Засекреченный подвиг. Часть 6. Возмездие

  С осени 1942 года в Суражском районе обозначатся пределы территорий партизанской ответственности. О них занимавшаяся сбором и изучением материалов о местных партизанах и подпольщиках Тамара Степановна Мехедова много позже, после войны, образно скажет в беседе со старшим оперуполномоченным Управления КГБ по Брянской области майором Попковым: «По разные стороны от железной дороги стояли отряды Еремина и Шемякина, а на железной дороге – немцы».

  Диверсии на вражеских коммуникациях с первого и до последнего дня фашистской оккупации будут самым важным видом борьбы с ней. В программном документе для народного сопротивления в тылу врага, каким после образования штабов партизанского движения общепринято считать приказ народного комиссара обороны СССР И.В.Сталина от 5 сентября 1942 года «О задачах партизанского движения», сделано такое разъяснение: «Закрыть пути подвоза – значит лишить врага возможности пополнять фронт живой силой, техникой, горючим, боеприпасами, а также вывозить в Германию награбленное в нашей стране народное добро и тем самым облегчить Советскому Союзу разгром врага».
  Стратегическая задача, помимо всего, имела экономическую сторону. Так, немецкая авиация, по данным Управления местной противовоздушной обороны Народного комиссариата путей сообщения СССР, на один час перерыва движения на двухпутном участке расходовала в первые месяцы войны 1500 кг, а в 1944 г. до 7500 кг авиабомб. Опытные советские диверсанты для крушения немецких поездов на один час перерыва движения применяли  2,4–3,5 кг минно-взрывных средств.
  Но, как недавно отмечалось на сайте Постоянного Комитета Союзного государства Беларуси и России, с начала вторжения германских войск диверсии на железной дороге Кричев-Унеча во многих случаях осуществлялись с помощью подручных средств: крушение поездов происходило путём ручного разбора рельсов или порчи механизмов и узлов подвижного состава.

  По этой причине уже в середине сентября 1941 года в Сураже напротив бывшего общежития педучилища появилось немецкое кладбище с двадцатью березовыми крестами. Накануне на спуске перед мостом, который восстанавливался немецкими солдатами инженерно-саперной роты с использованием военнопленных красноармейцев, мотодрезина, толкавшая впереди себя две открытые платформы, привычно затормозила. Но на этот раз остальной состав продолжил движение. У разрыва моста с высоты в двадцать метров упала в воду первая платформа с немцами, со второй платформы, где размещались военнопленные, перед ее паданием, кое-кому удалось спастись и бежать из-под конвоя.

  Немцы выяснили, что причиной крушения стало умышленное повреждение сцепки мотодрезины с платформами. Начальника железнодорожной станции Ковалюка, который незадолго до войны был переведен в Сураж из Новозыбкова, арестовала тайная полевая полиция. После нескольких допросов он был уволен и отпущен домой. Немцы не знали, что Григорий Митрофанович был коммунистом и мог им мстить за свою семью: поезд с эвакуированными, среди которых находились жена и двое детей железнодорожника, был уничтожен бомбами немецких самолетов.

  Есть в киношедевре начала семидесятых годов прошлого столетия о войне «Проверка на дорогах» режиссёра Алексея Германа пронзительный эпизод с проплывавшей под железнодорожным мостом баржей с военнопленными. После съемки лента шестнадцать лет пролежала «на полке», прежде чем выйти на экран. Эпизод был ключевым для фильма. Между тем он не дал ответ, кто же в споре «взрывать-не взрывать мост с немецким эшелоном  над головами  пленных красноармейцев» был прав – командир отряда из бывших участковых милиции в исполнении Роллана Быкова или комиссар, роль которого сыграл актер Анатолий  Солоницын. У комиссара – своя правда: у него героически погиб сын, чтобы не попасть в плен к врагу. Недавний кадровый офицер, комиссар не проявляет жалости к военнопленным, кто поступил иначе. То, что мог совершить в Сураже Григорий Ковалюк, имело похожее объяснение: без массовой сдачи в плен красноармейцев враг не зашел бы так глубоко на советские территории, и семья начальника железнодорожной станции не погибла бы под немецкими бомбами.
  Ковалюк исчезнет из Суража в тот же день, тем самым невольно подтверждая подозрения немцев о его причастности к диверсии на железнодорожном мосту.

