители, конечно, запрещали нам гулять у железной дороги, некоторые дети нашего города погибли или стали инвалидами.

   Младший брат Саши Спицина попал под товарный поезд. Я видел, как его отец, убитый горем, шел вдоль ж/д полотна, и у него из карманов торчали руки и ноги погибшего сына. А на следующий день, когда я шел в школу, возле вокзала на шпале, лежала кучка мозгов.

   Время было послевоенное и тревожное, случались грабежи и нападения. Когда мы жили еще в старой хате, несколько раз ночью стучали в наши ставни. Мне, как ребенку, естественно было очень страшно. Папа был вынужден даже купить охотничье ружье, ведь совсем рядом располагался железнодорожный вокзал. Наличие оружия в доме придавало уверенности и защищенности. На охоту отец так ни разу и не ходил.

   На огромных тополях за двором, на верхних ветках, гнездились черные вороны. Они очень громко галдели, каркали, огромными тучами летая над всем нашим микрорайоном, «минируя» всю округу. С открытым ртом ходить было невозможно. Вот тогда-то ружье пригодилось снова. Папа хотел припугнуть ворон и выстрелил. Оказалось, он попал прямо в птицу, которая упала на землю. Ходить по улице стало безопасней.

   Летом вся жизнь нашей семьи проходила на улице, в летней кухне. Обеденный стол стоял на улице под яблоней. Главному шеф-повару маме помогали Лида и Надя. На столе всегда стоял овощной салат из домашних огурцов и помидор с ароматным подсолнечным маслом, баклажанная икра, хлебный квас, компот из фруктов нашего сада. Мама часто пекла пышные оладьи с вареньем из крыжовника или яблок. Еще одно мое любимое – картошечка с душистым подсолнечным маслом и небольшой соленой килькой. На праздники мама всегда варила свой незабываемый холодец в глубоких тарелках.
 
   С Лидой во дворе в старом корыте мыли бутылки из-под томатного морса и банки для консервации. Драили их песком и скребли ножом от остатков смолы (битума). Крышки для закатывания банок были в большом дефиците, потому закрывали бутылки нарезанным стеклом, густо намазанным горячей смолой.
   Второй способ консервации горлышка бутылок был еще необычней – в бутылку помещался широкий бинт, в него плотно набивалась соль на высоту 3 см и сверху заливался парафин. Хранилась такая бутылка в погребе год и два. Украинский борщ с домашним натуральным томатом был неповторим по вкусу и аромату.

   Целые бутылки без сколов и трещин мы с Колей несли в плетеных сетках и сдавали в Стеклострой. Приемщицы тщательно осматривали каждую бутылку. Деньги я относил маме, мне за труды тоже выделялась копеечка. Особым лакомством была халва из подсолнечника, в магазине ее отрезали от большого брикета.

   Мама закупала овечью шерсть, пряла ее на бабушкиной прялке и после вязала всей семье носки, рукавицы, кофты, свитера. На швейной машинке «Зингер» мама шила нам одежду. Мне запомнились парусиновые штаны, перешитые из отцовских брюк. Старая одежда не выбрасывалась. Мама резала ее на тонкие ленточки и плела из них дорожки на пол. Кожаные сандалии я одевал только на выход в город.

   Когда появилось мулине разных цветов, мама вышивала им салфетки, полотенца, а потом стала вышивать картины, которые вставляли в рамки под стекло. Самая роскошная и массивная носила название «Красные маки в корзине» и висела над родительской кроватью. Вышивала мама крестиком и гладью. Меня тоже учили вышивать. Помню ткань, зажатую между двумя деревянными кольцами, и на ней я иголкой работал над букетом цветов.

   Запомнил свое первое осеннее пальто с вышитыми красными якорями. Позже, в 7 классе родители приобрели для меня серое пальто в белую крапинку. Через год – зимнее темно-коричневое пальто с черным меховым воротником до груди. Это было очень модно.

   Будучи маленьким, очень любил перебирать пуговицы, которые хранились в металлической коробке из-под мармелада. Такие вкусности папа привозил из Сталино (нынешний Донецк), куда ездил сдавать годовой отчет. Тогда же можно было попробовать рыбу красную, рыбу белую, иногда икру красную и черную, мандарины.

   Все эти деликатесы выдавались нам по кусочку и по большим праздникам. На Новый год в зале ставили большую пышную елку – сосенку либо в ведро с песком, либо в крестовину. На елку вешали старинные игрушки из прессованного картона – звери, птицы, спутники и позже, космонавты. Стеклянных игрушек было мало. Еще украшали елочку яблоками, орехами, мандаринами и конфетами. После праздничного стола было еще одно лакомство – жареные семечки из тыквы и подсолнечника.

