АХ, ЭТА НОЧЬ

               

Если вам ночью не спится,
И на душе нелегко.
Значит, вам нужно влюбиться…
 
Жрать на ночь меньше надо. Тогда и спать будешь нормально, и на душе легче станет.
Говорил же умный человек, что не ешь ты на ночь, после восемнадцати – антракт. И прозорливо предупреждал, что если гости нагрянут, то пусть рубают что хотят.

Гости нагрянули в 18-30, и у них с собой было.
А я что? – рыжий солнечный пёс что ли, чтобы отказываться, когда приносят?
Ну и разговелся.

Гости поторопились удрать (дела всё-таки), а мне пришлось посуду убирать.
Что с них взять – образованные.

Залез под одеялко, вытянулся, носом засопел.
И стало мне сниться ночи платье белое, друзья в пуховых мешках спящие и та, которая не привыкла засыпать без моего плеча.
Хорошо стало.
Только вот с гор, спокойствием собственным скованных, камушек упал.
И прямо на живот.

Сон, не выдержав такого измывательства, оскорблённо упорхнул.
Лежу, оцениваю состояние организма.
Печень, как всегда, спит в сиянье голубом, а кишки промеж собой разговаривают.
Хорошо так разговаривают, громко.
Да что же им не спится – то, а?

Лежу, жду, когда разговор закончится.
В голове день минувший мелькает.

Вообще, прожит он не напрасно.
За квартиру заплатил, зарплату получил, "Открытую книгу" Каверина дочитал.
Интересный был писатель.
Жаль, что о нём сейчас мало кто помнит.

Мысли тихо поползли в сторону работы.
Да и там всё достаточно прилично.
Тот  паренёк, которого мы три недели интенсивно лечили, решил всё-таки выздороветь и начал капризничать.
Честно говоря, шансов выкарабкаться у мальчишки практически не было, но сёстры отделения, приложив профессиональные, материнские и  прочие человеколюбивые чувства, пацанёнка выходили.

Хорошие у меня сёстры – языкастые, громогласные и опытные.
С характером.
Без этого на нашей работе нельзя.
Иной раз я ощущаю себя дрессировщиком, работающим со всякими тигрицами, львицами и прочими медведицами.
Или серпентологом.
Змейки вокруг тебя обвиваются, шипят что-то приятное, а вот ежели им что-то будет непонятно, или не понравится, то могут и укусить.
Ласково так, с любовью.

Интересная у меня работа: анестезиолог-реаниматолог.
Сначала честно оттрабанил в анестезиологии, потом встретился с умным человеком, который имел неосторожность заявить, что самый крутой наркоз рано или поздно становится рутинным, а ты вот попробуй тяжёлого больного вылечить – над ним ведь думать надо. Я проникся сим умным изречением и подался в реаниматологи.

Реаниматологом работать интересно, но и опасно – начинаешь себя чувствовать этаким спасителем человечества. Особенно это чувство проявляется в первые полтора-два года работы. Потом-то понимаешь, что ты – набор вбитых в тебя знаний и честно работающие руки, которыми водит Судьба. А как она водит – никому не известно. Возможно, даже ей самой.

Постепенно мысли о работе сменяются видением дорогой русской дороги с доносящимися издалека звуками забытых бубенцов, крупными звёздами на вечернем небе и бледно- зелёными ивами над бледно-лазурным прудом.

И в разгар этой нирваны до моего слуха доносится звук падающих капель.
Кран не закрыл, что ли?
Вылезаю из-под одеяла, топаю на кухню, по пути заглядываю в ванную.
Краны закрыты, это по канализационной трубе вода течёт.
Чёрт бы побрал этих ремонтников, которые установили трубы без звукоизоляции!

Опять залезаю под одеяло, принимаю позу эмбриона, согреваюсь, начинаю сбежавший сон к себе приманивать…

Ночью, в одиночестве безмолвном, вспомни обо мне…
Есть о ком вспомнить, было с кем трель соловья слушать под белой акацией.
И бессвязные речи были, и очи лазурные, и рученьки белые…
И новогодняя ночь казалась светлою дивною сказкою…
Как давно это было!

Милую и нежную сменяют предки и старые друзья.
Скучно им без меня, к себе зовут.
Люблю я вас, помню, но встретиться с вами ещё не готов.
У меня и тут дел полно.

Предки, понятливо улыбнувшись, машут рукой.
Дескать, не спеши – всё равно увидимся.
А друзья исчезают в сиреневый туман.
Сквозь который мне слышатся их голоса.
Голоса друзей-мальчишек.

Да что ты будешь делать!
Шум на весь подъезд.
Это нетрезвый муж домой пришёл.
Сейчас он на бровях и костях заползёт в квартиру и в очередной раз будет приставать к жене со всякими вопросами, типа: почему на стуле лежат чужие брюки, а на подушке – чужая голова…
Но жена, умная женщина, объяснит, что брюки – это просто пыльная тряпка, а на подушке лежит кочан капусты, что принесла ей мать, и отправит мужа спать.
Муж тупо удивится, почему тряпка с застёжкой "молния", а кочан с усами, но потом успокоится, и проследует почивать на ранее приготовленный диванчик.
И опять всё станет тихо.
До следующего раза.

Мне (пути подсознания неисповедимы) приблазнится тахта с вылезшими из прорех дребезжащими пружинами, семь отметин на чьих-то губах, и ночь запахнет серой.
А потом явится неизвестно откуда взявшийся чёрт, сядет верхом на стул, и начнёт убеждать, что душа – прошлогодний снег, а на совесть цена пятак.
И предложит подписать некий договор.
Причём даже не кровью, а всего-то чернилами.
Но у меня ещё хватит сил, чтобы выгнать из предсновья и чёрта, и кровать с пружинами.

По комнате начнёт разноситься запах мяты, лунный крест пододвинется ближе к кровати...

А мне, перед тем, как окончательно забыться райским сном средь ангельских полей, в башку взбредёт шальная мысль - что сказали бы девица Ленорман и господа сомнологи (про других специалистов я скромно умолчу), расскажи я им всё то, что вы сейчас прочитали.

3