Ёлка желаний глава4

Глава 4. Тонкая настройка и законы соседства

Тишина, наступившая после отъезда Лизы, была гулкой и тревожной. Анна Петровна механически вымыла уже сиявшие чистотой чашки, поправила салфетку под вазой и, наконец, позволила себе опуститься в старый вольтеровский кресло. В ушах ещё стоял рёв мотоцикла, а перед глазами — комичный танец Стаса в сугробе и его растерянное лицо под пластиковой миской.

«Я колдунья», — прошептала она в тишину комнаты. Слово повисло в воздухе, тяжёлое и нелепое. Никаких котлов, летающих метел и заклинаний. Только её собственные, невысказанные вслух мысли, которые, стоило им пропитаться обидой или страхом, материализовались самым буквальным и непредсказуемым образом. Она была живым, ходячим генератором кармических фельетонов. И это было ужасно.

Но был и второй слой — её попытка всё исправить. Тот вечер действительно закончился мирно. Стас вёл себя прилично, Лиза была счастлива. Сработало ли её второе, «доброе» желание? Или парень просто пришёл в себя после шока и включил хорошие манеры, чтобы не ударить в грязь лицом перед бабушкой девушки? Отделить магию от простого стечения обстоятельств было невозможно. Эта неопределённость съедала изнутри.

На следующее утро её разбудил стук в дверь. Сердце ёкнуло — Лиза? Но нет, за дверью стояла Вера Семёновна из квартиры напротив, с лицом, выражавшим одновременно праздное любопытство и глубокую озабоченность судьбами мира.

— Анна Петровна, дорогая, вы в курсе? — начала она, едва переступив порог. — Вчера у вас, я видела, молодёжь гостила. На этом… этом железном дьяволе. А потом такой казус! Мой Борис Иваныч с балкона всё видел. Говорит, тот молодчик, в коже, как медведь на льду заплясал, а потом прямо в Катькину собачью миску задом сел! Смеху-то было!

Анна Петровна почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Свидетель. Конечно. В этом доме ничего не происходило без внимания доброжелательных соседей.

— Да ничего особенного, — отмахнулась она, стараясь, чтобы голос звучал естественно. — Поскользнулся мальчик. С кем не бывает.

— Мальчик! — фыркнула Вера Семёновна. — А видок-то у него, Борис Иваныч говорит, как у рецидивиста. И татуировки… Ужас. Ваша-то Лизавочка, красавица, умница, куда это её понесло? Вы бы поговорили с ней, Анна Петровна. А то, не дай Бог, чего натворит этот… этот гопник.

Слово «гопник», произнесённое с придыханием, повисло в воздухе. И в тот же миг в голове у Анны Петровны, сама собой, родилась ядовитая, чёткая мысль: «Вот бы тебе, Вера Семёновна, твоё любопытство обернулось против тебя. Чтобы ты на своей же сплетне споткнулась, вот так же, как тот мальчик в сугробе».

Мысль пронеслась, яркая и удовлетворяющая. Анна Петровна даже мысленно ухмыльнулась. Но почти сразу её охватила паника. Нет. Нет-нет-нет. Она сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. «Стоп. Отмена. Я не это имела в виду. Просто уйди, Вера, уйди по-хорошему», — лихорадочно думала она, глядя в глаза соседке.

Вера Семёновна, ничего не подозревая, вздохнула.
—Ладно, я побежала, борщ на плите. Вы только подумайте о внучке. И птицу ту странную видели? Ворона, аж с курицу размером, на него с дерева пикировала. Дурной знак, я вам говорю.

Проводив соседку, Анна Петровна прислонилась к закрытой двери. Дрожала. Она едва не навела порчу на Веру Семёновну! Из-за чего? Из-за досужего любопытства и едких слов? Да она сама вчера думала о Стасе ещё хуже.

Это было озарение. Сила реагировала не на справедливость, а на силу её эмоций. Ревность, страх, раздражение, обида — всё это было горючим. А её сознательный контроль — тонкой плёнкой на поверхности бушующего котла.