   С мамой часто ходил на базар, куда крестьяне из окружных сел на подводах привозили сельхозпродукты. Покупали 3-х литровую банку молока, густую сметану (ложка стояла!), очень жирный творог. Еще мама брала меня в магазин за продуктами и одеждой. Но в основном мне доставались вещи, перешитые мамиными руками из сестринской одежды. Помню свои первые коричневые шортики на бретельках и с нагрудником впереди, перешитые из девичьей формы. Почему-то они были очень тесны мне, сильно натирали между ног, но пожаловаться я не смел – понимал, какое было трудное послевоенное время.

   Позже уже меня одного посылали в магазин Стеклостроя за хлебом, сахаром и крупой. Иногда разрешали купить кулечек конфет «подушечек».

   Мама часто просила меня собрать в саду крыжовник, яблоки, груши и чернослив. Их тщательно сортировали, укладывали в 2-3 ведра и несли на станцию продавать пассажирам скорых поездов. Ведро яблок стоило 1.50 рубля, груш – 3 рубля. Покупатель задерживал возвращение пустого ведра, ведь поезд стоял всего 2-3 минуты, бывало, ведра летели уже из движущегося состава, и мне приходилось бежать за ними вдоль ж/д полотна. Иногда наши ведра так и уезжали с пассажирами в Москву.

   Вначале созревали яблоки «Белый налив» с янтарной серединкой, потом «Буравинка» – сочные и ярко-красные, сорт груш назывался «Лесная красавица» с красивым лимонным бочком и медовым нектаром, который густо тек прямо по рукам. Приходилось запивать эту вкусноту холодной водой.

   Отдельного внимания заслуживает старая в два обхвата груша, доставшаяся в наследство от прежних хозяев. Она росла прямо возле крыльца дома, и каждый год давала такие обильные урожаи на диво всем соседям. Однажды мы пробовали посчитать количество ведер за сезон, подаренных грушей нашей семье. После 50 мы просто сбились со счета.  Мама сушила и вялила их на остывающей угольной печке и зимой это было самое любимое лакомство детей.

   Запомнился старый массивный комод, на котором стояло зеркало и гипсовая фигурка льва-копилки. После каждого накопления мелочными монетами ее торжественно вскрывали и подсчитывали общую сумму.

   Очень любил листать журналы «Огонек», «Перец» и «Крокодил». Мог часами разглядывать цветные картинки. Мама, зная это мое увлечение, смело оставляла меня одного, уезжая по своим взрослым делам. Надя в детстве сильно простудила ухо, специального врача на Яме еще не было, и потому мама возила ее в Красный Лиман, смело оставляя меня одного дома с журналами, игрушками и пуговицами.
 
   Еще мы ездили с мамой на электричке в Артемовск и Красный Лиман. Бывали в гостях у маминых родственников – тете Федоры в Попивке и дяде Демьяна в Мацегоровке. Там я знакомился с моими двоюродными братьями и сестрами, с укладом сельской жизни. Все родственники были работящие – держали коров, овец, свиней, кур, гусей, пасеку. Многие уже учились в институтах, служили в Советской Армии, работали на целине, в Узбекистане, Казахстане, Иране. К нам на Яму тоже приезжали в гости, встречи были всегда радостными.

   Папа ездил к себе на родину – в Полтаву. Там жила его 100-летняя мама, брат Вася и сестры. Ежемесячно он слал на Полтавщину посылки с селедкой. На праздники все родные обменивались поздравительными открытками и письмами. Мы получали много вестей из Москвы, Антрацита Ворошиловградской (Луганской) области, Севастополя, Константиновки Сталинской области.

   Папа постоянно выписывал много газет «Правда», «Известия», «Труд», «Социалистический Донбасс», «Доломитчик», Журналы «Огонек», «Перец», «Работница», «Садовод». Папа не пропускал и внимательно читал все материалы пленумов ЦК и съездов КПСС. Из «Садовода» черпал сведения по уходу за садом. Всегда опрыскивал деревья от вредителей, изучал и делал прививки на плодовых деревьях.
 
   Папа в любое время года, зимой в том числе и в мороз, утром бегал по двору в трусах и даже делал зарядку. Потом обливался холодной водой вначале из ведра, потом под душем.

   Осенью и весной деревья в саду и тополя за двором белили известью. Выращенные с любовью фрукты и овощи никогда не пропадали. Картофель складывался в погреб в специальный отсек, арбузы, капусту, огурцы и помидоры солили в кадушки. Незабываемый вкус домашних солений с хрустящей картошкой! Много заготавливали сухофруктов на зиму для компотов. Сушили даже смородину и крыжовник.
 
