Регулярность и стабильность Из цикла Портреты женщ

Только от меня зависело, посчитают ли договор выполненным в срок. Мое руководство прозрачно намекало, что придется подписать бумаги, хотя предприятию эта работа, громко именуемая «научно-исследовательской», никакого положительного результата не дала. Уважаемый институт и уважаемый завод — зачем портить отношения из-за каких-то на глазах обесценивающихся десятков тысяч рублей. Тем более уже наступал тот период, когда начался массовый исход лучших ученых и инженеров в коммерческие и иные более прибыльные структуры. А руководство незыблемо оставалось на своих местах и уже начинало делить недвижимость, а не какие-то крохи в «деревянных» рублях.

Мне же хотелось хоть немного затянуть время. Было желание немного «поиграть на нервах» начальника — напомнить ему те красивые слова о профессионализме и трудолюбии вкупе с принципиальностью, которые буквально за пятьсот дней, а то и раньше смогут сделать нашу продукцию непревзойденной на мировом рынке.

Но от меня задержка зависела бы всего лишь в течение нескольких дней. Затем подключились бы другие рычаги. Отчет все равно был бы принят, не с моей, так с другой подписью. Поэтому я совершенно беззлобно, улыбаясь, показывал представителю исполнителей никому ненужные таблицы, и те общие, с потугой на глубокомыслие, выводы, которые они сделали из этих липовых цифр.

Елена Юрьевна тоже оставалась спокойной. В самом начале она с некоторым кокетством и уверенностью профессионала попыталась очень быстро, «не останавливаясь на подробностях», заверить, что «отрицательный результат — тоже результат», но быстро сменила тактику. Поняла, что не на того нарвалась, и, будучи хорошим специалистом и умной женщиной, сама стала оттягивать время, которое работало на неё. Да, ей доставалось от своего начальства, но кто в то время обращал на него внимание. Она уезжала к нам «пробивать» выполнение договора, но сама с некоторых пор и не думала раскрывать злополучный отчет. Мы просто беседовали, что называется, по душам.

Одно из высших интеллектуальных наслаждений — задушевный разговор с умной женщиной. А если она такова, то значит, естественна, отнюдь не болтлива, но за словом в карман не лезет, не жеманится, не хвастает, не жалуется на судьбу. Елена Юрьевна вполне соответствовала этому определению. Да и привлекательна она была, черт побери. Глаз не оторвать…

Особенно на первом совещании у директора такой она увиделась мне. Мы сидели напротив друг друга через широкий стол, и я наблюдал за ней, умело отводя глаза, когда возникала угроза встретиться взглядами. Правда, как бы случайно два-три раза специально уловил ее взгляд и постарался  отметить на своем лице глубоко спрятанную, вполне серьезную улыбку. Не знаю, насколько это у меня получалось. А вот у нее, как мне казалась, затаившаяся улыбка, (состояние счастья) так и не сходила с лица, хотя она и принимала на несколько секунд очень серьезный вид, вслушиваясь в первые слова каждого говорившего. Когда наш директор сказал несколько нелестных слов в адрес её института, это состояние улыбки как будто исчезло на несколько минут, но вскоре возродилось — после ее короткого ответа с какой-то долей встречной колкости.

Наши присутствующие начальники уставились не неё, но после «отбоя», данного директором, тут же забыли о новом для них человеке. Похоже, женщины в нём они и не заметили. Даже приревновать мне было не к кому.

На совещании, как я и предполагал, мне пришлось высокопарно сказать, что не сегодня-завтра мои коллеги из института сгладят последние  замеченные нами шероховатости, и мы с удовольствием примем их труд, который принесет нам несомненную пользу в ближайшем будущем.

И после этого мы остались «устранять шероховатости». Заместитель директора даже оставил для этого свой кабинет, благо у него всегда были неотложные дела на выезде. Впрочем, он так делал и раньше.

В предыдущие наши разговоры я, подшучивая над крайне слабоватым отчетом, говорил, что можно договориться, но, конечно же, если противная сторона пойдет навстречу… Помнится, так напустил туману, что Елена Юрьевна ничего и не поняла.

— Да принесу я вам, что вы там употребляете… — догадалась, наконец.

