Что воля, что неволя

До сегодняшнего дня я жил в полной уверенности, что все в нашем мире устроено правильно. Да и поводам к сомнению взяться было неоткуда. Судите сами: с момента окончания самой последней войны на Земле минул век; эпидемии, выкашивающие целые народы остались в еще более далеком прошлом; средняя продолжительность жизни человека достигла 111 лет; межпланетными станциями изучены самые окраины Солнечной системы, а люди уже вовсю осваивают Уран; в информационных сетях активно распространяются сообщения, что вот-вот создадут машину времени. Это, что называется, в глобальных масштабах.

На личностном уровне мне также было грех жаловаться на судьбу. С самого рождения государство берет под контроль и опеку каждого гражданина, гарантируя его неприкосновенность, способствуя умственному и физическому развитию, создавая все условия для успешной работы и полноценного отдыха.

Достигается это при помощи множества указов, инструкций и рекомендаций, регламентирующих поведение людей в общественных местах, на службе и в быту. С малых лет подрастающее поколение воспитывается в духе уважения законов и безусловного соблюдения основных правил: не нарушай, не возражай, не завидуй, не сердись, не бойся, не забывай, не ленись.

В результате – высокое благосостояние народа (и мое), крепкий морально-психологический климат в обществе (и моей семье), отсутствие организованной преступности (тут, само собой, без меня), спокойная старость (когда-нибудь и моя) и прочее, прочее, прочее от чего я не видел смысла отказываться.

К своим двадцати пяти годам я, конечно, знал, что встречаются отдельные оригиналы, отрицающие устоявшийся порядок вещей и бросившие вызов всему и вся под девизом: «Жить не в клетке, а на воле!» Они себя так и именуют: «вольники». Всех остальных, соответственно, причисляя к «невольникам».

Кто-то из таких людей предпочитает уютным, комфортабельным квартирам хождение по лесам и горам; кто-то вместо предписанной (согласно его личной карте гражданина) трудовой деятельности занимается иной или вообще ничем, предаваясь праздности; кому-то становится скучна размеренность расписанной на года жизни и он ищет острых ощущений. Для государства же все они являются банальными преступниками, поскольку посмели вольно или невольно посягнуть как минимум на один указ или запрет, а значит, вывели себя за рамки гарантий неприкосновенности, став людьми вне закона.

О появлении любого «вольника» оперативно сообщается во всех средствах массовой информации. Фактически, он лишается даже малейших шансов остаться неузнанным по причине законопослушности нашего населения, которое неукоснительно исполняет обязательства по содействию соответствующим органам в обнаружении и изоляции преступников. Тем не менее, пусть и редко, но «вольники» появляются среди людей до сей поры.

Утро сегодня выдалось на удивление солнечным и тихим. День был выходным, и мы надумали всем семейством отправиться на природу. Жена и двухлетний сынишка еще нежились в постелях, когда я, приняв душ и выпив чашку кофе, неслышно выбрался за дверь (нужно было позаботиться о провизии для пикника) и поспешил в один из ближайших к нашему дому магазинов сети полностью автоматизированных супермаркетов «Полная чаша».

Мой путь пролегал мимо электронных щитов с рекламой, афишами и заголовками «Осторожно, «Вольник»!» На последних размещались портреты и подробные сведения о государственных преступниках, посмевших нарушить святое – устоявшийся порядок, предписанный государством для всех и каждого.

Не знаю, как бы все сложилось в моей жизни дальше, не взгляни я на один из щитов. С него на меня смотрел голографический Ант Кулычев. Ант, Антон, Антоха, друг детства и юности. Человек, которому я завидовал белой завистью за то, что он всего добивался собственными силами, благо талантами его природа наделила немалыми. Он уже в раннем детстве писал неплохие стихи, с успехом занимался в секции спортивных единоборств, а по окончании школы экстерном получил журналистское образование и устроился в одну из центральных интернет-газет «Закон и порядок» хроникером. Единственное, что имелось у меня и отсутствовало у Антона, так это семья.

