Блуд по-русски. II
БЛУД ПО-РУССКИ. II.
Только вот, сдаётся мне,
Эти иностранцы — Не они, а в их тряпье
Наши голодранцы. Приблатыкались под них,
Шушера валютная...
Иван Кучин.
Тогда это было невероятно прекрасно - несколько дней подряд упиваться наслаждением познания мира великолепной европейской живописи. Роскошью абсолютного погружения своего внимания в этот дивный заповедник очень далёкой и как-то очень поверхностно известный мне мир жизни в средневековой, и чуть более, Европы я и по сей день обязана программному циклу передач на одном из телевизионных каналов.
Но передачи сами по себе не возникают из ниоткуда. Каждым, произнесённым в них кем-то словом, особенно, когда каждое из них не только волнует тебя, но и навечно, по-доброму, облагораживает новыми знаниями, проникаешься искренней благодарностью к тем людям, кто добросовестно, многочасово и очень обдуманно трудился, чтобы их намерения – расширить образовательный кругозор зрителей посредством не только занимательных, но и заслуженно оберегаемых во всем мире от забвения фактов – не давал никому возможность забывать о том, что многовековая история Земной жизни человечества хранится, кроме всего прочего, в фрагментах живописных полотен, в настенных фресках Египетских пирамид, в многотомниках написанных на разных языках исторических романов, в гениальных звуковых полотнах музыкальных повествований, наконец, в исторически задокументированных рукописях.
Достоверность духовной святости органной полифонии Иоганна Себастьяна Баха – музыкальная библия всего человечества, всех рас и народов, с точно определёнными годами создания произведений, но без срока давности для постижения постулатов их праведности, не могущих быть преданными и испоганенными потомками. Отдельные музыкальные, упрощенно развлекательные попурри, для сближения с массами, уже бытуют.
Но только – не массово-попсовая, низкопробная чернуха, с привкусом великого Баха!
Пока на такое слуховое пойло, упрощенная фактурная комбинация произведений, ещё никто, хорошая защита Небес у гениального композитора! не отважился.
КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ, Стендаля – тяжкое, почти мученическое восхождение истерзанной полярно противоречивыми сомнениями человеческой души к тихой обители безгреховной жизни. Дорога эта - почти что мираж, вернее – всегда болезненно терзающий сомнениями поиск своего пути в беспощадной жестокости окружающего мира. О том, что он бездна пороков, понимаешь не сразу. То отдаляясь, то приближаясь к ней, медленно, но неотвратимо начинаешь постигать таинство предназначенной именно для тебя судьбы.
Не стоит пылко обольщаться отпиской, что каждый – сам хозяин своего Бытия. Да, каждый - паяц-вершитель своей фортуны, но до поры, когда не избежать ей довлеющую на нее силу сопутствующих, окружающих её обстоятельств. Таким может быть рок, или мелкая закавыка на сообразительность. Но ни на шаг тогда не продвинуться такому труженику-созидателю вперёд, пока не будет принято им судьбоносное решение, как двигаться дальше. Поскрипят его мозги умственным напряжением и непременно одолеется ступор временной заминки. А заодно - познается мир несметно богатой сокровищницы людских достижений.
Но картины… Шедевральные коллекции художественно красочного великолепия из старой Европы в Российских музеях, от почитаемо знаменитого Пушкинского, в Москве, до Дальневосточного художественного музея и Приморского государственного музея – это прожитая на одном дыхании реальность, выпестованная, красиво отшлифованная правильным впечатлением от своей причастности к единому культурно просветительскому пространству России. А это – 30 городов и 33 музея вокруг музея имени Пушкина, в Москве.
Длинный ход чудесных воспоминаний с того времени, конец 2024 – начало 2025 года, когда осуществилось мое de visu, глазами телевизионной очевидицы, путешествие по залам далёких и очень дальних музеев. И потом долго казалось, что лучше, уже увиденного на телевизионном экране, в том программном цикле, ничего не может быть.
