Оригами

  Олег не дошёл до подъезда каких то десяти шагов, как под его ботинком что то пискнуло. Неужели мышонка раздавил? Олег отдернул ногу и первым делом посмотрел на подошву. Чисто. Потом глянул ниже. Там оказалась фигурка из бумаги, напоминающая не то лису, не то вообще какого то диковинного зверя.
- Оригами, - вслух произнёс Олег.
В его детстве было такое повальное увлечение – делать из бумаги разных зверей. Чтобы были и похожие на настоящих и , одновременно, смешные. Называлось оригами. Потом увлечение прошло, Олег вырос и только сейчас вспомнил это слово. Нагнувшись, он поднял фигурку чудо-лисицы, осмотрел. Она совсем не пострадала. Видимо, вовремя пискнула, потому Олег и отвёл вовремя ногу. Олег спрятал оригами во внутренний карман и продолжил путь домой. Бумажная фигурка не может ни кусаться, ни пищать. Только в детстве про это часто забывали. Если фигурка повреждалась, ей было больно как живой. Они жалели её, лечили. Иногда даже хоронили. Нет, не в песочнице – подальше от дома, в перелесок уходили. Там  было тайное кладбище оригами. Вспомнив это, Олег усмехнулся. Бумажонки какие хоронили, в таких же бумажных гробиках или в консервных банках. Сейчас это было смешно. Дома Олег снял пальто и тут же поставил чудо-лисицу на стол. Конечно, пискнул за неё кто то другой, совсем по иной причине, получилась случилось слуховая галлюцинация. Но, главное, Олег не смял, не убил оригами. Последнее время Олег часто вспоминал детство и без особых восторгов. Потому что вспоминал, сколько хулиганских, а если быть честным, сволочных поступков он тогда совершал. И один, и в компании. То закинут какую-нибудь дрянь в открытую форточку неизвестных жильцов, может очень неплохих людей. То с высоты на голову такому же неизвестному-неплохому человеку ещё большую дрянь скинут. Смешно было, думалось, что и тем кому на голову прилетело тоже весело. Потому что невеселого в жизни не бывает. Разве что оригами рвутся-умирают. Олег вспоминал не только гадкие поступки, но и откровенно опасные, просто таки смертельно опасные, при этом идиотские. В салочки, например, играли на крыше двенадцатиэтажки, пихались. Олег у родителей один сын, хороший сюрприз был бы им, поскользнись тогда пацан, чуть-чуть в сторону взял бы. Но никто не свалился, ничьи родители не голосили на весь двор. Может, потому что в смерть не верили и она не решалась их, таких счастливым, трогать? Бог хранил, вот это точно, хотя в него тогда никто из пацанов не верил. А вот сейчас залезь Олег на крышу, сто раз осторожничай, а всё одно – сорвёшься. Потому что смерти ты сейчас желанен, а Богу взрослый дурак, на крышу забравшийся, не интересен. Ещё Олег вспомнил как летом, на железнодорожном полотне, они поджидали поезда и мчались по шпалам к нему навстречу с воплем «ЗАШИБУ!». Машинист сигналил изо всех сил. В последний момент мальчишка отпрыгивал в сторону, состав проносился мимо, но машинист успевал из окошка показать кулак Олегу и его приятелям. Смерти не было для мальчишек. Только оригами страдали и гибли. Иногда у кого то умирала бабушка, все горевали, но она была старенькая, а для пацанов смерти нет… Сейчас Олегу было больше сорока. Он был, наверное, немного скучным, чуть-чуть тоскливым, но не злым и не подлым. Все сволочные поступки остались в детстве. Может для того оно детство и даётся, что бы  вроде как понарошку сволочью побыть, тебя ведь всё равно простят потом. Взрослые сволочами понарошку не бывают. Тут Олег вспомнил, скорее даже сообразил, что помимо безобразий и малолетнего терроризма, мальчишки до слёз любили те же самые оригами. Никогда их не выбрасывали в мусорный бак, хоронили с особым ритуалом. Слёзы скрывали, будто бы от яркого солнца прикрыв ладонью глаза.  Сегодня Олега ничто не могло заставить прослезиться. Сейчас он смотрел на бумажную чудо-лису и ни грамма не мог пожалеть её.  Даже если это она на самом деле пискнула. Олегу было всё равно. Сейчас он ещё пару минут посмотрит на фигурку а потом куда-нибудь засунет и забудет о ней. Чудо-лисица молчала, она была бумажной и только в чьём-нибудь ещё не прошедшем детстве она могла заговорить. Олег взял оригами со и скучно. Олегу стола, думая, куда бы убрать, что бы фигурка там жила, что бы ей тесно не было нравилось играть в это детство, которое в виде бумажного чуда хоть немного напомнило, что когда то было. Олег перестал быть хулиганом и шкодником, но и разучился любить, жалеть бумажных друзей. Да иной раз и не бумажных тоже. Олег вернул фигурку на стол. А сам достал лист бумаги и начал делать своё оригами. Ему всегда удавалась собака породы скотч-терьер, приземистая, с хвостом-саблей, стоячими ушами и небольшой бородкой. Ничего не выходило. Как же он тогда быстро и ловко делал этих скотч-терьеров? Теперь нет. Олегу почему то стало так досадно, что он взмолился – «Господи, да помоги же мне!» Олегу казалось, что если он не сложит сейчас скотч-терьера, рухнет вся его жизнь. Какой то неведомый, но необходимый смысл заключался в этой бумажной поделке. А она не удавалось. И проще всего было перевести дух, скомкать неудавшуюся фигурку, выкинуть вместе с чудо-лисой, да забыть всю эту ерунду. Вот тут неожиданно скотч-терьер сложился – именно такой как в детстве! Решительный, бородатенький, весело вздернувший хвост-саблю. Неужели услышалась Олегова крик-молитва? Олег поставил скотч-терьера рядом с лисицей. В реальном мире терьер и лиса лютые враги, но на его столе будут дружить. Олегу стало весело, он быстро двигался по комнате и оказался у самого окна. За окном была крыша соседнего невысокого дома. В принципе можно допрыгнуть до неё, в кино Олег не раз видел такие трюки. Он открыл окно и встал коленом на подоконник. Нет, он  не разобьётся – Господь сегодня за него. Сейчас прыгнет, пробежится по крыше, сделает то, что сто, если не больше раз, делал в детстве. Зачем? Чтобы вернулась это умение любить бумажную игрушку? Или вообще любить? Чтобы вернулось то время когда, для тебя нет смерти, когда хулиганство это игра и за неё крепко не накажут… Когда ты готов любить и жалеть. Олег уже почти прыгнул, забыв что смерть близко и он ей желанен, а Богу сорокатрёхлетний прыгун по крышам неинтересен. Олег почти прыгнул, но тут за его спиной послышалось «ГАВ!». Это был лай собаки. Оригами-скотч-терьер подал голос:
- Хозяин куда ты?
- В самом деле, куда? – вслух спросил самого себя Олег, убирая колено с подоконника и закрывая окно.
Он прекрасно осознавал, что бумажная собака лаять не может. Он понимал, что глупо любить и гладить игрушечные фигурки. Но весь вечер Олег провел именно за этим занятием, одновременно вспоминая, кого он любил и жалел в детстве.