Текст под портретом разъяснял, что Кулычев, добровольно объявивший себя «вольником», на самом деле – банальный предатель, поскольку разгласил государственную тайну, ставшую ему известной по долгу службы. Я тут же вспомнил ту самую статью, в которой Ант рассказал о секретной лаборатории, где полным ходом идут работы по монтажу ни много, ни мало, а настоящей машины времени. И вот, оказывается, что мой друг разгласил тайну и стал изгоем общества. А я, как законопослушный гражданин, теперь должен содействовать его задержанию. Хороша дилемма: исполнить долг или предать друга. Впрочем, почему дилемма? Не может быть выбора иного, чем остаться преданным государству! Да, но ведь Кулычева я знаю столько же, сколько себя самого и не верю, что все так однозначно, что в один момент он вдруг стал врагом общества и, соответственно, моим. Просто не могу и не хочу в это верить!

Так, споря с самим собой, я и стоял у информационного щита, забыв, зачем и куда вышел из дома, пока сзади кто-то не стиснул меня за плечи и тихо не проговорил на ухо: «Не оборачивайся. Это я». Голос Антона не узнать было невозможно.
Исполняя его просьбу, я лишь склонил голову и пробурчал себе под нос:
– Что происходит? Это правда? Ты – «вольник»?
– Всё непросто, дружище. Но суть правильная. Я сам объявил себя «вольником». Ну, а государство, ты знаешь, такого не терпит.
Ответ друга прозвучал ошеломляюще, и мне ничего не оставалось, как сию же секунду принять решение и сделать выбор как себя вести.

Именно в этот момент из-за угла появился патруль гражданской безопасности.
Должен сообщить, что Служба ГБ существует давно, и на протяжении долгих лет весьма эффективно ведет свою деятельность, как по выявлению и задержанию «вольников», так и всех неблагонадежных граждан, склонных по мнению государства к проявлению различных недопустимых для него вольностей. Такая работа ведется различными способами: одно подразделение обрабатывает сигналы, дистанционно полученные от граждан по телефонным каналам, письменно или через информ-сети; другое – работает как профилактическое звено, проводя специальные беседы в учебных заведениях, на предприятиях, по месту жительства; третье – отвечает за повсеместное оповещение население о выявленных «вольниках», об их задержании и наказании. Существуют и силовые органы, отвечающие за те самые задержания.
Сейчас же я увидел еще одно из звеньев СГБ – патруль. Эти бравые молодцы тоже относятся к силовому блоку. Разве что находятся они в «свободном поиске»: выискивают объявленных в розыск «вольников», прочесывая города вдоль и поперек. От их внимательных глаз редко кому удается скрыться.

Итак. Мой выбор заключался в следующем: как только патрульные приблизятся, я привлеку их внимание и «сдам» Кулычева-«вольника». А как иначе? Ведь я же законопослушный гражданин. А он пусть сам отвечает за свою неправильную жизненную позицию.

Словно догадавшись о моих намерениях, Антон быстро-быстро заговорил:
– Как бы сейчас всё не обернулось, слушай и не перебивай. Где наш детский тайник, надеюсь, не забыл? Найди там мои записи. Обязательно прочти их. Если сочтешь, что я прав и захочешь всё исправить, то дальше дело останется за малым – по схеме, нарисованной мной, проникнуть в ту лабораторию, из-за которой я объявил себя «вольником», и с помощью машины времени вернуться к истокам, откуда вся нынешняя несуразная жизнь стала развиваться. Возможно, хотя бы тебе удастся спасти наш мир.

Не скажу, что я сразу «переварил» всё сказанное моим другом. Но анализировать услышанное времени не было. Ибо в голове крутилась одна мысль: надо привлечь патрульных. Поэтому, я резко замахал руками и громко прокричал:
– Сюда! Здесь «вольник»!
Этого оказалось достаточно, чтобы троица в униформе метнулась в нашу сторону. Я только и успел – развести руки и пробубнить:
– Прости, друг.

Антон не стал сопротивляться, но пока ему заворачивали руки, одними губами успел артикулировать: «Загляни в тайник». А старший патруля в это же мгновение обратился ко мне:
– Предъявите идентификационный браслет.
Задрав рукав рубашки, я дал ему возможность сканировать мои личные данные.
– Лев Серёгин, 25 лет, лоялен, – озвучил увиденное эсгэбэшник. – Спасибо за содействие. Вы свободны.
Кулычева увели, а я ошеломленный отправился домой, так и не дойдя до магазина.