Нужны правила. Техника безопасности. Как у электриков или, вот именно, у сапёров.
Она села за кухонный стол и на чистом листе из блокнота для списков продуктов вывела дрожащей рукой:

«ПРАВИЛА».

1. Пауза. Прежде чем подумать о человеке с душой — сделать вдох-выдох. Мысленно сосчитать до пяти. (Лучше до десяти).
2. Перевод. Злую мысль попробовать переформулировать. Не «чтоб он провалился», а «чтоб он понял, что не прав». Не «чтоб ей было стыдно», а «чтоб она увидела ситуацию с другой стороны». (Сложно. Но надо).
3. Фокус на себе. Если не можешь думать о человеке хорошо — думать о своих чувствах. «Хочу успокоиться. Хочу, чтобы в доме был мир».
4. Запретная зона. Никаких мыслей о болезнях, несчастных случаях и смерти. Никогда. Даже в шутку. (Боже упаси).

Она смотрела на список. Выглядело наивно, как памятка для самого несмышленого ангела-хранителя. Но иного выхода не было. Надо было учиться. Экспериментировать осторожно, на мелочах. И наблюдать за гномом. Он был ключом, индикатором, а может, и источником.

Вечером она, закутавшись в шаль, вышла во двор с пакетом мусора. Подошла к ёлке. Гном лежал на прежнем месте, казалось, впавший в ещё более глубокую спячку. Снег почти полностью скрыл его колпачок и сапожки.

— Ну что, — тихо сказала она, — доволен? Навоевался? Или это только начало?

Она не ожидала ответа. Но тут её взгляд упал на коробку из-под новогодней гирлянды, валявшуюся у основания ели. Кто-то из дворников не донес её до контейнера. И на боку коробки чьей-то детской рукой было выведено чёрным маркером: «Для Волшебства».

Анна Петровна замерла. Случайность? Или… знак? Послание? Она огляделась по сторонам. Двор был пуст. Только в окне на первом этаже мелькала синева телевизора.

Она наклонилась, подняла коробку. Она была лёгкой, пустой. И тогда её осенило. А что, если это не просто реакция на её мысли? Что, если это что-то вроде… радио? Она «настроилась» на волну гнома (или ёлки, или всего этого проклятого-благословенного двора) в момент падения Витиных наушников. И теперь она на этой волне вещает. А её желания — это песни, которые играют в эфире. Одни — дисгармоничные, кричащие, и они вызывают помехи, короткие замыкания в реальности (ворона, миска, споткнувшийся язык). Другие — плавные, гармоничные — могут… настраивать ситуацию. Как она попыталась вчера.

А что, если можно не только вещать, но и… получать? Слушать? Что, если мир через этого гнома теперь говорит с ней на языке случайностей?

Она положила пустую коробку обратно, аккуратно, рядом с сугробом, где спал гном.
—Хорошо, — прошептала она. — Поняла. Попробуем договориться. Я буду учиться. А ты… если можешь, давай знаки полегче. Без птиц и собачьих мисок.

Она повернулась, чтобы идти домой, и тут её нога наткнулась на что-то твёрдое, полузасыпанное снегом у крыльца. Она нагнулась. Это был старый, потрёпанный том в твёрдом переплёте. Она стряхнула снег. «Этика» Спинозы. Книга из её же домашней библиотеки, та самая, которую она не могла найти полгода! Как она тут очутилась?

Анна Петровна взяла книгу в руки. На заиндевелой обложке отпечатался чёткий след — не подошвы, а словно бы мелкой лапки с тремя пальцами. Не птичьей. Не кошачьей.

Она медленно подняла голову и посмотрела на тёмное окно своей кухни, а затем — на зелёные огоньки гирлянды на общественной ёлке. Они мигали теперь ровно, успокаивающе.

«Знаки полегче», — мысленно повторила она. И впервые за эти дни на её губах дрогнуло нечто, отдалённо напоминающее улыбку. Не всё потеряно. Диалог, кажется, начинался.

Она не знала, что её новый эксперимент по «тонкой настройке» ждёт первое серьёзное испытание уже завтра. И исходить оно будет не от Лизы или соседки, а от самого тихого и, как она ошибочно полагала, безопасного человека в её жизни — от внука Вити.