   Немного о музыкальных делах. Первым инструментом у меня была сопилка. Когда подрос, у меня появилась губная гармонь. На ней я играл сестре и ее подругам. Они на нашем погребе ставили театральные постановки и концерты. Все собирались, с удовольствием слушали и благодарно аплодировали. Старшая Лида говорила, что это настоящие артисты погорелого театра.
 
   Однажды, собирая яблоки в саду, я услышал пение под гитару. Манящие блатные песни, исполняемые довольно талантливо и задушевно, раздавались из соседского огорода тети Муси. Современные молодежные песни исполнял Петрович – друг сына соседки. Мне очень нравилось слушать эти юношеские выступления. Вскоре я узнал, что закадычные друзья уехали учиться в Часов Яр на огнеупорщиков.

   Видя мою тягу к музыке, родители купили мне баян и отдали учиться музыке в ДК им. В.И. Ленина. Мама таскала этот баян в футляре до самого дома культуры через железнодорожный мост. Преподавателем моим был Усик, я старался как мог, старательно занимался дома, даже что-то сочинял сам. Но не притянула меня музыка, может быть, не хватило слуха и желания его развить. Месяца два я походил, мама потаскала туда-сюда чемодан с баяном, и на этом мое музыкальное образование закончилось. В ДК был свой духовой оркестр, выступали на праздниках очень здорово. Руководителем был трубач Краснокутский.

   В городе при доломитном комбинате был свой стадион «Авангард» и одноименная футбольная команда. Зрителей приходило очень много, трибуны были всегда переполнены. Любимая команда играла здорово и занимала в турнирах верхние места. Приезжали команды из Доброполья, Краматорска, Славянска и наши футболисты часто побеждали. Мы с Колькой и Валеркой ходили болеть за наших и знали всех игроков поименно – тренер Горчарик, капитан Малина, игроки Нечволода, Куштак, вратари Роменский, Кравченко и т.д.

   Мне первому на улице купили волейбольный мяч, и мы гоняли его до темноты. Часто играли в волейбол в кругу и один на один. Запомнился случай, когда я засветил тушью Валере Солодовникову в бедро правой ноги, Валера упал и на бедре отпечатался след от мяча с рантами.

   Часами мы играли и в футбол. Воротами нам служили солидные тополя – старожилы нашей улицы. которые стройными рядами украшали весь наш квартал. Тополя специально сажали в местах с высокими грунтовыми водами или избыточным увлажнением.

   На воротах мы стояли по очереди. Мне хорошо удавался удар внешней стороной правой стопы под штангу. Мяч стрелой шел впритирку к штанге-дереву и удар был не берущийся. Моя неизменная роль – нападающий.
 
   Мои домашние тренировки заключались в безупречном одевании шапки на голову. Происходило это так – вешаю шапку на носок согнутой ноги, подбрасываю ногой шапку кверху и стараюсь голову подставить так, чтобы шапка села на голову как положено. Добился хороших показателей. Был доволен.

   После 50 лет папа часто ездил в санатории в Кисловодск. Как-то он привез мне вельветовую расшитую тюбетейку. Я ее долго носил, пока она сначала не вылиняла, а потом разорвалась.

   Лет в 6-7 мне купили велосипед «Орленок» кофейного цвета с никелированными крыльями колес. Это была бомба! Я был безумно счастлив, ни у кого из моих друзей еще не было велосипедов. Папа держал велосипед за седло, а я крутил педали. Так я научился ездить и поехал к речке Бахмутка, там было мягче падать на траву. Постепенно я освоил своего железного коня. Потом мы с друзьями ездили в длительные путешествия по дороге на Артемовск. Проехали три села, по дороге останавливались, ложились на траву и отдыхали, подняв ноги вверх, давая отдых всему телу.

   Еще нас, мальчиков, привлекала различная техника, проезжающая по нашей автомобильной дороге. Это и большегрузы, и трактора со стальными колесами и металлическими шинами для лучшей сцепки, комбайны и другие с/х и строительные машины.

   Особое внимание мы уделяли железной дороге. Угадывали и считали количество вагонов, махали руками всем проходившим пассажирским составам. На последнем вагоне грузового поезда всегда находился проводник в защитном плаще и с желтым флажком, под крышей. У границы станции была будка, в которой находились стрелочники и при приближении поезда они дудели в дудку и поднимали желтый флажок.

   Железнодорожные мосты в сторону Ямполя охранялись часовым с ружьем.
Позже появились тепловозы Ворошиловградского завода. Вскоре начали тянуть провода и ставить столбы – началась электрификация железных дорог страны. Наш участок Донецкой железной дороги был один из главных направлений, соединяющий Москву и Кавказ. Путейская машина меняла старые звенья путей на новые. Железнодорожных рабочих при этом было много. Работали слажено, каждый знал свои действия.

   Зимой и в ненастье, по выходным папа читал всем нам книгу «Военная тайна», толстую, но очень интересную. Это вызывало и у нас желание много читать, что очень помогло в жизни.