Мои домашние занимались утренним прихорашиванием. Услышав, что я вернулся, супруга с сыном на руках вышла из ванной мне навстречу со словами:
– Что это нам папка вкусненького принес?
То ли на лице у меня всё было написано, то ли Катерина и без этого прочувствовала ситуацию, только, не дождавшись ответа, она молча позволила поцеловать себя и Ваньку, отпустила сына в свою комнату, а меня отвела в спальню, усадила на кровать и только тогда задала следующий вопрос:
– Что стряслось? Рассказывай.

Жена моя была не по возрасту рассудительна и логична в оценке событий. Поэтому все вопросы, касающиеся любого из нас, мы обсуждали вместе, а решения принимали только вдвоем. Поскольку в сегодняшней ситуации я выбор сделал самостоятельно, то теперь мне оставалось лишь рассказать Кате про Антона и ждать, как она оценит мой выбор.

– Если бы я не была твоей женой, и не знала тебя столько лет, то, скорее всего, категорично поддержала, как законопослушного и правильного члена общества. Но я-то знаю, и понимаю твоё смятение, поэтому скажу так, – произнеся это, супруга на мгновение взяла паузу: – Найди записи друга. Разберись, насколько всё серьёзно или нет, а уж затем вини или хвали себя.

Слушая Катерину, я всё больше приходил к выводу, что это будет более правильно, нежели взять и забыть о просьбе Антона. Ведь не просто же он рискнул встретить меня, чтобы ее озвучить, зная, что его вот-вот поймают. При этом я нисколько не отступлю от своих принципов и убеждений, если найду и ознакомлюсь с тем, что мой друг спрятал в тайнике. Почему-то я мало верил в возможную смену собственных взглядов на жизнь.

Сколько лет прошло, а каменистый спуск к нашей речке Горячке нисколько не изменился. Да и что ему изменяться: твердые породы не осыпаются, а специально их кроме пацанов, которые, как и мы в своем детстве, играют здесь в войнушку, никто не трогает. Одним словом, когда я пришел сюда заглянуть в наш с Антом тайник, то словно заново окунулся в беззаботные мальчишеские дни. Того и гляди, выскочит кто-то из-за уступа скалы и застрочит из игрушечного автомата.

Честно говоря, я думал, что новые поколения уже давно обнаружили наш схрон. Ан нет. Видимо не зря мы с другом выбрали эту расселину в качестве тайника. С одной стороны, до ниши, где мы его оборудовали надо было или спускаться по почти отвесному участку берега, или, напротив, карабкаться вверх. Но уж коли добрался до нее, то удобнее места было не найти. Небольшая каменная полка позволяла нам двоим удобно сидеть на ней, свесив ноги, и осматривать окрестности на противоположном берегу речки. А за нашими спинами как раз и находился своеобразный природный сейф – вертикальная щель достаточная, чтобы просунуть руку. Мало того, в глубине она поворачивала под прямым углом. В нее-то мы и прятали свои детские «драгоценности»: различные мелочи, важные для подростков и о которых никто не должен был знать. Ни вода, ни снег в тайник не попадали, поэтому мы и пользовались тайником круглогодично.

Вскарабкавшись на уступ, я некоторое время наслаждался видом вокруг. Затем засунул руку внутрь щели, нащупал небольшой сверток и вытащил его. Это был непромокаемый пакет, в котором лежала толстая тетрадь и еще какая-то бумага. Подавив желание начать читать записи прямо здесь, я запихнул пакет за пояс под куртку, еще немного посидел на скале и только потом спустился на тропинку, решив отправиться в городской парк, где мне никто не помешает узнать, что же за причины подвигли Кулычева на «вольничество».

Дойдя до парка и погрузившись в чтение, я не заметил, как прошел день. Не замечать ничего вокруг меня заставило написанное другом. Я и предположить не мог, как далеко всё зашло в отношении взаимосвязей «человек-общество», «государство-личность». Он настолько убедительно, с примерами описывал неизвестные никому факты жестокого подавления «вольников» и безграничную власть карательных органов, что у меня даже тени недоверия к ним не возникло.

Нет, не зря ел свой репортерский хлеб Антон. Ох, не зря! Нарыл такого, что теперь не только ему захотелось всё изменить, но и я в душе почти согласился с его мнением, изложенным в записях, что устраивать революции в наше время бессмысленно и неэффективно, а вот вернуться к истокам, чтобы воспрепятствовать развитию нынешней истории – это куда более конструктивный способ добиться перемен. Причем, фантастической эта идея не выглядела, так как создание машины времени, судя по данным Кулычева – дело уже свершившееся. Правда, перемещение пока было возможным только в прошлое. Именно об этом и была его последняя публикация. После нее Антона и обвинили в разглашении гостайны, собираясь объявить «вольником». Собственно, он потому и сыграл на опережение, тем самым привлекая к проблеме внимание как можно большей аудитории.

