Прививка от гордыни Из цикла Мужчины о женщинах

Терпеть не могу женских слез. Ну, а детские вообще видеть не в состоянии. До сих пор помню, как остановился троллейбус в какой-то пробке, и рядом за стеклом на тротуаре молодая мамаша с такой неописуемой злостью шлепала плачущего мальчишку лет четырех, что не будь «в клетке», казалось, выскочил бы и двинул этой озверевшей бабенке кулаком… Вспоминать и то не могу спокойно…

И тогда не рад был, что связался с подобной дамочкой. Нет, она никого не била, тем более ребенка, но почему-то по какому-то своему эгоизму казалась похожей на ту приснопамятную мамашу. Эта Елена довела меня своими слезами, ненужными, запоздалыми… Крокодиловыми бы их назвал, да не совсем будет верно. Плакала искренне, понимая, что когда-то существующее счастье ушло безвозвратно. Но ещё не хотела понять, что у неё есть возможность настоящего счастья, а не иллюзорного, неживого, поддерживаемого лишь условностями, традициями, раз и навсегда налаженным бытом.

Позвонил друг, позвал к своей давней знакомой. Мол, подруга у нее сейчас — нужен для комплекта мужчина. Что ж, самый подходящий вариант для субботнего вечера. Взял шампанское, шоколадки — и вперед. Все очень кстати оказалось: там уже застолье, напитки и покрепче моего есть, и закуски посущественнее.

В такой ситуации всё быстро происходит. Не успел оглянуться — уже хорошие знакомые, уже самый непринужденный разговор обо всем и ни о чём. Приглядываюсь к Леночке — нравится. Понятно, уже не первой молодости, но и до возраста, когда «ягодка опять», еще чуток не дотягивает. Сохранилась хорошо — морщинки почти не угадываются. И ухоженная: маникюр да кофточка, да глазки подведенные, да коленки круглые, — всё что надо на мой непритязательный взгляд. Вот только слишком возбуждена, что меня всегда тревожит: от таких женщин можно ожидать всякое.

Но пока это меня мало волнует. Застолье идет своим чередом. Виктор мне подмигивает, мол, ничего дамочка, мол, обрабатывай. Киваю слегка, соглашаюсь. Ну, и, конечно, «обрабатываю» — разговор не только поддерживаю, когда другие начинают, но и сам завожу, если вдруг пауза затягивается. Правда, сбоев уже почти и нет, хотя до моего шампанского ещё далеко. Пока другими напитками обходимся.

С Виктором мы в армии служили и после немало соли съели, в том числе и на подобных застольях — понимаем друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Иногда наше взаимопонимание и желание другу помочь и чрезмерными бывают. Вот и тогда он в какой-то момент пошушукался со своей Станиславовной, и та заявляет, что они нас покидают, потому что Виктору нужно встречать кого-то на вокзале, а она его одного не отпустит ночью — в общем, они, уезжают…

Моя Елена, а уже ее только и остается называть моей, сначала затревожилась, потому что ей-то ехать за город поздно, а она надеялась переночевать… Станиславовна ее успокоила: и сама когда-нибудь вернется, и человека порядочного для охраны оставляет. Полный порядок — волноваться нечего. Потом они ещё вдвоем пошушукались, и мы с Еленой остались одни. Спокойно наблюдал я за всей этой суетой, понимая, что Виктор специально всё устроил, забирая Станиславовну к себе и оставляя мне простор для действий. Краем уха услышал и как Станиславовна Татьяне шептала, что «ты же сама этого хотела».

Лет двадцать назад я бы сильно волновался, опасаясь, что все начнут разбегаться, да еще меня заставят такси вызывать и доставлять новую знакомую к её родному подъезду. Теперь же равнодушно смотрел на все сборы-переговоры и только решил, что коли оставляют меня до прихода хозяйки, то и буду сидеть.

После их ухода как-то тихо стало, и на несколько минут непонятная напряжённость повисла в воздухе. Тут мне пришлось всё свое «светское» искусство проявить, чтобы убрать эту неловкость, заполнить хоть наполовину тишину.

