Римские каникулы

     В " Дохлой рыбе" Роберт Карлайл, оценивая поступающую к нему на работу в ночной клуб восточноевропейскую потаскушку, мнет ее фальшаковые резиновые сиськи и возмущенно кричит ее рекомендателю :
     - И что я буду делать с этими шарами ? Повешу на стену и буду пробовать настроить Би - Би - Си ?!
     Аглицкий, понятно, юмор, чорный. Ну, на то она и англичанка, чтобы, понимаешь, гадить. Всю дорогу она гадила русским, пока Британская колониальная империя не рухнула, как обречены рушиться все империи этого мира, но свято пусто место заняла уникальная в своем роде торговая империя. Штаты, конечно. Я могу понять прошлое, великие империи прошлого несли свет цивилизации, культуру, даже просто язык, позволяющий любому чувствовать себя в любой точке планеты как дома, но поганая Америка несет лишь упадок и убогость, не так просто, видимо, в Белль Франс сражаются с уё...ной культурной экспансией америкосов насмерть, прямо запретив любые вывески и надписи не на французском, а мы как окунулись во французско - нижегородский Пошкина в девяностые, так и дрочим поныне на американский язык. Я живу реально в тайге, захолустье жуткое, так даже в моем уездном городишке все продукты абсолютно на коробках имеют чисто пиндосовское наименование. Вот где жопа - то. Это в оболганных лихими девяностых была пельменная " Де Бриссак и сыновья", сам видел и посещал, а сейчас - строго пиндосы.
     - Хорошее слово ! - восхитился Бальзаминов, внимательно выслушав матушку, что - то невнятно пробуркотевшую по - французски.
     - А то, - хохотнул Островский, мастерски пародируя Гоголя. - У него жених искал невест по наречию, чтобы обязательно базарила на французском, а я покруче заверну, у меня жених натурально француз.
     - Медведь ! - заорал со страниц рукописи Лукьян Лукьяныч, осмелившись спорить с автором. - Здесь могут жить лишь медведи и Бальзаминовы.
     - Я Островский, - с достоинством произнес Островский, грозя разбушевавшемуся персонажу вымышленному им же самим пальцем.
     - А я Ролан Быков ! - не шел на попятный Лукьян Лукьяныч. - Ты мне вот на такой вопрос ответь, господин драматург, отчего и почему зачастую зритель или читатель называет персонажа вымышленного именем киноактера ?
     - Терминатор, - задумчиво протянул драматург, катая это непонятное и манко звучащее слово во рту, - Бумбараш.
     - Бальзаминов, - угодливо подсказал коварный Лукьян Лукьяныч, прыгая на лихача в обнимку с Раисой. Или Анфисой, по хер.
     - Как же по хер ? - возмущенно уточнял у Островского Бальзаминов. - Раиса - то Горбачева, все знают, а Анфису Прохор Громов ухойдакал.
     - Аполитично рассуждаешь, - возмутился Островский, накрывая рукопись сюртуком, - видишь окружающий мир со страниц книги. Путаешь литературу с кино и экранизацией.
     Он вскочил и бросился к этажерке. Снял с полочки великолепнейшую и не поддающуюся принципиально экранизации не в жанре для взрослых Эммануэль Арсан и принялся читать о ее римских каникулах.