Закончив читать тетрадь, я развернул сложенный вчетверо лист миллиметровой бумаги, на которой увидел некую схему и описание нарисованного.
Из нее я узнал, где находится лаборатория и как в нее попасть. Всё оказалось на удивление банально, просто и доступно, и являлось лишь доказательством того, что власти совершенно не беспокоились насчет сверхсекретности, находясь в полной уверенности – никому и в голову не придет совать туда нос. Антону пришло.

Оказалось, что помещение, где расположилась засекреченная машина времени, находилось в подвале старинного особняка – внешне неприметного, скрытого от лишних глаз новостройками. Но попасть туда можно было запросто через систему подземных тоннелей, которые теперь использовались в качестве воздуховодов и природных охладителей.

Где мой друг раздобыл схему этих тоннелей и места нахождения фантастического изобретения, уже не важно, раз она у меня в руках. А вот то, что он ни капли не сомневался во мне, допуская, что я все же поверю ему, проберусь к машине, разберусь в ней и смогу изменить мир – это, врать не буду, мне польстило. Ведь в нашем тандеме лидером всегда был Антон.

Именно поэтому, приняв решение осуществить задуманное другом, я внес в его план корректировку: сначала вернусь к моменту ареста, помогу скрыться от патруля, а затем, возвратившись в лабораторию, уже вместе с ним отправлюсь в глубь прошлого в поисках «правильной» временной развилки.

Домой я вернулся затемно. Сынишка уже спал. Катя же, приготовив ужин, ждала меня на кухне. Торопить с рассказом не стала. Молча ждала пока я умоюсь и поем. Допив чай, я взял ее за руку и сказал:
– Катюня, родная, всё оказалось настолько серьёзным, что я не могу не верить записям Антона. А раз так, то и действовать придется не затягивая, пока из него не выбили информацию про записи и меня. Поэтому, я сейчас соберусь и попытаюсь помочь и ему, и нам, да и всем людям, похоже. Подробностей не сообщаю, но прошу спрятать эту тетрадь, не читая, туда, куда Макар телят не гонял, и никому ничего не говорить, если я вдруг на какое-то время исчезну. Может же так быть: муж вышел за пивом и не вернулся…

На этих словах жена встала, обняла меня и тихо вымолвила:
– Уверена, ты знаешь, что делаешь.
Сборы были недолгими – оделся в спортивный костюм и кроссовки, взял фонарик, складной нож, а главное – схему, поцеловал спящего Ваню, а на пороге Катю, и вышел за дверь. Что меня ждало за ней – фиаско или успех, я знать не мог. Но верил другу и в себя, а значит, сомнения прочь.

Хотя нужный мне особняк находился почти в центре города. Отправился я не к нему, а всё в тот же городской парк, где имелись выходы тоннелей на поверхность. Именно оттуда началось мое «движение в сторону прошлого», как я про себя назвал предстоящую операцию по спасению мира.

В одном из глухих уголков парка я включил фонарик и сверил по схеме свой маршрут. Вскоре среди зарослей акации обнаружился один из предполагаемых входов в систему подземелий. Внешне он был похож на неглубокую ямку, поскольку с течением времени края осыпались. Но стоило мне пару раз топнуть по дну, как оно провалилось, и передо мной открылся достаточно широкий лаз. Опустившись в него, я направил луч света в начало тоннеля. Чтобы попасть внутрь мне пришлось согнуться, но дальше под землю вел вполне комфортный для моего роста ход, свод и стены которого были выложены из камней.

Пока двигался в нужном мне направлении, отметил, что никакой затхлости и сырости в тоннеле не наблюдалось. Напротив, было сухо и свежо. Значит, действительно, я находился в одном из вентиляционных каналов, проложенных в незапамятные времена, но оставшихся рабочим и теперь.

