Шакалы

1998 год. Осеннее утро выдалось каким-то серым, унылым из-за набежавших туч и моросившего дождя. «А сегодня ещё и снег обещали» - вспомнил Черныш прогноз погоды, что передавали по ТВ. Черныш услышал это краем уха, как раз тогда, когда собирался в колледж. Мать каждое утро включала этот ящик, якобы для того, чтобы узнать, что творится в мире. На самом деле причина была в том, что голос диктора заполнял тишину в квартире, без которого уже было не привычно. – «После двенадцати дня» - вздохнул он, глядя в окно и зевнул, не прикрывая рот, дыхнув зловонием на рядом сидящего за партой парня, который тут же отодвинулся от него.
Этого парня звали Варнава. Он был худощавый, смуглый. Варнава был смешанных кровей, каких именно, он и сам не знал, так как на вопрос, касающийся его корней, он пожимал плечами. Да он и не интересовался этим. Хоть многие и говорили, что он похож на цыгана, ему было всё равно. Его чёрные волосы, зачёсанные назад, постоянно падали, закрывая правую часть лица, что очень сильно раздражало Черныша, потому что это мешало ему списывать. Черныш ловил себя на мысли, что его руки прямо так и тянутся их отрезать, прям так и видел, как он хватает эту его шевелюру, натягивает и одним движением серпа срезает их. Но Черныш сдерживался, потому что этот Варнава, делал ему контрольные и курсовые работы. И не только ему. Двое друзей Черныша - Горелый и Щуплый, - тоже были в числе тех, кому предстояло делать работы. Впрочем, Щуплый и сам бы мог сделать все эти задания, но он нисколько ленился, сколько хотел быть ближе к Чернышу и Горелому, которые играли роль а-ля «Крутые Парни», и он хотел быть уж если не похожим на них, то хотя бы входить в их окружение, так как их никто не трогал. Но он явно осознавал тот факт, что один на один с кем-либо он не способен дать отпор и стыдливо задвигал это на дальнюю полочку своего сознания и каждый раз подпёрдывал шуточкам Черныша и Горелого. Да, свою роль он знал. Рыба-прилипала.
Черныш сверлил взглядом затылок Варнавы, который склонился ближе к парте и что-то шептал, теребя в руках шариковую ручку.  Затем Черныш кинул взгляд на сидящего в соседнем ряду Горелого, тот посмотрел на него и кивнул, как бы спрашивая – «Ну что там?». Черныш лишь поднял указательный палец, мол, скоро узнаем. И повернул голову к сидящему сзади Щуплому, который видимо решил подкрепить свой авторитет в глазах Черныша, со всей силы ткнул Варнаве в рёбра, прошипел так, чтобы не перебить читающего лекцию учителя:
- Ну и чего ты тянешь, чурка? – и, глядя на Черныша, расплылся в улыбке, которая выделялась на фоне покрытого рубцами от прыщей лице, неким лишним фрагментом, будто вырезанным из журнала.
- Ладно, Щуп, - видя, что Варнава всего лишь дёрнулся, и мало того, что не ответил, так ещё и головы не повернул, Черныш проговорил в полголоса, но так, чтобы Варнава слышал: - Ща будет перерыв, спросим с него.
В перерыве, который начался спустя семь минут, эта троица ждала Варнаву в коридоре, возле окна, из которого сквозь ели просматривалась аллея, ведущая к площади в центре города. Эту аллею, как бы её не пытались украшать разными скульптурами, колоннами, а под Новый год ещё и гирляндами, всегда найдутся те, кто обязательно всё это испортит. Всякий сброд, от забулдыг до отмороженных вандалов. Да чего уж там, эта троица тоже, и не раз, прикладывала руку к порче городского имущества. Первые крупные снежинки медленно падали перед глазами Черныша, глядевшего на полупустую аллею. «А обещали после двенадцати» - подумал он – «М-да, а ведь ещё и одиннадцати нет. Доверяй им после этого».
Из этих мыслей его вывел лёгкий удар по руке, говорящий о том, что идёт Варнава. Черныш развернулся и сделал, как-то смешно запрокидывая левую ногу, два шага вперёд преграждая путь парню.
-Ну что, чернявый, - глядя в лицо Варнавы, скрипящим голосом проговорил Черныш, - Нам с тобой нужно поговорить.
И не дожидаясь ответа Варнавы, он схватил его за куртку и одним движением толкнул в небольшой тёмный коридор, где не горел ни один светильник, из-за слабого бюджета колледжа, куда частенько тянули руки директор и его зам, и куда не проникал дневной свет, из-за планировки здания.
-Что там с нашими работами? – проскрипел Черныш прямо в лицо Варнаве, обдав его неприятным амбре, от которого тот не скрывая, поморщился, - Ты сделал?
-Ответ должен быть положительным, - мгновенно вставил Щуплый, стоявший по левую руку от Варнавы. Справа от него расположился Горелый, который, не встревая в разговор, играл роль прикрытия. Крупный, лысый, томный взгляд исподлобья, заставлял проходить мимо любопытных.
-Послушайте, ребята, - слегка запинаясь произнёс Варнава, сглатывая слюну и кидая взгляд то в пол, то на Черныша и обратно.
-Эй, чурка, - перебил его Щуплый, ударив ему по плечу, - Ты сделал нам работы? Отвечай – да или нет?
Варнава отрицательно покачал головой, потупив взгляд, и напрягся в ожидании толчка или удара, но стоявший перед ним Черныш вдавил его в стену, взявшись за грудки и наклонившись ближе, произнёс:
-Ты понимаешь, что это подстава? – от него воняло и Варнава шумно выдохнул носом, чтобы не чувствовать этот неприятный запах. – Так не поступают, чурка. Раз обещал, надо сдерживать свои обещания.
-Но…. – только и смог выдавить из себя Варнава от возмущения, явно не ожидая такой наглости и, посмотрев на ухмыляющиеся лица всех троих, понял, что они не шутят и будут гнуть свою линию, - Послушайте, ребят, я и себе то только к утру сделал…
- Нас не волнует, сделал ты себе или нет… - вставил Щуплый и глянул на Черныша и Горелого, ожидая от них кивка, как минимум.
- У меня больная бабушка, я ухаживаю за ней. Она плохо себя чувствует, - скороговоркой выпалил Варнава и почувствовал, как подступают слёзы, но решил не давить на жалость этих ублюдков, всё равно не сработает.
- А мне как-то по хрен, - вдруг вмешался Горелый, приблизившись к Варнаве, глядя на него своим тяжёлым взглядом. И тогда Варнава, понимая, что у этих троих нет чувства жалости, что это те самые мудозвоны, которые будут гнуть свою линию глядя в глаза, плюя на то, что ты прав, он резко ударил по рукам Черныша, сбив их с себя, тут же поправил свою куртку.
-Да пошёл ты на хрен, урод! - глядя на Горелого, произнёс он сквозь зубы, - Вы все трое, пошли на хрен. Ваши работы – это, только ваши работы и не хрен их впихивать кому-либо другому угрожая им. А если вы их не можете решить самостоятельно, это уже ваши проблемы, а не мои и тем более никого-то другого. – Варнава уже говорил громко, в конце каждого предложения срываясь на крик. - За кой хрен вы пришли в этот колледж, заведомо зная, что не потянете его? Неужели вы думали, что за вас будут постоянно кто-то делать? Неужели и вправду думали, что вы за счёт знания других вылезете из этого заведения? И вообще, что ж вы как шакалы трое на одного накинулись? Наверное потому, что ссыте один на один. Идиоты.
Варнава быстро оглядел поочерёдно всех троих и быстро прошёл между Чернышом и Щуплым, плечом задев обоих, тем самым разъединив полукольцо, оставив их стоять и смотреть ему вслед, затем, посмотрев на зевак, что собралось не мало, Горелый прикрикнул на них, что-то типа «Что уставились?». Троица развернулась и двинулась прочь.

Варнава ещё в школе отличался ото всех своим рвением к знаниям и как губка впитывал всю информацию, что могла бы ему пригодиться. Он был отличником и закончил школу с отличием, но для поступления в институт ему не хватило несколько баллов, поэтому он решил пойти в колледж, где тут же стал мишенью стервятников в лице этой троицы, которой он не мог сказать и слова против, не говоря уже о том, чтобы что-то противопоставить им в физическом плане. Ведь Варнаву некому было научить постоять за себя, потому что отец с матерью, уехали, оставив его бабушке, которая чуть позже рассказала, что родители его погибли в какой-то аварии. И теперь она, бабушка, взяла ответственность на себя, воспитывая его покуда хватало сил.




***
Они втроём стояли под аркой сталинского дома, чуть сгорбившись. Температура падала, но снег, не успев выпасть тут же таял, образуя кашицу на земле. Черныш сделал последнюю затяжку и впечатал бычок в стенку, оставив чёрный след. Выдыхая дым через жёлтые зубы, он с характерным звуком собрал слюни и сопли в одно и харкнул, проследив за полётом этой слизи что, попав на ветку, повисла, растягиваясь. Он хмыкнул и посмотрел на двоих школьных друзей, Горелого и Щуплого, которые стояли рядом и хихикали, потягивая пиво.
Они решили уйти с двух последних пар, как это делали частенько, и отправиться в соседний город, в клуб, где сегодня должна была играть какая-то панк-группа. Черныш и Щуплый ничего не знали про эту группу, зато Горелый, любитель собирать всю подвальную музыку, знал и подбил ребят идти с ним. Друзья, наведываясь в бары, клубы, где выпивали, колбасились, приставали к девчонкам, иногда дрались, если это было необходимо, и даже «обували» залётных, коих было не мало, таким образом у них водились деньги на бухло и на всякую всячину.  Драки, в основном, учинял Горелый. Будучи любителем-боксёром, он не прочь был помахаться с кем угодно, лишь бы дурь остудить под неистовые крики подбадривания Щуплого, чьи действия чаще всего расценивались как подстрекательство.
Но, после наглого выступления чурки, троица решила не ехать в клуб сразу, а подкараулить того, возле его же дома, благо кое кто, под давлением Горелого, подсказал, где тот живёт.                Черныш не планировал причинять чурке какие-либо страдания, так парой затрещин обойдётся, но когда чернявый появился, зайдя под арку, он сразу же вспомнил с каким перекошенным лицом тот высказал им то, что думает, да ещё и послал. Черныш почувствовал, как внутри его просыпается гнев, а глаза закрывает пелена. Возможно, алкоголь тоже сыграл свою роль, при чём у всех троих, потому что троица будто с цепи сорвалась и накинулась на чернявого, который даже не успел что-либо предпринять, только взвизгнуть.


***
Ей недавно стукнул 81 год. И многие её дальние родственники, которые раньше часто гостили у них с внуком чуть ли не целым цыганским табором, со временем стали посещать всё реже и реже, ссылаясь на свои дела, да и на частые переезды.                Она плохо передвигалась по квартире, только если в крайней необходимости. Остальное время она проводила в пастели, в ожидании своего внука Варнавы, который должен был прийти с минуты на минуту, но где-то в глубине души зарождалось волнение. Что-то было не так. Что-то было явно не так. Варнава никогда не задерживался, потому что знал, что она больна и надо за ней присматривать. Он даже хотел бросить учёбу, чтобы ухаживать за ней, но бабушка настояла на своём и уговорила его получить образование, потому что позже обязательно пригодится. Беспокойство нарастало, поднималось давление, усиливалось предчувствие некой беды. И тогда, лёжа в постели, она закрыла глаза, сделала три глубоких вздоха, успокаиваясь и одними губами выговорила слова, открывающие путь к действиям и чувствам внука. Она давно не прибегала к данному приёму, потому что много сил уходит на него, после чего приходится долго восстанавливаться. А сейчас, в её то возрасте это вообще непозволительно. Для многих, но не для неё.
Длинная арка дома. Трое каких-то парней в чёрных коротких куртках подбегают к Варнаве и без разговора начинают наносить удары. Рукой, ещё рукой и ещё, коленом в живот, затем коленом в пах, головой об стену, прямой ногой в бедро, ногой по туловищу, подошвой в голову, мыском в челюсть. Варнава падает. В воздухе чувствуется животный гнев. Ноги троих парней взметаются и резко опускаются, врезаясь в тело Варнавы, который свернулся, защищая руками голову, что вызвало ещё больший приступ ярости у того, кто был ближе к голове. Удар, ещё удар по рукам своими громоздкими ботинками, ломая кости рук. Пяткой сверху в голову, по рёбрам, по бедру и ещё, и ещё. Варнава отключился, перестав защищаться. От очередного удара его откинуло на стену, от которой он отскочил и повалился на живот. Троица остановилась, глядя на лежащего, тяжело дыша. Кто-то из них рассмеялся, будто бы от того, что наконец-то выплеснул весь гнев, накопленный годами. Другие подхватили этот идиотский смех. Лысый бугай, видимо что-то заподозрив, наверное, то, что паренёк шевельнулся, решил поставить точку в деле, и со словами «спи уже» прыгнул в своих массивных ботинках прямо на голову Варнавы.
Слеза скатилась по старческой щеке. Что-то внутри неё оборвалось, когда она почувствовала, что её внук испустил последний вздох. Она знала. Она знала, что случится нечто подобное. В памяти всплыл момент, когда ей старая бабка, приехавшая погостить, сказала, глядя ещё на маленького внучка, что он, мол, долго не проживёт. Но тогда она не придала этим словам значения. А теперь, из смешанных чувств, что терзали её, откуда-то изнутри зарождался гнев, на который она, будучи много моложе, даже не стала бы тратить свои силы и время.                Откинувшись на подушку и закрыв влажные от слёз глаза, она глубоко вздохнула и, медленно выдыхая, шёпотом произнесла слова, которые для обычных людей звучали как набор слов произносимых отдельно, будто бы не связанных между собой. Но на самом деле связь была, и она особенно чувствовалась в интонации и в смысле вложенного в каждое слово, получая общую картину под названием проклятие, что медленно, но верно проникает в судьбы троих отморозков и тех, кто больше связан с ними родственными узами.                Закончив, она сделала вдох, своего рода паузу, словно решаясь на отчаянный шаг и наконец промолвила слово-печать, затем открыла глаза. Слабость и постепенно нарастающее головокружение давали знать, что слова, произнесённые ею не пустой звук и возымели действие на тех, кто жестоким образом отнял жизнь её внука, лишив тем самым и её смысла жизни в целом.                Память оживила прошлое в красках и в разных чувствах, где Варнава плакал и улыбался, и снова плакал, и снова улыбался. Она старалась выбирать те моменты, где он чаще всего смеялся, отбрасывая те, где он плакал. Слабость стала сильнее, руки затряслись, давление подскочило, ноги, будто бы в ледяную воду опустили, стало сводить. Сердце бешено колотилось в груди, она хватала воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Но при этом она не отпускала воспоминания о днях, проведённых с внуком, где он, как и всегда, уходя в колледж утром, нежно улыбнулся, как бы говоря, что всё хорошо, но это была его последняя улыбка. Улыбка, которая заставила дрогнуть и растянуться в стороны уголки губ его бабушки и навсегда замереть, испуская судорожный вздох.



