Диагноз жизни

   Девяностые годы. Считающая себя интеллигентной,  семья  готовится к встрече нового года. Ну как сказать, готовит застолье, конечно жена, муж Никифор  ждет приглашения к столу. В свои пятьдесят лет он достиг стопроцентного равенства веса, объема талии и бедер тоже. При росте сто шестьдесят сантиметров, вопрос, где талию делать уже не стоял перед ним.  Помог ему в этом пивной бар  конечно, сам то он вряд бы достиг таких параметров.

   Это же не жир, а пиво! Так он и считал. Вот солью его и сразу же постройнею.  Но пиву нравился такой сосуд и выходить из него  он не желал. Так они и ходили везде и всюду вместе, как  верные  друзья- «не разлей вода».

   Чувство насыщения он не испытывал никогда. Но в праздники у него это иногда получалось. В преддверии новогоднего застолья, желудок  готовился к предстоящему обжорству.Бюджет семьи  не предполагал изобилия в их рационе красной икры, дорогой рыбы, хороших сортов  сыра, колбас, фруктов, орехов, мясных деликатесов. Но для встречи нового года холодильник приютил у себя этих редких для него  жителей.

   Праздничный стол сервирован,  на  нем новогодние блюда, украшенная елка, гости, поздравления и подарки, игры, смех. Наконец,  встреча нового года по московскому времени, звонки родным и близким, друзьям.  Поздравляешь  всех, кого видишь в новогоднюю ночь, объезжая новогодние елки города. Никифор лег спать, жена убрала со стола посуду, перемыла ее, а утро нового года переползло незаметно на полдень.

   Никифор почувствовал, что желудок его будит, тут он с ним согласен, пора есть, ведь он  тоже ранняя птаха.  Вечное ограничение его рациона всегда раздражало. Вообще вид, исчезающей в чужом рте еды, да еще из его холодильника, купленной на его (и не его) деньги, сразу же повышало, никогда не исчезающий его аппетит. А тут  такая удача! Все еще спят, а вкусной еды после застолья так много! Но начал он есть почему-то с борща, захотелось жидкого наверно.  Живот  мешал ему поближе  сесть к столу,  капли густого борща делали на полу  красивый натюрморт с белоснежной сметанкой,  капнувшей с ложки, туда же приземлились кусочки сыра, ветчины с огромного  куска батона. Наевшись, он лег отдохнуть.

   Кто диктует такой образ жизни? Мозг или желудок?
В данном случае ответ очевиден. Утро Никифора начинается  с решения глобального вопроса:
-Что есть? То есть, что есть ему поесть.
-Что приготовишь?-обыденный вопрос к жене  звучит напористо, с нетерпеливым ожиданием ответа, ведь желудочные  соки должны быть готовы к перевариванию  чего-то, что еще не готово. Никифор  мог бы есть весь день. Полежит, встанет, поест, опять полежит.
               
    Трудная такая жизнь у него началась, сравнительно недавно. От силы, год назад, когда  он стал профессиональным гипертоником, после перенесенных операций на сосудистой системе сердца.
    Теперь в разговоре со сверстниками, продолжающими жить активной жизнью, он озвучивал это звание-гипертоник, как исключительную привилегию своей пассивности. Стремительно прогрессировало у него только  желание  так жить.

    Никаких обязанностей, только выдача заданий близким, корректировка меню с уклоном его вкуса, да регулярные походы в поликлинику, где ему выдали бессрочную прописку.
    Теперь вся энергия его была сосредоточена на эти  незыблемые его привязанности.  Они стали ритуальными. Заученные рефлексы  были предсказуемы и никогда не менялись.

   Каждый гипертоник  хочет, чтобы рядом с ним были такие же, как и  он сам, любящие свою болезнь. Но каждый, кто ее имеет, мечтает, чтобы ее у него не было.
Каждое утро своим таким  поведением он  говорит:
- Я- особенный! Я –несчастный! Любите меня, жалейте меня!

   Утренней зарядкой для него стала привычка прокричать  в адрес первого проснувшегося после него:
 - У меня давление сто семьдесят! Вызывайте скорую!
Через час, после приема таблетки, давление у него падает, но страх его подъема остается на весь день.

   Все близкие уже давно  научились его не слышать, привыкли, не хотят служить ему тренажером для его эмоциональной  зарядки.
 Вот только  младший внук, просыпаясь утром от его крика, плакал.
 
   Жене приходилось отдавать ему на съедение свои кусочки нервов. Они жадно  им проглатывались, при этом   приправой служили  оскорбления в её адрес, с выпученными от возмущения,  пустыми глазами.

   Болезнь стала его женой. Единственной. За ней он теперь ухаживает, подкармливает и заботится о ней, чтобы она не дай бог, не покинула его. Он влюблен. Она молода и ему интересна. А главное, она никуда не собирается уходить от него. Да, ему приятно уделять ей столько времени. С ней так приятно засыпать. Сны такие плавающие.

   Вот только незаметно для него, эта жена стала слабеть. Это открытие его напугало.
А как же я теперь буду жить без неё? Неужели придется быть здоровым?
   
А как это-быть здоровым?
А прежняя его жена нашла способ жить и быть здоровой. У нее был  мощный стимул-ее любили и она любила, но не себя. Такой простой рецепт жизни, при любом диагнозе.

Вывод:Жила была любовь. Побыла  в гостях у одного семейства, сначала была ласковой с супругами, не понравилось-убежала.
Почему?
Потому что,каким ты был в начале пути(в детстве), таким  станешь в старости     (обнуление происходит, когда заканчивается трудовая жизнь).

Усилия казаться тем,  чем не являешься,  исчезает, и опять  ты тот, кем родился.  Подонок  снимет  маску чести,а честный, играющий по законам жлобства, не захочет больше притворяться, что он принимает  мир материализма и благополучия и станет честным, но нищим.Да, без масок, мало шансов сохранить свое лицо, поэтому морщины на лице-этапы разочарований.