   Папа мне показывал, как колоть дрова-коротыши, которые он выписывал на комбинате, после складывал в штабель. Эти навыки мне очень пригодились в жизни. По осени привозили уголь, иногда кокс для печки. В доме у нас было водяное отопление. Я помогал грузить уголь в тачку, а папа возил ее в угольник.
 
   На новоселье (входины) родители пригласили гостей, родственников – Романенко, Салогубов, Роменских. Когда гости собрались, папа организовал спил засохшего тополя за двором, т.к. самому с этой задачей было не справиться. Задание было выполнено, толстое дерево упало, потом его распилили двуручной пилой. После, с удовлетворённым чувством законченного дела, сели за щедрый стол и отметили новоселье. Долго вспоминали историю страны, особенно военные годы.

   Когда зимой мама вносила поленья с улицы, дом наполнялся приятным запахом дерева. Растапливалась печка и живительное тепло распространялось по всем комнатам. Начинался новый день, хотелось движения, активности, новых знаний.
На печке в чугунках варили картошку, кашу. Белье кипятилось в выварке (большая оцинкованная бадья). В другой огромной кастрюле варились очистки картофеля, корки овощей – это еда для поросят.

   Помню старое радио – черная круглая тарелка. Часто звучали передачи на украинском языке. «Говорить Сталино». На русском языке передавали новости. Потом появился небольшой коричневый радиоприемник, позже я провел к себе в спальню провода и слушал репортажи с футбольных матчей. Болел я за «Шахтер», а потом – за киевское «Динамо». Блистали в «Шахтере» Виталий Старухин, а в «Динамо» – Каневский, Лобановский, Сабо, Биба.

   Кажется, Лида принесла маленького котенка, его поили молоком, а я очень любил с ним играть. К бумажному мячу привязывал нитку, и начинались гонки с прыжками в высоту по всему дому. Отдыхали мы с ним вдвоем, согревая друг друга. Радость была взаимна.

   В небе часто летали сверхзвуковые самолеты, оставляя белый дымчатый след. Советская армия надежно нас охраняла. Война оставила неизгладимый отпечаток на жизни людей.

   Однажды Лида вместе с подругой Неллей взяли меня, шестилетнего, на совхозную гору за шиповником. Мы ходили по склонам горы, собирали яркие плоды. В кустах я увидел интересную железяку, и достал ее. Оказалось – это мина, небольшая, с острым концом. Когда сестра увидела ее у меня в руках, она громко закричала: «Володя, это мина, немедленно брось ее!» Я сразу отбросил ее в сторону. К счастью, она не взорвалась. Возможно, это был мой второй день рождения.
В другой раз я шел по тропинке от железнодорожной станции к переулку Кириенко и увидел большую мину со стабилизатором (оперением) на конце. Я ее не тронул, уже был опытный боец. Сказал о находке папе, через некоторое время мы с ним туда пошли, но мины уже не было. Видимо, кто-то подобрал. Подрывы трактористов на полях во время полевых работ и гибель коров на совхозной горе случались не раз еще долгие годы.

   Напротив нашего дома, по другую сторону железной дороги, находился одноэтажный длинный дом для семей железнодорожников. К нашей команде приходили играть Мишка и его сестра Зоя. Она хорошо пела и была одна из солисток труппы «погорелого театра». Мишка специализировался на рогатках и самопалах. Однажды он где-то нашел патрон времен ушедшей войны. Собрав вокруг себя пацанов, он ударил капсюлем патрона по металлическому крючку водопроводной колонки. Ему разорвало правую руку, в которой он зажимал патрон.

   Довольно часто шли грозовые дожди, били молнии. Мы очень боялись этих природных явлений и потому прятались. От удара молний тоже гибли люди и животные. Природная стихия – очень грозная штука. Зато после дождя мы с радостью бегали босиком по теплым лужам и мягкой грязючке.

   В школе началась эпидемия кори, и я тоже заболел. В городской больнице мест уже не было и меня повезли в соседнее село Звановка. В переполненной палате я лежал у окна и очень страдал. Приезжала ко мне мама и по рекомендации врачей привезла виноградного сока, и дело пошло на поправку. В изоляции я провел 10 дней.

   Жарким летним днем, отдыхая на Донце, мне очень захотелось пить, и я не выдержал и напился из реки. Когда мы вернулись домой, у меня сильно заболел живот, и поднялась температура. Мама позвонила Лиде, и она меня, уже лежачего, лечила таблетками и уколами.

   Как-то осенью папа организовал поездку за грибами на директорском черном легковом ГАЗе в сторону Красного Лимана. Запомнились сосновый лес, шишки под деревьями и песчаные холмы. Грибов, в основном маслят, было полным-полно. Набрали полные корзины и сумки. Это была моя первая в жизни грибная охота.
 
