И дым Отечества нам сладок и приятен

Мне повезло в этой жизни. Я родилась в Москве. Правда, это очень условное понятие. Наш дом находился в ближнем Подмосковье – в  зеленой зоне Москвы, в Салтыковке - всего в двух километрах от кольцевой автодороги. Я захотела появиться на свет ранним утром. Бабушка с мамой поспешили сесть на первую электричку около 4.30. утра. Минут через пятнадцать моя бабушка встала и сделала объявление: «Прошу всех выйти из вагона, начинаются роды». До Курского вокзала оставались считанные минуты. Там я и родилась, а везли нас с мамой в роддом имени Клары Цеткин, что недалеко от Рогожской заставы. Там когда-то родилась и моя мама. Позже дом ее родителей, перевезенный ими из Рязанской области, находился в Салтыковке, знаменитом дачном месте. Если заглянуть еще глубже – в местах, недалеко от которых давным-давно располагались имения князей Долгоруковых, графа Разумовского, князей Салтыковых, Юсуповых, Голицыных и т.д. Наши места уникальны своей историей. Раньше рассказывали, что в гимназию Тухомлинских, которую возродили в наше время в Салтыковской школе № 14,  приезжала сама Надежда Крупская. Да, в те, уже далекие советские времена это казалось чудом. Сама супруга вождя мировой революции Ленина побывала здесь. Но задолго до нее в наших местах бывала сама императрица Екатерина П, пишут, она останавливалась в имении Голицыных в Балашихе и в имении  графа Румянцева в Павлино.
А что  еще было у нас в Салтыковке до нашего появления на свет? Эти места окружали леса, дубовые и сосновые рощи, реки, поляны, озера, пели соловьи, в реках плавали выдры, на дороги выходили лоси, по полянам пробегали черно-бурые лисицы. Это мы еще помним. Леса янулись до самого Карачарово ( ныне – Нижегородская). Там их вырубили во время Великой Отечественной. Моя мама, Марианна - студентка топографического техникума, в 17 лет была направлена на лесозаготовки как раз в Карачарово. Она ходила на работу и с работы пешком. Сейчас от Салтыковки до Карачарово (Нижегородской) идет электричка - около 20 минут. Сколько часов они шли на работу и сколько обратно – через леса и поля? Тогда, в войну, у мамы появилась татуировка на ноге  - буква «В». Только в конце жизни она рассказала мне о значении этой буквы. Мама училась в Салтыковской средней школе № 17, в которой училась я, моя сестра и брат, мои дяди и тети, двоюродные братья и сестры, мои племянники и дети, и сейчас учатся уже внучатые племянники. Правда, нашу школу из красного кирпича, которая могла бы еще простоять не одно столетие, снесли.  Кстати, один мой знаковый вывез к себе во двор почти все кирпичи этой школы. Он – строитель и понимает, какого качества этот кирпич. Часть участка продали какой-то темной фирме, построили новую школу. Но в ней не чувствуется того тепла и высоких традиций, которые были в наши времена. Пусть простят меня учителя.
Вернусь к истории моей мамы. Она рассказала мне про татуировку на ноге, когда ей было уже 80 лет. Их школьный выпуск стал первым - накануне войны. Всех мальчиков после выпускного вечера забрали на фронт. Она дружила с одним из них – Виктором Зубковым. После выпускного вечера он назначил ей свидание. Она собиралась, но так и не пришла на свидание. Виктор ушел на фронт. Марию направили на лесозаготовки. Он даже не успел написать ей ни одного письма, был убит в бою. Сейчас я могу только предполагать, что было дальше. Конечно, Марианна, моя мама переживала. Конечно, она корила себя за то, что не пришла на свидание. А может быть, тогда бы Витя выжил! Наверно, среди лесозаготовителей были уже умудренные опытом, прошедшие огни и воды той жизни. Ведь раньше татуировки делали только на зоне, и совсем неприлично было делать их простым смертным. Наверно, мама рассказала историю про Витю какой-то женщине, побывавшей на зоне, и ей предложили «увековечить память о Вите» на своем теле. Так у мамы появилась на бедре татуировка –в виде буквы «В».
