морок у пруда

 Мм Давно это было. Жила-была у деревни ферма. Коровы и поросята стояли в стойлах. Паслись на сочных лугах, спали на душистом сене. Только пропало это всё много лет назад. Морок на это место напал, и все сгинуло. Уехали люди, развалились дома и фермы. Поле заросло кустами да сосняком.

Немного в стороне остался небольшой пруд. На его дне били ключи, а вода была вкусной и волшебной. Дикие звери приходили к этому пруду... даже в глухие морозы лёд не закрывал его поверхность. Вода чёрная в пруду , как деготь, и пар от неё стелелется по низким берегам, мешаясь с туманом.

Зима в этом году выдалась малоснежная. Кому то снега хватило, а вот медведю совсем мало. Как спать ложиться? Середина декабря скоро, а кругом грязь да слякоть. Старый медведь, бродил по опустевшим полям, нюхал воздух и ворчал. Сон не шёл. Зима без снега — не зима, а сплошное недоразумение. И вело его что-то к тому пруду, к воде, что не замерзала никогда.

Он пришёл на берег  ранним утром, когда туман над водой был гуще всего. Пар стелился по земле, заволакивая следы развалин и коряги у кромки. Вода была тёмной и неподвижной, но Космач знал — она живая. Она смотрела.

Он наклонился, чтобы напиться, и замер. На той стороне, в молочной пелене тумана, стояла тень. Высокая, прямая, не звериная. Как силуэт человека, но без лица, без деталей — просто чёрный сгусток мрака холоднее самой зимы. И смотрела эта тень прямо на него.

Медведь отшатнулся, издав глухое предупреждающее урчание. Тень не двинулась. А потом вода у самого края зашевелилась. Не от ветра — его не было. Из чёрной глади медленно всплыли пузыри, большие, как яблоки. И с ними — воспоминание. Не его, чужое, впившееся в сознание когтями.

Скрип колодезного журавля. Мычание коровы, полное тоски. Деревенский мужик, Петр, черпает воду из пруда ведром, несёт к длинному, низкому сараю... а из щелей того сарая уже тянется тот самый, леденящий душу морок. Не дым, не пар, а нечто, пьющее свет и звук. Петр заходит внутрь. Мычание обрывается. Наступает тишина, густая и тяжёлая. Потом выходит Петр. Идёт ровно, как кукла. И ведёт за собой на верёвке... не корову. Нечто бесформенное, белое, с тёмными провалами вместо глаз. И ведёт это нечто к пруду. К воде, что всё стерпит, всё скроет...

Видение рассеялось. Космач тяжко дышал, шерсть на загривке стояла дыбом. Тень на том берегу исчезла. Но вода у его лап теперь не просто шевелилась — она медленно закручивалась, образуя мелкую воронку. И со дна, будто отвечая на зов, стало подниматься что-то белое. Кость? Нет, крупнее. Череп коровий, старый, обкатанный водой. А за ним — ещё один. И ещё.

Лёд сжал сердце зверя сильнее  мороза. Пруд не давал заснуть земле. Он хранил в себе не воду, а ту самую пелену морока, что когда-то поглотила жизнь. Он ждал, когда мир станет хрупким и беззащитным, как эта бесснежная зима.

Медведь медленно попятился от чёрной воды, уставившейся на него пустыми белыми глазницами .  Морок из этого пруда, был не для него.

А Космачу  предстояло идти по этой грязной, бесснежной земле, где  залечь спать  стало роскошью.....