   Однажды весной, во время интенсивного таяния снега, Бахмутка вышла из берегов. Причиной явилось скопление льдин внизу по течению реки. Вода расходилась в стороны, и рано утром мама наблюдала, как волна с белым гребнем быстро наступала на наш двор. Оперативно была организована эвакуация всего содержимого погреба – банки и другие запасы. Всё подымалось в летнюю кухню, дом и на любую возвышенность. Помню, как в затопленном погребе плавали бочки с солениями. Уровень воды дошел до третьей-четвертой ступени нашего высокого крыльца. Возле туалета за маминым цветником было выше колен. У соседей вода была в домах глубиной до 50 см. Потом приходила комиссия для установления ущерба и выплаты пособия пострадавшим семьям.

   Осенью наблюдал, как школьники старших классов шли вдоль железной дороги в школу №1 (украинскую). Они приезжали рабочим поездом из шахтерского поселка Рудник и ближайших сел.

   Вот так проходило мое босоногое детство – счастливое, полное радостей и открытий. Возможно, в журнале «Юность» я читал, как один мечтатель написал свои желания, запечатал в конверт и спустя 20 лет, его можно было открыть. Так сделал и я.


                Школьные годы.

   Мне было 4,5 года, когда старшая сестра Надя пошла в русскую школу. Она была только что построена и расположена по ту сторону железной дороги. Дорога в школу пролегала через ж/д мост, парк и дальше крутой подъем в гору. Новая школа возвышалась над всем нашим городом.

   Я вертелся возле сестры-школьницы, когда она выполняла домашние задания, улавливал все особенности школьного мира. Очень скоро выяснилось, что я могу самостоятельно читать, считать и потому в школу меня отдали шестилетним. В моем классе все 10 лет обучения, никто и не догадывался, что я младше всех.

   На праздничной линейке 1 сентября, директор школы Смирнова Мария Васильевна, в своей напутственной речи первоклассникам произнесла слова, которые врезались в память навсегда:

   – Прощай, беззаботное детство!

   Так началась моя новая жизнь.
   Первой моей учительницей была Гришина Мария Васильевна, старая седая женщина, была в меру доброй, но достаточно строгой. Папа занимался со мной с 1 по 4 класс, вместе выполняли домашние задания, и он проверял классные работы. Помню чистописание, когда надо было выводить каждую буковку, следить за линией нажима, наклоном буквы, ее расположением на косой линии страницы. Это была очень сложная наука, но так необходимая для первоклассника.

   Со школы мы возвращались домой целой командой: Земцева Таня, Дегтярев Юра, Жученко, Платонова Зоя и Пигида Славка. После перехода через ж/д мост ребята шли влево, я один – вправо, на родную Железнодорожную улицу. Учился я отлично, был в числе первых. В классе лучшими учениками были отличники Бахтин В. и Земцева Т.

   На линейке после 4 класса, выпускник нашей школы, курсант военного училища пожелал нам: «Впитывайте знания как губка воду». Я это тоже запомнил для себя.
Я стал часто посещать книжные магазины, внизу у нас возле чайной и на горе, недалеко от школы, записался в библиотеку ДК им. В.И. Ленина, где брал книги о пионерах-героях, партизанах и ВОВ.

   Позже сдружился с Бахтином, его мама работала вместе с моей старшей сестрой медсестрами в больнице. Играли с ним в географические шарады, надо было загадать город, а другому найти его на карте. Это было очень интересно и познавательно, так мы повышали свой уровень знаний. Бахтин мне подсказывал, какие книги лучше читать, так я познакомился с произведениями Вольтера, Скотта, Купера, Твена и других авторов. Я увлеченно зачитывался жизнью индейцев и сам становился вождем краснокожих, участвовал в сражениях с луком и стрелами, томагавком за поясом с враждебными племенами, жил в вигваме, охотился на зверей и ловил большую рыбу.

   В нашем доме на этажерке тоже было много книг – Мюссе, Мопасан, Гюго, Флобер и др. предпочтения старшей сестры. Когда она вышла замуж за Мишу, он привез со своей родины из Закотного старинные книги. Мне было интересно все их листать.
Однажды на уроке музыки мой бывший учитель игры на баяне спросил, кто какую мелодию хочет услышать. Я попросил его сыграть что-то современное, а он так разочарованно сказал, что ожидал от меня что-то классическое. Это еще больше оттолкнуло меня от баяна.

   Посещал секции по волейболу и баскетболу. Играл в сборной школьной команде по баскетболу. Нашим тренером был Коломийцев – известный футболист команды «Авангард». Мечтал даже играть за баскетбольную команду Донецка «Донбассканалстрой».