В конце 70-х годов прошлого века в районе Ново-Косино были еще непроходимые леса. Вырубать их приглашали всех подряд. Так на вырубки лесов попали два моих брата и муж. Помню, как я однажды хотела принести им поесть. Они сказали, что работают в таком-то квадрате. Я наготовила пельменей, нажарила котлет, купила хлеб, кефир и отправилась в путь. В Реутове я вышла из электрички и пошла через лес. Сейчас в тех местах находится Николо-Архангельский крематорий. Уже смеркалось. Я шла по тропинке, могучие сосны и ели здоровались со мной своими лапами. Я шла к тому месту, где еще три дня назад была их стоянка. Там я ничего не нашла. Лесорубов перекинули на другой участок. Я шарахалась по лесным дорожкам в надежде найти стоянку мужа и братьев. Но все было напрасно. Они ушли вглубь леса, искать и кричать было бесполезно. Это был тот лес, который считался легкими Москвы, оберегал столицу, давал ей кислород. В нем рождались птицы, лоси, кабаны, выдры и другие редкие и не редкие животные. Теперь в этих местах стоят крематорий, кладбище, жилые массивы.
Сейчас о Салтыковке часто пишут, о ее настоящем и прошлом, особенно в связи с ее «дворянским происхождением». При всем моем уважении к авторам, ну как им описать тот дух, который пребывал здесь всегда. Как объяснить, что такое для нас большая поляна и березовая роща, которую сажали пионеры, или лес, что высадили ветераны Великой Отечественной. Под этими юными березками я играла в куклы с сестрами и подругами. Ну как объяснить, что рощу продали «за пять копеек» «большим людям» и на ее месте построили коттеджи. Тогда для нас началась новая жизнь. Сначала стреляли по пятницам. Как пробьет 23 часа, начиналась стрельба. Возможно, у кого-то был тир. Потом стрельбы и зажигание петард начинались в пятницу и заканчивались в воскресенье. Три дня сплошной стрельбы, и, как обычно, после 23.00. Потом хозяин одного из домов (с охраной, камерами видеонаблюдения) поджег свой дом, начал стрелять напропалую по окрестным домам, по пожарным машинам, застрелился сам. На этом детективная эпопея не закончилась. Долго, лет пять этот дом, по  слухам, принадлежавший бывшему главе Реутова или его приближенному человеку, стоял бесхозным. Охрана продолжала там жить, и по пятницам уже традиционно стреляли. Потом за пределы этого дома на окрестную дорогу стали периодически сливать канализацию. Особенно это чувствовалось жарким летним днем и вечером. Зловония распространялись окрест и стекали в близлежащие канавы, из них – в ручей, из него - в Васильевский пруд,  оттуда – в Пехорку и дальше. Староожилы с помощью полиции добились прекращения этого безобразия.
После продолжительного ремонта в этом доме расположился частный дом престарелых сети «Добрые беседы». Что ж, неплохой финал «плохого» дома. Потом и дом престарелых закрылся. Дом опять стоит мрачный с чернеющими окнами.
Как-то бывший мэр Балашихи Жирков назвал наши старые дома «неумытыми». Отчасти он был прав. Некоторым нашим домам в северной части Салтыковки – за сто лет. Мы стараемся их облагородить. Как у кого получается, по мере возможностей. Эти дома строили наши деды в начале прошлого столетия. По большей части это были служащие и рабочие Московско-Нижегородской железной дороги. Большинство – приезжие из Рязанской губернии. Они покупали или получали здесь участки для строительства. Наш первый дом находился на улице Нижегородский просек, позже она называлась – Покровская, позже – улица Жени Рудневой, дом 33. Моему деду - никелировщику депо Курского вокзала выделили 12 соток,  он взял всего шесть. И перевез сюда со своей родины Рязанщины маленький домик, сруб. Там родились его четверо детей, кроме моей мамы. Она родилась в Москве, на Рогожке. Там находилось родовое гнездо нашей большой семьи. Сначала сюда поселилась тетя моей бабушки - ее звали Очаровательные глазки за романс, который она любила петь. Там, на Рогожке был у нее частный домик  - небольшой сруб. Была корова, потом, через несколько лет во времена коллективизации бабушка моя - Матрена Даниловна уведет корову задним двором из своей деревни Лукино и приведет ее к тете на Рогожку, тогда это место называлось Рогожская застава.