— Обижаете. Не употребляю. Разве что хорошее вино да разговор, да взаимопонимание…

Оказывается, она тот разговор не забыла. Мы для приличия полистали отчет. Заключение я подготовил, но пока не показывал. Мало ли что, прочтет и распрощается. Но я зря старался.

— Мы набросали черновик заключения, — сказала она, доставая бумагу. — Почитайте, исправьте, добавьте. Да не затягивайте, а то времени не останется на заключительную часть. — Из объемистой сумочки она достала темную бутылку вина, не дешевого в то время. — Вот только к нему одна всего шоколадка,  правда, большая…

Меня слегка забила нервная дрожь. Естественно, я рассчитывал выпить с ней шампанского — запасся им. Но пока еще и заикаться об этом не думал. А тут такое. Я даже подзабыл, что это всего лишь элементарная взятка. Нет, после поправил я, взятки так не дают.

— Ну, вы так все буквально поняли, — пробормотал я. — Пойду в свой сейф за своей долей, а вы пока мое заключение почитайте…

Пока я ходил, она прочитала, сделала небольшую поправку, и через пять минут мы подняли стаканы за успешное окончание работы, и мне уже не нужно было затягивать время разными уловками, связанными с отчетом. Похоже, она не торопилась.

Ещё через десяток минут мы говорили точно так же задушевно, как и в предыдущие дни в отделе. Только теперь никто не мешал нам, никто не мог подслушать даже обрывки разговора.

— Вам говорил кто-нибудь, какая вы красивая? — очень скоро я задал давно приготовленный вопрос.

Она улыбнулась так естественно, что не поверить ей было нельзя.

— Наверное, только папа, да и то в детстве, а не тогда, когда я выросла.

— А муж?..

— Нет, — она задумалась, но мне показалось, что какая-то тень пробежала у неё по лицу, как писали классики.

Она говорила мне раньше, что у неё муж, двое уже взрослых детей, что живут, не бедствуя, но скромно. И мне ещё тогда показалось, что семейная жизнь уже тяготит её, что ей хочется чего-то нового, необычного. Понятно, что мое тщеславие позволило мне представить себя в качестве и нового, и необычного.

— Вы считаете меня красивой?.. — наконец заговорила она.

Тут я не мог удержаться. Стал уверять ее, что красивее, возможно, я и не встречал. Да если учесть, что в восемнадцать лет она была вообще красавицей, то я не далек от истины. Помнил я всегда, что женщины подозрительно реагируют на лесть, но тут говорил искренно. Впрочем, всегда стараюсь говорить предельно правдиво — только другим говорю иное.

За разговором, за поднятием наших бокалов-стаканов не забывал и главное… Как бы подтверждая её понравившийся ответ, не найдя руки, чтобы пожать, слегка похлопывая ладонью в такт своего полного согласия, прикоснулся к её коленке да так и задержал руку. Она не предприняла никаких попыток её убрать.

После, перебирая в памяти моменты того вечера, вспомнил я её насмешливую улыбку, но тогда она показалась мне одобряющей.

Надо сказать, что её строгая юбка деловой женщины позволяла мне некоторое время чувствовать мягкую упругость, которая свойственна вовсе не коленной чашечке. Но когда моя рука наткнулась на материал юбки и попыталась ощупать его с тыльной стороны, она положила свою руку на мою.

— Молодой человек, мне это не нужно, — сказала, смеясь беззвучно, и тем слегка охладила мой пыл.

— Да какой же я молодой, — мне пришлось усмехнуться, но не убрать руку.

— Вы на шесть лет моложе меня, — сказала она просто.

— Как? Почему? — опешил я.

— Вы же сами говорили, сколько вам лет. Вот и я сказала свой возраст.

Лихорадочно я начал считать задачку для первоклассника. Мне-то она казалась лет на пять, а то и семь моложе меня. Ошибся на добрых десять лет. Не может быть. Со мной такого не бывало. Но и не верить ей я не мог. Да и вообще нет такой женщины, которая могла бы прибавить себе годы.

За время всех этих расчётов я и про руку забыл. Что ж, пригодилась налить вина ей и себе шампанского, которого она не пила. После нескольких бессмысленных фраз, я повторил свой первый неудавшийся опыт со случайным похлопыванием по коленке. Теперь смотрел ей прямо в глаза и говорил.

