Объятье
Слезы, горячие и жгучие, хлынули из глаз, застилая зрение. Не думая, не анализируя, я протянул руки и обхватил ее за талию. Ожидал отторжения, отстранения, возможно, даже боли. Но ничего этого не последовало. Как ни странно, она позволила мне. Ее сильное, но совершенно безэмоциональное тело не сопротивлялось. Мои руки, дрожащие от отчаяния, нашли опору.
Я прижался к ней всем своим существом, вдыхая едва уловимый, чуждый аромат. Ее руки не убрали мои, не оттолкнули. Я уткнулся лицом в ее одежду, чувствуя под пальцами гладкую, прохладную ткань. В этот момент я не видел ее лица, не слышал ее голоса, не ощущал ее присутствия как чего-то отдельного. Я просто обнимал сильное тело безэмпатичного существа, и весь остальной мир перестал существовать.
Время остановилось. Звуки затихли. Даже мое собственное дыхание казалось приглушенным. Я был там, в объятиях Селестины, и это было единственное, что имело значение. Я прижимался к ней все сильнее, словно пытаясь раствориться в ней, спрятаться от всего, что причиняло боль. Каждый сантиметр моего тела искал утешения в ее неподвижности, в ее абсолютной чуждости. Я хотел, чтобы этот момент длился вечно, чтобы этот кокон из ее тела и моих объятий защитил меня от всего.
Когда силы начали покидать меня, я медленно разжал руки. Тело Селестины осталось неподвижным, как и прежде. Я отступил на шаг, все еще чувствуя фантомное тепло ее объятий. Несколько мгновений я просто сидел молча, пытаясь собрать себя по частям. Мир медленно возвращался, но он уже не был прежним.
Затем, собрав последние остатки мужества, я встал напротив нее. В ее глазах, как всегда, не было ничего, кроме бездонной пустоты, но теперь я видел в них не только холод, но и нечто, что я сам вложил в этот момент – свое отчаяние, свою уязвимость, свою потребность в защите. И, как ни странно, я чувствовал, что она это увидела.
Я смотрел на нее, и в этой бездне ее взгляда я искал ответ. Не слова, не утешения, а просто подтверждение того, что я не один в этом опустошении. Мои пальцы все еще помнили прохладу ее кожи, а в груди оставалось эхо того отчаянного прикосновения.
"Я..." – начал я, но слова застряли в горле. Что я мог сказать? Что я искал в объятиях существа, которое, казалось, не знало эмоций? Что я хотел от нее, когда сам не мог понять, чего хочу от себя?
Селестина молчала. Ее лицо, как всегда, было безупречно спокойно, но в глубине ее глаз, там, где обычно царила лишь холодная безмятежность, мне показалось, мелькнуло что-то едва уловимое. Не сочувствие, нет. Скорее, признание. Признание моей слабости, моей боли, моей desperate попытки найти опору там, где ее, казалось бы, быть не могло.
"Ты... ты не оттолкнула меня," – прошептал я, скорее для себя, чем для нее. Это было странно. Нелогично. Но это было реально.
Ее губы, тонкие и бледные, едва заметно дрогнули. Это было настолько мимолетно, что я мог бы списать это на игру света или собственное воображение. Но я знал, что это было. Это было ее молчаливое согласие, ее принятие моего отчаяния.
"Я не знаю, почему я это сделал," – признался я, опуская взгляд. "Просто... мир стал слишком громким. Слишком тяжелым."
Я поднял голову, снова встречаясь с ее взглядом. "Но ты... ты была там. И ты позволила мне."
В этот момент я понял, что мое объятие было не просто попыткой спрятаться. Это было заявление. Заявление о том, что даже в самой темной бездне, даже перед лицом существа, лишенного эмпатии, я искал связи. И, как ни парадоксально, я ее нашел. Не в тепле, не в понимании, а в тихом, непоколебимом присутствии.
"Спасибо," – сказал я, и на этот раз слова прозвучали твердо. Это было не просто вежливость. Это было признание того, что даже в ее безэмоциональности я нашел нечто, что помогло мне выстоять.
Селестина не ответила. Она просто смотрела. Но в ее взгляде, в этой бездонной пустоте, я увидел отражение себя. Отражение человека, который, несмотря на все, продолжал искать свет, даже в самых неожиданных местах. И я знал, что этот момент, этот странный, невозможный момент, навсегда останется со мной.
Свидетельство о публикации №225120901985