Надо сказать, сама Елена помогла мне. Ее возбуждённость не проходила, что и выпиваемые ей рюмки подтверждали. Зато появлялась и хмельная усталость, а с ней и податливость…

Как всё происходило дальше, помню слабо, без каких-то особых деталей. Всё это случается всегда по-разному и всегда одинаково. Сначала категорическое сопротивление, потом перелом, а за ним, «множество мелких суетливых движений», как говорил, по версии некоторых, сам великий философ Кант.

Вот только финал был неожиданным. Когда оставалось спокойно лежать, благодарственно поглаживая партнера, Елена вдруг словно полностью протрезвела. Она вскочила, дико озираясь, натягивая на себя одеяло, прижалась к стенке, каким-то громким и страшным шепотом закричала:

— Кто ты?.. Что ты сделал? Уйди!.. Что случилось?..

Вот и мне бы хотелось у нее спросить, что случилось, да слова мне не дали.

— Молчи!.. Уходи!.. — и она прямо-таки зарыдала, залилась слезами.

Мне ничего не оставалось делать, как одеться и сесть в кресло. Она оставалась в постели и плакала, завернувшись в одеяло. Я пошел на кухню сварить кофе, но на всякий случай прислушивался и осторожно заглядывал в комнату. После такой странной реакции не хотелось увидеть ее стоящей у распахнутого окна пятого этажа.

Когда тихо появился в комнате с двумя чашками, она уже сидела одетая в другом кресле. Блеск ее заплаканных припухших глаз казался страшноватым.

— Как ты посмел?.. — злобным с присвистом шепотом опять накинулась она на меня. — Это ты во всем виноват!..

Мне стало это надоедать, я ухмыльнулся. Это разозлило её еще больше.

— Какая ты скотина. Тебе бы только бабу подавай. Нет у тебя ничего святого. Готов бросаться на все, что шевелится…

— Ты слабо шевелилась, — презрительно сказал я, и она опешила, какие-то её слова так и исчезли, не сорвавшись с языка. — А вот я шевелился больше. Так что можно сделать вывод, что это ты бросаешься на каждого, кто шевелится.

Похоже, такое нападение стало отрезвлять её.

— Со мной это в первый раз, — наконец как-то выдавила она из себя эти слова.

— И со мной, — весело ответил я, но ответной улыбки не получил.

— Можно поверить, — уже совсем трезво, иронично хмыкнула она. Кажется, начала приходить в себя. Взяла чашку с кофе.

Минут через десять мы разговаривали уже совсем мирно, хотя еле заметной нервозностью, как сквозняком, тянуло от нее.

— Ну, изменила мужу, с кем из вашего брата не бывает, — озвучил я то, что она так и не решилась произнести, и заметил, как слегка вздрогнула её рука с чашкой.

— Не понимаю, как это со мной произошло, — пожала она плечами, уставившись в одну точку взглядом куда-то поверх меня. — Просто наваждение какое-то…

— Мне приятно слышать, что так сумел тебя околдовать, точнее, очаровать, — подчеркнул я последнее слово. Только не вздумай мужу ничего говорить, вообще, а тем более такое. Ему это будет нож в сердце. Подумает, «так она же не может себя контролировать». Он простил бы любопытство, расчет — назло ему сделанный такой рискованный шаг, но наваждение не простит. Да и не лукавь. Никакого наваждения не было. Всё ты прекрасно осознавала, что творишь… Тем более, и признаков насилия не было.

— Как ты угадал, что я назло ему?..

— Да я и не угадывал. Просто вариантов не так и много.

— Гад, он мне первый изменил. Не прощу!.. Мы так жили, всё у нас было так хорошо, а он… Не прощу!..

— Меньше эмоций, — я постарался придать голосу презрительность, — побереги их, понадобятся, когда он будет решать, прощать тебя или нет. Только это будет не скоро. Когда часто повторять начнешь — он и высчитает… узнает…

— Этого не будет… Он, гад, первый начал…

— Ну, вот еще детство, «мама, он меня первым толкнул», — попробовал я пропищать детским голосом. — Не обвиняй, может, у него ничего и не было. Мужчина должен всё отрицать, даже когда его стаскивают с женщины. Доказательств у тебя никаких нет, и не может быть.

Она не обратила внимания на мои слова. Она опять глядела в одну точку.

— Чего ему не хватало?.. Что он нашел у той?..