  В послевоенных воспоминаниях Марии Романцовой есть строки, в которых она обозначает время перехода от одного состояния жизни в лесу в другое: «1 августа 1942 года из Москвы в штаб партизанской бригады «Вперед» прилетел майор Сергей Георгиевич Шанин. Началась мужественная борьба народных мстителей с немецко-фашистскими захватчиками».

  Новую страницу партизанской борьбы все же откроет не само появление Шанина, а доставленный им груз – магнитные мины замедленного действия, промышленное производство которых было только что налажено в СССР. Новые заводские образцы имели упрощенный взрыватель замедленного действия и могли надежно крепиться к любой металлической поверхности. Особую эффективность они уже скоро проявят при подрыве железнодорожных цистерн с топливом для немецкой техники.
  Менее чем через месяц у Мамаевки был оборудован аэродром, и партизанская авиация взяла на себя регулярные поставки мин. Они значительно повысили эффективность партизанских атак на железнодорожные станции. 18 ноября 1942 года после разведки, которую провела Мария Романцова, партизанские соединения Александра Еремина, Павла Шемякина, Николая Коленченко захватили станцию Журбин. Движение немецких составов на этом участке железной дороги было прервано на восемь суток.
  В ночь на 30 ноября на участке Сураж-Костюковичи партизанами отряда имени Чапаева, «Неустрашимого», бригады «Вперед» разгромлена железнодорожная станция Белынковичи. С использованием мин за очень короткое время был сожжен эшелон с горючим, взорван 12-метровый мост, уничтожен эшелон, направлявшийся на помощь понесшему большие потери местному немецкому гарнизону, уничтожены станционные здания, сигнальное оборудование, линии связи.

  В арсенале партизан кроме советских мин новой конструкции в 1943 году появятся английские магнитные мины. Безопасное и простое в обращении оружие придаст массовый характер диверсионно-подрывной работе, позволит включить в нее Суражское подполье.
  Из партизанской бригады «Вперед» этот груз через своих связных передавался в город. Уже не только через Марию Романцову, но и через девушек из подпольной организации – Наташу Бердникову, Нину Мехедову, Шуру Павлюченко, Елену Кохан, которые иногда появлялись непосредственно в штабе Павла Шемякина со срочной разведывательной информацией и там же получали новые задания, мины и листовки. Для хранения мин в Сураже использовалась разрушенная печь одного из нежилых домов. Закладки замазывались глиной.

  Нина Мехедова работала на сеноскладе недалеко от станции. Это давало ей возможность отслеживать движение поездов. Уже после войны при перестройке сарая в его стене будет обнаружено последнее донесение Нины, которое из-за ее ареста осталось неотправленным в партизанский отряд.
  Записи начинаются 19 июля 1943 года, завершаются 23 июля 1943 года. Это было значимое время для переломной битвы всей войны, когда немцы отказались от попыток взломать оборону на Курском направлении, а на Орловском плацдарме Красная Армия уже перешла в наступление. За пять дней через станцию Сураж в сторону Унечи прошло двенадцать груженых составов: пять – со снарядами, три – с горючим, три – санитарных, один – с личным составом немецких войск. В нарушение запрета на ночные перевозки из-за опасений партизанских засад 21 июля один состав с горючим проследовал в сторону Унечи далеко до рассвета. Восемь пустых составов прошли через Сураж в обратную сторону.
  Все ли поезда доходили до места назначения? Несколько мин Нина заложила в тюки с сеном для отправки в Германию. Однажды девушка сама прикрепила магнитную мину под цистерны с топливом.

  Снабжение минами партизан Александра Еремина и, значит, связанных с ними подпольщиков в Сураже, наращивалось с учетом быстрых структурных изменения боевого соединения – от отряда до бригады. До середины осени 1942 года, когда ереминцы дислоцировались в лесах правобережной поймы Ипути, основным местом встреч партизан и связного Ефима Белого был дом Зайцевых в деревне Иржач вблизи железной дороги. Отсюда бывший летчик доставлял мины Анне Федориной в Сураже. В контакте с ней работала Зоя Коржукова.
По заданию командования партизанского отряда «Неустрашимый» Зоя устроилась работать на железнодорожную станцию, убирала вагончик у технического директора с именем, потешно переделанным на русский лад как Бруночка. Девушка передавала сведения о передвижении немецкого транспорта на железной дороге и сама осуществляла диверсии.
С ереминцами на левом берегу Ипути связь с подпольем в Сураже осуществлялась через Константина Станкевича. Он имел наследственную болезнь легких, по этой причине в начале войны был освобожден от всеобщей мобилизации. Его строительная бригада распалась после того, как, долго не простояв, рухнуло возведенное ею картофелехранилище для нужд Германии. Ребята, уже заряженные на борьбу с фашистами, осенью 1942 года примкнули к двум подпольным центрам, которые были связаны с разными партизанскими соединениями – партизанской бригадой «Вперед» и партизанским отрядом «Неустрашимый».