Периодически глядя в чертежи Антона, я уверенно приближался к намеченной цели. Тем более неожиданным оказался финиш моего пути: за небольшим изгибом тоннель уперся в стену, вернее, в некую перегородку, напоминающую хитро скроенные жалюзи. Хитрость заключалась в ее конструкции, исключающей свободное проникновение за нее даже самой мелкой живности. Но воздух она пропускала исправно. Понять это и разглядеть детали я смог только когда, стараясь особо не шуметь, продавил ее и попал в помещение с дежурной ночной подсветкой. Посреди изолированной комнаты явно стояла машина времени, похожая на телефонную будку, ровно такая, какой ее и описал Кулычев…

***
Я стоял в смятении у информационного щита, не веря, что мой друг детства Антон Кулычев – «враг государства», пока сзади кто-то не стиснул меня за плечи и не проговорил на ухо: «Не оборачивайся. Это я». Голос друга не узнать было невозможно.

Склонив голову, я пробурчал себе под нос:
– Ты на самом деле – «вольник»?
– Всё не так просто. Но суть правильная. Я сам объявил себя «вольником». Ну, а государство, ты знаешь, такого не терпит.
Решение как себя вести и какой выбор сделать я принял мгновенно, именно тогда, когда из-за угла появился патруль гражданской безопасности.

– Антон, мы уже в поле зрения патруля. Про методы задержания СГБ с применением спецсредств ты знаешь. Значит просто бежать – не вариант. Их надо перехитрить. Сделаем так: я сымитирую, что пытаюсь задержать тебя, соответственно они посчитают, что с моей помощью взять тебя будет совсем легко. Как только они приблизятся, включай свою рукопашку, ну и я помогу. От троих, думаю, отобьемся.
Выпалив свой план другу, я не дал ему времени для обсуждения, да его, честно говоря, и не было. С криком: «Здесь вольник!», я обхватил Кулычева, словно не давая ему скрыться, и краем глаза следил за приближением патрульных.

Те отреагировали моментально и расслабленно, думая, что полдела мной уже сделано, и им останется только скрутить Антона. Подбежав к нам, патрульные явно не ожидали последующего, а именно, что я не только отпущу «вольника», который парой приемов разбросает двух эсгэбэшников, но и сам наброшусь на старшего патруля. Пусть в отличие от друга, я и не обладал такой резкостью и навыками единоборств, хотя когда-то занимался боксом, только и противник был ошеломлен моим коварством. Отразив часть ударов, он даже попытаться повалить меня на землю. Но тут подоспел Кулычев и отправил силовика в нокаут.

Трое остались лежать, двое рванули в подворотню. На всю заварушку ушла какая-то пара минут, которые категорически всё поменяли, сделав из меня такого же изгоя, как Антон. В этом сомневаться не приходилось: в пылу борьбы патрульный сорвал с руки мой идентификационный браслет, что означало лишь одно – в ближайшее время Льва Серёгина официально объявят «вольником». Что же, я сам выбрал этот путь. Зато не предал друга.

Пока мы с Кулычевым петляли по задворкам, я без остановки крутил в голове одни и те же вопросы: «Правильно ли я поступил?» и «Что теперь делать?» Если на первый из них я еще как-то мог ответить утвердительно, подобрав аргументы и убедив самого себя, что только так и надо было поступить, то на второй правильнее было бы отвечать вдвоем с Антоном.

Словно прочитав мои мысли, он сбавил темп движения и произнес:
– Давай-ка разделимся. Поодиночке будем меньше внимания привлекать. Вечером встретимся у тайника на Горячке. Там и обсудим дела наши грешные. За это время надо мне успеть кое-что порешать, да и тебе своих предупредить, чтобы вывести из-под удара.
– Хорошо. До вечера. И будь осторожен, – согласился я, прекрасно понимая, что опасаться теперь придется и мне самому.

Прежде чем разойтись в разные стороны, Антон обнял меня и с чувством сказал:
– Спасибо, дружище! Только ты один меня поддержал.
Сказал и юркнул в проходной подъезд.
Мне же стоило поторопиться домой, пока там не объявились эсгэбэшники.

И все же я опоздал. Уже на подходе к своему двору вовремя заметил машину силовиков – этакий броневичок с соответствующей эмблемой – подруливающий к нашему подъезду. Пришлось ретироваться. Теперь Катя и без меня всё узнает. Главное, чтобы их с сыном не тронули. Но тут, справедливости ради, скажу, что пока СГБ по семейной линии палку из-за «вольников» не перегибала. Если, конечно, родня явно не поддерживала и не помогала изгоям. А моя жена этого делать не могла, поскольку знать не знала, в кого я превратился, выйдя в магазин.

