Нерассказанные и ненаписанные истории. 9
Дракон даже не поздоровался с Михаилом Валерьевичем, и сразу продолжил историю Леонида Казимировича так легко и просто, словно они и не расставались на... Сколько? Время для Дракона особого значения не имело (так очень зря подумал Дракон, а Время, следящее за ним аки зоркий сокол, сделало ещё одну отметку, то есть начислило Дракону ещё один штрафной балл), а Михаил Валерьевич Рудин, как вы хорошо помните, вернее, его душа и разум, мотались от тела к Дракону, слушали истории, возмущались и спорили и на всё это тратили минут пять, а то и меньше.
— Знаешь, мне кажется, ужас, который легко объяснить, разобрать на части и разложить их по полочкам, уже не будет таким страшным, — сказал Михаил Валерьевич просто для того, чтобы убедиться, что он здесь, в пещере и способность говорить без языка, горла и прочих обязательных частей тела, его не покинула, не подвела.
— Спорно, весьма спорно, но не будем углубляться в эту тему. И вот, когда Казимиру Станиславовичу вот-вот должно было исполнится сорок лет (на самом деле до этого знаменательного события было ещё много времени, если быть точным, десять месяцев и три дня), он устроил грандиозный скандал, прокричав, что больше всего на свете он боится умереть, не оставив после себя крохотного Казимировича или Казимировну. А лучше не крохотного/крохотную, а совсем взрослого/взрослую. И даже есть у него такая безумная мечта: подержать на руках внука или внучку. Но мечта эта не имеет никакого смысла, так как потомка у Казимира нет, и если упёртая жена-карьеристка-спортсменка-учитель-общественник, одним словом, кто угодно, только не любящая мать и послушная супруга (Лидия Васильевна при эти словах встрепенулась и попыталась что-то сказать, но Казимир Станиславович орал так самозабвенно, что даже через толстые, солидные стены их квартиры, к соседям начали просачиваться яркие эмоции и даже некоторые слова, которые потом всласть обсудили все домработницы этого дома) не соизволит выкроить из своего плотного графика год-полтора, то он сегодня же пойдёт и подаст заявление на развод, а потом быстро найдёт даму посговорчивее. Этими словами он чуть не испортил всё дело, но, вовремя увидев, что лицо Лидии Васильевны устрашающе окаменело (так же произошло и тогда, когда она увидела, что Казимир Станиславович случайно, не глядя, поставил чашку с чаем на «Эвклидовых начал восемь книг» — раритет 1819 года издания; как тогда Казимир Станиславович остался в живых, он и сам не понял), тут же понял свою оплошность и подпустил слезу в голос: «Лидуся, тебе всего-то годик потерпеть! А потом я сам, я всё сам! Да и Мария Ивановна у нас есть! Милая, да мне хотя бы покачать свою кровиночку на руках, пальчики на ножках, ручках пересчитать и поцеловать каждый! К сердцу прижать, дыхание послушать!» Казимир Станиславович не сдержался и вытер глаза, а Лидия Васильевна, ошеломленная такими сильными чувствами (она увидела в них отражение своей страсти к науке), сдалась, и аккурат в день рождения Казимира Станиславовича, в этот страшный и проклятый день, родила ему сына и наследника. Назвали его звучным, древним именем — Леонид, а счастливый отец... — Дракон умолк и погрустнел.
— Нет! Это нечестно! История не может так закончиться! — завопил Михаил Валерьевич.
— История не может, а вот жизнь имеет на это право! — ответил Дракон и усмехнулся. — Счастливый отец был вне себя от радости.
— Так он не умер?
— Нет, — прикинулся удивлённым Дракон, а Михаилу Валерьевичу захотелось стукнуть его по самодовольному носу. Дракон усмехнулся и облизнулся. Эмоции слушателя были почти осязаемыми и вкусными. — Казимир Станиславович стал самым лучшим и сумасшедшим отцом, а вот его надежды на то, что Лидия Васильевна полюбит своё продолжение и отражение так же страстно, как и он сам, рухнули. Жена всерьёз решила, что своё дело она сделала, а дальше... «Ты же сам говорил, что справишься без моей помощи!» — сказала она мужу и занялась написанием докторской диссертации. Впрочем, о сыне она не совсем забыла и каждый вечер, перед тем как лечь спать, читала младенцу книжку. Голос у Лидии Васильевны был певучий, учительский, ровный, красивый, интонации плавные, наполненные уверенностью и убеждённостью в правоте своих слов. И если бы мать читала сыну сказки или рассказы о природе, не известно, пришёл бы Леонид Казимирович в твой ларёк, да и был бы он таким слегка засушенным и с вида не живым? Возможно. Но...
Дракон смолк, а Михаилу Валерьевичу стало страшно. Пусть пара минут проходит между их беседами, но как их пережить, как не лопнуть от любопытства, если этот чешуйчатый негодяй сейчас скажет, что он устал, что он проголодался, что он хочет размять крылья, что продолжение будет лишь завтра! Как? Михаил Валерьевич уже собирался взмолиться и пообещать Дракону огромный таз «оливье», да и вообще всё, что угодно, лишь бы услышать именно сегодня, какую книгу или книги читала Лидия Васильевна своему единственному сыну, но...
— А читала она ему примерно следующее, — Дракон-изверг сделал вид, что не ощутил волнение Михаила Валерьевича, задрал глаза вверх и, словно на своде пещеры было написано нечто, видимое только ему, сказал:
— «Но ещё раньше, в том же столетии, возникает учение о бесконечных рядах, в частности о степенных рядах, и притом не как самостоятельная дисциплина в смысле современного алгебраического анализа, но в теснейшей связи с квадратурными проблемами».
— Что это за абракадабра? — ошеломлённо спросил Михаил Валерьевич.
— «Элементарная математика с точки зрения высшей» Феликса Клейна, — ответил Дракон и, снова не предупредив и не попрощавшись, моргнул. Потом похлопал себя по толстому брюху и решил плотно поужинать. Но сначала он аккуратно положил девятую монету на бархат и облизнулся. Дней оставалось ещё очень много!
©Оксана Нарейко
Свидетельство о публикации №225120901831