  Костя пришел в организацию Ольги Кохан, которая была женой его двоюродного брата Георгия, сражавшегося на берегах Балтийского моря. При содействии следователя полиции Евгения Клочко, работавшего там по заданию разведки Еремина, Костя получил немецкий пропуск для загородных прогулок по лесу для насыщения больных легких целебным хвойным воздухом. В заброшенной и скрытой лесом кузне на краю хутора Александровского в десяти километрах от моста через Ипуть он встречался с партизанами. Полученные от них листовки передавал Ольге Кохан для распространения в Сураже, а также Унече и Клинцах. Мины предназначались Зое Коржуковой и Григорию Ковалюку.
  Через полгода после своего исчезновения из Суража бывший начальник железнодорожной станции появился на Кисловском разъезде в качестве обычного стрелочника. Ковалюк через Михаила Макарова и подпольщиков Ольги Кохан взаимодействовал с отрядом «Неустрашимый». Чекисты специального отряда «Вперед» нашли его сами, когда появились у Суража. Известно, что мины из партизанской бригады Павла Шемякина кисловскому стрелочнику передавала Нина Мехедова.
 
  В рассказе об этой отважной девушке, заключавшем серию очерков
«Говорящие из огня» о суражских подпольщиках, Сергей Стешец напишет, что ими было взорвано не менее тринадцати эшелонов противника. Архивные документы подтверждают этот вывод. В наградных листах на Наталью Бердникову и Елену Кохан, например, речь идет об их участии в подрыве шести вражеских эшелонов.

  В Суражском подполье не существовало жестких границ в отношениях между группой, работавшей с 5-й Клетнянской партизанской бригадой Западного штаба партизанского движения, и подпольщиками, связанными с партизанской бригадой «Вперед» двойного подчинения – Белорусскому штабу партизанского движения и НКВД-НКГБ СССР. Железнодорожный стрелочник Григорий Ковалюк, минируя немецкие составы, выполнял задания как Александра Еремина, так и Павла Шемякина.
  Связной сразу двух отрядов была Анна Федорина. С августа 1941 года она по просьбе Макарова прятала от немцев тяжело раненного комиссара заградительного батальона Виктора Захаровича Лебедева. После исцеления Лебедева в марте 1942 года Анна Федорина отвела его в лес. В поселке Орел тот встретился с партизанами 2-го отдельного Хотимского отряда, но прошлый боевой и оперативный опыт Виктор Захарович реализовал в отряде «Неустрашимый», а затем и в 5-й Клетнянской партизанской бригаде, где стал начальником разведки. Анна Федорина получала задания от ереминцев через Михаила Макарова и Виктора Лебедева. С мая 1942 года она после встречи с Марией Романцовой участвовала с ней в совместных акциях в интересах хотимских партизан, с августа – бригады Павла Шемякина.
  Ефим Белый, связной партизанской бригады Александра Еремина в материалах Центрального архива ФСБ России упомянут как подпольщик созданной в Сураже группы для взаимодействия с чекистами Павла Шемякина: «Через Белого (других данных нет) был добыт план блокады партизанских отрядов».

  Вторая по важности задача из тех, что были обозначены в приказе народного комиссара обороны СССР И.В. Сталина от 5 сентября 1942 года перед партизанским движением, требовала «при всякой возможности истреблять воинские гарнизоны, штабы и учреждения, отряды войск, отдельно следующих офицеров и солдат, охрану транспортов и складов».
  Взрыв бывшего Дома пионеров 25 мая 1943 года на месте, где сейчас располагается здание Совета народных депутатов и Администрации Суражского района, стал весомым примером переноса диверсионной работы в городские кварталы и одновременно явился результатом совместных действий подпольщиков двух групп.

  Это была двухэтажная постройка. Внизу размещалась мастерская для ремонта немецких автомашин. Второй этаж был переустроен под жилые помещения офицеров и солдат местного гарнизона. В краеведческой литературе и архивных документах выездной комиссии Брянского обкома КПСС, работавшей в Сураже в октябре-ноябре 1974 года, называются разные имена участников этой акции и указываются ее разные последствия.
 
