Сныть

   До того дня мы не были знакомы. Нет, конечно, я слышал об ней не раз, и кажется даже - хорошее. В моём мнении она была солидной, рыхлой дамой, затянутой в корсет по причине отсутствия талии, с шиньоном на волосах, и не то, чтобы дурнушкой, но такой, каковой делается большинство девиц, разменявших третий десяток и не обременяющих себя поисками жениха, ибо давно - почтенная замужняя женщина, мать семейства, привыкшая украшать себя больше для света, нежели для супруга, кой её уже «всякой видал».

   За заботами об доме и детях, она незаметно для себя обабилась, и вместе с девичьей стройностью утеряла утончённость в обращении, изысканность и манерность, коей руководствуется юность, выбирая, как обойтись с любым, что ей дано так запросто, - с чашкою тонкого фарфору, с чашечкой цветка, с нечитанной книгою или признанием в любви. Всё это минуло, иссякло как бы само собой и утеряло значение, ибо привычка видеть её рядом, неустанное служение домашним, поставило её в ряд с привычным, разумеющимся само собой и от того утратившим всякую ценность. И нарядись она вдруг теперь для мужа, только для него, тот лишь поднял бы брови, промолчал, а то б и выбранил:
- Вы бы, матушка, лучше проследили за кухаркой, нежели тратиться на пустяки. Я давеча из супа выудил куриное пёрышко, жаркое было пережарено, а в бланманже попадались какие-то крупинки. Так что даже дети отказались кушать. Виданное ли это дело!..

   Все эти образы промелькнули передо мной, покуда я разглядывал соцветие, на которое указала мне сестрица. Это егоза тронула пальчиком меня, подёргала за рукав без церемоний, и потянув носом в сторону кухни, предложила нарвать «вот этого» и отнести кухарке, дабы приготовила.

- А что это такое? - воскликнул я.
- Вас в университетах не обучали ботанике? - тоном классной наставницы поинтересовалась девушка.
- Учили, да я нетвёрд... - смутился я. - И не узнал сей травы.
- Знакомьтесь, это сныть! Пирог из неё с луком и яйцом вы хвалили давеча за обедом, и я подумала...
- Из ...этого?! Как же можно изводить такую красоту на пироги! - воскликнул я и наклонился разглядеть растение ближе.

   Соцветие сныти было похоже на снежинку, - причудливую, многогранную снежинку, что посмела не растаять, воспротивилась июльскому зною.
- Да вы присмотритесь, какова! Глаз не отвесть!
- У нас её много, не понимаю, как вы не замечали. - недоумённо возразила девушка.
- Как же её теперь-то... в пирог... непостижимо.
-  Так листья же! И Серафим Саровский ел... - напомнила девушка.
- Саровский? Серафим? Старец!?! - переспросил я, изумляясь осведомлённости не легкомысленной, но лёгкой в мыслях особы, на что она кивнула молча.
- Ну, коли когда нечего больше... - резонно заметил я и вздохнул. - Оставьте их для меня, пожалуй. Пусть будут!

   Сестрёнка повела плечом неопределённо и рассеяно, но впрочем, я знал, что мог вполне довериться ей, как с младенчества поверяли друг другу любые малости и большие надежды.

- Послушайте... - вдруг начала она тихим, минуя обыкновение, голосом.

   Оборотившись к девушке, я наконец обратил внимание, что она чем-то обеспокоена.
- Вы обиделись? - встревожился я.
- Нет, мне просто нужно вам сказать...
- И что же? Чего вы мнётесь?!
- Меня замуж... отдают...
- И когда?
- На Покров.
- А вам не хочется?
- Хочется... - смутилась девушка, и кинулась мне на грудь.

   Дождавшись последних, проступивших на щеках слёз, я промокнул их платком, слегка отстранил от себя сестру и принялся разглядывать. Она была необыкновенно хороша, как тот цветок. И подумалось мне, что промелькнувшие перед тем видения, вовсе не об увядании, но об жизни, которая всегда найдёт способ себя и украсить, и уязвить.