А вот хуже… удручающе хуже… Не задумывалась об этом, до определённого момента, пока, очень и очень нехотя, скорее – из-под палки, даже – не из любопытства, не решилась потранжирить свое драгоценное время на просмотр развлекательно-попсового парафраза, словами ваятелей фильма, о русской революции.
До конца эти водевильные вариации, с какой-то нелепой претензией на тему о русской революции, не досмотрела. Но, с трудом переваривая в сознании то, что заставила себя увидеть, решила углубиться в историческую канву тех лет посредством живописи и документальных записей от современников тех событий.
Ужас!
Тихий и зловещий, леденящий холодным, долго не проходящим ознобом душу ужас… Плач отчаяния, при виде персонажей картин, высвободившийся из нутра приглушенный вопль сострадания к горемычно обесчеловеченым, подло униженным людям. Истерзанный голодной нищетой люд на картинах Ильи Репина, Константина Маковского, Ивана Творожникова, певца мужицкой России: МАЛЬЧИК НИЩИЙ С КОРЗИНОЙ… БАБУШКА И ВНУЧКА… НИЩИЕ У ЦЕРКВИ… ГОРЕ… ДЕТИ, СОБИРАЮЩИЕ ХВОРОСТ… Рабский труд детей, доведённых голодом до полуживотного состояния.
Дух таких картин если не удается их увидеть – в словах Максима Горького, из рассказа НИЛУШКА: “Из каждой щели, каждого дома, сквозь радужные стёкла окон, с крыш, чинённых лубками, поросших бархатистым мохом, отовсюду, безнадёжно и мёртво, смотрит всё подавляющая русская нищета”.
В продолжение – словами Льва Толстого. В конце XIX века писатель проехал по деревням разных уездов. Вот что он - очень надеюсь, хорошо помнится моим читателям его рассказ ПОСЛЕ БАЛА - писал об увиденном:
"Из избушки, около которой мы остановились, вышла оборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащего на выгоне и покрытого разорванным и просетившимся везде кафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна в сильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечении нет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые мать принесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором… Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей…"
Учёный-химик и агроном Александр Энгельгардт (1832-1893): писал в своих «Письмах из деревни»:
"Тому, кто знает деревню, кто знает положение и быт крестьян, тому не нужны статистические данные и вычисления, чтобы знать, что мы продаем хлеб за границу не от избытка… В человеке из интеллигентного класса такое сомнение понятно, потому что просто не верится, как это так люди живут, не евши. А между тем это действительно так. Не то, чтобы совсем не евши были, а недоедают, живут впроголодь, питаются всякой дрянью. Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не будут есть всякую дрянь… У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку – соси.
И опять из Толстого…употребляемый почти всеми хлеб с лебедой, — с 1/3т и у некоторых с 1/2 лебеды, — хлеб черный, чернильной черноты, тяжелый и горький; хлеб этот едят все, — и дети, и беременные, и кормящие женщины, и больные. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют.
Народ голодает, и мы, высшие классы, очень озабочены этим и хотим помочь этому. И для этого мы заседаем, собираем комитеты, собираем деньги, покупаем хлеб и распределяем его народу.
Да отчего он и голоден? Неужели так трудно понять это? Неужели нужно или клеветать на него, как бессовестно делают одни, говоря, что народ беден оттого, что он ленив и пьяница; или обманывать самого себя, как делают другие, говоря, что народ беден только оттого, что мы не успели еще передать ему всей мудрости нашей культуры, а что мы вот с завтрашнего дня начнем, не утаивая ничего, передавать ему всю эту нашу мудрость, и тогда уж он перестанет быть беден; и потому нам нечего стыдиться того, что мы теперь живем на его шее, — всё это для его блага?
Нам, русским, это должно быть особенно понятно. Могут не видеть этого промышленные, торговые народы, кормящиеся колониями, как англичане. Благосостояние богатых классов таких народов не находится в прямой зависимости от положения их рабочих. Но наша связь с народом так непосредственна, так очевидно то, что наше богатство обусловливается его бедностью, или его бедность нашим богатством, что нам нельзя не видеть, отчего он беден и голоден. А зная, отчего он голоден, нам очень легко найти средство насытить его.
