Мальчик
Стоял редкий для Питера осенний солнечный день. Впрочем, осень только началась, то ли 3-ее то ли 4-ое сентября. Было практически безветренно, деревья, еще залитые зеленью, выглядели почти по-летнему, но в их кронах иногда проглядывала золотистая проседь увядания. В пиджаке без верхней одежды я чувствовал себя совершенно комфортно. Я перешел дорогу и пошел по набережной Черной Речки в сторону Строгановского моста. Офис и склад партнера находились на другой стороне реки. Погода располагала к тому, чтобы не очень спешить. Метрах в 50 впереди я увидел мальчика. Школьник в форме и с ранцем неторопливо брел в том же, что и я направлении. Судя по росту это был точно не первый год его учебы. Может третий или даже четвертый. Мальчик шел очень медленно и смотрел не по сторонам, а практически в тротуар перед собой. И хотя я никуда не спешил, тем не менее еще до моста практически догнал его. Школьник повернул на мост и дойдя до середины остановился. Во мне что-то екнуло. Я достал из кармана мобильный и сделал вид что ищу в нем какую-то информацию. Сам же внимательно разглядывал мальчишку. Он был очень аккуратно одет. В хорошо отглаженных брючках и светлой рубашке, это при том, что он точно возвращался после уроков, а не наоборот. Его взгляд был грустным, но не отчаянным. Скорее даже мечтательным и задумчивым. Он стоял и смотрел на бег грязной воды, не случайно называемой Черной Речкой. Мальчик о чем-то думал, о чем-то мечтал. Он был полностью погружен в свою вселенную, центром которой и являлся сам. Казалось, он был сейчас в другом измерении, как каждый ребенок, бесконечно эгоцентричный в своем черно-белом мире. Я подумал о том, что только в детстве, еще не замутненным постоянными компромиссами взглядом, мы видим этот мир таким ярким, с такой отчаянной определенностью, как никогда потом. Было в мальчике что-то очень ранимое и беззащитное, что-то напомнившее мне меня самого, девятилетнего… И, наверное, именно эти воспоминания позволили мне со спокойной душой двинуться дальше по моим делам, оставив мальчика на мосту. Я знал, что он не причинит себе вреда. Хотя не мог поручиться в этом за окружающий его мир. Но помочь в этом я точно был бессилен.
Когда через час с небольшим я возвращался обратно к машине школьника на мосту уже не было. Но его образ настолько врезался мне в память, что еще несколько дней не оставлял меня. Сначала я пытался представить, что за мысли одолевали его по дороге из школы, чем была вызвана эта искренняя детская грусть? Очевидно, что расстроиться из-за плохой отметки он не мог, в первые дни учебы их еще не ставят. Значит тревожила его не учеба. Что же тогда? Чем он был расстроен или что его ждало дома? В голову лезли разные варианты сюжета, от нелюбимого отчима или мачехи, до просто пустой квартиры, в которую так неуютно возвращаться с этой залитой солнцем улицы.
Я вспомнил свой третий класс, Мурманск, школу и наш дом на Кольском проспекте. Но в отличии от Питерского мальчишки, я, наоборот, сбегал пораньше, отпрашиваясь с последнего урока по самым нелепым поводам. Учился я хорошо, да и мама работала учителем в той же школе, поэтому отпускали меня легко. И я бежал домой… В те годы младшие классы занимались в первую смену, а классы начиная с 5 го , во вторую с 14 часов. Моя мама преподавала английский, а старший брат учился в 6 ом. Так что они уходили в школу к 14-ти часам. Практически я видел их только в воскресение. Учились мы тогда 6 дней в неделю. И как же мучительно было приходить в пустой дом. Я очень скучал по брату, но больше всего, конечно, по маме. В то же время прийти раньше я не мог. Мама прекрасно знала мое расписание и сразу бы поняла, что я прогуливаю урок. Что бы не спалиться, я прибегал домой около 13.20-13.30 и поднимался на лифте на 7 ой этаж. На один этаж выше нашего. Конечно, надежнее было бы на 8-ой или 9-ый. Но и там и там жили друзья семьи и было бы очень странно выплыть из лифта не на своем этаже пред очи знакомых. Я очень боялся застрять в лифте один, но идти пешком было тоже достаточно рискованно. А что, если сегодня мама или брат выйдут пораньше и решат спуститься по лестнице?
Итак, я выходил из лифта на 7 ом этаже, тихонечко спускался на пол-этажа. Прятался на лестничной площадке за мусоропроводом и ждал. Я до сих пор хорошо помню запах этого мусоропровода. Сырая гниль картофельных очисток. Потом похожий запах я ощутил, когда нас уже студентов -политехников отправили на калининскую овощную базу Ленинграда много лет спустя.
Я ждал. Ждал, когда мама и брат соберутся в школу, откроют дверь квартиры и выйдут к лифту. Я не мог их даже увидеть. Но мне было важно услышать их голоса. Почувствовать, что все в порядке. У меня есть мама. У меня есть брат. Вот они разговаривают. Идут на работу, учебу. Это вселяло спокойствие и надежду, что вечером они придут домой и все будет хорошо! Папу, офицера-подводника, я видел гораздо реже. И любое его появление было уже сродни празднику, а мама и брат составляли тот мой мир, в котором и текла моя будничная жизнь…
Конечно, потом эта история всплыла. Мой учитель поинтересовался у мамы, почему все сантехники, электрики и настройщики пианино приглашаются в наш дом именно на время последнего урока ее сына? Но я не помню, что бы меня кто-то ругал. Как-то все все поняли и простили. Только мама после разговора со мной ушла в их с папой спальню, и я слышал, что она плакала, а может быть мне просто показалось…
Эти пронзительные воспоминания всколыхнул во мне задумчивый мальчик на Строгановском мосту. Погруженный в себя, свой мир. Такой не похожий на мой или чей-то еще. Такой сложный и вместе с тем чистый не затуманенный еще жизненным опытом, который постепенно своей повседневной пылью затирает и затирает кристальную чистоту детского взгляда, оставляя нам взрослым, лишь мутные очертания тех простых истин, которые так неоспоримы и понятны, когда тебе девять…
17.10.2025
Свидетельство о публикации №225120800838