Пройдет немного лет и совсем недалеко в Лефортово - поселится в бараке мама моей университетской подруги Нади. Это будет барак, с условными удобствами,  одной комнатушкой и кухонькой. Но это  - центр Москвы. Территория престижная, поэтому, еще в конце семидесятых барак снесут, чтобы построить новый дом, а подругу вместе с мамой, тетей и дочкой поселят в  Орехово-Борисово - далеком от центра микрорайоне.
Мы, подруги, приедем туда несколько раз и будем ощущать  холодный пронизывающий ветер непонятной новой жизни, бытовую неустроенность, отсутствие транспорта и хороших дорог. Но что больше всего запомнилось – это ветер, завывающий, непрекращающийся, как на Крайнем Севере. Конечно, Надя потом, когда это станет возможным, продаст эту квартиру и купит старенькую, из вторичного жилья, квартирку на Бауманской, рядом с Елоховской церковью.
А мы так и будем проживать в Салтыковке, каждый день отправляясь на электричке на учебу и работу. Мы живем здесь  же в шестом поколении. Уже больше десяти лет назад дачный поселок стал микрорайоном городского округа Балашиха. Объединяя старинный поселок с городом, власти обещали высокую зарплату салтыковским учителям и хорошие дороги местным жителями. Что в итоге мы получили? Наши поляны начали застраивать элитными домами меняющихся мэров Балашихи, Железнодорожного, Реутово, депутатов и их приближенных людей.
Ч то же было на месте этих элитных дач, коттеджей, особняков с медными крышами? Здесь были поляны, где наши родители танцевали на танцплощадке, их родители пасли своих коров, а мы играли в волейбол, баскетбол, футбол. Когда появились наши дети, мы отдыхали под соснами, расстелив на траве одеяла, на которых ползали наши грудные чада. Мы помним эти поляны и никогда не забудем. Сейчас мы туда стараемся  не ходить: все время ощущается какая-то опасность: в виде будки с охранником, который запретит тебе проход без всяких объяснений, прогуливающихся цепных собак с таким же хозяином, вертолетных площадок, перестрелок, меняющихся владельцев. Мы помним реликтовую дубовую рощу, на месте которой сегодня вырос многоэтажный микрорайон «Дзержинского». На месте наших окопов и леса оборудовали «Никольско-Архангельский парк «Чебурашка» «из трех сосен». Церковь построили. Теперь здесь кругом - особняки, особняки. Владельцы, видимо, даже не подозревают, что здесь в окопах сидели когда-то защитники Москвы. А мы в тех окопах, (о них нам рассказывали родители), любили устраивать «выездные» мероприятия по праздникам. Если встречались одноклассники, то, непременно шли «в окопы». Там мы по традиции отмечали – День Победы или Первомай. Собирались непременно весной. Помню, на вершине этих окопов росла земляника. Мы собирали ее, нанизывая на травинку. Там было очень много земляники. Нет теперь окопов, и пройти в те места очень трудно, надо перейти ручей и идти вдоль высоких каменных заборов, где лают страшные собаки, мимо улицы со странным ныне названием - «Трудкоопстрой». На этой улице за каменными заборами с коваными воротами теперь живут  «важные» люди, причем, хозяева несколько раз менялись, дома перестраивались.