***
- Ну что ж поделать то, - с нотками сарказма проговорил Горелый, потирая руки и глядя на сидящего на скамейке Черныша и стоящего рядом Щуплого. Они собрались во дворе Черныша через неделю после той встречи с Варнавой, который, как шептались в колледже, пал жертвой грабежа, но попытался дать отпор, за что и был сильно избит и от полученных травм скончался.         – Не повезло парню. Ох, не повезло.
- Не нужно было его так калечить, - вставил своё Щуплый и, сделав глоток пива, добавил, - Если что, под подозрением будем мы и….
- Почему мы то? – резко перебил того Горелый, наморщив лоб. – Мы то тут при чём?
Повисла пауза, в которой Черныш и Щуплый, смотря на Горелого, пытались понять шутит тот или нет, потому как их друг всегда пытался переводить все разговоры в шутку, даже серьёзные.
- Да ты прикалываешься что ли? – спросил наконец Щуплый вытаращив глаза
- Ну а чё? – гнул своё Горелый, - Если в колледже многие видели ту самую стычку, это ж не значит, что это мы из него отбивную сделали?
- Не значит, - согласился Черныш, - Но нам нужно алиби.
- Клуб, - поёжившись от холода, спокойно сказал Горелый и посмотрел на Черныша, будто ожидая подтверждение, - Мы же были в клубе в тот день.
- Да, были, - снова согласился Черныш, прищурившись и тоже поёжился. Холодный ветерок проникал под куртку, которую он очень любил и старался лишний раз с ней не расставаться, даже в клубе, куда они помчались сразу же после стычки с Варнавой, не снимал её, несмотря на духоту в зале. – Но всё равно, если будут спрашивать, нам нужны доказательства…
- Какие ваши доказательства? – передразнил Горелый одного из персонажей фильма Красная жара, который он смотрел по кабельному телевидению и улыбнулся своей шутке, пытаясь разрядить ситуацию. Черныш лишь хмыкнул, доставая сигареты, а Щуплый, засунув руки в карманы джинс, просто прошёлся вокруг лавочки согреваясь и о чём-то думая.
- А может нам пока не собираться вместе? – остановившись, подал идею Щуплый, допивая Балтику и сминая алюминиевую банку. Он не обратил внимания на неуместную шутку Горелого, потому что думал, как поступить. Щуплый посмотрел на друзей, которые молча смотрели на него в ожидании продолжения.
- В смысле? – не понял Горелый.
- Ты хочешь сказать, что это сыграет какую-то роль? – спросил Черныш.
- Ну, я на это надеюсь, - ответил Щуплый, почесав затылок, - Ведь если будем постоянно вместе, это может вызвать подозрение, а так…
- Ага, а по отдельности типа нет? – скривив губы, бросил Горелый, в очередной раз перебив того.
- Честно, не знаю, - выдохнул Щуплый, но не стал сдаваться, - Но по идее, мы можем сказать, как есть, но опустить встречу с чернявым. Ну, что-то типа: да, мы дружим и соответственно знаем друг друга давно, ещё со школы, а теперь ещё и учимся вместе в колледже и да, иногда мы собираемся вместе попить пивка и да, ходим в клубы, и снова да, если речь пойдёт о том, что мы пропустили пару пар якобы для того, чтобы расправиться с этим цыганом, только потому что он нам нагрубил и послал куда подальше. Но на самом то деле было так: мы свалили с пар, и мы признаёмся, что слиняли, потому что знали, что музыка, играющая в клубе куда интереснее, чем лекции. Тем более, что учебный год только начался, а там повторение пройденного в том году.
- Тем более нас видели в клубе, - добавил Горелый, - У меня даже билет остался.
- У меня тоже, - вставил Черныш, демонстрируя свой билет и улыбнулся, обнажив свои кривые и жёлтые зубы, - Обычно выкидываю, а тут положил в карман. Прям знак какой-то.
- Вот, чёрт, - с досадой выругался Щуплый, шаря по карманам, - А я по ходу дела выкинул свой.
- Может ты им жопу вытер? – пошутил Горелый и расхохотался в голос, а затем решил добавить масла в огонь – Теперь ходи и оглядывайся.
- Да иди ты…. – Щуплый махнул руками в сторону Горелого, - В общем, я предлагаю сделать так. Но будем на связи.
- А учёба? – напомнил Черныш, - Ты так говоришь, будто бы нам надо забить на неё.
- Не-не, - запротестовал Щуплый, - Не надо забивать. Будем ходить как ни в чём не бывало. И учиться. А если забьём, это может вызвать ещё больше вопросов.
- Ну, это понятно, - поддержал Горелый. – Только теперь кто нам будет делать всё?
- Не думаю, что тебя сейчас должно волновать именно это, - сказал Черныш, закуривая сигарету, - У тебя отец инвалид…
- Вот-вот, - согласился Щуплый и посмотрел на часы, - Ладно, пора закругляться и валить домой.
- Так рано? – спросил Черныш.
- Обещал родителям помочь по дому. – Щуплый, пожав на прощание руки обоих, добавил, - Тем более надо кое-что глянуть по учёбе.  Бывайте.
- Кстати, - громко сказал Горелый, чтобы услышал Щуплый и когда тот развернулся и подошёл ближе, продолжил, - Завтра суббота, может сходим в клуб? Я слышал, приедет какая-то группа из столицы.
- Я только за, - откликнулся Черныш, думая о том, что, если они пойдут, будет шанс обуть какого-нибудь лоха залётного - А во сколько?
- Ну как обычно, в семь начало.
- Ну да, можно сходить, - согласился Щуплый и уточнил, - Значит, завтра на телефоне? – и получив утвердительный ответ от обоих, добавил, разворачиваясь в сторону дома, - А теперь я точно попёр домой.
- Тогда и я пойду, - глядя в спину уходящему Щуплому, сказал Горелый, - Холодно же становится.
- Скоро будем собираться у кого-нибудь на хате, - вспомнив прошлые холодные зимы, когда они постоянно зависали у кого-то, проговорил Черныш, и пожал протянутую руку Горелого, - Пока.
- Ага. Маме привет и Светке тоже. – бросил Горелый.
- Обязательно.
Горелый широкими шагами направился в противоположную от Щуплого сторону дома. Черныш остался сидеть на скамейке, докуривая сигарету, перебирая в голове варианты развития событий. Докурив сигарету и посидев ещё немного, он встал и двинулся домой, в свою двухкомнатную квартиру, к маме, которая во время готовки слушала весь день телевизор.



***
Подходя к дому, Щуплый посмотрел на свои окна, чтобы определить кто из родных чем занимается. Он всегда так делал, представляя, что если горит свет на кухне, значит мама готовит что-то вкусное, а отец, возможно, читает книгу или смотрит телек, если свет горит в зале. В маленькой комнате, которая досталась младшей сестре, горел свет практически всегда, потому что она всё время проводила либо за книгами, либо за компом и не любила шумные компании. Да что уж говорить то, у неё и подруг то особо не было, с кем можно было бы куда-то сходить. Поэтому она предпочитала грызть гранит науки. Молодец. Не то, что он. Хотя, если бы не лень и не влияние ребят, возможно, учился бы сейчас не в колледже, а в институте. Возможно, но не факт.                Сбавил шаг, потому что ему показалось странным, что ни в одном окне не горел свет. Даже у сестры, которая гасит свет не раньше 23:00, а сейчас и 18:00 ещё нет. Странно. Щуплый достал из кармана ключи на длинной цепочке, которая держалась за петлю джинс. Эту фишку он позаимствовал у Горелого, который носил цепь не для красоты, как думал Щуплый, а для того, чтобы применить её, в целях самообороны. Или наоборот – нападения.                Зайдя в квартиру, он сразу понял, что дома никого нет, так как стояла соответствующая атмосфера, но для убедительности, он прошёлся по коридору, заглядывая в каждую комнату. Никого. И лишь зайдя на кухню. Обнаружил на столе записку, где было написано почерком сестры, что они все находятся в больничном городке, в травматологии, и чтобы он приехал туда.                Больничный городок находился почти в центре города и Щуплый, не теряя времени на ожидания автобуса, быстрым шагом, срезая маршрут, дошёл за 35 минут. Попутно спросив, где находится корпус, который ему нужен.
- Что случилось? – запыхаясь, спросил он, зайдя в палату и обнаружив маму на больничной койке с перевязанной ногой, рукой и головой. Отец сидел рядом и держал маму за руку, а сестра стояла за спиной отца и вытирала слёзы.
- Мама вышла в магазин, - начала сестра, всхлипывая, - Через какое-то время прибежал Толик из первого подъезда и сказал, что маму сбила машина. Мы с папой побежали вниз. Кто-то уже вызвал «скорую» и когда мы побрались до места, маму уже положили на носилки. Мы поехали с ней сюда. Сейчас она без сознания. Сильно ударилась головой.
- Что говорят врачи? – осипшим голосом спросил Щуплый.
- Состояние пока критическое, - ответила сестра, - Но точно скажут только в понедельник. Врачи сейчас сделали всё необходимое.
- Извините, - сказал кто-то за их спинами, повернув головы, они увидели медсестру, - Но время для посещения закончилось.
- Идите домой, - охрипшим голосом сказал отец, - Я посижу с мамой. А вам надо готовиться к учёбе.
- Но ведь сегодня же пятница, па.
- Саш, - отец повернулся и почти по слогам произнёс, добавив в голос немного металла, - Идите с Ирой домой.
Не став спорить с отцом, брат с сестрой вышли на улицу, тут же почувствовав, как температура упала, заставив поёжиться обоих. Особенно это заметил Щуплый, когда мокрая от пота футболка прилипла к коже, заставив поморщиться и стиснуть челюсти.
- Как думаешь, - спросил он у сестры, идя с ней на остановку, - С мамой всё будет хорошо?
- Я очень на это надеюсь, - всхлипнув, ответила сестра, глядя себе под ноги. – Да, всё будет хорошо.
- Да уж…. – горько откликнулся Щуплый, но желания продолжить фразу не было, он погрузился в мрачноватые мысли, которые занимали его до самого дома.
- Саша!  - слегка потрепав его за рукав куртки, возвращая из водоворота мыслей, позвала Ирина, - Чего завис? Раздевайся. Пойдём есть.
- Да, сейчас, - откликнулся он, снимая обувь и куртку. Он даже не помнил, как они с сестрой оказались в квартире. Отрезок от больницы до дома словно был стёрт. – Только руки помою. Но кушать не буду.
- Чай, кофе? – спросила сестра, когда он зашёл на кухню и сел на стул.
- Кофе, пожалуй, - ответил он и поинтересовался, - Как дела в школе?
- Да так себе, - ответила Ирина, наливая воду в чашки, - Что-то в последнее время вообще не прёт. Не знаю, что на меня нашло, но учиться совсем не хочется.
- Что значит «не хочется»? – Щуплый был слегка потрясён, услышав такие слова от сестры. На его памяти это было впервые и прозвучало это как-то не естественно, как гром среди ясного неба. – Надо. Надо продолжать. Осталось то, грубо говоря, два-три месяца и медаль твоя.
- Да, - выдохнула она и посмотрела в чашку с чаем, затем, сделав глоток, сказала, - Но я будто бы выгорание получила. Ничего не хочу. Так всё надоело.
 - Ир, - немного подумав, Щуплый не стал давать наставления, как старший брат, - Может сегодня возьмёшь небольшую паузу? Тем более такой стресс из-за неприятной ситуации с мамой…
- Угу, - согласилась она и добавила, - Утро вечера мудренее.
Щуплый посмотрел на часы. 21:00 ровно. И уже хотел было отпустить шутку на счёт программы «Спокойной ночи, малыши», но передумал, сочтя это неуместным. И зная, что лучше сейчас оставить сестру одну со своими мыслями об учёбе, он допил свой кофе и вышел из кухни, бросив: «Пойду футбол посмотрю».

