Лысый круг

Давным-давно, когда мне было только двадцать, я в экспедиции работал за Уралом. С людьми не часто доводилось нам встречаться, Места глухие, деревень там было мало.
И вот однажды шли к такой мы деревушке, запас еды пополнить, да помыться в бане, и вдруг в лесу, в двух сотнях метров от опушки, мы вышли к странной, удивительной поляне. Вокруг огромные деревья сплошь, стеною, здесь голо всё, и даже всходы здесь не лезут. Как будто что-то здесь уже совсем иное, совсем чужое окружающему лесу. И - ровный круг. Ну, словно взяли циркуль в руки, и начертили тут огромную окружность, Диаметр – метров шестьдесят, а всё, что в круге, куда-то вынесли как будто хлам ненужный.
Потом, в деревне, у хозяев добродушных, мы после баньки чай разлили по стаканам, (от самогона отказались все мы дружно), а я спросил про эту странную поляну.
О чём вопрос, хозяин понял и кивает: «Да, Лысый круг, ему теперь уже лет двести. Лес не растёт, а вот грибов там тьма бывает, мы не берём их в нехорошем этом месте.
Для всех чужих он очень странное явленье, понять в чём дело никому не удаётся, а вот у нас из поколенья в поколенье, откуда взялся круг, рассказ передаётся.
Деревня наша ведь стоит на новом месте, когда-то там, где Лысый круг, она стояла, и хоть нам год переселенья неизвестен, с тех пор сменилось поколений уж немало.
Жила деревня там не то, чтобы богато, но жили справно, хоть порой бывали ссоры. Была скотина кой-какая, поросята, кормились лесом, брали рыбу по озёрам.
И жили там в одной избе мужик да баба, Егор с Настасьей. Молодые оба были, и жизнь у них вполне счастливою была бы, да только вот, они детишек не родили. Уж сколько лет прожитых вместе пробежало, и жили ладно, и дела всегда с удачей, а вот Настасья-почему-то не рожала, об этом бабы по деревне всей судачат.
Сама Настасья ворожить ещё умела, и всё сбывалось что предсказывала людям. А о себе сказала: «Время не приспело, Рожу тогда, когда мне ровно тридцать будет.»
И как сказала – так оно и получилось. Как стало тридцать ей, так понесла Настасья, и в срок нормальный у них девочка родилась. Для них с Егором это было просто счастье.
Как долгожданную, её назвали Жданой, и всё в семье у них пошло совсем иначе. Вот только девочка росла какой-то странной – с рожденья самого она совсем не плачет, и не смеётся никогда, глядит печально. Никто не видел у неё улыбки даже, и, хоть умеет говорить вполне нормально, но всё молчит, порой за день двух слов не скажет.
И вот, однажды, ей лет пять тогда уж было, зашёл Иван к ним, их сосед через дорогу, а Ждана, глянув на него, вдруг заявила: «А вот Иван на этих днях сломает ногу».
Все были этим ошарашены сначала, потом набросились на Ждану: «Что за бредни!» Но Ждана к стенке отвернулась и молчала, как будто слов запас истратила последний. И так случилось, что сбылась её угроза. Потом об этом разговоров было много. Дня через два Иван пилил в лесу берёзу, она упала и ему сломала ногу.
Потом другое нашумело очень дело: на сносях баба шла домой вдоль огорода, а Ждана издали на бабу поглядела и вдруг сказала: «А она умрёт при родах». Через неделю так и вышло. В одночасье, едва родив девчонку, баба опочила. И вот такое предсказание несчастья всех напугало и уже ожесточило.
А Ждана новые пророчила несчастья, они сбывались и все это продолжалось. Казалось всем она владеет чёрной властью, и людям беды шлёт, не зная слова жалость.
Однажды Ждана наблюдала, как из клети Егор на зайцев связку петель вынимает, и прошептала, увидав, что он заметил: «Тебя в лесу медведь сегодня заломает». Какой медведь, когда зима царит на свете! Медведи спят в берлогах, вылезут не скоро. Но вот, когда в лесу он ставил петли эти, медведь-шатун напал внезапно на Егора.
Теперь в деревне люди в страхе говорили, что эта Ждана, да и мать, Настасья, – ведьмы: «С отцом родным такое Ждана сотворила, от колдовства их все тут можем умереть мы!» И всех в деревне мысль тревожная терзала: «Чего мы ждём? И что же делать?». Были споры. А Ждана вдруг совсем уж страшное сказала: «Деревня эта вся погибнет очень скоро.»
Тогда решился кто-то всех от ведьм избавить. В избу Настасьи ночью дверь подпёр лопатой, поджёг берёстой, а легко горит изба ведь, и вот она уже вся пламенем объята. Ну, на ночной пожар, конечно, все сбежались. Вокруг огня людей стояло очень много, но вот тушить пожар они и не пытались, и каждый думал: «Ну, сгорят – и слава богу». Да только ветер вдруг поднялся небывалый, и далеко разнёс горящие обломки, и через час деревня вся уже пылала, и яркий свет рассеял зимние потёмки. Ревело пламя, словно людям в наказанье. Сгорело всё, что много лет у них копилось. Вот так последнее от Жданы предсказанье, хоть Жданы не было уже, а всё же сбылось.
Мороз такой, что замерзают даже птицы, а люди все тут без одежды и без дома. Пришлось несчастным где-то, как-то приютиться, по деревням соседним, по знакомым.
А как весна пришла, все стали срубы ставить, но не на том, где жили раньше, месте древнем, мол, место проклято, пожар был неспроста ведь, и место выбрали, где вот сейчас деревня.
Следы огня позарастали лесом вскоре. Что люди жили здесь – уже не видно стало, но там, где дом настасьин был и всё подворье, ни деревца и ни куста не вырастало.
С тех пор лет двести уж прошло, а там всё так же. Могучий лес, а в нём поляна неживая, земля покрыта лишь одной листвой опавшей. Её давно уж Лысым кругом называют.»
Мы чай допили попрощались, вышли в двери. А я всё думал – мне рассказ внёс в мысли смуту. Ведь я же знаю, что нельзя легендам верить, но Лысый круг не зарастает почему-то!