Кажется, она хотела назвать ту известным или другим подходящим словом, но ума хватило вовремя остановиться. Мне захотелось немного позлить ее.

— Может, кое-что и нашел. Та наверняка не говорила: сегодня не могу, сегодня у меня голова болит, мы же недавно занимались…

Она уставилась на меня. Попал в точку, подумал я. Видно, приходилось ей говорить такие слова.

— Да и в постели ты не блистаешь… — продолжил я и осекся: по живому начал резать. Попробовал смягчить сказанное. — Понятно, впервые с другим, незнакомым — скованность и тому подобное. Другое дело с супругом — можно расслабиться, разнежиться и его расслабить, и его разнежить да и порезвиться по-настоящему, да пофантазировать, да и закончить всё в полном изнеможении…

Она всё порывалась что-то сказать, но, видно, не находила слов.

— Всё это будет, всё это повторится, — размеренно говорил я, — У тебя теперь рыльце в пушку — не будешь злиться и беситься, и он это оценит. У каждого из вас будет маленькая, совсем ничтожная тайна, которая будет вам помогать жить мирно и даже по-прежнему любить друг друга, а может быть еще и горячее…

— Замолчи… — не очень уверенно она попробовала остановить меня.

— Не буду повторять банальности, что «левак укрепляет брак», но чувство, что грешна, тебе не помешает. А то возомнила себя непорочной, свысока смотрящей на остальных, особенно на несчастливых одиноких женщин. Мол, вот эти стервы порядочным людям только своим существованием жизнь портят. Хорошо, мой муж на них не смотрит — можно и «не шевелиться». — Опять я особенно нажал на последние слова. — Так знай, что мужчина всегда смотрит на сторону, и надо прикладывать немало усилий, чтобы он только мечтаниями ограничивался… А ты это делала?.. Сомневаюсь…

— Что ж, я должна как проститутка какая?.. — она не находила слов, — позы разные там… или что?..

— И «или что» тоже должна! — перебил её недосказанную фразу. 

— Так он же меня из дома выгонит, — тревожно предположила она. — Скажет, где ты этому научилась?..

— Я тебя не учил, — со смехом открестился от возможности оказаться наставником. — Ты же сама скажи ему: «Дорогой, поучи меня…»

— А он откуда знает?

— От той, в которой что-то нашел!.. — разозлился я. — Ты права. Не так надо. Говори: «Дорогой, давай вместе поучимся по-другому. Как бы ты хотел?..»

— Да, ему бы только свое дело сделать и спать завалиться…

— Будешь и дальше бревном лежать, он и без дела уснет…

— Ты совсем уже обнаглел.

— Провоцируешь меня на наглость, мужа — на походы к той… Такой уж ты провокатор. Ладно, буду молчать.

— Нет уж, говори…

— Не провокатором будь, а хитрой лисой… Нет, не то… Мысленно ставь себя на место другого: мужа, меня, несчастливых женщин. Думай больше, читай, слушай!.. — Последним словом я хотел оправдать свою начавшуюся лекцию. Потянуло меня на задушевную беседу. — А главное, когда у тебя рыльце в пушку, высокомерия у тебя поубавится, будешь меньше мужем командовать, будешь больше к нему прислушиваться. Правда, ненадолго тебя хватит, время подлечит тебя грешную, опять за старое примешься… Вот тогда опять ко мне обращайся, опять получишь прививку от гордыни и невнимательности к людям…

— Замолчи…

— Хорошо.

Мне ничего не стоило помолчать минуты две, пока не выдержала она.

— Ну, и что ещё ты мне предрекаешь?..

— Если не будешь повторять «замолчи», то расскажу.

— Не буду.

— Я не пророк. Но спустил тебя с небес на грешную землю. А то думала, все бабы — шлюхи, мужики — кобели. Только я, мол, настоящая женщина, выше всех, и мой муж вне подозрений. Сначала он с небес упал, потом сама. Вот теперь ты заживешь реальной жизнью, а не призрачной…

— Почему ты считаешь, что я так думала?..

— По тебе видно…

Проговорили мы полночи. Потом уснули каждый в своем углу. Расстались добрыми друзьями. При этом она не оставила мне ни грана надежды, что подобное между нами может повториться.