  В уже упомянутой справке майора госбезопасности Попкова от 24 февраля 1966 года имеются две версии случившегося. Вернее, эти версии высказала учительница Тамара Степановна Мехедова. Она, погрузившись в историю героического прошлого своей сестры Нины Мехедовой, стала собирать материал обо всем Суражском подполье. Тамара Степановна тогда дважды затронула историю с подрывом немцев в Доме пионеров. В первом случае она сослалась на слова Надежды Станкевич о том, что диверсию совершили ее старшая сестра Ксения и Петр Щербаков «двумя минами, а три мины остались дома». В другой раз школьная учительница упомянула полученное ею письмо от Марии Петровны Бердниковой из Подмосковья. Там были строки о том, что «пионерский клуб» взорвали ее дочь Наташа и Владик Войткевич: «В печь-грубку с сором они положили мину замедленного действия, рассчитанную на четыре часа, но она взорвалась не вовремя. До утра дочь не спала, сидела во дворе и ждала взрыва. Мину из отряда принесла Романцова».
  Михаил Лежнев в объемном историческом очерке «Суражское подполье», опубликованном местной газетой к 50-летию освобождения Брянщины, и в его книжном варианте 1995 года написал о том, что операцию с ночным взрывом немецкой казармы в бывшем Доме пионеров выполнили Лёня Малюченко, Наташа Бердникова, Игорь Ошман.
  Через десять лет Михаил Родионович издаст книгу «Сороковые роковые», где со ссылкой на воспоминания Алексея Хилькова и Николая Гладченко исполнителями диверсии назовет Константина Станкевича, Владлена Войткевича и Игоря Ошмана. В совместном краеведческом труде «Земля Суражская» Михаил Лежнев и Сергей Стешец повторят имена этих молодых подпольщиков.

  Запись в «Списке партизан и партизанок, занятых на партийной, комсомольской, советской и хозяйственной работах города Суража по состоянию на ноябрь 1943 года» невольно подтверждает причастность недавно принятого на службу в милицию Константина Станкевича к подрыву бывшего Дома пионеров. С 1942 года тот являлся связным между группой Ольги Кохан и партизанским соединением Александра Еремина. Но временем своего вступления в партизанский отряд Станкевич укажет май 1943 года, когда сразу после взрыва уйдет в лес, а в графе «Выполняемая работа» обозначит себя диверсантом. Неизлечимо больной бесстрашный подпольщик, по всей видимости, хотел, чтобы освобожденный от гитлеровского ига родной город знал о его участии в акции возмездия, громкой, во всех смыслах этого слова.

  Огород дома на бывшей Монастырской улице, где жил Костя, примыкал к территории бывшего Дома пионеров, и это было важным обстоятельством для подпольщиков, которые предварительно должны были вести скрытное наблюдение за объектом диверсии, изучить особенности несения службы немецким часовым. При разработке путей подхода к месту взрыва и отхода от него большое значение имела близкая к дому Станкевича река Ипуть, по которой можно было его друзьям по подполью Владлену Войткевичу и Леониду Малюченко беспрепятственно передвигаться на лодке в период ночного комендантского часа в городской черте.
Игорь Ошман на момент майского взрыва не мог быть в Сураже. В апреле 1943 года Ксения Станкевич предупредила подпольщиков о предстоявших арестах семей партизан и коммунистов для направления их в немецкие лагеря. Игорь Ошман уйдет в лес. Как сообщается в справке Центрального архива ФСБ России, 2 мая 1943 года он будет зачислен в группу НКВД-НКГБ СССР Ивана Кривенченко, что после недавнего перехода линии фронта временно войдет в состав партизанской бригады «Вперед». Через два дня оба подразделения, а также отряд специального назначения «Славный» Анатолия Шестакова из лесов у Мамаевки выдвинутся в глубокий рейд. Через две недели Игорь Ошман окажется уже в гомельских лесах.

  Наталья Бердникова останется в Сураже в качестве связной с отрядом Никифора Пискунова и 2-м отдельным Хотимским партизанским отрядом. В ночь, когда была совершена диверсия в центре Суража, она, как напишет много позже Мария Петровна Бердникова из Подмосковья в письме к Тамаре Степановне Мехедовой, действительно не спала в ожидании взрыва, волнуясь за ребят. Наталья могла, получив мину от Марии Романцовой, передать ее Владлену Войткевичу и заранее обговорить время диверсии. Но вряд ли сама участвовала в закладке заряда. В ином случае ей пришлось бы пройти полтора километра в одну сторону и столько же при возвращении домой по главным городским улицам в условиях комендантского часа, не вымокнув под дождем, который, если судить по описанию Михаила Лежнева и Сергея Стешца, закончится только к середине ночи.