***
- Па, я дома, - крикнул Горелый, закрывая за собой дверь.
- Я уж понял, - откликнулся отец, выезжая из комнаты на инвалидной коляске. – Как день прошёл?
- Нормально, - ответил Горелый и, не раздеваясь, стоя в прихожей, спросил, - Па, тебе что-нибудь нужно? Еды приготовить или может в туалет?
- Да нет, - немного поразмыслив, снимая очки, чтобы протереть, ответил отец, - Еда в холодильнике есть. В туалет сходил уже.
- Хорошо. Молодец, - похвалил отца Горелый, видя на коленках у того книгу, - Что читаешь?
- Да вот, - надев очки и взяв книгу в руки, отец показал обложку, - Нашёл у нас книгу сборник рассказов Джека Лондона. Даже не знал, что у нас такая есть.
- Как это, - удивился Горелый, - Ты же всегда сам все книги покупал.
- Не все, - не согласился отец и поправил, - Какие-то дарили.
- Ну хорошо, - не стал спорить Горелый, - Но большинство ты покупал сам. Ладно, па, я пойду на тренировку. Сейчас только вещи соберу.
- Смотри, Володя, не поломай там никого, - шутливым тоном произнёс отец, глядя на то, как сын застёгивает сумку.
- Постараюсь, - улыбнулся Горелый и, перед тем как выйти и закрыть дверь, сказал, - Скоро приду.

Переодевшись и зайдя в зал, Горелый тут же был оповещён о том, что сейчас будет проводиться спарринг за деньги. Горелый дал согласие, потому что знал, на что способен и был уверен в своих силах. Тем более речь шла о деньгах, за которые он мог выйти хоть с самым серьёзным противником во всей области. Но в зале были практически все свои, может двоих-троих он не знал, а все остальные не смогли бы дать ему отпор.
- Кто будет участвовать, - стоя в центре ринга, выкрикнул тренер Артём, - Прошу подойти и положить в копилку деньги.
- А если нет денег? – спросил Горелый, подойдя ближе к Артёму.
- Да какого хрена, Вов? – слегка возмутившись, спросил Артём, затем шумно выдохнул и сказал, качая головой – Ладно, я за тебя внесу. Потом отдашь.
- Конечно, - радостно произнёс Горелый, - Уже сегодня.
- Ага, - недоверчиво откликнулся тренер и повернувшись к остальным, сказал, - Ребята, правила всем известны, но повторю главное и для кого-то самое больное, если боец проигрывает троим, он выбывает. И не надо устраивать истерик, как в прошлый раз. Понятно? – тренер обвёл собравшихся взглядом и, получив в ответ тишину, хлопнул в ладоши, - Поехали!!

Первым спарринг-партнёром оказался долговязый Виталий, который, как и Горелый, ходил в зал уже давно и соответственно, опыт у него имелся. Но Горелый не особо парился насчёт него, потому как знал, что противопоставить хлёстким ударам этого Виталия. Поэтому, когда прозвучал гонг, Горелый был в более расслабленном состоянии, чем требовалось. Мысленно он уже скинул Виталика в самый низ таблицы, ведь, этот тип, входил в число тех, кто истерил тогда, когда Горелый занимал первое место, забирая выигрыш.                Но в этот раз что-то шло не так. Горелый никак не мог подобраться ближе, чтобы нанести удар, лишь уклонялся от длинных рук Виталия, который, как оказалось, неплохо прибавил за этот месяц, что лишало Горелого шансов закончить поединок в первом раунде.                Бесполезные попытки загнать Виталика в угол или же поймать на контратаках начинали уже раздражать Горелого, тем более тот уходя, наносил удары в корпус, чем зарабатывал очки, которые считали другие ребята.                Горелый и сам старался уходить от ударов, уклоняться, делать нырки, но у него не особо получалось, потому что длинные руки Виталика доставали его всюду все три раунда.                Отдыхая, Горелый следил, изучая других соперников, но, когда снова настал его черёд выходить, он отметил, что перед ним леворукий парень, против которого было очень неудобно стоять, что могло только выбешивать и ещё больше выматывать.

Перед тем, как выйти на ринг к третьему спарринг-партнёру, Горелый был измотан и выбит из колеи, потому что он ещё ни разу не проигрывал в таких, а-ля, соревнованиях и всегда забирал куш. И тренер, видя то, в каком состоянии Горелый, подошёл к нему с теми словами, которые могли бы взбодрить и замотивировать, похлопав по плечу.
- Соберись, - сказал сам себе Горелый вставляя капу. Он решил действовать, добавив немного жёсткости, потому что не мог допустить проигрыша. – Тем более перед тобой новичок.
Несмотря на то, что соперник Горелого был тот, кого ни разу не видели в этом зале, он не возмутился, когда почувствовал напор и жёсткие удары в блок, а решил молча отвечать, тем самым поднять себя в глазах тренера.                Горелый выкинул левую и ещё раз левую, отвлекая новичка, который каждый раз уклонялся в противоположный бок и тут же подставил левое плечо пряча за ним голову, когда Горелый решил пробить прямой правой. И сам же пробил в корпус правой, заставив Горелого отступить. Но надо отдать Горелому должное, он сразу пошёл в бой, и снова начал с левой, тогда новичок наклонился и опять пробил в корпус, на этот раз прямой левой.                Решив не наступать первым в третий раз, Горелый переводил дух, ожидая как поступит новичок. Но тот качался влево-вправо, как маятник, держа руки перед собой не решаясь атаковать. Тогда Горелый, держа его на мушке, зная в какую сторону тот наклонится в этот раз, задумал пробить правым хуком на ближней дистанции и тут же увидел, как новичок проводит комбинацию: уходит вниз, затем вправо и будто бы выныривая, левой пробивает в правую скулу и сразу же правой бьёт прямо в нос Горелого.                Потеряв ориентацию, Горелый отступил на два шага, тряся головой. Но снова пошёл на сближение, выкидывая левую, касаясь плеча новичка, который чуть наклонился вперёд, уйдя от джеба. Горелый держал правую руку близко к своей голове, чтобы снова не пропустить, но он даже не мог предположить, что новичок пробьёт именно правым кроссом да через руку, а за ним последует удар левой в подбородок.                И свет погас.                Правда ненадолго. Горелый поморщился от резкого запаха, что резанул его нос, и открыл глаза.
- Что это было? – спросил он, поднимаясь на ноги.
- Нокаут, - просто ответил тренер.
- Вот, блин, - выругался Горелый, спустившись с ринга и садясь на скамейку.
- Да уж, пропустил ты знатно, - тренер смотрел на него стоя перед ним, - Не следовало тебе лесть на рожон.
- Да ну на хрен, - Горелый чувствовал разочарование и стыд. Его унизил какой-то новичок при всех. И сейчас он не хотел, чтобы кто-то его утешал. Он жаждал реванша, поэтому спросил, - Кто следующий?
- В каком смысле? – не понял тренер, но поняв, что Горелый ещё толком не пришёл в себя, напомнил, - Ты проиграл, Вова. Так что остаток соревнований пройдут без тебя.
- Как это проиграл? – возмутился Горелый.
- Первым двум ты проиграл по очкам, - начал тренер, загибая пальцы, - А от третьего вообще нокаут словил.
- Вот, ****ь, - всё ещё не веря словам тренера, сквозь зубы произнёс Горелый.
- Да уж, - буркнул тренер, затем наклонился к нему и сказал, - Мне жаль. Я не знаю, что на тебя нашло, но ты проиграл. И задолжал денег. На следующую тренировку постарайся прийти с деньгами, потому что я сам не богат и мне нужно бабло.
Смотря уходящему тренеру в спину, Горелый с силой кинул полотенце, выругавшись. Затем резко вскочил и пошёл в душ.



***
- Мы сегодня идём гулять? – спросил Черныш, прижимая трубку стационарного телефона к уху, чтобы чётко услышать ответ.
- На улице холодрыга, - ответила на том конце Светлана, которая была с Чернышом уже второй год, - Какой гулять?
- Ну тогда что? – не сдавался Черныш.      
- Жень, - как можно ласковее ответила она, - Я тебе уже говорила и напомню ещё раз. Мне нужно готовиться к экзаменам. Если я не сдам, мне не простят родаки и тем более университет.
- А хочешь я помогу?
- Чем? – Светлана добавила в голос немного стали, потому что ей начинала надоедать навязчивость Черныша, - Ладно, солнце, не злись. Мне ведь правда нужно готовиться. Увидимся завтра.
Она положила трубку и повернулась к парню, который сидел рядом с ней и тискал её, пока она разговаривала с Чернышом. Села к нему на колени и впилась в губы, жадно прикусывая их. Она сняла с себя толстовку, подаренную Чернышом, оголяя грудь, чувствуя, как её сжимают руки другого.
Черныш громко выдохнул, слушая в трубке гудки отбоя. Затем повесив трубку, упал на диван и, глядя в потолок, закурил. Он знал Светку давно, ещё со школы, но подбивать клинья стал позже. Поначалу он не обращал на неё внимания, так как внешне она его не привлекала. Пухленькая, говорит без умолку, хохочет от любого слова, да ещё и курит (сам Черныш на тот момент ещё не курил), глаза слишком раскосые, словно родом она с востока. Как выяснилось позже, прадед и прабабка у неё переехали сюда откуда-то из Китая. Далее, как это частенько бывает, смешались национальности и как итог, получилась Светка…                Перебирая в голове картинки их совместной жизни, Черныш улыбался, потому что она дарила только положительные эмоции, и он старался отвечать тем же. Сделал последнюю затяжку и посмотрел на часы, которые указывали на то, что вот-вот должен прийти курьер. Черныш поднялся, поискал пепельницу среди разбросанных вещей и, не найдя её, прошёл на балкон, и выкинул на улицу, добавив к куче окурков ещё один.               
- Женя, там в дверь звонят, - зайдя в его комнату, сказала мама, явно недовольная чем-то, - Я посмотрела в глазок, кажись к тебе, потому что я никого не жду.
Черныш прошёл мимо матери, уловив запах алкоголя, который она на дух не переваривала, считая его злом и началом всех проблем. Даже после смерти мужа, который скончался от рака, не сломило её и не потянуло на поиски утешения на дне стакана. Она была за спорт, даже делала какие-то упражнения по утрам и пыталась привить это своему единственному сыну.
«Что изменилось сейчас?» - подумал Черныш, подходя к двери, - «Может мне показалось. Тем более я сегодня с ребятами выпил баночку пива».
Открыв дверь, Черныш увидел парня, имя которого не знал никто, только прозвище – Бобёр или Бобр, это уже кому как удобно, но тот не обижался, потому как сам признавал схожесть с этим млекопитающим и сам же, только так и представлялся, а имя старался не произносить, тем более в тех тёмных делишках, в которых он промышлял.
- Шоколад и фен, - произнёс Бобр, протягивая Чернышу завёрнутый пакет, - Они разделены. Зелёнки пока нет.
- Отлично, - Черныш почувствовал, как у него поднимается дрожь по всему телу, но попытался скрыть это движением руки, где были деньги, сворованные у матери из кошелька, когда та была в ванной. – Может бывает что-нить ещё, но покрепче?
- Бывает, - откликнулся Бобр и развернувшись, чтобы уйти, бросил, - Я тебе сообщу.
Бобёр ушёл, а Черныш остался стоять, размышляя над тем, что, наверное, всё-таки хорошо, что Светка не в курсе, ни по поводу этого сраного цыгана, ни по поводу содержимого пакета, что он прижимал к себе, а то он мог бы её больше никогда не увидеть, и тем более не услышать.               Зайдя в квартиру и, убедившись, что мама на кухне, быстро прошёл в свою комнату, закидывая пакет под кровать. И уже хотел было лечь, но тут услышал, как что-то упало, затем последовал рык. Черныш прошёл на кухню и остановился, смотря на то, как мать сидит на стуле в центре кухни и раздвинув ноги, сильно наклонилась вперёд, будто что-то ища на полу, голова её свисала ещё ниже, а растрёпанные длинные волосы покоились в рвоте. Тут же, возле стола лежала бутылка бурбона, из которой выливалась эта самая огненная вода, распространяя соответствующий запах, который у матери когда-то вызывал отвращение такое, что она, услышав его, зажимала нос пальцами, доставая из кармана ментоловый карандаш-ингалятор.
«Так что же пошло не так?» - снова подумал Черныш, поднимая бутылку бурбона, - «Интересно, это её от полбутылки так разнесло или же...» - Черныш наклонился и посмотрел под стол, где стояли три пустых бутылки из-под бурбона.





