Несмотря ни на что
— Мы собираемся понырять, — сообщил Давид. — Поедешь с нами?
Все знали, что настоящей страстью Давида был дайвинг и поиск затонувших сокровищ, про которые он мог рассказывать часами. Если бы он не вызвался подменить на дежурстве заболевшего товарища, он бы тогда, 7 октября, был уже на Красном море. Но вместо погружения с аквалангом вместе с Моше они, рискуя жизнями, спасали гражданских.
— Что будем искать на этот раз? — спросил Андрей. — Золото финикийцев?
— У нас больше нет целей обогатиться, — ответил Давид и рассмеялся. — Правда, Моше?
— Точно! — подхватил Моше. — Зачем нам деньги?
Для Андрея их поездки к морю — без жён и детей — стали чем-то вроде ритуала очищения, обязательного к исполнению хотя бы пару раз в году. Только там он мог сбросить с себя всё напряжение, оставить всё ненужное за бортом и погрузиться в другой мир — тишины и красоты, где он на время чувствовал себя первооткрывателем утерянного рая.
— Когда выдвигаемся? — спросил Андрей.
Давид и Моше переглянулись, словно это была тайна.
— Когда будешь готов, — многозначительно сказал Моше.
— Если будешь готов, — добавил Давид, как показалось Андрею, с некоторым сочувствием глядя ему в глаза.
«Если? — пронеслось в голове у Андрея. — Что, черт возьми, он имеет в виду?»
Хлопнула дверь, и во дворике полицейского участка показалась его жена Таль в синем платье с блестками и на высоких каблуках.
— Зайка, церемония начинается. Ты же не хочешь пропустить момент? — прошептала она и взяла его за руку.
Андрей затушил сигарету. Взгляд скользнул к тени акации — друзья стояли там, улыбаясь, как ни в чём не бывало. Почему Таль так демонстративно их не замечает? Какая кошка между ними пробежала?
Зал полицейского участка в Офакиме гудел от приглушённого гула голосов. Сослуживцы в парадных формах с начищенными значками, семьи в лучших одеждах — даже мэр приехал. Комиссар полиции шагнул к микрофону.
— Раньше, до 7 октября, мы знали Андрея как хорошего полицейского. Как любящего мужа и отца трёх замечательных дочерей. Но теперь мы знаем, что он настоящий герой всего еврейского народа. Он смог в одиночку уничтожить 13 террористов, которые расставили засады по дороге в его родной кибуц…
Голос комиссара куда-то поплыл, в ушах зазвенело, Андрея накрыла знакомая удушливая волна, которая не сулила ничего хорошего. От неё веяло ядом равнодушия ко всему живому, как будто вдруг выключили все чувства, и мир стал полностью чужеродным, пустым и бессмысленным. Подобные приступы преследовали его постоянно, хотя после 7 октября минуло уже почти два года.
— Зайка, очнись! — услышал он голос Таль. — Тебя ждут!
Жена показывала на сцену, откуда на Андрея взирало начальство. Под аплодисменты Андрей поднялся к микрофону, комиссар торжественно нацепил ему на грудь медаль. Это была высшая награда для каждого полицейского — медаль за мужество, проявленное в бою. Так почему же его друзья Давид и Моше отводят глаза в сторону?
— Скажи пару слов, — комиссар подтолкнул его к микрофону. — Не все же мне за тебя отдуваться.
Андрей взял микрофон, который показался ему тяжёлым, как граната. Он хотел сказать всё, о чём думает, но… Сказать, наконец, правду. В глазах жены увидел всё ту же мольбу: прекрати, прекрати мучать себя и нас! Всё самое худшее уже позади и исправить ничего нельзя… Ведь главное — мы живы! Твоя семья спасена, неужели тебе этого мало?
— Друзья, начальство, спасибо! — наконец произнёс он. — Но я не герой. Я просто делал свою работу.
Андрей посмотрел на Моше и Давида и добавил:
— Есть те, кто заслужил эту медаль ещё больше.
Его последние слова утонули в аплодисментах, а Андрей ни на кого не глядя уже сходил со сцены, изо всех сил стараясь сдержать подступивший к горлу комок.