  Слова, где указываются Ксения Станкевич и Петр Щербаков как люди, заложившие мину для немцев в бывшем Доме пионеров, пока можно обойти вниманием. Эти утверждения уязвимы из-за обилия фактических неточностей в газетной публикации «Как это было» («Восход» от 27 января 1966 года) с воспоминаниями Надежды Станкевич и в справке от ее имени, приобщенной к материалам выездной комиссии Брянского обкома КПСС 1974 года, которая определяла масштабы патриотического сопротивления в Сураже времени немецкой оккупации.

  Максимальные немецкие потери при взрыве бывшего Дома пионеров, по версии Марии Петровны Бердниковой, составили два офицера и семь солдат убитыми. Минимальные последствия приведены в версии Михаила Лежнева 1995 года: «Убило двоих солдат, офицера, пятерых солдат контузило». Офицера в этом предложении с одинаковым успехом можно отнести как к мертвым, так и к живым.

  Партизанские отряды южного массива клетнянских лесов до середины осени 1942 года, когда авиацией Большой земли было налажено централизованное снабжение лекарствами и перевязочным материалом, обращались за медицинской помощью в Сураж через своих связных и подпольщиков. Дмитрий Яхимович в своем рассказе на страницах книги Михаила Лежнева «Сороковые роковые» так отзовется о взаимоотношениях комсомольского подполья со своими взрослыми соратниками: «К молодежи примкнули товарищи постарше». Среди «примкнувших» Дмитрий, которому в 1941 году исполнится только пятнадцать лет, укажет также группу суражских медработников и будет не совсем точен.

  Уже первое обращение из леса за помощью заставило врачей, другой лечебный и административный персонал создать устойчивую организацию, где не требовалось дополнительного распределения ролей: они продолжили заниматься тем же, чем и до войны, совмещая искусство врачевания с моралью высокого уровня и патриотизмом.
  Заведующая амбулаторией, подобием современной поликлиники, Наталья Михайловна Шубабко выписывала рецепты подпольщикам, зачастившим к ней на прием. По этим рецептам ребята получали лекарства в аптеке у Ивана Михайловича Стулова, горьковчанина, бывшего военфельдшера из пленных красноармейцев. Медицинские материалы, списанные на перевязки и оказание экстренной помощи в стенах амбулатории и на дому, передавали партизанским связным медсестра семнадцатилетняя подпольщица Зинаида Бабина, санитар Суражской больницы из бывших военнопленных Василий Фоминых и регистратор Евгения Владимировна Мамчур из агентурной сети Михаила Макарова. Фельдшер Суражской ветлечебницы Антон Васильевич Алексеенко также находил немало способов переправить медицинские материалы в лес через Евдокию Павлюченко для партизанской бригады «Вперед» Павла Шемякина и через Анну Федорину для ереминцев.
  Никто точно не скажет, сколько юношей и девушек доктор Шубабко спасла от угона в Германию. Таких было много. С января 1942 года оккупанты рассчитывали на привлекательность Германии для добровольного выезда туда рабочей силы. Но уже через три месяца был введен принудительный вывоз молодежи.

  Связная партизанской бригады «Вперед» Мария Романцова вспоминает случай, когда две дочери бывшего председателя сельсовета Кобыленко из села Октябрьского избежали угона в немецкое рабство, благодаря ложной справке Натальи Михайловны об их опасном заболевании. Трижды спасала врач Шубабко от угона в Германию подпольщицу Веру Мехедову.
  Письменное заключение Натальи Михайловны и врача русской больницы в оккупированном Сураже Елены Ивановны Гневушевой о якобы наличии у Леонида Малюченко признаков тифа могло помочь юному герою подполья бежать из-под ареста. Но он сделал другой выбор, зная о жестоких последствиях такого поступка для своих спасителей и своей семьи.
  Справка Натальи Михайловны даст возможность Михаилу Макарову, сославшись на болезнь, отложить назначенную встречу в городской полиции, где его ожидало неминуемое разоблачение. Накануне четверо дезертиров из второй роты 604-го Восточного батальона, получив у Макарова инструкции, как выйти к партизанам, случайно чуть не наступили на руки тайному немецкому осведомителю Боблакову, выследившему советского резидента. Выигранное время помогло Макарову с семьей незамедлительно уйти в лес.

