RJ-3 часть 2

    На палубе работала девушка, вилами раскладывающая силос ровно по поверхности бывших взлётно-посадочных полос. Она была в одном купальнике и в больших кирзовых сапогах на босу ногу. Волосы были аккуратно подвязаны цветастой русской косынкой.
    Заметив мощные буруны за бортом, она из любопытства осторожно подошла к краю палубы и всматривалась в происходящее, опираясь на металлические леера.

    И вот из бурного потока пузырей показываются две грязноватые фигуры. Одна из них вынырнула ровно, как положено. Другая показалась кверху ногами.

    – Эй, товарищи! Помощь нужна? – по-русски крикнула им палубная девица.
   
    При виде пары ног, болтавшейся над тихоокеанской рябью, у девушки что-то ёкнуло внутри. Она как будто что-то вспомнила. Но что именно, понять не успела, потому что в тот момент произошло ещё одно судьбоносное событие, повернувшее всё наше  повествование.
    Синий кит, получивший болевой импульс биллиным мачете и благополучно воскресший, всплыл на поверхность и сослепу боднул корпус “Беломорканала”.
    Конечно, тысячетонному полузатопленному авианосцу такой удар был как слону дробина. Однако лёгкий толчок был достаточен, чтоб палубная работница ткнулась в леер грудью и её внимание ненадолго отключилась. Перехватило дыхание. Девица пластом рухнула на палубу, поскользнувшись на коралловой слизи. На излёте она ещё и тюкнулась головой то ли о кницу, то ли о леерный столбик.
    Но это ещё полбеды.
    Кит, проплывая мимо дредноута, хлестнул раненым хвостищем как раз у того места, где на краю палубы лежала пострадавшая. Мощная волна от такого телодвижения смыла девушку за борт в одно мгновение.

    На дредноуте, однако, никакие автоматические спасательные службы не спали. При обнаружении кого-либо из экипажа вне судна тут же звучит команда: “Romeo Juliette три: человек за бортом” и выстреливаются автоматические спасательные плотики в направлении потерпевших.

    Ромео Джульет Три (RJ3) — это позывной бортовой радиостанции бывшего авианосца. Принято называть так весь корабль в случае авральных ситуаций, потому, что сигнал тревоги автоматически выходит в эфир, чтоб береговые службы спасения были в курсе.
 
    Так и случилось на этот раз. Оранжевые плоты быстро добрались до девушки и до наших всплывших каторжан. Специальные длиннорукие манипуляторы в один миг затолкали всех троих на скользкие слани одного из плотиков и остановились в ожидании команды вахтенного боцмана.

    – Это что было, твою мать? – не понял туговато соображавший Билли.
    – There are more things in heaven and earth, Horatio… – начал было Лаэрт своё любимое занятие – декламацию великого Биллиного предка. Но не успел, ибо друзья уже ощутили себя на твёрдой поверхности в компании красивой девушки в одном кирзовом сапоге. Второй сапог уже, видимо, шёл ко дну. Косынку с палехской росписью с головы тоже смыло. Из-под волос жгучей брюнетки текла кровь.
   – Хорэйшо…ну да, хорошо, наверное… да неплохо, в мать ети… – закончил мысль Билли, ощутив себя на более-менее твёрдой поверхности.
    Быстро сориентировавшийся в обстановке Лаэрт, однако, так не думал, увидев пред собой нежданную соседку по ситуации, лежащую без сознания. Он сразу понял, что потенциальную утопленницу надо спасать пока не поздно.

    Билли, подняв, ничтоже сумняшеся, буйну голову над своим спасительным лежбищем, увидел поразившее его зрелище. Лаэрт, перегнув девушку через своё колено и держа одной рукой её шею, другой рукой настойчивыми шлёпками по аккуратненькой попе выгонял из её лёгких остатки воды.
    Ларри Семерицкий был не только рентгенологом. Он был ещё и реаниматологом, по своей смежной специальности.
    Но не эта интересная поза девушки поразила Билли. Он, видя только её спину, упёрся глазами в стереоанимированную татуировку, что имела место чуть не во всю спину пострадавшей.
    На татуировке был изображён нахохлившийся ворон, сидящий на спинной лямке купальника аки на голой осенней ветке. Ворон печально ёжился под моросящим дождём. Рядом с живой картинкой были вытатуированы три столбика древних японских иероглифов.

    …карээда ни… карасу но томарикэри… аки но курэ…

    Да… Билли знал только одну хозяйку этой необычной татуировки. Тату была иллюстрацией известной хокку любимого поэта некогда любимой Биллиной  девушки.

    – Рю… – только и смог пробормотать Сто Семидесятый. Несомненно, это была она.

    Сил встать не было. Со своего конца плотика Билли только наблюдал за действиями коллеги по покосу и его пациентки.

    Прокашлявшись, Рюитико открыла узкие азиатские глаза. Увидев над собой своего  спасителя, она инстинктивно обняла Ларри за шею, ища опоры после пережитых потрясений.

    – Жива? – обрадовался Ларри. – Жива, конечно, что я спрашиваю? Самостоятельно дышать можете, девушка?

    – Как ваше имя, ангел-хранитель? – после ёрзания и хлюпанья, успокоившись и обретя неуверенное дыхание, спросила Рю. – Я, кажется, поскользнулась… вот тут… – Рю потрогала пробитый затылок… – больно…

    Ларри уже достал какую-то тряпицу, служившую ему носовым платком, и уверенно перевязывал несостоявшейся утопленнице голову.

    – Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет… пардон. Лаэрт… Лаврентий Абрамович Семерицкий, мисс. Не лезьте пока туда руками, я сейчас ещё узелок… так… а вас как звать, позвольте спросить?…

    И тут вступил Билли с пламенной речью.

    – Лаэрт. Не стоило тебе ту женщину спасать, однако. Я б Колобком её назвал, ей-Богу. Другого имени и нету у неё. Она от Юры, друга моего ушла, блудница. И от меня ушла, поутру, в пять часов, пока я спал. И от тебя уйдет она, не сомневайся. Всех бросила она, спасали что её. Тебя, несчастный, верно, тоже бросит. Вот так же, как и нас. Пренепременно.
    Сын Авраамов, поступи, как Стенька Разин с княжной персидской твёрдо поступил. Швырни её в пучину синя моря. О, женщины, вам имя вероломство… и т. п.

    Нет, конечно, в реале Билли этого не говорил. Автор позволил себе некую вольность. Он тут привёл ставший знаменитым монолог из пьесы великого  русского драматурга конца двадцать шестого века, реставратора древнего театрального зрелища, Семерицкого Л. А. Его пьесу “Полторы Ноги” изучает каждый школьник, этот знаменитый “монолог на оранжевом плоту”, акт третий, сцена седьмая, читает каждый студент театральных вузов тех времён.

    Но тогда реальный Билли смог связать только несколько слов на эту тему, слегка сдобрив изречённое русским матом. Ибо никогда умением сказать красное словцо  не блистал и таких велеречивых монологов произнести не мог.

    – Лаэрт, это Рюичи. Моя любимая девушка, версия один-ноль. Это не из-за тебя, пархатая морда, мы косим это склизкое дерьмо. Это, по большому счёту, из-за неё.  Понял, с кем связался? Бросит она и тебя, век воли не видать.

    Примерно так.

    Только неправ оказался Билли. Не бросила гражданка Алиева Р. И. своего каторжного ангела-хранителя. Слились они как две капли воды, всерьёз и надолго.
    Да, была им обоим судьба прожить долгую плодотворную жизнь. И умерли они в один день, уже в веке двадцать седьмом от Рождества Христова.