   В 6-ом классе меня стал дразнить Славка Пигида. Мы с ним вместе ходили домой через парк. Вот там я его и встретил. Сначала высказал ему, потом сильным ударом в морду опрокинул его, и он кувыркнулся прямо в снег. Больше этот маленький человек в очках не трогал меня никогда.

   Я заканчивал 10 класс, когда в апреле месяце начался чемпионат мира по хоккею с шайбой. В финале играли сборные СССР и Чехословакии. Игра начиналась в 13 часов, и мне пришлось сбежать с уроков, чтобы болеть за сборную страны. Выиграли наши 2:1, и в школе все обошлось.

   Старшая сестра Лида после окончания школы поехала учиться в Донецк в медицинское училище. Папа очень хотел, чтобы Лида пошла учиться дальше в мединститут, но не получилось. После медучилища она пошла в больницу посменно работать. Дружила с Неллей Волошиной, вместе вечером ходили на танцы. Папа купил радиолу с проигрывателем, появились грампластинки. Особенно нравились мне песни об амурских и дунайских волнах, «Ландыши», «Поезда», «Живет моя отрада». Когда я оставался один, то любил слушать всю стопку пластинок.

   Нечасто, в выходные, ходили с Надей в ДК им. Ленина или кинотеатр «40 лет Октября» на просмотры кинофильмов. Директор кинотеатра, очень интеллигентный и увлеченный своим делом человек, всегда рассказывал со сцены о предстоящем фильме.

   В школе я участвовал в ансамбле песни, нас было 8 человек. На концерте, посвященном дню Победы, мы пели песню «Вот солдаты идут по степи опаленной». Перед ДК на площади стоял во весь рост бюст В.И. Ленина. Вечерами, возвращаясь со школы, радостно было идти по освещенной площади под бодрые советские песни, звучащие из репродуктора.

   Несколько раз мы с Надей ездили в пионерский лагерь «Доломитчик», построенный комбинатом на берегу Северского Донца в рабочем поселке Рудник. Жили в летних домиках, в лесу, купались в реке, хорошо оздоравливались. Родители приезжали 1-2 раза за смену, мы, конечно же, скучали за домом. В конце лагерной смены всегда был прощальный костер.
 
   Один раз я даже попал в пионерлагерь на Черное море. Папа отвез меня в Донецк, там собирались дети сотрудников Донецкого металлургического завода. Потом поездом мы доехали до Анапы. Запомнилось теплое море и песчаные барханы вдоль всего побережья. Вечерами мальчишки мазали спящих зубной пастой. Одна девочка из Донецка почему-то долго бегала за мной.

   Лет с 10, мы с друзьями Колькой и Валеркой, начали самостоятельно ездить на Донец на рабочем поезде, который возил шахтеров на Рудник. Надо было пройти поселок, спуститься с крутого берега в лесу на пойму, немного пройти лесом и вот он – прекрасный песчаный пляж. С собой брали яблоки, краюху хлеба и весь день купались, ныряли, играли. Вода была теплая, достаточно прозрачная, дно песчаное, течение реки было сильное. На пляже в воде стояло ограждение, и за ним было уже очень глубоко.

   Мы с ребятами отрабатывали технику плавания и ныряния, резвились от души. На пляже были установлены солнцезащитные грибки, где можно было поиграть в карты. На выходные в эту зону отдыха приезжало много людей, машин, играл духовой оркестр. Работали выездные буфеты, особенно весело было на День молодежи, День металлурга, День шахтера. Взрослые отмечали праздники по всей программе, вино лилось рекой, столы ломились от закуски. Знакомых было полным-полно, веселье было радостным и очень запоминающимся.

   В одну из наших поездок на Рудник, при большом скоплении народа, меня вытащил из-под грибка бороться одноклассник Слава Ермолаев. Он был сыном заместителя директора комбината и давно ходил на секцию борьбы в ДК. Слава захотел показать всем окружающим свое мастерство. Мы начали бороться, мой соперник применил прием «подножка». Во время падения я изловчился, и Слава оказался подо мной, тут уже я его не отпустил, сильно прижал к земле. Это было неожиданно для всех. Посрамленный борец сразу ретировался.

   На Руднике было шесть шахт по добыче доломита. Доломит добывали, железной дорогой везли на комбинат, там его обжигали в вагранках и уже обожжённый отправляли на металлургические заводы Донецка, Мариуполя и др. города. Директорами комбината, когда работал папа, были вначале – Кимичерджиев, после – Закарьян.

   Когда папа возвращался с работы и видел, что кто-то тащит с работы доску или металл, всегда отворачивался, делая вид, что ничего не видит. Так он не хотел наживать себе личных врагов. По телефону всегда разговаривал вежливо, грамотно, я это тоже впитывал.
 