  Антисоветские изменнические формирования станут объектом особого внимания Ставки Верховного главнокомандования СССР, после того как начальник Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко в докладной записке И.В. Сталину от 18 августа 1942 года заявит о большой опасности, что исходит от них для организации борьбы с немецкими оккупантами в глубоком тылу. Предложенные партизанским генералом основные методы по разложению подобных подразделений войдут в повседневную практику. Ее результатам будет отведено место в регулярных отчетах с лесного фронта.
  Новыми стали подходы к листовкам. Обращения к добровольческим батальонам переходить на сторону партизан ушли от общих, безликих и самодеятельных призывов. Листовки стали целенаправленно печатать на Большой земле. К их подготовке привлекались психологи, тексты содержали последние разведывательные данные о происшествиях в стане немецких пособников, массовых переходах в ряды народного сопротивления. Для того, чтобы каждая листовка достигла адресата, стали применяться индивидуальные способы распространения агитационной продукции – без сбрасывания с самолетов и расклеивания на столбах. Как вспоминала Мария Романцова, девушки двух подпольных групп находили возможность, чтобы при встрече с военнослужащими 604-го Восточного батальона подложить листовки в карманы шинелей. Чаще всего это происходило во время сеансов в единственном городском кинотеатре.

  Наиболее действенным оказалось внедрение подпольщиков в сферы обслуживания русских военнослужащих Восточного батальона. Распространением листовок и вербовкой в партизаны занимались недавние девятиклассницы Лидия Кохан и Надежда Подколодная, которые работали в столовой добровольческого батальона. Семиклассница Ада Мехедова, младшая сестра подпольщицы Нины Мехедовой, в подвалах бывшего педучилища трудилась на переборке овощей.

  Дом подпольщицы Веры Мехедовой, располагаясь в паре сотен метров от бывшего педучилища, стал удобным местом конспиративных встреч Ефима Белого, связного 5-й Клетнянской партизанской бригады, и бойцов добровольческого батальона, которые появлялись здесь под предлогом помочь молодой прачке с переноской белья для стирки.
  Как вспоминала Надежда Архиповна Шалатонова, сестра Веры, в разговорах гости могли сказать партизанскому связному «идем на облаву», а в ответ узнать, в каком условленном лесном месте беглецам надо непременно появиться: оттуда партизанские проводники должны были по цепочке довести их до основной базы отряда.
  Ефим Белый уже скоро установил доверительные отношения с командованием добровольческого батальона, что позволило ему, по словам партизанского комбрига Александра Еремина, получать оттуда необходимую агентурную и разведывательную информацию, планы карательных операций против партизан. В особую заслугу бывшему летчику ставятся добытые им секретные сведения о сроках и схемах блокады клетнянских и белорусских партизанских соединений в январе-феврале и в мае 1943 года, что избавило их от значительных потерь.

  Суражские подпольщики легко получали доступ в расположение немецких подразделений и 604-го Восточного батальона через биржу труда по нарядам на хозяйственные работы. Руководителем биржи был Петр Васильевич Щербаков. Молодой коммунист-фронтовик, он бежал из плена, вернулся в Клинцы. Был арестован. Скрылся из-под немецкого следствия в Сураже, куда перевез жену и ребенка. Указания о распределении подпольщиков на работы по объектам оккупационной власти он получал от Ксении Станкевич.

  Михаил Лежнев в своих краеведческих изданиях «Суражское подполье» и «Сороковые роковые», которые вышли в свет с разницей в десять лет, рассказывает об этой подпольщице. В первом изложении биографии беспартийной Ксении Станкевич отмечается, что до войны она работала паспортисткой, затем служащей банка. Одной из первых в Сураже вышла на связь с руководством диверсионного спецотряда НКВД СССР «Вперёд».
По заданию чекистов вместе с 15-летней сестрой Надей, накануне войны окончившей 7 классов, устроилась на работу в столовую при немецкой комендатуре и штабе службы безопасности (СД).

  В другом книжном издании краевед Михаил Лежнев выстраивает иную версию судьбы Ксении Станкевич, ссылаясь на воспоминания Алексея Товпеко, рабочего торфопредприятия «Золотуха».
В Суражском районе до войны действовало шесть предприятий для заготовки торфа. Основным его потребителем являлась построенная в 1935 году Суражская ТЭЦ, которая одновременно вырабатывала электричество и тепло с подключением города и бумажно-картонной фабрики «Пролетарий» к горячему водоснабжению. Самое крупное из торфоразработок, «Золотуха», располагалось вдоль железнодорожной дороги в сторону Белоруссии от поселка Красная Ректа до деревень Иржач, Кокот, Красновка. На торфяниках работало местное население.