При таком повороте событий и оперативности действий спецслужбы мне теперь следовало остыть и всерьез поразмыслить о последующих шагах. Ведь в открытую соваться к друзьям и знакомым – только подставлять их. Пусть я даже был уверен, что многие из них, если что, поступят как я сам. Зачем создавать цепную реакцию возникновения «вольников»?

Теперь мне стоило бояться не предательства знающих Льва Серёгина людей, а вполне законной реакции на меня-«вольника» со стороны людей незнакомых, которые уже наверняка имели возможность узнать обо мне с каждого информационного экрана.
Словно в подтверждение этих мыслей, я обратил внимание на пожилую даму, пристально рассматривающую меня, и периодически поглядывающую в экран личного мобильного коммуникатора. Сомнений не было: она явно хотела убедиться, что лицо из гаджета и мое – вполне идентичны и дают ей основание проявить бдительность, что она и сделала, поспешив в соответствии со своим возрастом к машине с надписью «Служба Гражданской Безопасности».

Не дожидаясь, когда она сообщит о нарушителе законности, то есть обо мне, группе захвата, я ускоренным шагом отправился прочь от родного двора.
Можно в красках описывать, как я в течение дня хитроумно уходил от зорких глаз сограждан и бдительных патрульных, как нарвался-таки на знакомого, который до сегодняшнего дня вполне дружески ко мне относился, а тут вдруг накинулся на меня в попытке задержать, за что и получил по кумполу. Всё это было, чего скрывать. Но гораздо больше меня угнетало и напрягало не это, а мои собственные мысли по поводу.

Пока я «героически» оборонял свою волю, всё никак не мог избавиться от ощущения, что всё идет не так, как должно было идти. По крайней мере, как я думал, что должно идти. А размышления мои крутились вокруг того, что, на самом-то деле, до сегодняшнего дня я нигде не слышал хотя бы про некое подобие вольнического подполья. Все время сообщалось про отдельных отступников, а про организованное сопротивление не было и речи. Одно из двух, рассуждал я, либо об этом властям удается тщательно скрывать любую информацию, либо никакого подполья не существует.

Первое, конечно, при нашей нынешней жизни вполне возможно, но ведь и «сарафанное» радио никто не отменял. И если бы где-то просочилась информация о массовых выступлениях «вольников», то вряд ли бы ее распространение удалось остановить на корню. Вот и получается, что искать таких же как я – все равно, что спрашивать у всех встречных, как найти марсианина с НЛО, прилетевшего накануне. Да, похоже, Кулычев да я, вот и всё подполье.

Не меньше меня свербила и мысль: правильно ли я поступил, спасая друга? С моральной точки зрения я был доволен собой, но, если задуматься, а плохо ли мне жилось раньше? Так ли уж мою семью задевала система? Чего я был лишен, исполняя все предписания и законы? Куда не мог поехать, будучи одним из массы «невольников»? Кстати, тут бы еще разобраться, кто на самом деле вольный человек, а кто – нет.

Что бы там ни было, я решил отложить свои окончательные выводы до разговора с Антоном. Пусть расскажет, всё что знает и изложит свой план действий. Возможно, тогда станет яснее: кто прав, а кто нет.

Когда сумерки стали потихоньку захватывать город, я уже был неподалеку от нашей заветной скалы на крутом берегу местной речки. До секретной ниши на склоне, где мы с другом, будучи пацанами, проводили иногда целые дни, я решил спускаться сверху: и видно лучше, что вокруг происходит, и вниз легче двигаться, нежели карабкаться от воды.

Кулычев уже сидел на краю небольшого выступа и ждал меня.
– Рад, что тебя не задержали. Располагайся. Разговор будет долгий.
Как только я присел рядом, Антон достал из-за пояса толстую тетрадь и сказал:
– Вот то, за что меня преследуют. И, одновременно, то, что должно помочь всё исправить.
– Исправить? – не совсем поняв, что имеется ввиду, переспросил я.
– Правильнее сказать – изменить всё! Всё что есть сейчас, и чего быть не должно.
Жестом руки он остановил мое желание задать следующий вопрос. И стал по порядку рассказывать свою историю, одновременно развернув большой лист с каким-то рисунком и подписями к нему.

