Ёлка желаний глава 2

Глава 2. Первый заказ

Ночь после пожелания Анне Петровне показалась ей самой спокойной за всю предпраздничную неделю. Она спала, как младенец, и даже приснилось ей, будто она не бухгалтер на пенсии, а важная фея, которая одним взмахом руки наводит идеальный порядок: салаты сами собой выстраиваются в холодильнике, пыль исчезает, а гости разговаривают только на приятные темы.

Утро, однако, началось с тревожного звоночка. Вернее, с его полного отсутствия. Её старый будильник с кукушкой, верой и правдой служивший двадцать лет, молчал. Стрелки застыли на семи утра — как раз на времени, когда она любила встать, — но механизм не тикал, кукушка не высовывалась. Анна Петровна покрутила его, постучала — ничего. «Надо же, и батарейка в нём, кажется, вечная была», — подумала она с лёгким недоумением и пошла варить кофе.

Мысль о вчерашнем, о ёлке и услышанном желании, она упрямо отгоняла, как назойливую муху. Совпадения. Сплошные совпадения.

Кухня встретила её привычным уютом. Солнечный луч падал на идеально чистую столешницу. «Хотя я вчера не так уж и хорошо вытирала», — мелькнуло у неё. Она открыла холодильник, чтобы достать продукты для завтрака, и замерла.

На полке, где вчера вечером царил творческий хаос её кулинарных экспериментов, теперь стояли безупречные ряды мисок и салатников. Оливье был украшен веточкой укропа прямо по центру, «шуба» на селёдке лежала ровным слоем без единой просевшей картофелины, а холодец переливался янтарным блеском, будто над ним трудился цех дизайнеров пищепрома. Даже отрезанная половинка лимона лежала срезом вниз на отдельной розетке, как в дорогом ресторане.

Анна Петровна медленно прикрыла дверцу. Сердце застучало где-то в районе горла. «Я же… я же просто подумала, чтобы кошмар с готовкой закончился сам собой…»

Она обернулась. И заметила другие детали. Занавески, которые она собиралась постигать после праздников, висели кристально белые и накрахмаленные. Пыль с верхней полки серванта, до которой она не дотягивалась год, исчезла. А на столе у окна, куда она всегда ставила сумку с продуктами, теперь стояла маленькая, аккуратная вазочка с веточкой искусственной, но очень реалистичной, заснеженной ели.

Желание исполнилось. Буквально, до абсурда. «Кошмар на кухне» был истолкован как приказ по ликвидации любого беспорядка и завершению всех кухонных дел.

Сначала её охватила паника. Потом — странное, щемящее чувство восторга. Ведь это работало! Это правда работало! Она, Анна Петровна, пенсионерка из «Сосновой Рощи», могла просто подумать — и реальность подстраивалась под её усталые мысли.

«Надо проверить», — решила она, уже почти с азартом.

Она подошла к окну. Во дворе Игорь Семёныч, уже без мегафона, с опаской поглядывая на общественную ёлку, пытался жестами объяснить дворнику, где подмести. Его жена, Марья Ивановна, вышла на балкон повесить коврик. Анна Петровна сосредоточилась. «Вот бы у неё этот старый коврик сорвался и упал прямо на голову Игорю Семёнычу. Не сильно, конечно. Чтоб просто… чтоб осадочек у него был».

Она даже глаза зажмурила для верности.

Со двора донёсся негромкий шлепок, а затем возмущённый, приглушённый крик. Анна Петровна приоткрыла глаза. Марья Ивановна в ужасе смотрела с балкона вниз, а Игорь Семёныч, сбросив с головы пыльный коврик, прыгал на месте и отряхивался, словно облитый кипятком. Его крики, хоть и без мегафона, теперь были прекрасно слышны даже через стекло.

Анна Петровна отшатнулась от окна. У неё закружилась голова. Это было уже не милое исполнение бытового желания. Это было… колдовство. Злобное и точечное. И она только что его применила.

Весь день она провела в нервной прострации. Каждый стук в подъезде заставлял её вздрагивать — а вдруг это Игорь Семёныч идёт с вопросами? Она боялась даже думать о чём-либо, ловя себя на каждой случайной мысли: «Надоел этот шум за стеной» — и тут же добавляла мысленно: «Нет-нет, пусть шумит, пусть живёт!» Она превращалась в надсмотрщика за собственным мозгом.