Одна из наших полян - большая между улицами Овражная и Ради. В 50-е годы на ней была танцплощадка, футбольное  и волейбольное поле. От поляны шла просека, теперь это покрытая плитами улица «Трудкоопстрой» с будками охранников. Слева были государственные дачи. Мы все время с интересом смотрели на эти территории. За деревянными прозрачными заборами были тоже кусочки дикой природы. Росли сосны, малинники, под ними - земляничные поляны.  Дачи эти не были огорожены каменными «лесами» - просто деревянные изгороди, редкие, с просветами. Увидеть что-либо было практически невозможно. Заборы обрастали малинником. Мы шли на Вишняковский пруд, рвали по пути малину, землянику. Там, за прозрачными заборами дач Радиокомитета жили летом известные люди. Помню, встречала Евгения Матвеева. Он захаживал в нашу местную палатку, так мы называли наш маленький магазинчик на  Цветочной улице. Ходил Матвеев в летнем дачном полосатом костюме, похожем на пижаму. Помню однажды на улице Радио столкнулась с актером Глебовым, сказала ему: «Здравствуйте, - на что он ответил: «Здравствуйте». На то время это были самые знаменитые и самые востребованные киноактеры.
Пройдя мимо государственных дач, где жили актеры, мимо воинской части, перейдя Вешняковское шоссе, мы беспрепятственно выходили к берегу Вешняковского пруда, где проводили летом часы и дни, купались, ныряли, переплывали с одного берега на другой, катались вместе со взрослыми на лодках, а без них – на автомобильных камерах, называя их - баллоны. На прудах мы проводили почти все лето, погода летом была намного лучше, возможно, нам так просто казалось. Бывали и дожди – проливные летние дожди, и мы бегали под ними босиком по лужам, никогда не боясь попасть под удар молнии, под падающее старое дерево или оборвавшийся провод.
Лет 15 назад я перестала ходить в Акатово кататься на лыжах. Случай был такой. На берегу Васильевского пруда начали строить огромный особняк. Территория еще не была огорожена, но уже работали строители, и собаки охраняли территорию. Я по привычке взяла с собой племянницу, и мы покатили на лыжах через замерзший пруд. Вдруг прямо на нас понеслись две огромные овчарки. Конечно, я закрыла собой девочку, ей было лет восемь. Собаки мчались, казалось, вот-вот разорвут нас. Рабочие с трудом остановили их. С тех пор я перестала кататься а лыжах, хотя обычные беговые лыжи – моя стихия, занималась ими с детства и имею первый взрослый разряд. Только нескоько лет назад удалось пересилить свой страх.  Слава богу, наш Акатовский лес еще сохранился, и здесь можно вместе с профессиональными спортсменами покататься с горок или просто прогуляться на лыжах. В школе мы каждый день приходили сюда на тренировки, участвовали в соревнованиях. Сюда же приезжали зимой наши родители, дяди со своими детьми, учили нас прыгать с трамплина через речку Пехорку зимой, а летом: играть в футбол, волейбол, кататься на тарзанке. На высоком берегу Пехорки всегда висела тарзанка, мальчишки раскачивались на ней и прыгали в речку. Девочки только наблюдали. Пехорка была очень стремительной речкой, чистой и мелкой. Дети могли безбоязненно купаться с ней. Мамам не за что было беспокоиться. Единственное, что пугало – выдры. Но мы знали, где находятся их «домики» –в заводи, где сплошное нагромождение веток. Туда мы не совались. Выдры миролюбиво наблюдали за нашими забавами, а мы не мешали им. Так и жили – в мире и согласии. Конечно, мы не такие знаменитые, как Андрей Белый и Всеволод Мейерхольд, жившие в этих местах на дачах, но у нас с ними были одни и те же тропинки.
Так мы жили в детстве в Салтыковке, занимаясь спортом, хорошо учась, по выходным уезжая в Москву на выставки или в театры. Мы никому не завидовали и ничего не требовали от родителей. Мы просто жили и наслаждались жизнью.
Однажды я влюбилась. Это был мальчик из параллельного 8-го класса. Он мечтал стать дипломатом и окончил школу с золотой медалью. Я хотела ему соответствовать, поэтому поступила учиться в МГУ, устроилась  работать в ТАСС. Тогда это было очень престижно и почти недосягаемо. Но мы ничего не боялись. Мы были молодыми и дерзкими, не были маменькиными доченьками и сыночками, мы просто выросли в Салтыковке, где воздух был пропитан благородными традициями первопоселенцев этих мест.