   Мама иногда ездила на собрания баптистов, Папа этого не разделял, но маме не запрещал. Мама читала Библию, молилась перед сном.

   В старших классах мне мама покупала рубашки производства Польши, Венгрии, костюмы тоже были импортными, хотя я этого никогда не просил.
В то время у молодежи были в моде брюки-дудочка и стоящий воротничок рубахи на затылке. Считалось шиком иметь остроносые туфли и транзисторные приемники, которые носили на шее. Верх совершенства – это чехословацкий мотоцикл «Ява», ярко-красного цвета с никелированными деталями.

   Девчонки, в том числе и Надя, собирали фотографии киноартистов. Фото продавали в киоске у почты.

   Помню, какие деньги ходили в то время: монеты медные, стальные, никелированные сплавы и большого размера банкноты до 100 рублей с видом набережной Москвы-реки у стен Кремля. Потом в 1961 году грянула денежная реформа и весь внешний вид монет и банкнот поменялся.

   За окном моей комнаты росли три куста сирени, а сбоку от входной калитки была куча песка, на которой я играл в детстве.

   Однажды вечером в большой комнате, папа сидел на диване, Лида стояла у окна и объявила семье, что выходит замуж. Папа начал расспрашивать кто избранник и откуда. Так в нашем доме появился Михаил Трофимович Пономарев. Миша с первого дня легко вписался в нашу семью, был очень инициативным и работящим. Участвовал в строительстве у нас во дворе, плел из лозы корзины, ездил с мамой их продавать. Вдвоем они посетили Ленинград, Ригу, привозили оттуда дефицит – ковровые дорожки, одежду, покрывала, постельное белье.
 
   Уже пожилые родители стали жаловаться на боли в коленях. Миша с папой ездили в Волгоград за бишофитом – ценным природным лекарством.
 
   Миша поступил в Ямский техникум на вечернее отделение и после работы ходил на занятия. Вечерами они с папой сидели у радиолы и ловили «Голос Америки». Его очень глушили, но что-то и проскакивало в эфире.

   Однажды осенью, поздним вечером Мишу встретили грабители. Это случилось в темном месте на той стороне ж/д полотна. Завязалась драка, но Миша раскидал их всех, хотя и сильно получил под глаз. Сказалась армейская подготовка. Наш Михаил вышел победителем, хотя одежду пришлось долго ремонтировать и стирать.

   Часто Миша брал меня на свою родину – в село Закотное. Там жила его мама Таня и ее сестра Дуня. У Михаила уже был мотоцикл «ИЖ Планета». На гостинец мы везли круглый хлеб, булочки и сахар. Домик был небольшой, сельская хатка, возможно с земляным полом. Огород и сад были очень большие. Там я лакомился сладкой вишней и клеем прямо со стволов деревьев. Ходили вниз к лесу, рядом через пойму протекал Донец.
 
   На краю леса стояла дубовая роща, на ветвях раскидистых дубов было много огромных жуков-рогачей. Такого количества больше я в своей жизни не встречал. Природа здесь была нетронутой с давних лет. В пойме Донца в лесу много ландышей и красивых коричневых колокольчиков. Миша часто привозил их домой нашим женщинам, а по весне радовал нас синими пролесками.

   У Миши была «кобыла» – сеть для ловли рыбы, ее ставили под кусты у берега и «хрокалами» загоняли рыбу в сеть. Уловы были неплохие, попадались щуки, окуньки, голавли, красноперки. Баба Таня жарила рыбу и варила вкуснейшую уху.
 
   Дорога в Закотное проходила через густые посадки, где росли сочные абрикосы. Мы останавливались и нарывали целые ведра ароматных плодов. Дома их лущили и варили ароматные варенья, компоты, сушили плоды на зиму.
Вся степь была укрыта белым покрывалом ковыли, который веками качался на ветру своими белыми хвостами.

   Миша много помогал в нашем дворе строить: летнюю кухню, потом она стала гаражом для мотоцикла, новые свинарник и курятник, новый туалет, беседку. От комбината брал земельные участки, и сажали там картошку, кукурузу, подсолнечник.

   Я тоже принимал в этом непосредственное участие: выбирал картошку, собирал початки кукурузы, срезал шляпки подсолнуха. Дома выбивали семечки палками, провеивали их на ветру и сушили, потом лакомились жареными и обменивали на душистое масло.

   Миша мне всегда говорил, что Украина, Россия и Белоруссия должны держаться вместе, если врозь – каждая погибнет.

   Однажды кот нашел на земле банку сметаны и съел ее. Мама очень расстроилась, Миша поймал злодея, взял его за задние лапы и ударил об угол дома. Так кот поплатился за свое коварство.

