Вращается мир, забывая ушедших героев

Вращается мир, забывая ушедших героев, благосклонно встречает вновь прибывших смельчаков, нетерпеливо стучащихся в эту же самую дверь. Живое тело или мертвое — один и тот же набор элементарных частиц, атомов и молекул. С точки зрения молекулярной структуры существенной разницы нет, но в одном теле находится душа, вечная частичка сознания, а в другом ее нет. Одна биологическая конструкция представляется живой, действующей, активной, маневрирующей, а другая способна лишь к самостоятельному распаду и разложению. Всего две точки отсчета, две системы координат, условно назовем их А и Б. Весь мой мир, казалось бы, огромный, яркий, красочный, беспокойный, спешащий, непостоянный, нестабильный и непредсказуемый, сконцентрирован между двумя этими неустойчивыми обозначениями. Координата А — я в ней родился, координата Б — я в ней умру. Зажатый между этими прямыми, точками, запятыми, зигзагами, синусоидами, пробелами, вопросительными знаками, подъемами в гору и падениями, я бегу по дороге своей жизни в поисках своей собственной счастливой звезды. Успеть, добежать, вскарабкаться, поймать, удержать в руках и никому не отдать свое счастье. Но мои планы расходятся с планами строптивого, своенравного и неуправляемого времени, старость неспешно догоняет меня и дышит в мой затылок затхлостью, болезнями, бессонницами, бедами, одиночеством, ложными надеждами, болью, усталостью и страхами. Какие у меня перспективы во временном? Еще несколько дней, несколько лет, несколько шагов, несколько прыжков в ожидания счастья. А что потом? «Потом» уже не для меня, неудержимое время очень четко очертило границы моей одноразовой свободы, я безвременно снимаюсь с крупномасштабного пробега, пробитый навылет вражеской стрелой смерти. На шахматной доске моей бывшей жизни остается всего несколько размякших и полурастаявших парафиновых фигурок, и меня среди них нет.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 5, глава 5
Каждый рожденный в бренном мире обрекает себя на страдания. В мире, где все зыбко, временно и преходяще, свободная по своей природе душа становится пленницей иллюзии, страха и наваждения, но тем, кто родился в человеческом теле, повезло более остальных. Ибо, взирая на мир глазами человека, можно освободиться из оков иллюзии. Потому, в отличие от других тварей Божьих, человеку не пристало трудиться лишь ради телесных удовольствий, доступных даже пожирателям испражнений — свиньям и собакам. Дабы обрести умиротворение, столь необходимое для понимания смысла жизни, человек должен научиться умерить потребности плоти. Тот, чей разум умиротворен, может увидеть вечное среди преходящего. Чтобы обрести вечность, нужно отказаться от суетного, а это под силу лишь человеческому разуму. Единственно обуздав плотские потребности, можно обрести душевный покой и наконец свободу!
 
В мою затрепанную, заношенную жизнь ворвалась нагая, бесстыжая, босоногая осень, грязно-фиолетовые тучи, моросящие скучным дождем, промозглый ветер, мокрый, липкий снег, солнечные лучи застревают в вязкой каше темно-фиолетовых облаков. Размытый рисунок дня, свинцовые тучи прячутся за краем вздыбленного неба, голая стена одиночества, покрытая трещинами моего стонущего, плачущего и кровоточащего сердца. Я стою в красном углу ринга, в черном углу стоит королева-смерть, ее пронзительный взгляд устремлен на меня, я вижу ее черты предельно отчетливо: длинные костлявые руки, широкие плечи, вытянутый череп, плоский живот, тонкие губы, пронзительные глаза. Время — судья; гонг, отсчет, всплеск, рождение, стрелка неудержимо побежала по циферблату неизмеримости, беспощадно наматывая на вращающиеся шестеренки ритмичные и нетерпеливые годы. День за днем, год за годом, вдох за вдохом, страница за страницей, новый оборот Земли, расстояние между смертью и мной постепенно сокращается. Центр октогона, стрелка часов движется слева направо, пропускаю удары, клинчую, отступаю, руками хватаю вязкий воздух, ринг сужается до полушага, до мгновения, до точки, до вспышки, пропускаю удар, нокаут, беспросветная мгла, рефери останавливает бой, гортань забивается слизью, дыхание сбивается в надрывный хрип, мое обездвиженное тело повисает на канатах и больше уже не отбрасывает тень. В этой игре результат всегда предрешен, простреленная грудь, отрубленные головы, летящие наземь и изрыгающие проклятья, застывшие, успокоившиеся черты мертвых лиц, хаотически движущийся поток молекул, в тишине неподвижных глаз отражается бездонное небо. Что от меня останется, что ждет меня за чертой этой темноты? Только кусок разлагающегося мяса и немного черной, запекшейся крови, неподвижное ничто. Слепнущий взгляд, я падаю, мир для меня захлопывается, как старая потертая книжка с облезлыми цветными и черно-белыми картинками.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 2, глава 3
С каждым восходом и закатом солнца близится наш последний час. Колесо времени неудержимо, лишь внемлющий слову Бога и слову о Боге способен остановить неумолимый ход времени.