К вечеру напряжение достигло пика. Нужно было выйти в магазин за хлебом. И, проходя мимо общественной ели, Анна Петровна не удержалась. Она оглянулась — во дворе было пустынно, только из окон лился свет. Она подошла ближе.

Гирлянды мигали, шары тускло поблёскивали в свете фонаря. И у самого основания, в сугробе, лежала та самая фигурка. Анна Петровна наклонилась.

Это был гном. Не добрый сказочный, а скорее, гротескный. Его раскрашенная ухмылка была слишком широкой, глаза-бусинки смотрели прямо на неё с какой-то немой насмешкой. А в руках он держал не фонарик или инструмент, а странный, похожий на рупор, свиток. Фигурка была холодной, почти ледяной, но в глубине изумрудного пластика или стекла пульсировал тот самый ровный зелёный свет. Тускло, но неумолимо. Казалось, он подмигивал.

Анна Петровна выпрямилась. «Нужно от неё избавиться», — промелькнула ясная, холодная мысль. — Утопить. Или разбить молотком».

В тот же миг зелёный свет внутри гнома вспыхнул ярче, почти болезненно для глаз. И Анна Петровне показалось, что ухмылка на его лице стала ещё шире.

А с другой стороны ели раздался шорох. Из-за ствола вышел Витя, один из тех самых пацанов, что вешал гирлянды. Он щурился, разглядывая её.

— Бабуль, вы чего тут? Игрушку уронили?
—Нет… нет, сынок, — заторопилась Анна Петровна, отходя от дерева. — Просто смотрю, красиво украсили.
—Да нормально, — буркнул Витя и потянулся за сигаретой. — Только вот зараза, у меня наушники новые сдохли. Утром работали, а щас — тишина. Без них вообще тоска, этот двор, эта ёлка…

Он бросил взгляд на гирлянды, и в его глазах читалась такая искренняя, подростковая тоска по чему-то другому, что Анна Петровну кольнуло. Она вспомнила свои наушники для внучки, купленные, но не подаренные. «Дай ему», — вдруг подумала она. — «Пусть порадуется».

И тут же, будто кто-то щёлкнул выключателем, зелёный свет в фигурке гнома погас. Полностью. Теперь это была просто безжизненная дешёвая игрушка, валяющаяся в снегу.

А у Вити в кармане куртки коротко пропищал что-то. Он достал телефон, воткнул в него наушники — и лицо его прояснилось.
—О, работает! Наверное, контакт отошёл. Ну всё, я пошёл.

Он зашагал прочь, уже покачивая головой в такт невидимой музыке.

Анна Петровна стояла, не двигаясь. В голове складывалась страшная и простая формула. Ёлка (или эта игрушка) слышила не просто мысли. Она слышала желания, сформулированные с эмоцией — усталостью, раздражением, злостью. И исполняла их самым прямым и разрушительным образом. Но стоило желанию стать добрым, осознанным, лишённым этой тёмной энергии — и «волшебство» прекращалось. Фигурка «выключалась».

Значит, контроль возможен. Значит, всё зависит от неё.

Она глубоко вздохнула, и её дыхание превратилось в облачко пара в холодном воздухе. Она посмотрела на гнома, на безжизненную игрушку. А потом — на окна своего микрорайона, за которыми кипела своя, уютная и раздражающая, предпраздничная жизнь.

«Боже, — подумала она уже без страха, а с тяжёлым пониманием. — А ведь Новый год ещё не наступил. У всех накипело. У дяди Васи, у скандальной соседки с пятого этажа, у этой молодой мамашки с вечно орущим ребёнком… Что же будет, если они все, сами того не зная, начнут… заказывать?»

Она повернулась и быстрыми шагами пошла к подъезду. Теперь ей было не до хлеба. Ей нужно было думать. Срочно. Потому что она, сама того не желая, стала оператором какой-то абсурдной станции по исполнению немых желаний. И следующий «заказ» мог быть уже не про коврик или мегафон.

А в её отсутствие ветерок пошевелил ветви ели, присыпав фигурку гнома свежим снежком. Но глубоко в пластике, на самом донышке, зелёная точка снова замерцала, набирая силу. Она поймала новый импульс. Слабый, далёкий. С верхних этажей, где молодая мать, укачивая ребёнка, в отчаянии думала: «Чтоб ты хоть на час уснул, родной… Чтоб тишина была…»

Игрушка с подвохом была готова к работе. Настоящая новогодняя магия только начиналась.