Средство одно: не объедать его. – Из Толстого.
Русский писатель Владимир Короленко (1853-1921) много лет прожил в деревне и помогал как мог крестьянам, организовывая столовые в деревнях. Он оставил записки, раздирающие душу, о жизни этих обездоленных людей:
"У меня была надежда, что, когда мне удастся огласить все это, когда я громко на всю Россию расскажу об этих дубровцах, пралевцах и петровцах, о том, как они стали «нежителями», как «дурная боль» уничтожает целые деревни, как в самом Лукоянове маленькая девочка просит у матери «зарыть ее живую в земельку», то, быть может, мои статьи смогут оказать хоть некоторое влияние на судьбу этих Дубровок, поставив ребром вопрос о необходимости земельной реформы, хотя бы вначале самой скромной".
Какая там реформа...
В феврале 1903 года, к 290-летия дома Романовых, царская семья устроила бал-маскарад, на который было приглашено 390 гостей в костюмах эпохи царя Алексея Михайловича. Идейная вдохновительница события – Александр Федоровна. Очень пожелалось ей прочувствовать себя русской!
Придворные дамы были наряжены в сарафаны и кокошники, кавалеры – в костюмах бояр, стрельцов или сокольничих. Каждый костюм из парчи и бархата, расшитый золотыми и серебряными нитями, кокошники с драгоценными камнями, соболя на плечах - стоили целые состояния.
Сам царедворец был одет в выходное платье царя Алексея Михайловича, а императрица - в костюм Марии Милославской. Завершал образ правительницы кокошник на её голове, стоимостью в особняк.
А спустя год в Русско-Японской войне Артурской эскадре не будет хватать броненосцев - именно на такую сумму обошлись костюмы ряженых. И одеяния оркестрантов, которые создавали праздничное настроение, играли до утра, сопровождая танцы веселящейся знати, в стиле а ля рус.
По факту: дворянство на начало XX века составляло около 1% населения России, которое жило по принципу – тратить на удовольствия как можно больше. Роскошь престижа оправдывала все средства. Те самые, что были оплачены пОтом и кровью простолюдинов. Те самые, на которые покупалась недвижимость за рубежом, предметы роскоши. Те самые – на которые финансировалась промышленность европейских стран. Вывозился капитал из России. С детства те душевно искореженные юродивые, жадно, аки подвальные крысы, выскребая до лысых плешин из государственного бюджета каждую крупицу, были воспитаны в высокомерном отношении к низшим сословиям.
В 1896 году вышел в свет сборник "Правила светской жизни и этикета. Хороший тон. Сборник советов и наставлений", где было указано, что разговаривать надо на французском языке, а русский это язык черни.
Так и вошла в историю XX века Россия, обглоданная человеко-пираньями до крестьянских лаптей, прославившаяся вечным бездорожьем и каким-то сумасшедшим, не удержимым и силами Небесными, блудом.
Ну и о тогдашнем шефе-директоре всей этой фирмы, о котором запоминающе точно высказался профессор Петербургского университета Борис Никольский, после аудиенции у Николая II, 2апреля 1905 года, написав о нём в своем дневнике:
- “Нервность его ужасна. Мне дело ясно. Несчастный вырождающийся царь с его ничтожным мелким и жалким характером, совершенно глупый и безвольный, не ведал, что творит, губит Россию. Точно какая-то непосильная ноша легла на хилого работника, и он неуверенно, шатко её несёт. Я думаю, что царя органически нельзя вразумить. Он хуже, чем бездарен! Он – прости меня Боже - полное ничтожество…”
P.S. Иллюстрация к этому очерку - образец печально жуткой картины Ивана Творожникова, талантливого страдальца земли Русской, МАЛЬЧИК НИЩИЙ С КОРЗИНОЙ, год написания - 1886.
Понятно, на балы таких, простонародье нищенское, голодом, с рождения, изувеченное, не приглашают.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Свидетельство о публикации №225120800982