   Часто к нам по выходным приходили родственники по маме Роменские – Иван Андреевич и его жена Петровна. Вели долгие беседы на различные темы. Любимое выражение Ивана Андреевича: «А лях его знает». Мы тоже с мамой наносили им ответные визиты. Меня посылали в сад угоститься чем-нибудь вкусненьким.

   Их сын играл в футбольной команде «Авангард» вратарем, был очень успешен. Дочь Тоня, в молодости, никого не предупредив, неожиданно уехала в Тольятти на Всесоюзную ударную комсомольскую стройку Волжского автозавода (АвтоВАЗа). Вот какой энтузиазм и искренний порыв двигал молодежью в то время, чтобы быстрее приближать страну к светлому счастливому будущему.

   Очень скоро у Лиды и Миши появилась Таня. Все очень любили ее, так как она была первой дочкой и внучкой. Маленькой она у нас сидела в большом фанерном ящике, который Миша оббил сверху по краям старыми чулками. Я играл с ней, менял ей штанишки, носил на руках, катал на «конях», а потом сваливал в подушки.

   Миша с Лидой вскоре получили отдельную квартиру на горе. По воскресеньям они приходили к нам в гости. Мама к этому времени покупала на базаре сметану, сыр (творог), ставила тесто. Собравшись семьей, все начинали лепить вареники с соленым сыром, капустой, картошкой. Готовые пузатики выкладывали на сито, чтобы не слиплись. Весело реагировали на сюрпризы в варениках. Обеды за круглым столом проходили всегда дружно и радостно. Потом играли в домино, шашки, шахматы, вели неспешные беседы.

   Когда Лида работала в ночную смену, меня просили переночевать на переулке Заводском и посидеть с маленькой Таней, пока Лида не придет с работы. За это я получал на мороженое и утром отправлялся домой.

   Однажды, когда я шел на свое дежурство с Таней, я шел по проезжей части Железнодорожной улицы. На велосипедах меня обогнали девочки с нашей улицы. У одной из них, Веры, сильно развивалось на ветру платье, она ехала второй. Девочек начал обгонять самосвал САЗ, на моих глазах кузовик зацепил Веру за платье и затянул ее под задние колеса. Вера погибла сразу, ее переехали колеса грузовика. Прохожие набросились на водителя самосвала, начали бить по морде, но уже ничего нельзя изменить. Этот случай потряс весь наш город.

   Таня быстро подросла, стала моим другом и соратником. Разница в возрасте у нас ровно 10 лет. Часто брал ее на рыбалку на Бахмутку, ставил ее на ворота во время игры в футбол, катал на велосипеде на раме и на багажнике, ездили за шелковицей, приобщал к нашей уличной жизни.
 
   Иногда ездили в Дроновку, там тоже располагался еще один пляж, грибки, и потому в выходные приезжало много людей со всего Донбасса. Бывали дни, когда даже негде было пристроиться на песке. Работало много выездных буфетов. Вечером вагоны электрички были переполнены, люди ехали даже на крышах.

   В школе мне нравилась одноклассница Зоя Платонова, но, видимо я у нее особого интереса не вызывал, зато за мной бегала Люда Рассоха, но, увы, без взаимности. Из учителей помню химика Дегтярева, его сын учился в нашем классе, географичка – Татьяна Марковна, русский язык вела Нина Петровна, приехавшая из Средней Азии после землетрясения, преподавал математику и был классным руководителем Кулик Николай Петрович,
 
   Благодаря его инициативе, была организована поездка в Ленинград для четверых школьников на пять дней. Впечатлений было не описать. Посетили Петергоф, Кунсткамеру, Петропавловскую крепость. Спасибо ему и родителям за этот подарок. Эта поездка была после девятого класса, впереди – последний школьный год.

   Папа готовил меня морально для поступления в Харьковский инженерно-экономический институт. Но неожиданно позвонила моя двоюродная сестра, покорительница целины, Жмаева Люба, и все изменилось – теперь целью стало поступить в Московский институт сельскохозяйственного производства им. В.П. Горячкина. Люба тоже закончила МИМЭСХ.
 
   Я поехал в Москву поступать в институт. В первое в моей жизни далекое путешествие родители отправили меня с рюкзаком, набитым картошкой, яблоками, грушами, салом и чемоданом с вещами. Когда поезд остановился на московском вокзале, я вышел из вагона вслед за шустрыми проводницами в сторону, противоположную от перрона. Хорошо, что опытная Люба предусмотрела подобный вариант и заранее назначила встречу возле банка. Так началась моя новая жизнь в столице.

   Я никогда ничего не просил у родителей, но безмерно им благодарен за то, что родили меня, воспитали, выучили, дали высшее образование.

   Потому с чистой совестью могу сказать, что ваши ожидания оправдал. Мои детские и школьные годы были интересными, познавательными и насыщенными.
До новых встреч».