Эпилог

Сон Матвея Арзамасова

Матвей Васильевич Арзамасов, инженер человеческих душ шестого разряда (отдел типовых сюжетов, сектор сельскохозяйственной прозы), лег в предписанный час на пронумерованную койку в казенном жилкоробе. Сном его опоили электроны, бегущие по проводам Единой Энергосистемы. И сон пришел.
Сон был квадратный, серый и точный, как чертеж блочного дома. В нем не было воздуха, но был разреженный, пригодный для дыхания эфир необходимости. И в этом эфире, на стеклянной, отполированной до скрипа плоскости, стоял Борис Андреевич Пильняк.
Пильняк был не цельным. Он был разобран на составляющие, как станок на схеме. Вот его простецкая блуза из «Голого года», вот вздернутый подбородок из «Повести непогашенной луны», вот щупальца сюжетов, тянущиеся к кривым улочкам и мятущимся интеллигентам. Всё это было разложено по ровным клеткам плоскости. И над ним склонилась Спираль в кожаном фартуке, с циркулем вместо руки.
Спираль что-то измеряла, прикладывала к частям Пильняка лекала, и циркуль скрипел, как по стеклу. Скрип складывался в слова: «Отклонение. Кривизна. Нелинейность. Аритмия».
И тогда явился Голос. Голос был без источника, как шум трансформатора или гул вентиляционной шахты. Он произносил не слова, а цифры, и цифры эти, падая на стеклянную плоскость, становились тяжелыми, как чугунные гири.
— Коэффициент идейной шаткости: 0.87, — бубнил Голос. — Индекс стилевой неупорядоченности: 1.42. Показатель народности: недостаточен.
Пильняк (вернее, его разобранное сознание) пытался что-то сказать. Но его слова, вырываясь, тут же сворачивались в мелкие серые шарики, похожие на нафталин, и катились прочь, в сливное отверстие по краю плоскости.
А Спираль, управляемая Голосом, начала процесс сборки. Но собирала она уже не того Пильняка. Блузу заменила на строгий пиджак из канцелярского сукна. В руки вместо перочинного ножа (которым он когда-то резал правду-матку) вложила перо, постоянно макающееся в чернильницу-череп. Мятущиеся сюжеты были распрямлены, вытянуты в одну прямую, скучную линию, ведущую к сияющей, но абсолютно пустой точке на горизонте под названием «Ясность».
Пильняк-сборный смотрел перед собой стеклянными глазами. В этих глазах отражалась бесконечная перспектива таких же стеклянных плоскостей, на которых так же молча, математично-точно разбирали и собирали других. И он поднял свое новое, казенное перо и стал выводить: «Я… признаю… вину… и… правильность… поправок…»
Фраза не кончалась. Она уползала за край сна, превращаясь в пунктир, в тире, в бесконечное многоточие… И ее подхватывали Кошакины, многократно повторяя.
Арзамасов проснулся. Сердце стучало, как маятник, отсчитывающий что-то непоправимое. Он сел на койке. За окном, в ночи, мерцали правильные квадраты окон других жилкоробов. Было тихо. Было правильно. Было стерильно.
— На самом деле, я пишу другой роман, который называется «Они»… а роман о Царьграде — это так, для отвода глаз.
Он подошел к столу, взял перо, чтобы записать сон (инструкция предписывала анализировать сновидения на предмет вредных образов). Но рука не слушалась. Он боялся, что чернила в его ручке превратятся в те самые серые нафталиновые шарики, а строки в его блокноте — в клетки стеклянной плоскости.
— А кто эти "они"?
— Хранители.
И тогда Матвей Васильевич просто сел, глядя в стену, чувствуя внутри леденящую, геометрически безупречную пустоту только что увиденного Унижения. Своего ли? Пильняка ли? Или уже всех, кто дышит этим разреженным, квадратным воздухом?
Стена перед ним была гладкой, белой, без единой трещины.

П.С.
Наутро, подшивая в личное дело справку о восьмичасовой физиологической норме сна, Матвей Васильевич обнаружил в папке новый лист. Бумага была казённая, с колонтитулом: «Отдел Онтологической гигиены. Сектор сновидений».
На листе — машинописный текст, сухой и ясный, как приговор:
«Уведомление № 67/сн
Гр. Арзамасову М.В.
Вами в ночь с ___ на ___ передан в эфир (неосознанно, подвид «сон-отчёт») информационный пакет.
Тема: Корректировка литературной единицы (Б.А. Пильняк).
Пакет принят, обработан и признан ПОЛЕЗНЫМ.
Содержащиеся в нем образы (Разборка, Циркуль, Голос, Новая сборка) внесены в методическое пособие «Визуализация процессов редактуры для начинающих писателей» (Приложение III).
Эмоциональная составляющая (определённая как «экзистенциальный ужас») изъята за ненадобностью и утилизирована.
Ваш сон послужил на благо. Этого — достаточно.
Подпись: Начальник сектора, (неразборчивая каракатица печати)
Матвей Васильевич долго смотрел на бумагу. Потом аккуратно убрал в стол. Страх утилизировали. Осталось лишь легкое, странное чувство: будто его собственный сон, его самая темная и трепетная мысль, прошла через чистилище канцелярского штампа и вышла с другой стороны — оприходованной, учтённой и абсолютно безопасной.
Он вздохнул. Подошел к окну. Город сиял на солнце ровными гранями. Было очень тихо. И очень правильно.
Он даже позволил себе легкую, едва уловимую улыбку. Ведь его сон, в конечном счете, оказался положительным. Это было хорошо. Это было идеально...
Это было.