Последующий фуршет стал для Андрея ещё одним испытанием — каждый считал своим долгом подойти, поздравить, пожать руку… В другое время он был бы рад поболтать и обняться с каждым, но сейчас… Эта удушливая волна не отпускала его, он не чувствовал ни всеобщей радости, ни благодарности за награду. В итоге остаток вечера Андрей буквально прятался за спиной у жены, которая вместо него активно общалась со всеми гостями.
— Вот ты где! — вдруг услышал он за спиной знакомый голос. — женщина средних лет чокнулась с ним бокалом, но её взгляд был строгим, как у школьной учительницы. — Почему не приходишь?
— Служба, семья, дети… — соврал Андрей.
— Пропустишь ещё сеанс — напишу рапорт. Запомни, герой, — она рассмеялась, но глаза её были серьёзны.
— Кто эта женщина? — спросила Таль, когда та отошла.
— Наш штатный психолог.
— Так это к ней ты якобы ездил раз в неделю?
Андрей пристыженно кивнул.
— Что с тобой, зайка? — шепнула Таль обиженно. — Раньше ты меня не обманывал.
— От неё толку ноль, — отмахнулся он.
— Но ты ездил туда раз в неделю. Отсутствовал по три часа. Где был?
— Нигде. Просто катался, — ответил Андрей, но его сердце сжалось, как кулак, и он поспешил отвести взгляд.
Таль знала: это был взгляд человека, который тонет, но не просит спасти, потому что считает, что не достоин. Она знала, что Андрея, словно воронкой, затягивало в тот день, на тот самый перекрёсток возле Суфы, где дорога, как его душа сейчас, раздваивалась надвое… Тогда он ещё не ведал, сколько препятствий ему предстоит одолеть на пути домой. Не знал, как много раз его собственная жизнь будет висеть на волоске. Но он точно знал, что она с детьми уже спряталась в мамаде у соседа. Рядом с ней были вооружённые защитники. Поэтому Андрей мог быть уверен, что они позаботятся о ней. А вот позаботиться о его друзьях тогда было некому. Там, где находились Давид и Моше, ситуация была другая. Там шёл открытый бой. Там каждый человек, каждый патрон был на счету. Там Андрей пригодился бы больше. И теперь, спустя два года, он всё ещё не мог простить себе, что свернул не туда. Они говорили об этом с Таль тысячу раз, но слова больше не имели над ним никакой власти.
Обратная дорога шла через этот чёртов перекрёсток Таль молчала, положив свою руку на колено мужа. Дети уснули на заднем сиденье: Эмилия свернулась калачиком, Ева обняла мишку, Ария посапывала в кресле. Фары выхватывали разметку – вот она, эта развилка с поворотом на Суфу. Таль увидела, как на руках Андрея, сжимающих руль, побелели костяшки пальцев. Она будто услышала его мысли: «Почему я тогда не повернул? Неужели просто струсил? И теперь геройски обманываю всех, прикрываясь данным семье словом?» Говорить сейчас с мужем, что он мучается понапрасну, было бесполезно, и Таль продолжала хранить молчание.
Дома пахло молоком, детским шампунем. Девочек уложили: Эмилия попросила воды, Ева — ночник-облако, Ария свернулась клубочком. Андрей лёг рядом с Таль. Она прижалась к нему, поцеловала шею.
— Расслабься, зайка, — прошептала, ладонь скользнула по груди.
Раньше он таял от её прикосновений. Но сегодня тело не отзывалось.
— Не могу… Прости.
Андрей вышел во двор покурить, а Таль лежала и изо всех сил старалась не закричать: «Я же здесь! Возьми меня! Я живая! И ты живой! Хватит сожалеть о мёртвых! Хватит!» Но кричать было бесполезно. Тем более, она уже делала это, и не раз.