***
Проснувшись, Щуплый подскочил, думая о скверном сне, который ему приснился, пытаясь выкинуть его из головы. Он прошёл на кухню, чтобы попить воды и наткнулся на сестру, которая что-то собирала в пластмассовые контейнеры, уже одетая в уличную одежду.
- И куда это ты собралась в субботу? – спросил Щуплый, наливая себе из кувшина воды. – Да ещё с утра пораньше…
- В больницу, - ответила Ирина ни на секунду не остановившись, - Узнаю, как мама и отца нужно заменить, а если не захочет, оставлю ему еды.
Щуплый не смог вымолвить ни слова, понимая, что оказывается это был не сон, а реальность, в которую его вернула сестра своими словами.
- Я с тобой, - не задумываясь бросил Щуплый и пошёл собираться.               
В больницу они ехали на автобусе, молча глядя в окна и думая каждый о своём. У них разница в возрасте была всего три года, и это не должно было стать помехой их дружбы как брата с сестрой, но тем не менее, как видел это Щуплый, что-то вклинивалось в это, всё больше и больше расширяя щель, превращая в пропасть. Да, у нас свои друзья, свои интересы, но как брат и сестра…
- Папа, привет, - поприветствовала Ирина, зайдя в палату, чем вывела Щуплого из размышлений - Как мама?
- Очнулась, - тихо произнёс отец, - Но никого не помнит.
- Как это? – Ирина резко остановилась, что аж Щуплый налетел на неё сзади. Она посмотрела на отца, затем перевела взгляд на мать, которая лежала с перебинтованной головой и смотрела в окно.






***
Помня о встрече в клубе сегодня вечером, Горелый решил сделать дела по дому сразу, не затягивая и не обращая внимания на неприятную боль и гадкий осадок от вчерашнего проигрыша. И тем более, до того момента, как проснётся отец, который вчера вечером отпустил пару-тройку шуток и философских замечаний, видя физиономию сына. Горелый не обижался на шутки и подколы отца, потому как знал, что они не будут иметь продолжения уже через несколько минут и уж тем паче не выйдут за пределы квартиры. Но философские замечания отца Горелый любил и запоминал, чтобы потом, если уж и не сумничать перед кем-то, то подбодрить себя и заручиться поддержкой отца точно. Только вот вчера, слова помощи вылетели из головы.
«Или выбили» - подумал Горелый и горько усмехнулся, заходя с веником к отцу в комнату, где царили утренние сумерки. Отец лежал не так, как Горелый его укладывал. Туловищем на боку с вытянутыми ногами, которые он не чувствовал вот уже более десяти лет, в результате травмы, полученной на производстве.                Горелый помнил, как его мать бегала по судам, в милицию, к начальнику производства, и ещё по каким-то госструктурам, выбивая отцу пенсию и инвалидность, которую не хотели давать по непонятным причинам.                Но добилась-таки своего. Уж Горелый не знал, каким образом, да и знать не желал, потому что матерью она была отвратительной. Наказывала его за каждую мелкую провинность, ставила в угол, да на горох, лупила солдатским ремнём. В общем, когда мать ушла к другому, не выдержав ухода за инвалидом-мужем, хоть периодически и навещала его, Горелый мысленно возрадовался этому и стал сам присматривать за отцом, который сейчас вывел Горелого из воспоминаний, что-то спросив.
- Что? – переспросил Горелый подойдя ближе.
- Я спросил, который час? – прокашлявшись, повторил отец.
- Уже почти восемь, па. – начиная подметать под кроватью, ответил Горелый.
- А темно-то как, – спокойно сказал отец, всё ещё лёжа на боку.
- Не, па, - продолжая подметать, ответил Горелый, - Мне нормально.
- А я вот ничего не вижу. – отец повернулся на спину, - Даже тебя не вижу.
- Подожди, - Горелый положил веник и, пройдя к выключателю, включил свет. – А сейчас?
- Нет, - с тревогой в голосе сказал отец, - Мрак… совсем ничего не вижу. Включи свет, не шути.
Горелый, подойдя ближе, наклонился и помог отцу сесть на кровати, облокотившись на спинку. Он всматривался в лицо отца, водя перед глазами рукой, чувствуя, как в душе зарождается паника и чувство опустошения, что он ничем не может помочь, осознавая суть своей бесполезности, о которой так твердила мать.
- Я позвоню кое-кому, - так Горелый называл свою мать, кое-кто, даже при друзьях, - А пока она едет, я заварю чай. Промоем глаза заваркой.
- Мать больше не приедет, - откликнулся отец, тщетно моргая, вертя головой.
- В смысле, не приедет? – не понял Горелый, - Она же навещает тебя. И в этот раз навестит.
- Не навестит, - как-то грустно пробормотал отец, перестав мотать головой, - Я не хотел тебе говорить вчера вечером, да и вообще не хотел говорить. Но раз уж разговор сам зашёл, тем более она ведь твоя мать, ты должен знать.
- О чём? – как-то глухо спросил Горелый, садясь на кровать, - Что-то случилось?
- Мне вчера позвонил её… ну ты понял, в общем, кто, - вздохнул отец, покусывая губы, затем продолжил, - В общем, они решили поехать к своим каким-то друзьям на дачу. Ехать нужно было на электричке, просто потому что так проще. И вот пришли они на платформу, стоят, ждут электричку. Холодно, ветер кусачий и, попрыгав чуть, она решила посмотреть далеко ли близко эта самая электричка и, обрадовавшись, что она уже на подходе, резко развернулась и её повело, качнувшись в сторону, левая нога подвернулась и она упала прямо под несущийся поезд, который следовал без остановок.
- И когда это было? – только и смог вымолвить Горелый, после небольшой паузы, в которой он собирал мысли, воспоминания и не мог понять, как поступить, что сказать в таких случаях о человеке, который был для него родным, но таким далёким, что, прислушиваясь к себе, он ничего не чувствовал.
 - Четыре дня назад.
- И почему он сразу не позвонил?
- Сказал, что звонил, но трубку никто не брал. – тяжело выдохнул отец, - Но я не помню, чтобы кто-то звонил на этой неделе вообще.
- Понятно, - Горелый сжал руку отца, понимая, как ему больно потерять человека, которого он когда-то любил. Может быть, любит до сих пор. Горелый не спрашивал об этом, ему было не интересно, что там у матери, так как у неё была уже другая жизнь. Его больше заботила жизнь отца, которому сейчас была необходима помощь, - Пойду всё-таки поставлю чайник, сделаю заварку. Промоем глаза. И будем собираться в больницу к врачу.
 

***
Черныш проснулся рано, чтобы попробовать дурь, что принёс вчера Бобр. Шоколад оказался довольно-таки неплохим. Мягким на ощупь и приятным на вкус. Медленно захватывал сознание, погружая весь организм в ватное состояние.                Сейчас почти девять утра, и он, лёжа на своей кровати, чувствовал, как плавно отпускает. Выдворяет из своего мира, откуда Черныш бы вообще не выходил. Но надо. Надо было позвонить Светке. Надо будет встретиться с пацанами. Надо сходить в клуб. Надо сходить в магазин. Надо, надо, надо… Если в сознании всплывает это «надо», значит ты уже трезв, а значит….                Черныш услышал, как забормотал телевизор, это значило, что проснулась мать. Затем до него донёсся шум спускаемой воды в туалете, журчание воды в раковине. Шарканье тапочек по коридору до кухни, где тоже включился маленький телевизор. Черныш полежал ещё немного, вспоминая вчерашний вечер и обдумывая, как спросить у матери, про всё это. И вообще, нужно ли? Может она сама всё расскажет, когда придёт время? Или же это будет забыто? Ну да, сорвалась, с кем не бывает? Сколько таких историй он слышал, да полно.                Черныш сел, немного покачавшись на краю кровати, встал и направился в туалет, где справил малую нужду, затем в ванную, где наткнулся на пучок волос, лежащий на раковине, которая была в ржавых потёках и ещё в каких-то пятнах, толи от соплей, толи от мыла.                Он вымыл руки, умылся и пошёл на кухню, где застал мать за стаканом с виски. На столе стояла открытая бутылка на половину пустая.
- Ма, - начал Черныш, пока она ещё в адекватном состоянии, - Что случилось то?
- В каком смысле? – проговорила она, глядя на него слегка осоловевшим взглядом.
- Ну, ты пьёшь, хотя раньше даже думать об этом не могла. Что-то случилось? Может на работе чего?
- Да, - выдохнув, протянула она, вытирая скатившуюся слезу со щеки. – Меня сократили…
- Но это же не повод спиваться.
- Конечно, - всхлипывая, ответила она, - Не повод, согласна.  Но надо, как говорится, раны залечить и однажды, проснувшись, двинуться дальше. Начать, так сказать, с чистого листа.
- Да, - немного поразмыслив, сказал Черныш. – Надеюсь, что начать ты сможешь уже завтра. А сегодня я уберу эту бутылку, и мы поедим. Хорошо? Я что-нибудь приготовлю. Яичницу с сосисками. Будешь?
Убрав бутылку, Черныш принялся доставать из холодильника продукты для приготовления и думать о том, что маме нужно помочь, сделать благое дело хотя бы по дому. Убраться, помыть посуду и ещё что-нибудь, до того, как свалит в клуб. А мама пусть выспится. Может отойдёт.        Чуть позже он позвонит корешам и договорится о времени и месте встречи.               