  В начале июня 1941 года на это предприятие приехал молодой майор, представитель Белорусского военного округа. Познакомился с начальством, поинтересовался условиями труда и быта рабочих, а вечером выступил перед ними с докладом о международном положении. Неизвестно как, но в насыщенном графике этого дня он нашел время для встречи с красивой и веселой буфетчицей при железнодорожной столовой Ксюшей Станкевич.
  Без особых раздумий она рассчиталась с работы, и счастливая пара уехала в Белорусский военный округ. Такую поспешность чувств Лежнев объяснил негласной установкой командования РККА холостым офицерам военных гарнизонов не тянуть с переходом к семейной жизни. Быстрые встречи для скорых браков были тогда, как заметил Михаил Родионович, в порядке вещей.

  Через две недели после отъезда майора и его невесты начнется война.
Молодая женщина одна вернется в Сураж за несколько дней до его оккупации немецкими войсками с ворохом модной одежды. Между тем из разговоров с ней можно было понять, что она уже принимала участие в боях с врагом.
  После сопоставления двух рассказов о предвоенной жизни Ксении Станкевич невольно возникает впечатление, будто речь идет о совершенно разных людях. Понимание того, какой из них является подлинным, какой – легендой, дают некоторые обстоятельства из повествования о пережитом ею.
  Время, на которое из поля зрения суражан исчезала Ксения Станкевич, совпадает со сроком обучения первого набора на специальные курсы в Гомеле для подготовки квалифицированных кадров разведчиков и диверсантов для организации подрывной и разведывательной работы в тылу противника. Организатором обучения стал НКГБ Белоруссии, который после своего образования в феврале 1941 года занялся оперативным прикрытием Белорусской железной дороги, в подчинение которой во второй половине тридцатых годов прошлого столетия был передан российский участок железнодорожного пути Унеча-Орша. Белорусские чекисты получили право формировать свои резидентуры на российской территории для создания единой агентурной сети, прикрывавшей новый объект их ответственности.

  Особенностью этих курсов в Гомеле было то, что они комплектовались работниками неоперативных отделов милиции. Надо заметить, что Ксения Станкевич, когда в Сураже являлась работницей паспортной службы, образованной в системе НКВД, одновременно должна была состоять в кадрах этого строгого ведомства.
На то, что в Центральном архиве ФСБ России хранится личное дело Ксении Станкевич, указывают обстоятельные сведения из ответа полковника Денисенко на запрос Олега Бердникова от 23 мая 1995 года с обозначением ее года рождения, точного адреса проживания, результатов подпольной работы. В частности, отмечено, что благодаря ей из штабной роты добровольческого батальона к партизанам перешло 35 человек с оружием.

  Плотная работа подпольщиков с военнослужащими 604-го Восточного батальона позволила контрразведке партизанских бригад Шемякина и Еремина выявить тайную работу немецкого абвера по отбору кандидатов в Гомельскую разведшколу, чаще называемую в партизанских сводках школой парашютистов. В Директиве Центрального штаба партизанского движения от 4 ноября 1942 года № 215 партизанским бригадам и отрядам Белоруссии о мерах по предотвращению проникновения в отряды вражеской агентуры указывалось, что только в партизанских отрядах Гомельской области в 1942 году было выявлено 53 агента фашистской разведки.
  Михаил Лежнев не совсем точен в некоторых деталях. Отряд Шемякина не состоял из гомельских чекистов, о чем писал краевед. В основном там были бойцы ОМСБОНа НКВД СССР и бывшие спортсмены, перешедшие линию фронта весной 1942 года; Владимир Мамчур входил в агентурную сеть не шемякинского отряда, а партизанской бригады Александра Еремина через Михаила Макарова; немецкая служба СД не подменяла собой контрразведку абвера.

  Но с Михаилом Родионовичем надо, безусловно, согласиться в том, что Ксения Станкевич в Суражском подполье занимала какое-то особое положение. Она знала о существовании подпольщиков, была связана с ними. Но ни в первую, ни во вторую группу официально не входила. Разведывательную, контрразведывательную и диверсионную работу проводила в местах дислокации немецких подразделений и их русских пособников.

