Читать или не читать? 6 часть
6.
Возвращаюсь к заброшенному тексту, начатому в феврале, предполагаемой 6 части, а на календаре декабрь и уже опубликована 7 часть. Из великого разнообразия музыкальных инструментов мне удалось выучиться лишь игре на шарманке.
Читать или не читать? – я всё ещё пережёвываю эту тему. И не только в голове она звучит, но перо скрипит, бумага терпит.
Напрашивается вывод: а что если затея о чтении нужна была лишь для того, чтобы выписываться? Это если на уровне подсознания покопаться. Ну честно, что я прочёл за нынешний год, какую книгу какого автора? О покойниках отзываемся или хорошо, или молчим. А кто помер-то? Сколько было громких заявлений и жарких полемик по поводу и без про смерть автора и кончину литературы, объявлялось о том, что Бог умер и про конец истории. Одно несомненно – люди стали меньше читать, утрачивают способность к критическому мышлению, снизилась сила и качество воображения, искусство выродилось до граффити, комиксов, и перфоманса, цивилизация находится в упадке несмотря на технологические прорывы. Процесс чтения или рассматривания картинок по-прежнему имеет место, ведь люди всё так же нуждаются в информации и зрелищах, но шарманку я завёл о качественно ином чтении – о книгах, о литературе. Вот и в моём лице, от которого я пишу, подтверждается смерть автора, а мой случай – свидетельство о смерти читателя. Не самый тяжёлый случай, но показательный, в духе постмодерна – смерть понарошку. Так если смерть понарошку, то тогда и жизнь понарошку, вся деятельность, интересы, вера и убеждения, всё – понарошку?! А что же по-настоящему, что реально? Ведь всё, что мы называем «действительностью» на поверку критики чистого разума может оказаться набором нарративов и комбинацией симулякров. Не хочу удаляться в дебри философских изысканий, ибо это путь в Никуда, и останусь в рамках той «действительности», которая призрачная, но привычная. Многие из моих текстов являются фрагментами описания долгого и мучительного процесса рождения писателя, чьи первые крики прозвучали в период предсмертных конвульсий литературы. Впрочем, литературные критики и философы поторопились констатировать смерть, при том, что вполне смело и точно диагностировали состояние социального организма и неутешительные тенденции. Но они ошибаются в главном – не им, находясь в гуще происходящего, внутри загнивающего общества констатировать смерть чего-либо, выходящего за рамки их знаний, полномочий и компетенций. Что касательно родовых потуг моего глубоко закопанного таланта, которого у меня нет, ведь согласно поговорке «посредственный человек посредственен во всём», то причислить свои умственные и лингвистические упражнения к литературе мне честь и совесть не позволяют. Почему, в таком случае, продолжаю писать, не придавая значения чтению и учению? Потому что вместо таланта отыскал нечто другое, может быть даже более ценное – предназначение. И оно связано с мышлением и языком. Неоднократно признавался, что являюсь неисправимым дилетантом и по совместительству графоманом. Графомания, дневниковые записи, посты в соцсетях имеют отношение к литературе? Их с нею объединяет разве что средство – человек пользуется языком как средством общения и самовыражения. Для такого рода контента от подобного контингента окололитературных тусовок было придумано и введено в обиход обозначение в Живом Журнале – лытдыбр. Из разряда – мы все писали понемногу, о чём-нибудь и как-нибудь. Можно выделить три этапа становления: графоманство, литературщина и литература. При наличии таланта мы встречаемся с яркой самобытностью подачи переживаний, размышлений, впечатлений, неповторимостью звучания и стиля, талант посредством носителя (автора) самовыражается спонтанно и независимо, ибо обладает субъектностью, он самодостаточен. А ежели писательство является видом социальной деятельности, то его можно разделить на два вида: ремесленничество и мастерство. Имеет ценность и значение – КАК изложено и изображено то, что вырвалось из лабиринта сознания на простор сознания. Конечно, важным аспектом остаётся – ЧТО вырвалось.
Увы, уж выпито софистическое вино, а истины всё нет. Догадываюсь, что и не будет, всё ближе край черты, а София не пришла, пидманула-пидвела. О какой черте речь? Та, которая отрезок жизни, что тянется от момента рождения до момента возвращения в небытие. Оглядываюсь на прошлое – наплыв воспоминаний, причём неустойчивых, изменчивых, даже не верится, что всё это было со мной, происходило вокруг меня, и что так оно и было на самом деле, как их сохранила память – набор относительно правдивых историй. Память – как детская игра в испорченный телефон, в процессе хранения, обработки и передачи информации постоянно всё переписывает, тасует события, лица, даты… Был ли я, жил ли я? С исчезновением личных воспоминаний, или обо мне, будто и не было.
А что такое воспоминания, как не текст с иллюстрациями – книга жизни отдельного существа. Но оттолкнувшись от частного и прыгая по ступенькам к общему, в стремлении допрыгать до Сущего, наблюдаем трансформацию: твой личный архив, где хранятся все документы (медицинские карточки, свидетельства, паспорт, аттестаты, дипломы, справки, реестры, выписки, фотографии, билеты, чеки), будучи втиснутым в некое документально-художественное произведение, выписанное в каком-либо жанре, превращается в тиражированную брошюру в несколько страниц, затем в листовку с набором штампов, сокращается до эпизода в учётной Общественной Книге, а далее стремительно сужается и мельчает, умещаясь в абзаце на странице энциклопедии, сжимаясь до строчки в Книге Жизни. Закончится ли всё размером с точку? При рассматривании точка является предельной формой объективации материи. Но она предельно символична и мистична. В одном шаге до края остановимся на ступени, откуда зрима последняя черта - строчка на могильном камне. Вот она и будет последней записью в бухгалтерской книге мирской канцелярии. Если же почивший не одинок, и не проходит в графе «неизвестный», то вероятно заслужит ещё несколько строк на том же камне – эпитафии от родных.
Что есть жизнь, как не книга? Кто-то предложит варианты: игра, театр, цирк, базар, и даже война, но мне ближе сравнение с книгой. Пусть «Вначале было Слово», исхожу из этого. О бедном Йорике замолвите слово.
Из точки мы проявляемся, происходит наше развитие до отрезка, из отрезков вычерчивается линия, если кривая, или прямая, если всё течёт ровно и гладко, содержащая знаки и символы, накапливается словарный запас, набор образов и жизненный опыт, из чего складывается осмысленный структурированный текст, пишется сценарий, проживается драматургия, возможно, успевает издаться книга и… Если хватает сил, времени и интереса к себе – успевает прочитываться. В конце прилагается краткое содержание – и подытоживая прожитое, читаешь содержание, вкратце произвольно вспоминая былое, вздыхаешь напоследок и вместе с испусканием духа закрывается книга. Конец личной истории. Чем заканчивается любой текст? Точкой. В неё мы и уходим. А история о нашей жизни – это шлейф воспоминаний, остающихся в мире.
Можно сколько угодно рассуждать о чтении литературы, об интересах, предпочтениях и вкусах, быть сколь угодно начитанным и образованным, но особый трагизм происходит тогда и состоит в том, что человек, живя как придётся, так и не осознаёт собственноручно выписанный текст, не смог или не захотел прочесть себя.
5-10.12.2025
Свидетельство о публикации №225121001188