***
Горелый подошёл к назначенному месту первым, потому что ему было ближе всех. Они всегда собирались на углу четырнадцатиэтажного дома, когда шли куда-то вместе. Будь то колледж, клуб, или же футбол. Последний был интересен лишь Щуплому, который когда-то ходил на секции футбола и даже выступал за этот клуб, подавая надежды. Но, как оказалось, не суждено было Щуплому показать в дальнейшем на что он способен, надев бутсы и пиная мяч, потому что деньги, выделяемые клубу, были разворованы администрацией, которой было плевать на таланты тех пацанов, что могли бы выстрелить в будущем.                Как говорится, рыба гниёт с головы.                Только лишь чуть позже, после решения возродить футбольный клуб, новая администрация рассылала заявки и давала объявления в газеты о наборе ребят определённого возраста и даже тех, кто уже когда-то играл. Но родители ребят, которые натыкались на эти объявления, были скептически настроены и отдавали детей в другие спортивные и не только секции.                Отношения родителей Щуплого на тот момент были натянутыми и им было не до воспитания сына и дочери, поэтому Щуплый был предоставлен самому себе и часто отсутствовал дома, собираясь в компаниях с Чернышом и Горелым.                Но страсть к футболу осталась. И он звал их на стадион посмотреть, да поболеть за команду. Они неохотно соглашались, но по дороге обязательно какого-нибудь одиночку обчистят, как пить дать. По началу Щуплый старался не влезать в это, держась в сторонке, стоя на шухере. Порой даже уговаривал ребят не делать этого, но после взгляда Горелого, отступал. Позже, уже после того, как попробовав алкоголь и лёгкие наркотики, Щуплого будто заменили. Он стал каким-то другим, не тем, кем привыкли видеть его друзья. Он уже сам предлагал обуть того или иного лоха, особенно если тот оказывался залётный.                Вот и сейчас, после того как они встретились возле, как они называли его – «небоскрёба», Щуплый, по началу был какой-то смурной, а сейчас, плетясь за своими друзьями, выдвинул предложение.
- Мне кажется, сегодня надо бы кое-кого растащить на сувениры, - посмотрев по сторонам, Щуплый вклинился между ними и спросил, - Как вы на это смотрите?
- Растащим, - согласился Черныш, затягиваясь сигаретой. Он уже привык к тому, что Щуплый предлагает подобное и не удивлялся этому. Лишь усмехнулся, вспомнив Щуплого до этого и сейчас. – Обязательно.
Они шли дворами. Было холодно. Снег под ботинками ещё не хрустел, но уже и не разлетался в стороны, как мокрый. Они шли молча. Каждый был занят своими мыслями о проблемах, с которыми они столкнулись дома. И им требовалось на ком-то отыграться, выпустить пар. Но дворы были пусты, словно чуяли их на расстоянии. А те, кто попадался, примыкал к своим компаниям из шести-семи человек. И троица проходила мимо. Так продолжалось почти до самого клуба, когда им на глаза попался шатающийся мужик.
- Вон, глядите-ка, - мотнул головой Щуплый в сторону одиноко идущего мужчины. – Сам бог послал.
- Какой ты глазастый, Щуп, - похвалил того Горелый, останавливаясь и глядя по сторонам. – И одет вроде бы нормально.
- Так, сколько времени то? – спросил Черныш и посмотрел на свои часы, - Ага, успеем. Пойдём.
Мужик был пьян, но не походил на обычного пьянчугу, который только и думал, чтоб да где выпить. Скорее это был какой-то рабочий, только что закончивший смену, странно, что пешком. Одет он был более-менее прилично. Шапка, чёрное пальто на распашку, из-под которого виднелся пиджак, белая рубашка да галстук, это говорило о том, что это не рядовой рабочий и завершал сей наряд, брюки со стрелочками и начищенные туфли, что укрепляло мнение о его статусе.
- Мужик, - окликнул Черныш, когда тот свернул в более тёмный переулок и, когда неуклюже повернулся, спросил по стандарту, подходя ближе, - Сигаретки не найдётся?
Пробормотав что-то заплетающим языком в ответ, мужик похлопал себя по карманам, а затем увидел, как стоявший перед ним Черныш раздваивается, и вторая часть делает резкое движение, на которое мозг тормозит, соответственно запоздалая реакция уже после падения. Что-то выкрикнув, мужик попытался встать, но ноги троих друзей не позволили этого сделать, лупя по нему так, будто он был причиной всех их проблем.
- Смотри-ка, что у нас тут, - тяжело дыша, сказал Черныш, шаря по карманам мужика, лежащего без сознания. Он достал кошелёк, где была приличная пачка денег, - Можно оторваться…
- И часы у него, - пробормотал Горелый, задирая рукав пальто, - Их можно в ломбард сдать.
- Вроде бы всё, - заключил Щуплый, проверив карманы пальто, - Больше ничегошеньки нет. Он пуст.
- Сваливаем отсюда, - распрямился Черныш и, запихивая в карман кошелёк, добавил, - В клуб. Нам пора, а то времени уже полно.
В клубе уже играла приглашённая гранж группа, когда они вошли внутрь. Горелый сразу же направился к упаковкам с пивом, что стояло возле сцены, для всех желающих, коих оказалось не мало. «Какой же это расколбас, если нет алкоголя?» - сокрушался Горелый, когда узнал, что со своим бухлом не пропустят. Но хозяева этого заведения решили проблему по-другому, принеся упаковки с пивом внутрь и соответственно цена билета немного выросла. Оно и понятно. Никто не захочет работать себе в минус.               
- А где Черныш? – прокричал Горелый в ухо Щуплого, протягивая тому банку пива.
- Ушёл в сортир, - также криком ответил Щуп, открывая протянутую банку и делая глоток.
«Понял» - прочитал по губам Щуплый и проследил, как Горелый, выкидывая пустую банку, присоединяется к прыгающей под музыку толпе.
Быстро выйдя из сортира, словно его оттуда выгнали пинком, Черныш будто бы хлебнул свежего воздуха, пропитанный потом, пивом и чем-то ещё, но это было лучше, чем в закрытом помещении, где уборка и чистка толчков осуществляется раз в год. Черныш, не успел даже как следует подумать о том, какие же всё-таки организаторы козлы, как почувствовал учащённое сердцебиение, прилив сил и эйфорию. его мысли переключились на зал, на музыку. Он чувствовал, как его тело начинает само двигаться в такт музыки, что доносилась до него из колонок. Черныш знал последствия для организма, которые всплывут завтра с утра, но он обязательно что-нибудь придумает, а сейчас он отрывается и сливается со скачущей и ликующей массой людей.                Щуплый выпил своё пиво и уже допивал вторую банку, когда он услышал тяжёлый гитарный риф, под который обычно все начинают слэмиться и, поддавшись влиянию алкоголя, что атаковал его мозг, он кинулся в эту кучу, которая начинала кружить вихрем.                Щуплый видел и чувствовал, как прыгают все вокруг и толкают, а он толкал в ответ. И снова, прыгают и толкают. Прыгают и толкают. Музыка уже не имела никакого отношения, она ушла на задний план. Был лишь шум толпы, крики, стоны. Толкают в плечо спереди и врезаются в спину. На мгновение Щуплый закрыл глаза и почувствовал, как его закрутило и тут же бросило на пол. Сильно ударившись плечом, он попытался встать, но толпа не позволила ему этого сделать, она словно живая, но слепая, единая масса, подмяв его под себя, начала давить на руки, ноги, живот, грудь. И тогда Щуплый, улучив момент, быстро свернулся в позе эмбриона, чувствуя, как по его не защищённым местам прохаживается стадо, словно загипнотизированная музыкой.
Через какое-то время Щуплого вытащил и поднял на ноги Черныш, который пробиваясь к тому, получил чем-то в нос и теперь кровь хлестала как из сломанного крана.
- Ну ты как? – крикнул Черныш, стряхивая пыль и за одно осматривая Щуплого, который еле стоял на ногах, лишь пожал плечами. – Пойдём, приведём себя в порядок.
Они зашли в сортир, который, как уже убедился Черныш раннее, нуждался в капитальной уборке и чистке. Черныш включил воду и, облокотившись на раковину, посмотрел в треснувшее зеркало, затем перевёл взгляд на соседнее и обнаружил тоже самое.
- М-да, - прогнусил Щуплый, пытаясь отмахнуться от вони. Он тоже включил воду, которая ржавой струёй ударила по треснувшей раковине. – Всё хуже и хуже в этом задроченном клубе. А где Горелый?
- Я его не видел с тех самых пор, как вошли сюда, - ответил Черныш, смывая кровь с лица и высмаркиваясь в грязную раковину. – Да ты не переживай за него. Он здесь как рыба в воде. Он же частый посетитель этого... хлама.
- И что будем делать? – влажной рукой стряхивая с одежды пыль спросил Щуплый.
- Если он не объявится сам, - ответил Черныш, рассматривая своё отражение, - То уйдём без него.
- А как же его доля? – Щуплый уже чувствовал себя более-менее, хмель выветривался, - Ты, кстати, смотрел сколько там?
- На троих по пять сотен, - повернулся к нему Черныш и улыбнулся, показывая свои жёлтые от курева зубы, - Самое то…
Щуплый улыбнулся в ответ и продолжил стряхивать с себя пыль. Черныш же, глядя на то, как Щуп приводит себя в порядок, думал о том, что такое предательство и вообще, имеет ли оно место в том случае, если он не сказал точной суммы, что была в кошельке, а лишь ту сумму, которая могла бы не обидеть парней. Себе то он прикарманил больше, хотя мог бы всё разделить поровну, как положено, как они делали всегда. Но если разобраться, то Горелый может поднять с часов бабло и не сказать сколько и вообще не поделиться с нами. Тогда получается Щуплый в проигрыше. В таком случае ему перепадёт больше в следующий раз. А пока пяти сотен ему хватит.                Мимо них кто-то пулей пронёсся и закрылся в дальней кабинке. Следом за ним вошёл в сортир Горелый, тяжело дыша. Пот стекал с него, будто он только что вылез из душа. Весь набыченный, глаза налиты кровью.
- Где он? – прорычал он, не обращаясь ни к кому. И направился к дальней кабинке, минуя своих друзей. – Выходи, мелкий.
- Горелый, - всё ещё стоя возле раковины, обратился к нему Щуплый, - Что случилось?
- Эта крыса, залезла ко мне в карман и стащила оставшиеся деньги, - сказал Горелый, стоя напротив двери в кабинку. – Он думает, что раз закрылся там, значит его не достать? Ну-ну, тварь… я подожду, ну, или выломаю эту дверь.
- Погоди, Гор, - подойдя к нему сбоку, сказал Щуплый, - У меня другая идея… Ща…
Щуплый метнулся в соседнюю кабинку, встал на унитаз и, забравшись на перегородку, протянул, улыбаясь своими лошадиными зубами:
- Вот ты и попался – Щуплый потянулся к щеколде и отодвинул её. Горелый распахнул дверь и улыбнулся, словно маньяк, наслаждаясь страхом жертвы, которая тут же заскулила, глядя как тот надвигается на него.
- Смотри не убей его там, - сказал Черныш в спину Горелого.
- Для начала, он отдаст нам всё, что у него с собой есть, - спокойным тоном проговорил Горелый, - А потом мы с ним потолкуем. Да, крысёныш?
Вытаскивая всё из карманов одной рукой, другой вытирая слёзы, пацанчик сидел на унитазе, всхлипывая. Музыка приглушённо доносилась до них, так как и шум толпы. Горелый слышал, как надрывается соло гитара. Он знал эту песню и этот момент он пропускает из-за этого хмыря, который сейчас складывал содержимое своих карманов в руки Черныша и Щуплого. Там были деньги, серебряная и тонкая золотая цепочки, пара зажигалок, сигареты, фантики и прочий мусор, не составляющий никакой ценности.
- Я… я… я вам всё отдал, - заикаясь простонал тот, сидя на унитазе и смотря на них снизу вверх. – Только не бейте меня.
- Пойдём, Гор, - тихо сказал Черныш, слегка стукнув того по плечу, - Пропиши ему пару затрещин и пойдём.
- Да, вы идите, - всё ещё смотря на пацанчика сверху вниз и улыбаясь, проговорил Горелый, - Я к вам присоединюсь минут через десять.
Они вдвоём вышли из вонючего и душного клуба, глотнув морозного воздуха, застёгивая свои куртки и надевая шапки. Черныш посмотрел на часы, которые показывали 20:37. А это значило, что клуб уже скоро закроется, так как работает до 21:00.               
- Как думаешь, - обратился Щуплый к Чернышу с шутливым тоном, - Горелый его там не убьёт?
- Да ну, брось ты, - посмотрев на Щуплого, ответил Черныш, выпуская пар изо рта, - Так, помнёт его маленько и отпустит. 
- Знаешь, что, - снова посмотрев на часы, сказал Черныш, - Я думаю, мы его не дождёмся. Предлагаю валить домой. А то ведь пока его дождёшься, озябнешь нахрен.







***
Зайдя в квартиру с мыслями о том, что нужно будет что-нибудь подарить Светке, Черныш снова уловил запах алкоголя и… сигарет? Он, не разуваясь, прошёл на кухню, где горел свет и бормотал телевизор. На стуле, вытянувшись, храпела мать, склонив голову на бок. Она держалась подмышками на подлокотниках, руки свисали по обе стороны от них. В левой дымилась сигарета, возле правой на полу валялся уже пустой стакан.
«Неужели увольнение с работы может так повлиять на человека?» - задался он вопросом и сам же на него и ответил, только уже вслух, - Наверное всё-таки может, учитывая тот факт, какую должность она занимала.
Укладывая мать в кровать, Черныш вспоминал то время, когда отец смеялся над решением матери отдать сына на танцы и вместо того, чтобы ударить кулаком по столу и сказать – «НЕТ», он не стал даже спорить, а просто сказал: «Танцы? Это ж не серьёзно. Он пацан, а не девчонка. Подумай, в кого он превратится, когда вырастет, если будет заниматься этим раскручиванием рук и ног вокруг своей оси. Хорошо, если он в узел не завяжется».                Но мать, не обращая внимания на колкости отца, всё равно повела его в школу хореографии, где Черныш, под пристальным вниманием матери, добился-таки каких-то результатов, занимая вторые или третьи места на соревнованиях. Но выше второго не поднимался, что не устраивало ни тренеров, ни мать, ни партнёршу, которая в результате, махнув на всё рукой, ушла из танцев вообще.                Через месяц, когда Черныш пришёл с очередных занятий танцами, решил пойти с ребятами, которые считались его друзьями, просто прогуляться, да побеситься. На вопрос кого-то из парней «куда идём?», ответ всегда был: «Ща придумаем».                В принципе, придумали быстро. Так как ребятам хотелось чего-то большего, чем прыгать по гаражам и бегать по подъездам, им хотелось чего-то рискованного и интересного. А учитывая, что район разрастался, соответственно, на глазах у ребят велись стройки новых домов, куда они и направились, следуя за тем, кто, собственно, и подал эту идею, не задумываясь об опасностях. Аккуратно перелезая через забор, ребята из привычного глазу мира, попали в совершенно другую реальность. Всюду грязь, лужи, песок, камни, плиты, какие-то блоки, краны, машины. И тишина.
- Предлагаю залезть внутрь, - показывая на голый каркас из плит серого цвета, сказал Лёха Смирнов, у которого глаза горели от возбуждения.
Вскарабкавшись в этот пустой короб, ребята бросились по лестнице выше, туда, где по идее, должен быть в будущем второй этаж. Подойдя к краю плиты, они посмотрели вниз, где была куча влажного песка. И естественно, у кого-то из уст парней вылетает вопрос: прыгнем? Кто дальше?                И кто же из пятерых ребят захочет доказать, что он не трус? Да никто. Прыгали по очереди, проминая и утрамбовывая песок. Черныш прыгал последним, думая о том, что занятия танцами помогут ему переиграть всех его друзей. Взял разбег и, оттолкнувшись как следует, сиганул вниз. Улетел он, как и задумывалось им, дальше всех, но последствия этого прыжка поставили крест на занятиях танцами. Потому что перелом двух лодыжек и открытый перелом одной большой берцовой кости не могут пройти бесследно.                Отец хмурился, играя желваками, но молчал. Мать рыдала, злилась, била и опять рыдала, оно и понятно, все её мечты о будущем сына в танцах коту под хвост.                Но, чуть позже, получив повышение на работе, она, понимая, что ему остаётся только учиться, а потом и работать на каком-нибудь предприятии, сказала сыну: ты главное учись, хорошо учись, чтобы потом найти себе престижную работу. А пока ты учишься, я буду платить за твою учёбу и всё остальное.
Черныш не был примерным учеником в школе. Потому что школа это место, где твои сверстники, с которыми приходится учиться, любыми способами будут проверять тебя на прочность, выявляя слабые места, показывая свою значимость, самоутверждаться. Тем самым заводя дружбу с теми, кто смог дать им отпор.                Так Черныш и завёл дружбу с Горелым, послав его куда подальше, а потом ещё и врезав ему, давая понять, что он не так прост, как кажется. Горелый же, на тот момент только начинал ходить в секцию бокса и носил на голове «ёжик», не стал больше приставать к Чернышу, а подошёл к нему уже через неделю и предложил скурить пару косяков после уроков, на что тот согласился. А уже чуть позже они вдвоём давили на тех, кого считали умниками. Среди них был и Щуплый.



