3. Почти. Но не совсем...

То и дело обнимаясь, мы, не сговариваясь, начали собираться. Понятно же было, что поедем домой вместе. К нам домой...

Утолкали чемодан, позвонили Артёму, чтоб приехал за нами, и уселись на диван. Склонив свою неразумную голову на плечо Женьке, я впервые огляделась.

Люблю такие квартирки из прошлого. Сервант, трельяж, ковёр на стене возле старомодного дивана. Почему-то в похожих жилищах куда-то уходит тревога. Даже если она стала обычной и неизменной спутницей жизни...

Так, уклонившись от сиюминутных переживаний в пользу философского отношения к жизни, я вдруг увидела, как мой психолог устал. Как тяжело он дышит. Как бледен и вял...

Конечно, испугалась. Вот она, немочь проклятая! Затаилась. Вылазит наружу, как бы её ни лечили. Женька почувствовал моё смятение, сжал ладошку. Слегка, не тратя силы. Шепнул на ухо, что самое страшное уже позади. Я поверила. А что мне оставалось?

Дома он, извинившись, лёг отдыхать. А я начала готовить обед. Чётко понимая, что теперь у нас будет совсем другая жизнь. К которой, по правде сказать, я совершенно не готова.

К моей чести надо, забегая вперед, отметить, что готова или не готова, а прекрасно адаптировалась. И почти два года была и сиделкой, и нянькой, и мамкой и всеми прочими вспомогательными сущностями. В одном лице.

В эмоциональном плане меня очень поддерживала Анечка. Хотя, жалея её, я разрешала ей подолгу гостить у Игоря. Он тоже нам помогал. Прежде всего материально. Потому что жизнь тяжело больного человека оказалась невероятно дорогой.

Сначала мы продали мою квартиру. Хотя мне было очень жалко и я бы ни за что не решилась, если бы новая, в которой мы жили, не принадлежала теперь Ане. С лёгкой руки Евгения, который переписал её на ребёнка перед первой поездкой в Израиль. Её никак было не продать.

Потом загородный дом Евгения. Родителям пришлось вернуться в ту самую квартирку, которая меня восхитила своим советским обликом. Они не роптали. Любят потому что сына. Но видно было, что раздавлены тем, что лишены теперь своих грядок и клумб...

Потом оказалось, что продавать больше нечего. Я собрала волю в кулак и села за письменный стол. Благо, редактор хороший, имею профессиональную славу и могу набрать побольше заказов. Однако моих заработанных денег едва хватало на жизнь. Без всякого, как вы понимаете, шика...

Долгие два года вертелась, как белка в колесе. Я, как и многие женщины интеллектуального рода деятельности не особо любила кастрюли и сковородки. Хотя и не ненавидела. А тут пришлось вертеть, крутить, жарить и парить.

А ещё содержать дом в почти стерильной чистоте, сопровождать Женю на бесконечные процедуры и курсы лечения. Вы знаете, как они называются. Я намеренно не произношу эти слова. Чтоб не сглазить...

После того, как был продан загородный дом, муж в последний раз прошёл комплексное лечение в Израиле. Там пробовали все возможное и невозможное. И получилось. Началась ремиссия. Потом стойкая ремиссия.

— А я тебе говорил, — смеялся Женька, обнимая меня. Ещё не очень крепко. Я радовалась его настроению. Кстати, если бы не его природный оптимизм, мы бы вряд ли так продвинулись на пути возвращения к обычной жизни. Прелесть которой, как правило, не замечаем, пока здоровы...