Балерина. Гл. 8

                Грузинский демон
 
 Уверенность в себе, это вовсе не ощущение будто ты лучше всех остальных... Уверенность в себе - это осознание того, что у тебя нет ни одной причины сравнивать себя, с кем бы то ни было ещё.

 «Закулисье» театра оперы и балета, представляло из себя не ту картину, которую зрители видели со своих мест, глядя на сцену. Узкие коридоры с голыми бетонными стенами, пахнущие краской, древесиной декораций, пудрой и потом. Царство изящных линий и закулисной магии, грубо нарушенное вторжением чужеродной силы.
  Только что отзвучали финальные аплодисменты. Елена, вся ещё дышащая сценой, в лёгком халате, накинутом на пачку, зашла в свою гримёрку. На её лице блестели капельки пота, глаза горели - это был триумф. Она присела перед большим, ярко освещенным зеркалом, окруженным лампочками, начала снимать грим.
   Именно в этот момент дверь распахнулась без стука.
  В проёме, заполнив его собой, стоял Мамука Шалвович Мананишвили. Он был одет в невероятно дорогой, идеально сидящий на нём костюм, от которого пахло дорогим парфюмом и сигарным дымом. Его вид - сытая, уверенная в себе физическая сила, грубоватая красота - резко контрастировал с хрупкой, изящной атмосферой гримёрки.
   Первый раз он пришёл к ней за кулисы в гримёрку, месяц назад, сразу после балета «Лебединое озеро», где она танцевала партию Одетты-Одиллии, с огромным букетом цветов. Явился, чтобы познакомиться с ней, после того случая в ресторане, когда она дала ему пощёчину за своего мужа. 
 Не вспоминая про тот случай, вежливо, представился, похвалил её мастерство, а потом откровенно сказал:
  - Я, честно говоря, не очень люблю балет, но побывав на двух спектаклях, где Вы танцуете, неожиданно понял, что многое потерял, не видя звезду нашего театра приму-балерину Елену Владимирову.
Теперь я Ваш фанат Елена, и не только, я хочу, чтобы Вы стали моей любовницей. Я очень богатый человек, и могу сделать так, чтобы Вы стали звездой не только у нас в области, но и в России.
   За его спиной мелькали испуганные лица администратора и пары артистов кордебалета. Они пытались что-то сказать, но их остановила мрачная тень - его личный охранник, который встал поперёк коридора, блокируя проход.
   Елена вздрогнула, встретившись с его глазами в зеркале. Её сердце упало и забилось часто-часто. Но, она, взяв себя в руки, гневно вскочила со стула и глядя наглому грузину прямо в глаза, с сарказмом в голосе сказала:
  - Мне, конечно очень лестно Ваше внимание, Мамука Шалвович, но этого не будет никогда! Во-первых, я замужем, у меня прекрасный муж и мне не нужны любовники, тем более такие наглые, как Вы.
   Во-вторых, мне очень неприятно, что такой мужчина как Вы, опустился так низко, что нагло ворвался ко мне, сюда в  дамскую гримёрную, наговорил кучу гадостей, но с букетом в руках. Вы, меня что, за какую-то шлюху приняли?
  Поэтому, Вы сейчас немедленно отсюда уйдёте, пока я не вызвала полицию, и больше никогда сюда не придёте. Вы, мне неприятны как мужчина, и Вы меня очень обидели!
   Её голос звенел как металл, и Мамука, с интересом глядя на неё, сначала молчал, а потом, тихо сказал:
   - Мне именно такие женщины как ты и нравятся. И, как ты не ерепенишься, ты всё равно будешь моей, и плевал я на полицию! Ну что она мне может сделать, я же тебя не бью, не насилую, а просто пришёл с букетом цветов, чтобы выразить, тебе, своё восхищение. Поняла?
  Я сейчас уйду, а ты думай над моими словами! - он резко развернувшись пошёл к двери гримёрки, которую тут же любезно открыл перед ним, его охранник.
  Этот наглый грузин больше не появлялся, зато его младший брат Вано -  невысокий, волосатый, похожий на обезьяну вертлявый мужчина с орлиным носом и лошадиной мордой, весь месяц в дни репетиций и спектаклей, хорошо зная её график, доставлял ей, к её гримёрке, корзину живых цветов, с красивой открыткой, где было написано всего два слова «От Мамуки», которые она тут же возвращала ему обратно.