***
На этот раз свет горел, но только в комнате сестры. Видимо она немного отошла от стресса, который так неожиданно ударил, что аж выбило Ирку из привычной ей образовательной колеи. Ирину не сбивал с толку даже тот период времени, когда родители были на грани развода. Когда отец с матерью ругались в соседней комнате, ей было не до этого, с головой погружаясь в учёбу, что приносило плоды в виде пятёрок и каких-то медалей на олимпиадах по разным предметам. Щуплый даже слегка завидовал ей, но это чувство быстро побороло гордость. Гордость за то, что у него есть такая умная сестра. Да, Щуплый тоже мог бы слыть умником в глазах сверстников, да и вообще всей школы, но что-то внутреннее или же внешнее воздействие, в лице Черныша и Горелого, а может и всё вместе, не дали ему полностью раскрыться в учёбе, считая это не пацанским делом….
«Зато сейчас» - подумал Щуплый, заходя в подъезд. Он вспомнил слова Черныша, который сказал, что учёба для задротов, а не для пацанов, - «Таскаюсь с ними везде, как отморозок какой-то».
- Почему «как»? – сказал он вслух, нажимая кнопку своего этажа в лифте. Он как-то грустно вздохнул, понимая, что он встал не на ту дорожку, когда связался с ними, попав под дурное влияние, - Отморозок и есть. Или нет? Может недоотморозок? Кто из нас отморозок, так это Горелый. Интересно, что он сделал пацану в клубе?
- Отец опять остался с…? – спросил он, зайдя домой и предварительно заглянув во все комнаты, удостоверившись, что отца нет дома, открыл дверь в комнату сестры. Он не договорил, точнее, увиденное им, не дало ему договорить. В комнате, где всегда царил идеальный порядок, в одночасье превратилась в бардак, в хаос, словно по ней ураган прошёл. Книги, пачки бумаг, конспекты, всё было разбросано по всей комнате. Одежда, которая всегда висела в гардеробе, сейчас раскидана по углам.                Щелчок от лопнувшего пузыря жевательной резинки вывел Щуплого из состояния лёгкого шока. Из-за не привычного глазу бардака, он не обратил внимания, что в комнате сливаясь с вещами, сидели… две девушки?                Щуплый не мог вымолвить ни слова. В голове рождались вопросы за вопросами, но ответы вряд ли могли сейчас помочь понять.
- Чё замер то? – в непривычной для Ирины манере спросила та. Она была вульгарно накрашена, волосы были завязаны в два хвостика, на ней было надета откуда-то взявшаяся короткая юбка, сверху чёрная прозрачная, в мелкую сеточку, маечка, через которую было видно чёрный лиф. Щуплый перевёл взгляд на рядом сидящую девушку и почувствовал лёгкое возбуждение от её прикида и позы, которую она приняла. Она откинулась на спинку кресла, чуть съехав с него и широко расставила ноги, от чего её юбка слегка задралась, явив взору Щуплого белые трусики. Ирина, проследив за взглядом брата, спросила, - Мне выйти?
Они переглянулись между собой и тут же рассмеялись. Громкий смех вернул Щуплого в реальность и заставил отвести взгляд. Он почувствовал, как кровь приливает к лицу и скромно улыбнулся.
- Как дела у мамы? – спросил он сестру, после того как они насмеялись.
- Да всё как было, - ответила она, разглядывая свои ногти, - Никого не помнит и состояние лучше не становится.
- А чего к учёбе не готовишься?
- Почему же, - она махнула рукой на бардак в комнате, - Очень даже хорошо готовимся…
- Понятно, - пробормотал Щуплый и развернувшись, добавил, - Ладно, не буду мешать. Пойду чего-нибудь гляну.
Сев в кресло и включив телескопный телек, Щуплый услышал доносящийся из комнаты сестры приглушённый музон и поймал себя на мысли, что он ни разу не интересовался музыкальным вкусом своей сестры, мало того, он даже ни разу не слышал, чтобы она вообще что-то слушала, постоянно пребывая в тишине, уткнувшись носом в книгу, тетрадку или в какие-то журналы. А сейчас. Щуплый прислушался, почувствовав, как его брови сдвигаются. Хардкор-техно? М-да, это полный трэш.



***
«Да, что-то я перегнул палку с ним» - подумал Горелый, отгоняя те картинки, что всплывали перед глазами, кутаясь в куртку и пряча за воротником уши, - «Нужно было ему дать пару затрещин и всё… А я что сделал? Чёрт».
Быстрыми шагами он зашёл в свой двор, где он вырос и знал, кажись, каждый уголок, каждый куст, да и, наверное, каждого жильца из трёх стоящих рядом домов, окна которых, несмотря на поздний час, горели почти все, делая двор светлым.
Подходя к подъезду, он услышал, как кто-то крикнул. Резко развернувшись и замерев, он осмотрел двор. Никого. Он вздохнул и, открыв дверь в подъезд, зашёл.
«Главное, чтобы он теперь молчал», - снова пролетела мысль, когда он зашёл в квартиру, где, включив свет, разделся и разулся. Нос резанул неприятный запах. Пройдя, он увидел включённый в туалете свет.
- Па, - громко позвал Горелый отца, - У тебя там всё нормально?
Из туалета не доносилось ни звука. Тогда Горелый решил чуть приоткрыть дверь и посмотреть в щёлочку и тут же распахнул её. Отец лежал на полу, между унитазом и коляской, руки, футболка, ягодицы и ноги были измазаны его экскрементами. Размотанная туалетная бумага, местами запачканная и мокрая, валялась на полу, частично прикрывая туловище отца, и висела на спинке коляски, которую Горелый с трудом вытащил, потому что встала поперёк и упёрлась в угол. 
- Па, - Горелый вытащил его из туалета, раздел и положил в ванную, включив воду и смывая с него грязь, - Па, ты меня слышишь?  Па, очнись…
- А? Ааа… – выкрикнул отец, резко замотав головой. Горелому показалось, что отец очнулся скорее от воды, чем от его слов. Отец перестал мотать головой, когда схватился за руки сына, и, поняв, что это он, как-то неестественно громко спросил, - Вова, это ты?
- Да, пап, это я, - Горелый посмотрел в глаза отца, которые смотрели куда-то за спину Горелого. «Это нормально для незрячих», - подумал Горелый, но вслух спросил, - Что случилось? Тебе, не горячо? Может похолодней сделать?
- Вова, - всё так же громко сказал отец, - Скажи хоть что-нибудь. Не молчи.
- ПА, - Горелый повысил голос и посмотрел на реакцию отца. Никакой. Он выпрямился и почувствовал, как душа уходит в пятки. «Неужели отец ещё и оглох?» - снова подумал он. – «Но что случилось то? Как вообще так вышло?».
Отец что-то бормотал и всхлипывал, когда Горелый его мыл и укладывал в кровать. Потом Горелый ушёл убираться в туалете, складывая мусор в пакет и оттирая стены и пол. И только после этого он сделал отцу чай с мёдом и печеньками, как он любил, а сам сидел на стуле напротив его кровати и пил кофе. У него было уйма вопросов и все они перебивали, друг друга соревнуясь за первенство. Но Горелый уж точно знать, что сделает наверняка. Он уйдёт из колледжа и будет работать, ведь пенсии с инвалидностью, не будет хватать, да что уж говорить то, если уже не хватает. А ещё за колледж надо платить.
- Не, хорош, - сказал Горелый, глядя в окно, во двор, - От колледжа толку ноль. Да я и сам то с учёбой не дружу. Так что в понедельник заберу документы и пойду искать работу. 




***
- С воскресным утром, Гор, - сказал Черныш в трубку, когда услышал слегка севший голос Горелого. – Как дела?
- Да так себе, - ответил Горелый и, выдержав паузу, добавил, - Хочешь, заходи.
Черныш дал согласие и, повесив трубку, стал одеваться. Он почувствовал облегчение, когда его друг позвал его. Чернышу нужен был предлог, чтобы выйти из дома, а просто так, да ещё и одному, ни в коем случае. Он не хотел находиться дома, смотря на то, как мать снова пьёт. Хоть Черныш и спрятал вчера вечером, она всё равно нашла утром или может у неё где-то было в заначке, не важно, это не меняло ничего, главное, что мать снова была пьяна, когда он проснулся. Он даже не мог с ней как следует поговорить, потому что не мог застать её трезвой, а с пьяной разговаривать было бестолку. Это всё равно, что объяснять высшую математику в детском саду.  Поэтому он взял деньги, сигареты и шоколад и пошёл к Горелому, вспоминая хорошие моменты со своей Светкой, которая сейчас, возможно, спала или тоже думает о нём.
Светлана только что голая вылезла из кровати и направилась в душ, смывать с себя липкое семя, пот и свой, и парня, в чьей квартире она сегодня ночевала. Ей очень нравилось с ним. Как он себя вёл с ней, будто чувствуя её. Она ловила себя на мысли, что она влюблена в него и решила расспросить по подробнее о его планах на неё. Не сегодня. Позже. Сейчас ей нужно идти домой.