  Подпольщики умело использовали принципиальные изменения, происходившие в это время в отношениях фашистской Германии к русской белой эмиграции. Ранее заявленная цель возрождения России вскоре стала противоречить отдельным разделам генерального плана «Ост», который до конца войны так и не появился в форме единого документа. Отдельная его часть о колонизации восточных территорий была одобрена и принята к реализации в сентябре 1942 года. Она предусматривала создание «жизненного пространства» для немецких переселенцев после массового уничтожения коренных народов за время войны.
  Белоэмигранты были отстранены от командования русскими добровольческими военными формированиями. В конце сентября батальон «Припять», уже передислоцированный в Сураж, перешел в подчинение немецкого вермахта, стал именоваться Восточным батальоном с присвоением порядкового номера 604 и сохранением преимущественно советского стрелкового оружия. Советская униформа была заменена на немецкое обмундирование без эмблем с присвоением воинских званий на немецкий лад – прежние звания, как правило, понижались на одну ступень.

  Деморализации добровольческого батальона способствовали и текущие обстоятельства. В середине декабря 1942 года подразделение было выведено из Суража и Мглина для участия в масштабной карательной операции «Репейник-2» против партизанских соединений в клетнянских лесах. 31 января 1943 года партизанской миной был убит командир 604-й Восточный батальона Чегелов. И тем, что могло сломать окончательно, было сообщение о завершении 2 февраля Сталинградской битвы полным окружением и сдачей в плен 6-й армии вермахта. После завершения карательной операции в клетнянских лесах добровольческому батальону было предоставлено время для восстановления сил и прежней боевой мощи.

  Между тем подразделение сильнее не стало. Напротив, число бойцов, готовых перейти в партизанский отряд, резко возросло. Но и в лесу ужесточили требования к перебежчикам: надо было уходить не в одиночку и только после совершения диверсий против немцев. После образования группы желающих дезертировать из батальона подпольщики указывали ей объект диверсии и передавали средства для их совершения.
  Партизанская связная Анна Федорина в своих послевоенных воспоминаниях рассказала о нескольких таких случаях и об одном рейде, за который от своего командования получила нагоняй. В феврале боец Восточного батальона во время ночного дежурства в казарме бывшего общежития овощесушильного завода вынес восемь винтовок и патроны. С таким грузом Анна Федорина вывела беглеца из города навстречу с Марией Романцовой, которая за железнодорожным переездом ждала на санной повозке. Втроем проехали через полицейский стан в Далисичах. В отряде посчитали такой риск неоправданным.
  6 апреля в Мглине сто двадцать бойцов 3-й роты 604-го Восточного батальона с вооружением перешли на сторону партизан. Для того, чтобы вражеское подразделение почти в полном составе решилось на такой шаг, потребовалось почти полгода кропотливой работы мглинских подпольщиков во взаимодействии со спецотрядом НКВД «Славный» Анатолия Шестакова.
  На следующий день в Мглин прибыла усиленная экспедиция немцев из Унечи для расправы с оставшимися в казармах бойцами добровольческого батальона и местными полицейскими, подозреваемыми в содействии партизанам. В Мглине и Сураже была проведена затянувшаяся до середины мая мобилизация населения для восполнения потерь.

  Резкий всплеск активности в тылу врага по дезорганизации добровольческих боевых частей вермахта произошел после издания 9 июля 1943 года начальником ЦШПД П.К.Пономаренко «Распоряжения начальникам штабов партизанского движения, секретарям областных подпольных партийных комитетов о борьбе с формированиями «Власовцев». Документ появился в ответ на заявленные публично намерения генерала-предателя Власова создать РОА. Не дожидаясь, когда эти предательские планы станут явью, центр партизанского движение в понятие «власовцы» в этом тексте включил все воинские подразделения, сформированные немцами из бывших советских военнопленных, и перед силами народного сопротивления на оккупированной врагом территории поставил задачу по их разложению.

  Название «власовцы» впервые стало нарицательным для участников всех вооруженных подразделений фашистской Германии из советских граждан, перешедших на сторону врага. 604-й Восточный батальон на тот момент уже подлежал расформированию из-за массового дезертирства с переходом офицеров и солдат в партизанские отряды при активном содействии Суражского подполья.


На снимках:  Мост  через Ипуть (из немецких архивов  в открытых источниках), легендарная  связная  с  Суражским подпольем  Мария Романцова и начальник   разведки отряда НКГБ-НКВД СССР «Вперед» Сергей Шанин.