Андрей стоял у крыльца с сигаретой, вкуса которой он не чувствовал. Мысли снова вернулись к поездке, о которой говорили Давид и Моше. Он ждал её, как избавление, как передышку, как спасение, пусть даже временное… Он представлял: тёплая вода обнимает тело, как прощение, которого он никогда не заслужит. Рыбы проплывают мимо, не спрашивая, кто ты и что натворил. Там он мог бы просто быть — без званий, без вины, без ненужных ему медалей. Он бы смотрел, как солнечные лучи прорезают толщу воды золотыми копьями, а над ними колышутся два силуэта, ждущих его в лодке: Давид показывает большой палец — всё окей, брат! А Моше машет рукой — поднимайся, не задерживайся. О, боже, как бы ему хотелось прямо сейчас там оказаться!
Андрей затоптал сигарету и собирался уже вернуться в дом, но вдруг послышался шум мотора — старый пикап, на котором они часто ездили вместе с Давидом и Моше, въехал во двор, осветив фарами крыльцо. Машина остановилась, Андрей с радостью поспешил навстречу друзьям.
— Вот это сюрприз! Почему не позвонили?
— Не хотели будить твою жену, — ответил Давид.
Они обнялись.
— Ну что, готов? — спросил Моше.
— Да, — кивнул Андрей.
Он оставил Таль короткое послание, покидал вещи в сумку, взял ключи от машины. Оглянулся — дом, полный тепла и детских снов, на миг показался ему далёким воспоминанием, словно этим своим решением он уже шагнул в иное измерение, откуда невозможно вернуться.
Таль проснулась от тишины. Мужа в доме не было. На кухонном столе белела записка. Всего две фразы: «Уехал понырять. Люблю тебя.» Сердце сжалось в недобром предчувствии. Она набрала мужа по мобильному, но ответа не было. Он всегда отключал телефон, когда отправлялся с друзьями на море. Волноваться, казалось, было не о чём. Но Таль уже знала — это не просто поездка к морю. И не очередное бегство из дома. Это что-то другое. Она ещё раз набрала номер мужа. И — о, чудо! — он ответил.
— Почему не предупредил? — набросилась на него Таль. — Я уже подумала черт знает что!
— Друзья заехали, куда было деваться? Не хотел тебя будить, — ответил Андрей.
— Друзья? — удивилась Таль. — Какие друзья?
— Ты знаешь, какие, — ответил Андрей. — Я люблю тебя. Поцелуй девочек, когда проснутся, хорошо? Мне пора.
Таль открыла рот, чтобы ответить, но Андрей уже повесил трубку. А когда она снова набрала его номер, телефон был уже отключён.
Глядя на первые лучи солнца, Андрей выкурил последнюю сигарету из пачки. Наконец-то он распробовал её на вкус. Редкостное дерьмо! Слава богу, больше не придется себя травить, да еще тратить на это деньги! Андрей даже улыбнулся от этой мысли. Море было спокойным и тихим, вокруг ни души. Место и время выбраны безупречно. Привычным движением он достал из кобуры служебный «Глок» и без всяких колебаний, словно это было давно уже решенное дело, выстрелил себе в сердце.
Похороны прошли на кладбище в Ашкелоне. Андрея похоронили рядом с могилами его друзей — Давида и Моше, павших два года назад, 7 октября, в неравном бою с террористами.
— Таль, доченька… — утешал её знакомый раввин. — Раби Нахман говорил: «Весь мир — это очень узкий мостик, и не надо бояться по нему пройти». Андрей прошёл свой мост до конца. Теперь он стоит на той стороне и ждёт нас. Плачь, сколько нужно. Это только этап. Пока мы живы — горе не конец, а дверь к свету.
Заплаканные глаза Таль были похожи на море, каким его видел Андрей в свой предсмертный час — спокойное, глубокое, готовое принять всё, даже его последний выбор. Она первой положила на его могильную плиту камешек.
«Надеюсь, ты нашёл свой рай, зайка, — мысленно обратилась она к мужу. — Целых два года ты спасал нас от себя — чтобы мы не видели, как ты умираешь по кусочкам. Ты заплатил за нас своей жизнью. Ты герой. Самый настоящий. И спасибо, что не оставил мне иного выбора — только жить, жить и жить, несмотря ни на что…»
© Александр Детков, 28.11.2025
Свидетельство о публикации №225120901566