— Вы знаете, если вы старше, во что я и поверить не могу, вы меня… буду честно говорить, еще больше…

Не осмелился сказать «возбуждаете», а пробормотал первое пришедшее в голову дурацкое слово — «интересуете». И опять она сказала, положив свою руку на мою и даже поглаживая ее.

— Мне это не надо.

— Почему?.. Это надо всем и всегда.

— Нет, не всем и не всегда.

— Почему? — не унимался я. Почему не надо вам?..

На этот раз она ответила не сразу. Все же и она колебалась, подыскивала слова.

— Я регулярно испытываю оргазм. Это слово сейчас все знают. Поэтому я спокойно отношусь к тому, что так волнует вас, других мужчин, наверное, женщин некоторых…

И опять я упустил из руки то, к чему так стремился. Она беззвучно рассмеялась.

— Да и вам надо ли это?..

— Почему вы так думаете?..

— Да вы, как бы это выразиться, вы… робеете…

— Я!?.

— Верю, верю, — она, смеясь, замахала перед собой раскрытыми ладонями, как бы защищаясь от меня.

— Чего мне робеть?.. — как бы самому себе задал я вопрос.

— Ну, мало ли, вдруг не справитесь…

— Я!?.

— Верю, верю… — она опять замахала руками.

После этого я уже забыл про свои руки.

— Мужа любите, а он вам и не говорил ни разу, что вы красивая.

Она мечтательно подняла глаза.

— Это и к лучшему. Он на словах порядочный циник. Да и зачем говорить? Вы же не говорите наедине. «Ах! Какой воздух!» Просто дышите.

— Но если кто-то рядом есть, то хочется поделиться восторгом.

— Но не с воздухом же.

— Тогда ваш муж должен другу это сказать.

— Может, он и говорит.

— Без вас.

— Так и вы же на совещании не сказали друзьям при мне.

— Какие они мне друзья, —  пробормотал я и тут же соврал: — Мог бы и сказать, да не та обстановка.

— Если бы не надеялись, что я буду ваша. О своём так не говорят.

Она просто угадывала мои мысли. Действительно, никогда бы не сказал и только потому, что считал её своей, хотя и в невероятно далеком будущем, хотя и в мечтах.

Мне было грустно. Передо мной сидел счастливый человек, а я таким себя чувствовать не мог. И уже почему-то не мог добиваться своего «счастья».

— Муж ваш всё равно плохо подумает, если вдруг кто-то расскажет ему, что вы так долго были с мужчиной наедине, да ещё и в кабинете с шампанским и мягким диваном.

— Я сама ему расскажу, как давала… взятку мужчине, а он всё пытался погладить меня по коленке.

— И что он сделает?

— Ну, вряд ли он побежит готовить ужин. А вот делать расчеты или отчеты может продолжить. Он по вечерам работает.

— А что скажет?

— Скажет… ну, и молодец, не промах, уважаю таких мужиков…

— Серьезно?..

— Скорее всего, шутя, — она засмеялась.

А я опять почувствовал себя особенно несчастливым. Мне не хотелось оставаться таким. Наверное, мне хотелось увидеть ее несчастливой, хотя бы на миг, после каких-то моих слов. Понимал, что некрасиво так желать, но не хотел останавливаться. Но сказать мне было нечего, ничего не приходило в голову.

Когда мы шли к стоянке такси, я уже чувствовал себя лучше. Появились и мысли, которыми мне захотелось  поделиться с ней.

— Понял я секрет вашей удивительной молодости…

— Да, да, слушаю…

Видно ее и впрямь заинтересовало.

— Стабильность, регулярные эти самые регулы, оргазмы… Это как прибор, который хорошо работает, когда его питают стабилизированным напряжением. А вы и сами стабильны… И ничто не может покачнуть вашей стабильности. Любые мелочи, а жизнь из них и состоит, и собственные и извне привнесенные, не качают ваш стабильный психологический уровень… Вам можно позавидовать, а можно и пожалеть вас…

— Вот этого не надо. А так что-то есть справедливого в ваших рассуждениях. Ну, вот, опять стабильность — такси на месте…

Назавтра мы подписали все бумаги и расстались, чтобы уже никогда больше не встретиться.