- Чай? Кофе?  –  спросил Горелый, когда Черныш, зайдя в квартиру, разулся и прошёл на кухню.
- Кофе, - ответил Черныш, садясь на стул. – Ты мне так и не рассказал, как твои дела?  Кстати, что ты сделал тому парню в клубе?
- Парню в клубе? – переспросил Горелый, не сразу поняв о чём речь. И вспомнив, отмахнулся, сказав, - Да ничего, всё нормально. Жив-здоров он.
- Тогда что?
- Да с батей какая-то хрень творится, - выключив газ под чайником, сказал Горелый. Затем насыпал в две чашки кофе, а в третью налил заварку чая, а сверху кипяток. – Ща.
- Да, конечно, - откликнулся Черныш, проводив взглядом Горелого, который понёс чашку с чаем отцу. Черныш посмотрел на рядом стоящую чашку с кофе и подул, отгоняя танцующий пар. Он ни разу не видел Горелого таким замкнутым, грустным и тихим.
 - Пойдём вместе сходим в ломбард? – спросил Горелый, вернувшись на кухню. И, дождавшись кивка Черныша, сказал, - Чай кофе попьём, сходим.
- Кстати, - Черныш встал и достал из кармана джинс деньги, протянул Горелому, сказав, - Это твоё.
- А, ну да, точно, - Горелый сначала не понимающе смотрел на деньги, потом до него видимо дошло, - Я уж и забыл. Спасибо.
По дороге в ломбард, Горелый рассказал, что произошло с отцом и с его матерью, о которой тот ни разу не рассказывал. И заодно поделился планами о работе. Черныш его не перебивал, слушал. Но когда Горелый начал повторять по второму и третьему кругу, Черныш начал думать о своей матери и о том, как решить проблему с алкоголем, смотря иногда по сторонам.
- О! Щуп идёт, - вдруг перебил он Горелого и показал пальцем на другую сторону дороги, где Щуплый сломя голову куда-то нёсся. – Позовём?
- Да, давай, - как-то глухо откликнулся Горелый.
- ЩУП!, - крикнул Черныш, а затем ещё и свистнул, как бы подгоняя свой крик. Когда Щуплый повернул голову, Черныш махнул ему и тот, перейдя дорогу, подошёл к ним. Черныш поинтересовался, - Куда летишь то?
- Да блин, - начал Щуплый и вздохнув, выпалил всё на одном дыхании, - Вчера отец остался с матерью в больнице, а сегодня позвонили оттуда, сказали, что он собрался идти домой и спускаясь по ступенькам, оступился и кубарём скатился вниз. В итоге что-то серьёзное. Всё я пошёл. Мне некогда с вами тут топтаться.
- Хера се, - выдохнул Черныш, глядя как Щуплый удаляется от них. – Во те на…
- И что за напасть такая? – в тон Чернышу сказал Горелый. – Ладно, идём. Здесь недалеко.
- Слушай, Гор, - нагоняя друга, поинтересовался Черныш, - А чего мы в такую даль то припёрлись? Аж в центр города…
- Этот ломбард проверенный, - ответил Горелый подходя к лестнице, ведущую в подвал. – Ребята подсказали.
Выйдя из ломбарда, где Горелый выручил за часы весьма неплохую сумму, они решили немного постоять и за одно покурить. Горелый не особо любил дымить, потому что курево мешало боксу, поэтому он лишний раз отказывался от предлагаемых сигарет, но иногда мог если выпьет, как он сам подмечал, больше трёх банок пива. Или же вот как сейчас, из-за стресса.                Черныш же начал курить ещё в школе, точно уже и не помнит, когда и в каком классе, но точно бы сказал, что, попробовав в первый раз ему не понравилось вообще. Горечь во рту, кашель, лёгкое головокружение. Ему этого было достаточно, чтобы сказать тогда - «Нет». Но хватило этого примерно на месяц. Потому как сказать «нет» пухленькой девчонке, которую за глаза все звали Косой, за её раскосые глаза, он не мог и периодически составлял ей компанию, выходя на переменах на улицу, чтобы покурить, да поболтать, но в основном тараторила она, а он молчал и улыбался, иногда вставляя какие-то невразумительные фразы.                И вот, день, второй, третий в компании этой весёлой девушки и Черныш освоил эту пагубную привычку, которую можно было назвать началом их дружбы, что позже перерастёт в отношения. Черныш заметил, что такие моменты всплывают в памяти не часто и именно тогда, когда этого совсем не ждёшь. Вот как сейчас.
Черныш повернул голову и увидел её. Светлана шла легко и спокойно, глядя то себе под ноги, то куда-то наверх. На её лице читалась какая-то задумчивость или же мечтательность
- И куда это направляется мой Светлячок? – нежно произнёс Черныш, делая шаг на встречу Светлане, которая от неожиданности остановилась, словно на столб налетела и не сразу дала себя поцеловать, подставляя щёчку.
- Оу! – слегка запоздало протянула она, будто возвращаясь в реальность. – Привет! Что ты тут делаешь?
- Мы с Горелым решили прогуляться, - ответил Черныш, глядя на то, как у Светланы появляется румянец на щеках, - А ты?
- А я… А я иду от подруги, - не сразу нашлась она с ответом и как-то виновато улыбнулась, - Готовились к экзамену вместе.
- С утра по раньше?
- Ну, со вчерашнего вечера, - ответила она, кивнув головой, будто подкрепляя свои же слова, - Потому и не пошла с вами в клуб. Кстати, как оторвались?
- Неплохо, - Черныш не стал вдаваться в подробности, лишь улыбнулся, ответив коротко.
- Ну, хорошо, - диалог не складывался. Была какая-то неловкость. Ей не понравилось, что встреча произошла так внезапно и, что самое интересное, недалеко от дома её любовника, который даст сто очков вперёд Чернышу, как во внешности, так и в отношении к ней, не говоря уже о постели.
- Домой? – после небольшой паузы спросил он.
- Да, - ответила она так, будто была рада, что эта пауза не затянулась, - Мне нужно отдохнуть. Выспаться как следует. Ты идёшь?
- Нет. – ответил Черныш и подумал было рассказать про то, что случилось у Горелого, Щуплого, да и с его матерью, но передумал, лишь добавил, - Мы с Горелым ещё чуть пройдёмся. Я тебе позвоню, как приду домой.
- Не надо, - бросила она, и как показалось Чернышу, слишком резко и холодно, что Черныш почувствовал боль в области груди, но виду не подал. А она, в свою очередь, видимо поняв это, смягчила тон, быстро заговорив - Я же буду спать или заниматься. Лучше я тебе сама позвоню.
- Да, хорошо, - кивнул он и потянулся поцеловать её, но она как-то мягко отстранилась и быстрым шагом направилась в сторону дома.
- Что будем делать? – спросил подошедший Горелый у смотрящего в спину удаляющей Светки Черныша.
- Может дойдём до больницы? – ответил вопросом на вопрос Черныш и, видя, как Горелый вопросительно поднимает бровь, сказал. – Дождёмся Щуплого.
- А если он до вечера оттуда не выйдет? Мы что, весь день будем тусоваться возле стен?
- Твоя правда, Гор. Может тогда по пивку и в сторону дома?
- Выпьем по дороге.
Когда они вышли из магазина с бутылками пива, Горелый, посмотрев направо, увидел пятерых – шестерых парней, идущих в их сторону. Среди них Горелый разглядел того самого пацана, который вчера в клубе стал его жертвой. И теперь этот ушлёпок показывал пальцем на них, стоящих возле магазина.
- Валим. – бросил Горелый слово и рванул со всех ног, лишь раз оглянулся, чтобы убедиться бежит ли за ним Черныш и что делают те парни.
А парни бежали следом, но с большим отрывом, явно не ожидавшие, что их цель стартует так быстро и будут удаляться ещё быстрее. Горелый вместе с Чернышом, могли бы дать отпор, но эти парни были настроены, судя по их выражениям лиц, очень серьёзно. Поэтому если есть шанс свалить, то почему бы этого не сделать?
- Кто это такие? – спросил Черныш, запыхавшись, когда они вбежали во двор Горелого. – И какого хрена им нужно?
- Ну, я так понимаю, - тяжело дыша, начал отвечать Горелый, сглатывая слюну, - Они хотели нас обуть и сделать с нами тоже самое, что и я с тем самым мелким ушлёпком в клубе.
- А он был с ними?
- Да.
- И что ты с ним сделал?
- Обоссал.



***
Щуплый сидел на стуле, на котором некоторое время назад сидел его отец. Он думал, вытирая слёзы со своих щёк, как объяснить человеку, который лишился памяти, что его мужа больше нет. Да он и сам не мог поверить в то, что отец, спускаясь по ступенькам, оступится и, скатившись по ступеням, сломает себе шею. А как отреагирует на это Ирина, которая, возможно уже проснулась и собирается сюда, в больницу, чтобы снова попытаться сменить отца.                Опустошение, грусть, тяжесть на душе всё это одолевало сейчас Щуплого и ещё что-то, словно вырвали кусок, без которого ни вдохнуть, ни выдохнуть нормально не получалось. Так же, как и пошевелиться. Он проматывал в голове воспоминания, смотря в окно на серое небо, где низко летали птицы.                Время шло, а Ирины всё не было. Он ведь так хотел, чтобы она была здесь, разделить с ней эту тяжесть утраты. Но её нет. Щуплый сходил в регистратуру, чтобы позвонить домой. Телефон молчал. Он мог её разбудить после того, как узнал новость, но в место этого помчался один в больницу, подгоняемый какими-то смешанными чувствами. Теперь жалел, что не разбудил сестру.                Мысленно выругавшись, он отправился домой, злясь на самого себя, что не разбудил, и на сестру, которая скорее всего всё ещё спит, просидевшая всю ночь со своей подругой. «А она ничего» - пронеслось в голове, показав картинку с её раздвинутыми ногами и белоснежными трусиками, от которой Щуплый почувствовал возбуждение. Но тут же одернул себя. – «Какого хрена? О чём ты думаешь вообще? У тебя умер отец, мама лежит в больнице, а ты об этом...?». И тут же переключил мысли на то, что сказать сестре, как преподнести ей новость и как вообще она отреагирует. Но сначала втык, за то, что трубку не взяла.                С силой захлопнув дверь, он, не разуваясь прошёл к комнате сестры и, распахнув дверь, увидел её, сидящую на стуле, голова, под которой была рука, покоилась на столе, повёрнутая лицом от него. Он пробежался взглядом по комнате и, не обнаружив вчерашнюю гостью, позвал сестру. Но та не реагировала. Тогда он, переступая через весь бардак, что устроили вчера две подруги, подошёл к ней и потряс за плечо, испытав при этом какое-то странное чувство. Снова никакой реакции от сестры. Но заметил на столе точилку для карандашей и стружку, разбросанную по столу. Мотнув головой, Щуплый потряс сильнее, добавив её имя. От сильного толчка вторая рука, лежащая на столе, соскользнула и повисла, безвольно качаясь из стороны в сторону. Голова чуть съехала с руки и Щуплый увидел капли крови. Щуплый одним движением обогнул стул и наклонился, ища источник крови и тут же отшатнулся. Из обоих глаз сестры торчало множество кончиков карандашей.




***
Горелого тянуло домой. Ему не терпелось узнать, как там отец и чем ему можно помочь. Но Черныш всё не отставал, пытаясь узнать подробности того, что учудил Горелый в клубе. С одной стороны, Черныша можно было понять, потому что его теперь тоже будут искать, так как был замечен и дал дёру с Горелым, а значит и он за одно получит по заслугам. Но, с другой стороны, Чернышу бы лучше не расспрашивать детали, на тот случай, если вдруг будут разбираться. Хотя вряд ли. Он же всё равно был замечен в клубе. Как, в принципе, и Щуплый.
«Вот натура то, а» - думал Горелый о расспросах Черныша, - «Любопытная человеческая натура. И для чего это? Чтобы потом припоминать ему? Или же хвастаться? Смотря, в какую сторону повернёт дело. А может Черныш обдумает и что-нибудь придумает?».
- Ладно, посмотрим, - вслух проговорил Горелый, зайдя в квартиру и по привычке крикнул, что он дома, но ответом была тишина. Черныш, чертыхнувшись, снял обувь и куртку, прошёл в комнату отца и застыл на пороге. В инвалидном кресле, которое стояло возле открытого книжного шкафа, с лежащей на груди голове, сидел отец, которого Горелый, а он помнил точно, оставил лежать на кровати. Рядом с инвалидным креслом были разбросаны парочка толстых книг.
- Па, - подойдя, Горелый потряс отца за плечо и, не получив никакой реакции, отогнал кресло от шкафа и присел на корточки прямо перед ним, снова позвав и тряся, - Па!
После тщетных процедур, которые могли бы указать на то, что отец жив, Горелый сполз по стене на пол, чувствуя, как мир рушится на глазах, в душе появляется дыра, как вся жизнь тускнеет и теряет смысл.

***
Черныш думал о Светке. О тех, каких-то неприятных ощущениях, которые он получил, встретив её сегодня утром. Какая-то холодность, отстранённость со стороны Светланы и казалось бы, всплывает логичный вопрос – что он сделал не так? -  после которого рождаются новые и новые. И соответственно, капаясь в этих вопросах, появляются разные ответы или просто предположения. А правильные они или нет... М-да, хотел бы он знать.
«Может виной тому учёба?» - пытался он придумать ей оправдание, подходя к своему двору, закуривая. Он всегда так делал. Перед тем как зайти домой, нужно обязательно покурить на улице, чтобы дома особо не пахло сигаретами, потому что ругается мама. Но Черныш всё равно курил дома, предварительно открыв окна, проветривая комнату. Тем не менее, мать замечала и снова ругалась. Но… «Но учитывая, что она сама начала курить… Да, это ж на фоне стресса… Очень надеюсь, что это у неё скоро пройдёт»
Ведя внутренний диалог, Черныш не заметил, как подошёл к подъезду и уже закуривал очередную сигарету. Он усмехнулся тому, как мысли порой занимают тебя настолько, что с головой погружаешься в этот процесс. Концентрируешься и уже не замечаешь другие дела, другие проблемы. Это в каком-то смысле аналог дури или алкоголя. Точнее наоборот. Люди употребляют алкоголь или наркотики не только для того, чтобы расслабиться, как утверждают некоторые, а для того, чтобы не думать, не видеть и попытаться избежать тех проблем, с которыми столкнулись в реальности, открывая для себя совершенно другой мир. Мир, который показывает им все свои прелести, всё самое приятное, укрывая уютным одеялком, как бы говоря – «здесь у вас нет проблем, здесь безопасно, но долго не засиживайтесь, не забывайте, что вы гости» - а затем выпроваживают из прекрасного мира, и с лицемерной улыбкой обещая чего-то большего в следующий раз.                И люди идут туда снова, на какое-то время забывая, что они всё-таки именно ГОСТИ.
- Гости, - вслух произнёс Черныш, зайдя в квартиру, разуваясь. Он сегодня тоже планировать стать одним таким гостем, но чуть позже. Сейчас надо убедиться, что мама в порядке.
Громкость телевизора на кухне работала на полную мощность, в квартире витал запах чего-то поджаренного. Черныш, пройдя на кухню, выключил орущий телек и посмотрел на плиту, где стояла пара сковородок, в одной из них лежали куски почерневшего мяса. «Хоть газ выключен» - сглотнув, подумал Черныш, проверяя конфорку, - «Уже хорошо».                Посмотрел на стол, на котором, как всегда, стояла конфетница, лежали салфетки, какие-то лекарства и… початая бутылка водки, стакан. Он тяжело вздохнул, затем посмотрел под стол, где стояла, только уже, пустая бутылка из-под водки.
- Водка, - как бы в подтверждение себе сказал он, - Хм. И где сама виновница сего бедлама?
Он прошёл в её комнату и, открыв дверь, наткнулся на заправленную кровать, что самое интересное, в комнате всегда царил идеальный порядок, всегда. Даже в те моменты, когда на кухне, будучи пьяной, она оставляла бардак, в комнате была дисциплина. И Черныш, сравнивая идеальную комнату и беспорядок на кухне, всё ещё надеялся, что ещё не всё потеряно и мать вернётся на те рельсы, с которых съехала.                Зазвонил телефон. Черныш развернулся, чтобы взять трубку, заметил краем глаза пробивающийся в щель горящий свет в ванной комнате. Оказывается, мать принимает ванну, и Черныш уже вообразил, как мама выходит из ванной посвежевшей, румяной, чистой, смыв вчерашний день, с намерением начать жизнь с чистого листа.
- Да? – произнёс Черныш в трубку, добавив в голос немного радости от своих мыслей, которые тут же были омрачены новостью от Горелого.
- Я не знаю, что мне делать… - произнёс Горелый и повесил трубку.
Слыша в трубке гудки отбоя, Черныш снова обулся, затем, поразмыслив и взвесив все плюсы и минусы, решил подойти к двери ванной и, постучав, сказать, что скоро придёт, что он к Вовке сбегает, поможет и придёт домой.                Тишину в ответ, Черныш воспринял как знак согласия и одобрения, поэтому он быстро вышел из квартиры, закрыл дверь на ключ и быстрым шагом направился к Горелому.               