А теперь он снова был перед ней, и её сердце заныло от предчувствия беды.
- Елена, - его голос был густым, бархатным, с ярким кавказским акцентом, который он даже не пытался скрывать. Он вошел, как хозяин, и захлопнул дверь.
- Браво. Ты сегодня была богиней.
- Мне, конечно лестны Ваши слова, Мамука Шалвович, но, что-то не помню, чтобы мы с Вами, пили на брудершафт и переходили на «ты», - спокойно проговорила Елена, решив, что с этим наглецом нужно разговаривать именно так.
Она, говорила эти слова стараясь не смотреть на него, продолжая стирать грим, хотя руки её немного дрожали.
   Он подошёл и, не смущаясь, облокотился о косяк её гримерного столика, рассматривая её отражение. Его взгляд был тяжёлым, оценивающим, как будто он смотрел на дорогую вещь, которую уже купил.
- Нет, женщина ты не понимаешь, -  мужчина наклонился чуть ближе, и запах его парфюма перебил запах театрального грима.
- Я сидел в первом ряду. Видел во время твоего выступления каждую твою мышцу, каждую каплю пота. Это было... сильно.
Он помолчал, давая ей прочувствовать неловкость.
- Мамука Шалвович, пожалуйста, я очень устала. Мне нужно переодеться, - попыталась она вежливо его выпроводить.
- Я знаю, что тебе нужно, - парировал он, ухмыльнувшись. Его ухмылка была обезоруживающе наглой.
- Ты нужна себе. Такой талант, такая красота... Она томится здесь, за этими стенами. Ей нужна достойная оправа.
 Он взял со стола её пуховку для пудры, повертел в своих толстых, сильных пальцах с двумя нанизанными на них вычурными золотыми перстнями, смотря на неё, а не на вещь.
- Я устал от этих игр, Елена. От твоих отказов брать цветы, от этих... телохранителей, - он пренебрежительно махнул рукой, как будто отмахивался от мухи.
 - Ты что думаешь, какой-то нанятый мужик или твой папа-министр меня остановят?
Он отложил пуховку и наклонился так близко, что она почувствовала его дыхание. Он смотрел прямо на неё в зеркало, не позволяя ей отвести взгляд.
- Так что слушай меня внимательно, - его голос стал тише, но твёрже, как сталь. Вся наигранная любезность исчезла.
- Я уже довольно насмотрелся на тебя со сцены. Пора посмотреть вживую. У меня большая кровать на 15-том этаже в пентхаусе с видом на весь город. И у меня есть желание положить тебя туда. Сильное желание. А то, чего я хочу, - я всегда получаю. Всегда!
  В гримёрке повисла гробовая тишина. Было слышно, как за стеной смеются артисты, не подозревая ни о чём. Его слова, такие грубые, пошлые и прямые, висели в воздухе, оскверняя святое для нее место. 
  Нет, он не домогался, не уговаривал. Он констатировал. Он просто сообщил ей о своем решении, как о погоде.
 Елена побледнела. Вся кровь отлила от лица. Она чувствовала себя загнанным зверьком. Она хотела кричать, но горло было сжато. Хотела встать и уйти, но ноги стали ватными.
 А мужчина видел её страх и наслаждался им. Это была его победа.
Прямо в эту секунду дверь снова открылась. На пороге стоял её муж Антон, бледный, с дрожащими руками.
- Мамука Шалвович, спектакль окончен, все уходят... - пролепетал он.
Мамука даже не повернул голову. Он медленно выпрямился, взял со стола её букет цветов (кто-то поднёс его ей на поклоне), понюхал их с наслаждением, глядя на неё, и бросил обратно на стол.
- Подумай, - сказал он коротко, и его взгляд сказал всё остальное: «Сопротивление бесполезно».
И, не удостоив её мужа даже взглядом, он развернулся и вышел, оставив за собой тяжелый шлейф дорогого парфюма и ощущение осквернения. Антон, тут же выскочил вслед за ним.
Дверь закрылась. Елена долго сидела не двигаясь, глядя в свое испуганное отражение в зеркале, а потом её резко затрясло.
  Это был не просто испуг. Это было понимание, что этот человек уже не остановится. Ни перед чем. Ей было страшно и обидно, и за себя, и за мужа, не способного, после того случая в ресторане её защитить, и вообще на весь мир.
  И она горько расплакалась.