Из услышанного следовало, что машина времени на самом деле есть, но с одной оговоркой – перемещает она пока только в прошлое. А вот сил, способных объединиться для свержения власти, которая, по словам друга, «взяла под тотальный контроль наши умы и души» – нет. Поэтому, единственный способ спасти мир (опять же, по его словам) – это захватить машину времени, вернуться в прошлое и уже там постараться предотвратить «неправильное развитие будущего», то есть нашего настоящего.

На мои доводы, что, изменив прошлое, мы сами окажемся непонятно, где, что можем никогда не встретить тех, кого любим сейчас, ради кого, собственно, и надо что-то менять, Кулычев ответил несколько пафосно, мол, ради спасения всего человечества он готов пожертвовать своим будущим. Я же, слушая Антона, всё больше приходил к выводу, что не только не готов, но и не хочу.

План друга по приватизации фантастического изобретения, впрочем, что это я – вполне реального, заключался в возможности проникновения в хранилище, где и располагалась машина времени. Об этом он в подробностях поведал с помощью карты (а это именно ее я сначала принял за непонятный рисунок) с обозначенными тоннелями, входами-выходами и нужным нам зданием. На ней же были указаны основные узлы агрегата для перемещения сквозь годы. Получалось, что, если действовать по инструкции, то уйти назад по временной шкале не так уж и сложно.
В азарте рассказа Кулычев совершенно не обращал внимание на сомнения, явно отраженные на моем лице. А ведь они никуда не делись, а лишь усиливались с каждой минутой.

– Ты всё понял? – Антон без паузы задал вопрос, закончив рассказ.
Пока я подыскивал слова, чтобы постараться аргументированно сформулировать свое мнение, он сложил карту и отдал мне, оставив себе тетрадь и категорично заявил:
– Тогда в путь. Не будем терять времени.
То ли я все же попал под некоторое магическое воздействие от услышанного, то ли во мне сработал режим осторожности, но я не стал ничего говорить, решив, что окончательно определюсь возле машины времени.

К городскому парку, где предполагалось спуститься в один из воздуховодных тоннелей, мы добрались уже в плотных сумерках. Должен сказать, что Кулычев подготовился к операции основательно: удобная одежда и обувь, рюкзак с какими-то инструментами и целых два фонарика, один из которых он вручил мне.
Всё шло гладко до момента, когда нам надо было перемахнуть через ограду парка, чтобы не идти через центральные ворота и не привлекать лишнего внимания. Что в такое время именно здесь забыл патруль СГБ теперь не имеет значения. Но он тут был и заметил нас. Сообразив, что весь план может рухнуть в одно мгновение, Антон принял единственно верное решение:
– Лёва, быстро ко мне на плечи и за ограду. Карта у тебя, дорогу найдешь. А я свяжу их общей свалкой. Если отобьюсь, догоню тебя, схема-то мной составлена. Если нет, то прошу тебя, сделай как я хотел. Спаси мир!

После этих слов он, фактически насильно взвалил меня себе на плечи и перебросил в парк. Инстинкт самосохранения заставил меня рвануть в заросли. За спиной остались крики и звуки борьбы.
Поняв, что за мной пока не гонятся, я прикрыл полой куртки фонарик и развернул карту. Определившись с направлением, я быстро осветил пространство вокруг себя и увидел, что близок к нужному месту. Дав глазам снова привыкнуть к темноте, я уверенно двинулся к нему. Благо в помощь мне была и яркая луна.

Буквально через несколько минут я оказался возле провала, где под опавшими от ветра ветками, скрывался лаз в подземный ход. Погони так и не обнаружилось. По всему, Кулычеву удалось-таки не дать патрульным организовать преследование. Но вот что с ним самим? Отбился ли? Доберется ли сюда?

На меня опять нахлынули сомнения: стоит ли оно всего этого, лучше ли будет (и кому), если я осуществлю план друга, и не лучше ли оставить всё как есть? Вот тут я прервал поток тяжких мыслей, поскольку в голове созрела одна, но очевидная идея: воспользоваться машиной времени, действительно, надо, но вернуться не в бог его знает какое время (ведь ни Антон, ни тем более я, не знали, когда начался крен «не в ту сторону»), а всего лишь в сегодняшнее утро. Да, именно так! Лучше я сдам друга патрулю, пока он, а теперь и я с ним, не натворил бОльших бед. Глядишь, отделается небольшим наказанием, а то и вовсе выкрутится. А мир пусть останется прежним. Даже если с этим кто-то не согласен.
Сосредоточившись на этой мысли, я спустился в тоннель.