***
Щуплый сидел на полу, возле стойки для телефона, облокотившись на стену и держал в руках трубку, которая издавала гудки ожидания. Он звонил друзьям, тем, кто, по его мнению, мог поддержать его, подсказать что делать и как действовать дальше, но Черныш не брал трубку, а у Горелого было постоянно занято. Он звонил знакомым своей матери и отца, но результат был тот же, затем решился набрать 02 и 03, но тут же давал отбой. Щуплый понимал, что рано или поздно сотрудники этих служб будут здесь, но он хотел, чтобы кто-то другой взял на себя эту ответственность, вызвав их. Это с одной стороны, а с другой – он боялся. Боялся того, что те, кого они втроём обували и избивали всё это время могли заявить на них в ментовку, а те в свою очередь, мало того, что задержат его по тем делам, так ещё и пришьют к нему убийство сестры, чтобы долго не возиться с этим. Щуплый был наслышан о произволе органов. Поэтому было бы лучше, если сообщит о этом кто-то другой, тот, на кого точно не подумают и кто не вызовет подозрений. Но кто? Соседи? Верхние или нижние? А если…                И опять же, он не мог подставить Черныша и Горелого, своих друзей, которые не поступили бы так, будь они на его месте. А ты в этом уверен? Почему же они тогда не берут трубку? Смеются и потирают руки, радуются, что вышли сухими из воды? Да ну, на них это совсем не похоже. Если только…                Щуплый всё ещё сидел на полу, взвешивая всё за и против. Задавался вопросами и тут же сам на них отвечал, приводя примеры, выводы, которые не могли привести его к одному какому-то правильному решению, превращая эти мысли в кашу, что закипала у него в голове, рождая боль. Тут же подпирало чувство глубокого одиночества, чувство того, что его все кинули, оставили его одного. И осознавая, что его вот-вот вырвет, он не стал бежать в туалет, а позволил содержимое желудка выйти наружу прямо на самого себя и через мгновение отключился.               


Черныш постучал в дверь и, не дождавшись того, что её откроют, зашёл сам. Тем более Горелый знал, что он придёт. Сколько раз так делали? Неоднократно. А вот Горелый, когда приходил в гости к Чернышу, так не делал, хоть тот и говорил, что дверь будет открыта, воспитание не позволяло. Всегда стучал и ждал, когда ему откроют.                Горелый стоял к нему спиной на кухне, которая была вся в дыму и курил. «Это сколько нужно выкурить, чтобы так…?» - подумал Черныш и посмотрел на стол, где стояла пепельница, переполненная окурками. Это был ответ на его вопрос. – «Это конечно… много».
- Прими мои соболезнования – заговорил Черныш, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. Он знал отца Горелого не прям хорошо, но, когда приходил к ним в гости, тот часто просто так рассказывал о какой-то значимой дате в истории, не потому что хотел показать, что он умный, начитанный, а потому что думал, что каждый должен знать историю. Но надо отдать ему должное, рассказчиком он был интересным и занимательным.
- Что делать? – повторил вопрос Горелый, повернувшись к нему лицом и, протянув руку с окурком, воткнул его в кучу бычков, тем самым развалив гору в пепельнице.
- Надо вызывать «скорую» или участкового, - сказал Черныш, вспоминая, как делала мать, когда умер его отец, - Или наоборот. Но в любом случае, придут они все. В каком порядке, уже не помню.
- Слушай, Черныш, - охрипшим голосом заговорил Горелый, глядя на того покрасневшими глазами, - У твоей мамы можно денег взаймы попросить?
- Не знаю, - чуть замешкавшись, ответил Черныш, - Наверное можно… Если они не пропиты.
- Можешь позвонить и узнать?
- Да, конечно. – сказал Черныш и, выйдя из кухни, пошёл звонить. Спустя какое-то время он пришёл и сказал, - Она не берёт трубку. Пробовал несколько раз. Когда я уходил, она была в ванной. Наверное, до сих пор там. Слушай, давай добежим до меня?
- Но как же… отец? – убитым голосом проговорил Горелый. Черныш видел его таким впервые и не представлял, что тот может быть таким, словно он бесчувственный.
- Да, Гор, я понимаю, что… - начал Черныш, путаясь в мыслях, но затем собравшись, продолжил, - С одной стороны, оставлять тело одно неправильно, но с другой стороны, мать хоть подскажет что делать и может дать денег.
- Согласен, - выдохнул Горелый и потянулся за очередной сигаретой, - Ща покурим и пойдём.

Они шли минут десять, слегка сгорбившись от холода, и никто из них не проронил ни слова. Горелый курил одну за другой, не делая пауз. Хоть занятия боксом или вообще спортом, делает человека более стрессоустойчивым, Горелому это не особо помогло. Он винил себя, потому что мог предотвратить… «Предотвратить что?» - сокрушался про себя Горелый, - «Ты даже не знаешь от чего он умер. Инфаркт? Сердце остановилось? Или же книги упали? Хотя от падения книг такого недолжно случиться. Или могло?».                Слыша, как тяжело вздыхает рядом идущий Горелый, Черныш разрывался между своими думами о Светке, о матери, о том мире, где можно было погостить, а теперь ещё и о том, как утешить друга. Подбирая какие-то слова или же вспоминая хоть какой-то анекдот, хотя последнее было не к месту, он старался думать позитивно и передать это чуть-чуть Горелому.                Он очень надеялся, что его мать поможет с деньгами и советом Вовану, выслушав его, потому что она его знала ещё со школы, так как Черныш рассказывал о нём, а потом и приводил его в гости. Но все думы и надежды улетучились сразу же, как только он вошёл в квартиру и обнаружил, что стоит в воде, которая вытекала из ванной, где до сих пор горел свет.                Черныш резко рванул дверь на себя, срывая щеколду и замер, как и Горелый за ним. В переполненной красной водой ванной лежала совершенно голая мать с перерезанными венами. Протянув руку к крану, он выключил воду и, тяжело вздохнув, сел на край ванны, не обращая внимания на то, что через край переливалась вода.
Горелый аж подпрыгнул, когда во входную дверь начали долбить с такой силы, что казалось весь дом трясётся. Но Черныш не шелохнулся, он смотрел на мать, не думая ни о чём, чувствуя лишь пустоту внутри.
- В дверь кто-то ломится, - услышал Черныш голос Горелого, который решил пошутить - Вряд ли это соседи снизу…
- Да. Я сильно сомневаюсь, - ответил Черныш охрипшим голосом и повернув голову, выдавил улыбку одними губами, - Что это могут быть крысы.
- Ща гляну в глазок, - произнёс Горелый, ступая по мокрому полу. Затем, вернувшись через минуту, доложил, - Там эти уроды стоят.
- Интересно, откуда они узнали, где я живу? – озвучил мысли вслух Черныш, смотря прямо перед собой.
- Я хрен знает, - откликнулся Горелый. – Может кто подсказал?
- Ладно. Это уже не важно. – выдыхая, сказал Черныш, - Но надо что-то делать. У меня есть идея. Я пойду посмотрю, так сказать, оценю ситуацию. А ты иди к тому окну и посмотри есть там кто или нет.
- Там этих уродов, - сказал Горелый, когда вернулся, застав Черныша, смотрящего в глазок, - Человек шесть.
- Вот, чёрт, - выругался Черныш, сжав кулаки, - Всё предусмотрели.
- Что делать то будем?
- Есть несколько вариантов. Мы можем сидеть дома и ждать ментов, но они могут нас….
Его вдруг прервал звон бьющегося стекла. Черныш, отодвинув Горелого, пошёл на шум и тут же почувствовал, как квартира заполняется холодом. Пройдя к разбитому окну, Черныш посмотрел на стоящих там шестерых парней, одетых во всё чёрное, на лицах шарфы.
- Выходите, - крикнул один из этих сволочей, - Иначе мы спалим твою хату.
Черныш увидел, что рядом с ногой говорящего стояло пару бутылок, наполненных какой-то жидкостью, а из горлышка, на манер фитиля, свисали тряпки разных цветов.
- Пидоры, б… - сказал Черныш себе под нос и пошёл к двери, чувствуя, как закипает злость внутри него. Он понимал, что эти бутылки стоят просто так. Просто для того, чтобы их напугать, выкурить их квартиры. Но сам факт того, что они вот так запросто разбили окно, покусились на святая святых его матери, да и его самого тоже, это было верхом аморальности, которое заслуживало жёстких ответных мер.                Изначально, Черныш хотел давить на жалость, ссылаясь на смерть матери, но теперь, увидев стёкла на полу, он понимал, что это им чуждо, поэтому он прошёл на кухню, взял один нож, второй отдал Горелому, который ходил за ним и что-то говорил, что именно, Черныш не слышал. Его переполнял гнев, готовый вырваться наружу, когда он откроет входную дверь.                Тело действовало на автопилоте, размахивая ножом из стороны в сторону, подключались и ноги тоже, и кулаки. Изо рта вырывались рычание, крики и ругань других, но Черныш этого не слышал, он действовал, крутился как волчок. Его мозг словно отключился, оставив попытки мыслить рационально и опустив на глаза пелену.
 


«Действия одних подонков, порождают действия других подонков. Это как круговорот. Закономерность. Цикличность, которую можно прервать лишь тем, чтобы кому-то, подумав о последствиях, включить логику и набраться смелости, сказать - «НЕТ. Мне такое не подходит». Конечно, это не даст гарантии, что всё сразу посыплется, но даст трещину в механизме и посеет некоторое сомнение в умах других». - так думал Черныш, когда сознание возвращалось, истекая кровью, чувствуя, как гудит весь организм от множества ушибов, побоев, переломов. Во рту чувствовался вкус крови, на языке крошки зубов. В воздухе завис запах мочи. Сморщиться и то было больно, а дышать и подавно, поэтому был вызван кашель, сопровождаемый страданием.                Это было замечено одним из тех, кто пришёл за ними и подойдя к Чернышу, посмотрел на него сверху вниз и улыбался. Черныш одним глазом смотрел на него и видел, как лицо того искажается и тут же закрывается чем-то чёрным, похожим на тяжёлую резиновую подошву башмака, которая выключает весь дневной свет, погружая во мрак неизвестности.



***
Открыв глаза, Щуплый посмотрел на свою футболку, которая была в блевотине, как и пол рядом с ним. Медленно поднявшись, окуная руку в рвоту и даже не скорчив свою лошадиную рожу, он направился на балкон, где лежали старые вещи. Среди барахла, которое складировала мама, он обнаружил свои бутсы, гетры, щитки и сдутый мяч. И даже форма осталась. Белая с не отстиранными зелёными полосками от травы и номер на спине футболки, а также на шортах – 14.   Хоть форма и была ему мала, Щуплый всё равно её напялил, тужился, рвал, но натянул. Также он поступил с щитками, гетрами и бутсами, которые были размера на два меньше, он, взяв нож, разрезал по бокам и сзади, чтобы пальцам было чуть свободнее и пятка залезла, а чтобы не спадали, Щуплый замотал скотчем. Затем взял мяч и, накачав его старым насосом, начал пинать его об стену. Сначала не сильно, потом, по мере возрастания азарта, он стал лупить по мячу всё сильнее и сильнее, что даже не успевая уворачиваться получал по лицу, при этом радовался, смеялся и прыгал, издавая какие-то звуки. Он лупил ногами не только мяч, но и мебель, отчего соседи, не выдержав подобного шума, вызвали соответствующие службы.                Спустя пару-тройку часов, дверь в его квартиру была взломана сотрудниками МЧС. Ими же и остановлена его игра. Сам Щуплый смеялся, гудел, сложив трубочкой окровавленные губы, перерыв делал только для того, чтобы блевануть и после этого, снова продолжал смеяться, гудеть и брыкаться.                Даже после парочки хороших пощёчин, Щуплый не проявил адекватности. Тогда вход пошло снотворное, которое и помогло утихомирить его, снять с него и без того рваную форму и бутсы с окровавленных, с поломанными пальцами, ног. Далее, смирительная рубашка, носилки, машина скорой помощи и поездка на ней в пункт временного содержания подобных пациентов.