***
…Уже находясь возле псевдотелефонной будки, я скорее почувствовал, чем увидел, что в помещение проник кто-то еще. В то же мгновение мне на встречу вышел человек. Даже скудное освещение не стало помехой для моего удивления, если не сказать – моей оторопи. Впрочем, почти те же эмоции отразились и на лице незнакомца. Да что там – незнакомца, на моем собственном, поскольку перед собой я увидел свою копию. Будто на большое зеркало наткнулся.

– Что за чертовщина! – Ничего более банального в такой момент с языка и сорваться не могло. – Ты кто? И откуда здесь? – по инерции продолжил я, обходя свою копию в надежде получше рассмотреть.
– Я-то – Серёгин, похоже, как и ты, – раздался в ответ мой же голос. – Пришел менять время, так сказать. Только почему раздвоился – не пойму. Ведь ты – это я. Ну или наоборот.

Такая рассудительность меня не удивила. Я и сам уже понял, что не схожу с ума, а попал в какую-то невероятную ситуацию, что, честно говоря, рядом с реальной машиной времени фантастикой не казалось. Поэтому я, как ни в чем не бывало, спросил:
– Что, и ты друга предал, а теперь хочешь спасти?
– Почему – предал? Наоборот, помог скрыться. Сам тоже теперь в бегах. И так мне это не понравилось, что решил я переиграть ситуацию: вернуться в сегодняшнее утро и поступить как законопослушный гражданин – помочь задержать «вольника» Кулычева.

После этих слов «второй я» вдруг осекся и с неким недоумением задал вопрос уже мне:
– А ты здесь для чего?
Мой рассказ о причине появления возле машины времени настолько поразил «меня» другого, что тот некоторое время переваривал услышанное. Я же, со своей стороны, не переставал думать о причине его проникновения в это место.
Почти одновременно до нас дошло, что возвратись мы сейчас к началу дня в надежде всё изменить, то через некоторое время скорее всего снова встретимся здесь, только поменявшись местами.

– Не хотелось бы менять шило на мыло, – опередил я своей репликой второго Серёгина.
– Да уж, – кивнул он и продолжил: – Сдается мне, что провидение не просто так свело нас с тобой возле этой адской машинки, как во вневременной капсуле.
Мне только и оставалось, что развести руками и констатировать:
– Хотелось бы возразить, но… выходит, человек не волен кардинально изменить судьбу, даже если ему, как нам с тобой, предоставляется возможность попробовать разные варианты поведения.
– Как говорится, что воля, что неволя…

Но если так, подумалось мне, может быть, все-таки, имеет смысл вернуться в утро и просто не ходить в магазин, чтобы не встретит Кулычева. Ведь так и так его поймают? Мысль, с одной стороны, очевидная, с другой же – в этой реальности всё уже случилось, значит у семьи Серегина по любому возникнут неприятности, даже после моего исчезновения. Нет, я не настолько эгоистичен, если не сказать резче – труслив и подл. Значит, действительно, выбора нет. Надо оставаться в своем временном потоке и действовать по обстоятельствам.

А что насчет этого скажет мой визави? Выйдя из задумчивости, я поднял глаза на свою копию и понял безо всяких обсуждений по одному его взгляду, что он пришел к той же мысли. Не зря же мы – это я, только в квадрате.

***
 Некоторое время два Серегина потратили на попытку разобраться, смогут ли они самостоятельно без Кулычева понять насколько назад по временной шкале им надо вернуться, чтобы осуществить план друга. А главное, смогут ли они, оказавшись там в одиночку, сориентироваться как действовать и что предпринять для его осуществления. О возможных последствиях такого путешествия вслух говорить не решился ни тот, ни другой. Ну не знали они чем всё может обернуться. И, в глубине души, боялись этого.

В результате, придя к выводу, что менять мир – не каждому по силам, тем более что никто кроме Антона их таким правом не наделял, оба, не глядя друг на друга, одновременно отправились к дыре, ведущей в тоннель. В нем через мгновение каждый оказался уже в одиночестве.
Возвращаться в лабораторию ни у одного из них не возникло ни малейшего желания…